КУЛАКИ

Мужики сидели на бревнах, ничего не делая и лениво разговаривая. Некоторые слонялись около задворок с таким видом, как будто томились от безделья и не знали, что придумать, чтобы занять себя.
Крыши многих изб были раскрыты и оставались неисправленными. В стороне на бугре виднелся начатый и брошенный на половине стройки кирпичный завод: стояли поставленные стропила, зарешеченные орешником, и лежала сваленная солома для покрышки, которую уже наполовину растащили.
К мужикам подошел приехавший из Москвы на побывку столяр и, оглянувшись по сторонам, сказал:
-- Что ж это вы так живете-то?
-- А что? -- спросили мужики.
-- Как "а что"!.. Ровно у вас тут мор прошел: крыши раскрыты, скотины у вас, посмотрел я в поле, мало, да и та заморенная. А сами сидите и ничего не делаете. Праздник, что ли, какой?
-- Нет, праздника, кажись, никакого нет...-- ответили мужики.
-- По лохмотьям вижу, что никакого праздника нет,-- сказал столяр,-- вишь -- облачились.
Мужики молча посмотрели на свои старые рваные кафтаны. А крайний, с широкой русой бородой, как у подрядчика,сказал:
-- Поневоле облачишься: из волости, говорят, нынче ктой-то приехал.
-- Из какой волости?
-- Из нашей. Ты что, чисто с неба свалился? Откуда сейчас-то? -- спросил другой худощавый мужик, посмотрев на солнце.
-- Из Москвы.
-- А, ну тогда другое дело.
-- Да черт ее знает, до каких пор это будет,-- сказал третий, черный мужик, покачав над коленями головой.
-- Покамест полоса не пройдет.
-- Ведь это черт ее что: сидишь без дела, пропади ты пропадом.
-- Что ж у вас дела, что ли, нет,-- сказал столяр,-- вы хоть крыши-то сначала покройте.
Никто ничего не ответил, даже не взглянул на крыши. Только черный мужик, не поднимая головы, сказал:
-- Тут у кого покрыты,-- и то хоть раскрывай.
Из соседней избы вышел длинный, худой мужик, босиком, почесал бок, стоя на пороге, посмотрел по сторонам, потом прошел через дорогу к кирпичному заводу, там зачем-то постоял и опять пошел в избу.
-- Эй, дядя Никифор, ай не знаешь, куда деться? Иди, видно, в дурачки сыграм...
-- ...Пока полоса не пройдет...-- подсказал худощавый.-- К кирпичу-то дюже близко не подходи, а то, говорят, из волости приехали,-- увидят, запишут...
-- Ничего чтой-то не поймешь,-- сказал столяр.
-- Чтобы понимать, для всего науку надо проходить,-- ответил худощавый мужик.-- Мы вот прошли, теперь понимаем. И что, братец ты мой, что значит, судьба окаянная: прежде сидели, ничего не делали, потому кругом все чужое было. Теперь все кругом наше, а делать опять ничего нельзя.
-- А в чем дело-то?
-- Да борьбу эту выдумали насчет кулаков. А тут "на м е с т а х" на этих так хватили здорово, что не то что -- кулаков, а и мужиков скоро не останется. Приезжают -- "Кто из вас кулак"? Говоришь: нету кулаков, мы их всех вывели.-- "А кто самый богатый?" -- Самых богатых нету.-- "А кто лучше других живет"? -- Такой-то...-- "А говоришь,-- кулаков нету"?..
-- Вздумали кирпич с кумом жечь на продажу; а они приехали -- цоп!.. В кулачки, говорят, себе метите? Пчел было развели, они п р и е х а л и, опять -- цоп!
-- Тут лапти новые наденешь, и то они уж на тебя во все глаза смотрют, норовят в кулаки записать,-- сказал худощавый.
-- А сначала было плуги завели, веялки эти, чтоб им провалиться.
-- Обрадовались?..
