Съ октября 1921 г., возведенный митрополитомъ Петроградскимъ Веніаминомъ въ санъ протоіерея, о. Алексій Кибардинъ служилъ настоятелемъ Ѳеодоровскаго собора. Къ Пасхѣ 1925 г. протоіерей былъ награжденъ палицей, а къ Пасхѣ 1927 г. — митрой. Въ храмовые праздники въ Ѳеодоровскомъ соборѣ постоянно ус­траивались торжественныя архіерейскія богослуженія. Съ самого нача­ла іосифлянскаго движенія о. Алексій сталъ активнымъ его участникомъ и вмѣстѣ съ митр. Іосифомъ и его викаріями въ январѣ 1928 г. отделился отъ замѣстителя Патріаршаго Мѣстоблюстителя митр. Сергія (Страгородскаго). Въ Ѳеодоровскій соборъ часто устраивались паломничества прихожанъ іосифляискихъ церквей Ленин­града, прежде всего храма Воскресенія Христова. Позднѣе объ этомъ подробно говорили на допросахъ его настоя­тель прот. Василій Верюжскій и діаконъ Кириллъ Ивановъ: «Большія паломничества совершались въ Дѣтское Село, въ Ѳеодоровскій со­боръ, гдѣ настоятель этого собора Кибардинъ Алексій вѣрующихъ водилъ по собору, показывая и разъясняя осо­бенности собора, связанныя съ царской фамиліей, какъ, напримѣръ, дарственныя Николаемъ II именныя ико­ны, читались свитки-грамоты, показывалъ комнату, гдѣ молились Романо­вы, и въ довершеніе всего показывалъ дневникъ, гдѣ расписывался Николай II, прося и насъ всѣхъ пріѣхавшихъ расписаться». 28 августа 1930 г. о. Алексій былъ арестованъ и послѣ двухъ короткихъ допросовъ приговоренъ Коллегіей ОГПУ 8 октября 1931 году по дѣлу «Истинно-Православной Церкви» къ 5 годамъ лагеря. Срокъ заключенія батюшка отбывалъ на Соловкахъ, въ сибирскомъ лагерѣ и на строительствѣ Бѣломорканала. Послѣ освобожденія 10 сентября 1934 г. онъ первоначально проживалъ въ Новгородѣ, а съ 1936 г. въ ссылкѣ въ Мурманскѣ и затѣмъ въ Мончегорскѣ, работая бухгалтеромъ горно-руднаго управленія Мончегорскаго НКВД.

Вскорѣ послѣ начала войны, безпокоясь о своей остававшейся въ Пушкинѣ больной женѣ Фаинѣ Сергѣевнѣ, о. Алексій 11 іюля 1941 г. уво­лился съ работы и, получивъ пропускъ на въѣздъ въ Ленинградъ, 18 іюля пріѣхалъ въ городъ. Черезъ 2 мѣсяца, 17 сентября Пушкинъ заняли нѣмецкія войска. Жена Кибардина болѣла ракомъ груди и постоянно лежала въ постели, поэтому о. Алексій не могъ эвакуироваться и оказался на оккупи­рованной территоріи. До февраля 1942 г. онъ жилъ въ Пушкинѣ, существуя на деньги, заработанныя въ Монче­горскѣ. Жизнь въ оккупированномъ городѣ была тяжелая, о. Алексія вы­селили изъ его дома, который оказал­ся въ запретной зонѣ. Относительно пребыванія священника въ Пушкинѣ говорится въ дневникѣ одной изъ жительницъ города въ періодъ оккупаціи Л. Осиповой, которая 15 февраля 1942 г. написала о Кибардинѣ: «Бредитъ новой церковной жизнью. Роль прихо­да ставитъ на очень большую высоту. Вотъ такихъ намъ и надо, не сдающих­ся... Если бы во главѣ прихода сталъ настоящій священникъ, то онъ смогъ бы сдѣлать очень много. Не съ нѣмецкими кралечками, а съ настоящей мо­лодежью, которая рвется къ церкви и къ религіозной жизни. Это я знаю... изъ разговоровъ съ военноплѣнными въ банѣ. Люди умираютъ отъ голода, вшей, тифа, жестокаго и подлаго обращенія съ ними нѣмцевъ, такъ и тѣхъ русскихъ, которые стоятъ у власти надъ ними, и все же у нихъ достаточно духовныхъ силъ для того, чтобы от­даться мыслямъ о Богѣ и религіи».

