ВОСКРЕШАЮЩАЯ СИЛА ИСКУССТВА

В подмосковном Пушкино год назад в лесу на заброшенном Боголюбском кладбище чудесным образом отыскалась  могила богоданного художника, графика, теоретика искусства, православного мыслителя Василия Чекрыгина. Он черпал своё творческое вдохновение в библейских текстах, в Евангелии и в работах философа-космиста Николая Фёдорова. Современники называли Василия Чекрыгина «апостолом большого искусства». Он автор графических циклов «Расстрел» (1920), «Бытие» (1920 – 1921), «Сумасшедшие» (1921), «Голод в Поволжье» (1922) и «Воскрешение мёртвых» (1921 – 1922), один из создателей и теоретиков Союза художников и поэтов «Маковец», названного так в память о холме Маковец, на котором  Сергий Радонежский основал Троице-Сергиеву Лавру.

 Над  могилой Василия Чекрыгина высится белый крест с иконой Пресвятой Троицы, как на той старинной фотографии, по которой и была найдена подвижником-краеведом, священником Андреем Дударевым  эта таинственная могила[1]. Долгие годы считалось, что её вместе с окрестными деревнями в 1937 году затопили воды соседнего Учинского водохранилища, расположенного недалеко от Акуловой горы, воспетой Владимиром Маяковским. Тем не менее на судьбоносном повороте русской истории могила художника отыскалась, то есть позволила к себе приблизиться.

Василий Чекрыгин родился в городе Жиздра Калужской губернии 6 января (по ст.ст.) 1897 года. Поэтому его рождение в дружной многодетной семье было воспринято как подарок на Богояаление. Вскоре семья  переехала в Киев, где Василий поступил на учёбу в иконописную мастерскую при Киево-Печерской Лавре. Одно из детских воспоминаний, несомненно, повлиявшее на становление его характера:  спасение вместе с младшими братьями  больной, брошенной у пруда на произвол судьбы лошади, которая долгое время не могла встать на ноги[2]. Учился Василий Чекрыгин всегда с  упоением. Вместе с тем он  стремился к новым открытиям. В Москве в Училище Ваяния и Зодчества, где поначалу он считался лучшим учеником,  в конце концов был лишён стипендии за поиск новых путей в искусстве. В семнадцать лет Василий Чекрыгин  с другом, однокашником Львом Жегиным, сыном известного архитектора Фёдора Шехтеля,  путешествуя по Европе, учился  у великих классиков, подолгу простаивая в картинных галереях перед загадочными  полотнами. Однако время нещадно бурлило, клокотало и наполняло мир хаосом сначала Первой Мировой войны, а затем и Гражданской. Он знал, что может погибнуть, уходя добровольцем на фронт в 1915 году, но  не предполагал, что для России всё обернётся братоубийственной бойней.

Вместе с тем новая послереволюционная эпоха унаследовала от Серебряного века  интерес к искусству, который был  весьма значительным. Возникали и распадались творческие группы, объединения. Появлялись и громогласно заявляли о себе глашатаи нового искусства, готовые «сбросить с корабля современности» русскую классику. Самым ярким из них был давний приятель Василия Чекрыгина,   также  недоучившийся в Московском Училище Ваяния и Зодчества, Владимир Маяковский. В 1913 году Василий Чекрыгин вместе со Львом Жегиным (Шехтелем)  помог ему издать свою первую книгу стихов «Я!» литографическим способом тиражом в 300 экземпляров. При этом Маяковский сетовал, что из под пера графика всё время так и вылетают ангелы, а уж лучше бы какая-нибудь муха.