-- Да,-- сказал черный мужик,-- теперь утихомирились: веешь себе лопаточкой,-- оно и тихо и без убытку.
-- И пыли меньше...-- подсказал опять худощавый.
-- Вот, вот... Ах ты, мать честная... Бывало, в поле выйдешь -- урожай. Слава тебе, господи!.. А намедни я поглядел -- рожь хорошая. Мать твою... думаю,-- вот подведет. Такая выперла, что прямо хоть скотину на нее запускай, от греха.
К говорившим поспешно подошел мужичок с бородкой и опасливо посмотрел на столяра, потом узнал его, поздоровался и торопливо спросил у мужиков:
-- Кто нынче кулак? Чей черед? Из волости приехали.
-- Эй, Савушка! -- сказал худощавый, обратившись к оборванному мужику, сидевшему босиком на бревне. Одна штанина на левой ноге у него совсем отвалилась ниже колена.-- Эй, Савушка, твой черед нынче.
-- Какой к черту черед, когда я без порток сижу, а вы в кулаки назначаете. Ни самовара, ничего нету.
Пришедший мужичок посмотрел на очередного и сказал:
-- Не подойдет... Куда ж к черту, когда у него портки все прогорели.
-- Мало чего,-- прогорели. Все равно черед должен быть,-- ответил черный,-- самовар у Пузыревых возьмешь, а портки полушубком закроешь, оденешься.
-- Он и полушубок-то такой, что через него только чертям горох сеять.
-- Сойдет... Вот тоже моду завели...
-- А что? -- спросил столяр.
-- Да все насчет кулаков. Уж им чтой-то представляться стало. Как приедут из волости или из города, так первое дело требуют кулаков, чтобы у них останавливаться. Ну, известное дело, и самовар, и яйца давай, и обедом корми, и на лошадях вези. Навалились на трех наших мужиков побогаче, каждую неделю раза по два с бумагами прискакивают. Мужики, конешно, волком воют. Теперь уж очередь кулацкую установили.
-- Чтоб по-божески, значит?
-- По-божески, не по-божески, а ведь они по одному так всю деревню переберут, всех с корнем выведут, а ежели по очереди,-- все еще как-нибудь, бог даст, продержимся. А главное дело, работать не дают. Крышу на сарае покрыл -- сейчас к тебе два архангела: "В богатеи, голубчик, пробираешься?"
-- Что ж это по декрету, что ли, так требуется?
-- Какой там -- по декрету! По декрету -- все правильно: и работать можешь смело и хозяйство даже улучшать.
-- А может "т а м" один декрет для нас, а другой для "н и х" пишут и инкогнито его присылают?
-- ...Навряд... А там, кто ее знает.
Из совета вышел какой-то человек и крикнул:
-- Эй, куда провожать? Сейчас выйдет. Избу готовьте.
-- Мать честная, пойтить похуже что надеть. Спасибо, хоть по будням ездят. А то в праздник бабы разрядятся, ну беда с ними чистая. Иная на две копейки с половиной настряпает, а издали думаешь, у нее золотые прииска открылись.
-- Ну, Савушка, беги, беги. Сначала сыпь за самоваром, потом яиц и молока у моей старухи возьмешь. Да коленки-то прикрой, черт!
-- Дали бы ему хоть портки-то надеть.
-- Ничего, скорей из кулаков выпишут.
Савушка сбегал за самоваром и яйцами. Потом пошел к совету.
Приезжий в кожаном картузе с портфелем вышел на крыльцо и, узнав, что кулак уже дожидается его, посмотрел на него и сказал про себя:
-- Кажись, доехали сукиных детей. Дальше уж некуда.

Пантелеймон Романов, 1926 г.

Прошу господ читателей обратить внимание — рассказ датирован 1926 годом, то есть написан ещё ДО развёртывания кампании "сплошной коллективизации".

V.H.

https://von-hoffmann.livejournal.com/1460468.html