Протоіерею пришлось трижды посѣщать германскаго коменданта Пушкина — первый разъ въ концѣ ок­тября 1941 г., когда нѣмцы насильст­венно эвакуировали населеніе города изъ прифронтовой зоны въ тылъ, онъ обратился съ просьбой позволить его семьѣ остаться, такъ какъ жена попрежнему тяжело болѣла, и получилъ согласіе. Въ ноябрѣ батюшка попросилъ разрѣшенія пройти въ запретную зону въ свой домъ за оставшимися тамъ теплыми вещами, но получилъ отказъ. Наконецъ, въ серединѣ фев­раля 1942 г. о. Алексій говорилъ съ комендантомъ о возможности выѣзда изъ Пушкина его и не способной само­стоятельно передвигаться жены и по­лучилъ разрѣшеніе уѣхать на еже­дневно отправлявшейся въ Гатчину продуктовой машинѣ. Такимъ образомъ протоіерей оказался въ деревнѣ близъ Гатчины, гдѣ прожилъ около двухъ недѣль у крестьянъ, а въ концѣ марта 1942 г. въ поискахъ работы переѣхалъ въ село Ястребино. Здѣсь онъ провелъ богослуженіе въ церкви свят. Николая Чудотворца. Жители Осьминскаго района, узнавъ, что Кибардинъ священникъ, 25 марта при­гласили его служить въ Покровскую церковь д. Козья Гора. О. Алексій предложеніе съ радостью принялъ и 7 апрѣля 1942 г. вмѣстѣ съ женой переѣхалъ въ эту деревню.

Такъ о. Алексѣй сталъ служить въ церкви Покрова Пресвятыя Богороди­цы, бывшей ранѣе главнымъ храмомъ Покровскаго женскаго монастыря и закрытой въ 1937 году. Мѣстные жители отремонтировали церковь еще въ концѣ 1941 года. Въ Козьей Горѣ про­живали и прислуживали въ храмѣ бывшія монахини Пятогорскаго Богородицкаго монастыря Евфросинія (Дмитріева) и Серафима. Еще въ 1920-е гг. они прислуживали въ Ѳеодоровскомъ соборѣ Царскаго Села при о. Алексіѣ и, возможно, были иниціаторами приглашенія его въ Ко­зью Гору. Эти сестры, а также монахи­ня Ангелина, прислуживали въ По­кровской церкви до конца оккупаціи. Помимо Покровской церкви о. Алексій обслуживалъ и рядъ сосѣднихъ приходовъ, фактически исполняя обязанности благочиннаго для значи­тельной части Осьминскаго района. Онъ часто ѣздилъ на богослуженія въ деревни Дретно, Велетово, Подлѣсье, Овсище, Псоѣдь, Лѣсище, с. Самро и др., занимался возрожденіемъ храмовъ. Такъ, въ апрѣлѣ 1942 г. батюш­ка выступилъ на собраніи старостъ трехъ сельсовѣтовъ въ с. Пенино съ призывомъ возстановить мѣстную церковь Рождества Пресвятыя Бого­родицы, закрытую въ 1939 г. и частич­но разрушенную. Въ дальнѣйшемъ онъ руководилъ ремонтными работа­ми и послѣ ихъ окончанія освятилъ храмъ.

Священникъ много проповѣдывалъ, призывая посѣщать церковь, мо­литься, исполнять церковные обряды. Большое вниманіе удѣлалъ онъ дѣтямъ и молодежи, и въ обращенныхъ къ нимъ проповѣдяхъ, по свидѣтельству монахини Евфросиніи, говорилъ: «За послѣдніе 25 лѣтъ сре­ди молодежи распутство и разложеніе, нѣтъ никакой дисциплины, не ходятъ въ церковь. Теперь наступила новая жизнь, надо взять себя въ руки, ува­жать старшихъ и, главное, ходить въ церковь». О. Алексій крестилъ много дѣтей и иногда по просьбѣ родителей — подростковъ, напримѣръ, однажды, по просьбѣ матери, — дѣвушку 17 лѣтъ. Хотѣлъ батюшка и преподавать Законъ Божій въ школѣ, но оккупаціонныя власти относились къ это­му отрицательно, и ему удалось лишь провести двѣ бесѣды съ учениками школы д. Морди.

Въ Осьминскомъ районѣ было большое количество партизанъ. Штабъ ближайшаго партизанскаго подраздѣленія — Осьминскаго истребительнаго отряда, переименованнаго затѣмъ въ 6-й отрядъ 9-й партизан­ской бригады Ленинградской области, находился въ лѣсу близъ деревни Рудницы. Въ октябрѣ 1943 г. на территоріи нѣсколькихъ прилегающихъ сельсовѣтовъ былъ даже созданъ партизанскій край. Командиръ отряда И.В. Скурдинскій и комиссаръ И.В. Ковалевъ хорошо знали о. Алексія Кибардина и неоднократно приходили къ нему домой съ цѣлью полученія по­мощи деньгами, хлѣбомъ, мукой и дру­гими продуктами. Первая ихъ встрѣча произошла лѣтомъ 1942 г. 12 іюля о. Алексія пригласили на Петровъ день въ д. Велетово. Послѣ службы въ мѣстной часовнѣ и посѣщенія домовъ крестьяне собрали ему зерна, муки и хлѣба. И въ ночь съ 13 на 14 іюля въ Козью Гору пришли 10 партизанъ, попросивъ хлѣба и предупредивъ, что ихъ посѣщеніе слѣдуетъ хранить въ тайнѣ. Священникъ отдалъ имъ весь хлѣбъ.