Со временем Василий Чекрыгин стал отходить от Маяковского, не одобряя его связи с проводниками новой морали Лилей и Осипом Бриками.  Когда они втроём приезжали к художнику на дачу, по воспоминаниям его жены Веры Викторовны в пересказе внучки Натальи Колесниковой, тот бурчал себе под нос: «Вот приехала Бричка с двумя седоками». Но были и более глубокие идейные разногласия. К тому же,  в 1919 году Василий Чекрыгин сблизился с Сергеем Есениным, который в работе «Ключи Марии», раскрывая глубинный смысл народной жизни, писал: «Мы заставили жить и молиться вокруг себя почти все предметы». Встречаясь с Василием Чекрыгиным в кафе «Стойло Пегаса», Есенин предложил художнику печататься в журнале «Гостиница для путешествующих в прекрасном». Так во втором и третьем номерах журнала появились иллюстрации  Василия Чекрыгина. 

В 1921 году, приняв решение о выходе из «Мира искусств», ряд художников поддержал «Манифест» нового объединения,  написанный Василием Чекрыгиным. Так появилось объединение «Маковец» и одноименный журнал. В его первом номере  православный мыслитель и великий учёный Павел Флоренский опубликовал   работу под названием «Храмовое действо как синтез искусств». Среди художников, которые были особенно близки Василию Чекрыгину следует выделить Николая Чернышова, Льва Жегова, Раису Флоренскую (сестру священника), Сергея Герасимова, Николая Крымова. На первых порах живописцы объединились под девизом «Искусство – жизнь». Привлекая к совместной деятельности философов, скульпторов и поэтов, им удалось создать большой Творческий Союз «Маковец»,  просуществовавший до 1926 года.  Далеко не все в то время догадывались о глубинной связи этого названия с холмом Маковец. Павел Флоренский, проникая в глубины слов, отмечал, что Маковец – это «средоточенная вершина русской культуры». Вместе с тем возникла идея целостного искусства, устремлённого к синтезу, объединяющему искусство с наукой и  религией.

Однако этим благим устремлениям в полной мере не было суждено сбыться. Тем не менее даже в своих последних письмах домой в 1937 году из лагеря на Соловках Павел Флоренский размышлял о силе русской культуры и литературы, радуясь, что вспомнили  об Александре Сергеевиче Пушкине в 100-летие его гибели.

Но жернова истории продолжали вертеться, перемалывая человеческие жизни. В том же 1937 году Павел Флоренский был расстрелян. По сути, 1937 год стал продолжением более ранних репрессий в отношении русской культуры, во время которых в 1922 году и погиб Василий Чекрыгин.

В последние два года  жизни, изучая книгу религиозного философа Николая Фёдорова «Философия Общего Дела»,  Василий Чекрыгин обрёл учителя, который вселил в него животворящую силу. Следуя его заветам, художник не только создавал эскизы для росписи  Собора Воскрешающего Музея, который  мыслился им в грядущей реальности, но и написал теоретическую работу языком поэзии, которую можно сравнить разве что с «Ключами Марии» Сергея Есенина, где отразилось Бытие народа.

Настало время осознать, что столетие трагической гибели Василия Чекрыгина ознаменовалось подтверждением его провидческих предсказаний. В трактате «О Соборе Воскрешающего Музея (о будущем искусстве: музыки, живописи, скульптуры и слова)», посвященной памяти великого праведника и учителя Николая Фёдоровича Фёдорова, Василий Чекрыгин писал:

«Убийство, голод, мор, истощающаяся земля и оскудевающие реки, редеющие леса, в которых боятся вить гнёзда птицы, — угасание вселенной.

Во взаимной, слепой вражде, подчиненный бессмыслием закону космической войны-грозы, человек, живя смертью других, убивает землю, но прежде земли — себя.

Умирают звёзды — небесные земли, как умирают листья осенью, никнут народы и царства, слагающиеся из бесчисленных смертей; рассыпаются скалы в песок, и разрушаются цветы, сонно подъявшие прах Отцов.

В мире косных законов царит слепая и жестокая сила, чуждая внутреннему закону Сыно-Человека. Взаимопожиранием уничтожает она живое, сильная слабостью человека, подчинив его слепой вражде. Сильное вытесняет слабое, споря за неверную крепость тела под гаснущим солнцем, но жалок сильный перед смертью, равнодушно пожирающей правого и неправого, мудрого и жестокого, зверя и насекомого.

Страшася мрака, утешается человек призраками, но, грезя наяву, впадает в сон, в яви забывает ускользающие видения, уносимые смертным временем»[3].

Однако художник видел выход из тьмы к свету: «Работай же над воссозданием мира в братстве; у света пьют, набирая силы, художники грядущего искусства строения небесного рая, святые, мудрецы и дети. В этом источнике вся их энергия; всё, оттуда взятое, возвращается к свету и яви»[4].

Василий Чекрыгин призывает опомниться от безумства саморазрушения и стать разумными сынами с чувством ответственности перед Отцом отцов:

 «Разумный сын, любящий отцов, — знает дело жизни: прост и кроток он, как голубь, ищет не счастья, а труда, — следуя завету восстановить человека и гибнущую вселенную.

Чистый, в простоте, примиряет и объединяет у общей трапезы враждующих, чтобы построить из человеков воскрешающий храм-музей для общего дела: накормить голодного силой оружия, обращенного на благо жизни, и преобразить село, охраняющее кладбища, — в село, воскрешающее отцов.

Ибо мудрый знает, что искусства — таинство Евхаристии — Воскрешение Мёртвых, истинное дело. И следует истине в деле жизни, чтобы воссоздать единством человеческого рода обновленную жизнь в обновленном небе»[5].

3 июня 1922 года в возрасте двадцати пяти лет, накануне  любимого им праздника Пресвятой Троицы, художник погиб, как писали в газетах того времени, при «загадочных обстоятельствах». По воспоминаниям современников, Василий Чекрыгин попал под поезд на Ярославской железной дороге между  станциями Пушкино и Мамонтовкая. Он скончался на руках жены Веры Викторовны, волею случая ехавшей в сбившем его поезде. Навстречу друг другу неслись два встречных состава, поэтому художник, идущий по железнодорожным путям, якобы не расслышал грохот надвигающегося на него сзади поезда. Именно так искусствовед и художник Лев Жегин обрисовал гибель своего друга[6]. Кроме того, он отметил, что очевидцы издали толком ничего не разглядели. По их словам,  высокий человек шёл по железнодорожным путям, а потом исчез.  Медики зафиксировали, что смерть наступила от травмы головы, точнее –  от удара в лоб, от которого осталась всем видимая вмятина.

Была ли  гибель художника, который, несомненно, находился под надзором, случайной? В стране ещё полыхала Гражданская  война. Родные  братья художника поэты Пётр и Николай Чекрыгины,  были под наблюдением чекистов.  Это явствует из материалов сфабрикованного Дела  № 28980 «о русской фашистской организации»,  по которому они были арестованы 1 ноября 1924 года и расстреляны 30 марта 1925 года вместе с Алексеем Ганиным, ближайшим другом Сергея Есенина. В своих тезисах «Мир и свободный труд – народам» Алексей Ганин провидчески писал,  что Россию уничтожают как христианскую державу, а впереди на очереди –  Америка и вся Европа. Идеи Николая Фёдорова, которые вдохновляли Василия Чекрыгина, были для сущесвуюшей власти не менее опасны. Художник не только не вписывался в окружающую действительность, но и противостоял ей, рисуя святых, ангелов, «Голод в Поволжье» и «Воскрешение мёртвых», по сути, обвиняя власть в бессмысленном истреблении людей. Есть у Василия Чекрыгина и портрет любимого младшего  брата Петра, который в семье сохранили после его расстрела. Портрет сделан в 1918 году после возвращения Петра из Германии. Из материалов о жертвах политических репрессий, тайно захороненных на территории Яузской больницы[7], явствует, что  поэты Пётр и Николай Чекрыгины до своего ареста жили в Москве по адресу Тверская улица, 35-1. Значит, приехав в столицу, они поселились рядом с широкоизвестным  литературным кафе «Стойло Пегаса», которое находилось по адресу Тверская улица, дом 37.

Из воспоминаний поэта-имажиниста Матвея Ройзмана явствует, что   художник Василий Чекрыгин бывал в этом  злополучном кафе «Стойло Пегаса»,  где собиралась большая компания, за которой давно велась слежка. Матвей Ройзман подчёркивает, что и Сергей Есенин сидел с ними за одним столиком. Правда, мемуарист ошибся в датах и мере наказания, ведь суда не было. Почти все обвиняемые по Делу №28980 в марте 1925 года были в спешном порядке расстреляны по внесудебному приговору[8].

Ныне, преодолевая открытую и замаскированную русофобию, благодаря внутреннему потаённому свету, русская культура выходит на новый уровень, осознавая свои многовековые традиции. В трагические годы богоотступничества, репрессий и тайных убийст создатели Творческого Союза «Маковец» искали Богоданную красоту, которая возвышает дух человека. Действительно, безобразное не имеет в себе образа. В наши дни это чудовищное безобразие пытается захватить и подмять под себя значительную часть планеты, сбрасывая с постаментов памятники и глумясь над самим понятием память. Остаётся отыскать глубинные смыслы, заложенные в русском языке и нашей культуре, чтобы опираясь на них, строить новую жизнь, основанную на человеколюбии и справедливости. Василий Чекрыгин верил в преобразующую и воскрешающую силу истинного искусства, а значит – и в силу народной памяти, из которой нельзя изъять ни одно доброе дело и слово. Более того, он видел перед собой открытое беспредельное Небо, способное сохранить всех и вся. Чудо Евангельского Воскрешения Василия Чекрыгина  в народной памяти свершается на наших глазах.

В.Чекрыгин.Троица.1922

 В.Чекрыгин. Эскиз фрески. 1922

В.Чекрыгин. Фрагмент фрески. 1922

 В.Чекрыгин. Смерть моего брата Захария.1922

 В.Чекрыгин. Портрет брата Петра. 1918

В.Чекрыгин. Могила.1922

Панихида на могиле. 2021 г.

ЛИТЕРАТУРА

1.Дударев А.Б. Вернусь «со всеми и для всех, [Электронный ресурс] — Режим доступа: https://pushkino.tv/news/kray-rodnoy

2.Гачева А.Г. Художник, спасающий мир. – Журн. Нева, 1917, №12. С.100.

3.Чекрыгин В.Н. О Соборе Воскрешающего Музея (о будущем искусстве: музыки, живописи, скульптуры и слова // Н.Ф. Фёдоров: pro et contra. Кн.2, СПб., 2008. С. 456.

4.Указ. изд. С. 466.

5.Указ изд.С. 482

6.Жегин Л.Ф. Воспоминания о В.Н.Чекрыгине. Каталог выставки ГМИИ им. А.С. Пушкина, 1969.

7.Жертвы политических репрессий. П.Н.Чекрыгин и Н.Н. Чекрыгин [Электронный ресурс] — Режим доступа: https://bessmertnybarak.ru/books/yauzskaya_bolnitsa/page-1/

8.Сидорина Н.К. Златоглавый. Тайны Жизни и гибели Сергея Есенина. –

2-e доп. изд. –  Калининград, 2005. С. 158 – 159.

9.Мурина Е.Б.,  Ракитин В.И.  Василий Николаевич Чекрыгин. – М. : RA, 2005.

10.Фёдоров Н.Ф.  Собрание сочинений: В 4-х тт. / Составление, подготовка текста и комментарии А.Г. Гачевой и С.Г. Семёновой. — М.: Издательская группа «Прогресс», 1995 — 2000.

 Наталья Сидорина, председатель Пушкинского отделения Международного Фонда Славянской Письменности и Культуры, член Союза писателей России

https://ruskline.ru/analitika/2022/06/02/hudozhnikprovidec_vasilii_chekrygin