Черезъ три недѣли партизаны пришли снова во главѣ съ комиссаромъ отряда, который предупредилъ о. Алексія, чтобы онъ впредь не говорилъ въ проповѣдяхъ о репрессіяхъ священниковъ въ 1930-е гг. и не побуждалъ мѣстныхъ жителей крестить «взрослыхъ дѣтей» 7-10 лѣтъ и стар­ше. На вопросъ батюшки, что же слѣдуетъ читать въ проповѣди, Кова­левъ, по его свидѣтельскимъ показаніямъ 1950 г., отвѣтилъ: «Я сказалъ, чтобы читали то, что написано въ русскомъ Евангеліи». Въ этотъ разъ пар­тизаны попросили также собрать и пе­редать имъ въ назначенное время 6 тысячъ рублей, что о. Алексій и сдѣлалъ. Затѣмъ священникъ передалъ въ отрядъ еще 10 тысячъ рублей. Въ дальнѣйшемъ партизаны приходи­ли неоднократно — послѣдній разъ въ октябрѣ 1943 г., и каждый разъ полу­чали какую-либо помощь. Въ этотъ послѣдній приходъ, за 3 мѣсяца до освобожденія села совѣтскими войска­ми, состоялся примѣчательный діалогъ партизанъ съ о. Алексіемъ: «Ты знаешь, что дѣлается по ту сторону фронта? — Не имѣю никакихъ свѣдѣній. — Въ Москвѣ теперь имѣется Патріархъ, храмы открыты. Для тебя, отецъ, эти вѣсти, конечно, интересны. За то, что ты помогалъ намъ, не отказывалъ, Родина тебя не забудетъ». При этомъ слѣдуетъ отмѣтить, что партизаны въ тѣхъ мѣстахъ дѣйствовали очень активно и убивали тѣхъ, кто сотрудничалъ съ нѣмцами.

Самъ священникъ былъ вынужденъ неоднократно вступать въ контактъ съ нѣмецкой администратіей. Первый разъ комендантъ въ Осьмино вызвалъ его къ себѣ въ концѣ іюля 1942 г. на регистрацію какъ недавно прибывшаго въ районъ. По показаніямъ о. Алексія на допросѣ 27 янва­ря 1950 г., комендантъ спросилъ, не безпокоятъ ли его партизаны, и на от­рицательный отвѣтъ предложилъ со­бирать и сообщать свѣдѣнія о нихъ, на что священникъ, желая скрыть уже имѣвшіяся къ тому времени связи съ партизанами, заявилъ: «Хорошо, что мнѣ будетъ извѣстно, сразу сообщу». Письменной подписки Кибардинъ не давалъ и никакихъ свѣдѣній въ дальнѣйшемъ не сообщалъ, о чемъ не­однократно говорилъ на допросахъ въ 1950 г.: «Заданіе коменданта я не выполнилъ, несмотря на то, что мнѣ бы­ло извѣстно о мѣстонахожденіи партизанъ... Еще разъ заявляю, что о дислокаціи партизанскаго отряда и отдѣльныхъ партизанъ, которые при­ходили ко мнѣ, я не сообщалъ». Въ концѣ лѣта 1942 г. священника вы­звалъ начальникъ гестапо въ Осьми­но, тоже спрашивалъ о мѣстонахожденіи партизанъ и, получивъ отрица­тельный отвѣтъ, предложилъ сооб­щить въ случаѣ его установленія. По словамъ о. Алексія, это заданіе онъ тоже «ни разу не выполнилъ въ силу религіозныхъ убѣжденій».

Позднѣе комендантъ вызывалъ о. Алексѣя еще 3-4 раза: по вопросу регистраціи рабочей силы, то есть предоставленія учетныхъ свѣдѣній о прислуживавшихъ въ храмѣ; по дѣлу от­крытая Ленинской и Старопольской церквей и т. п. А однажды священнику пришлось выступить съ докладомъ на собраніи старостъ и старшинъ района. Въ августѣ 1942 г. батюшка прибылъ на праздникъ въ д. Псоедь близъ Ось­мино, гдѣ передъ началомъ богослуженія къ нему подошелъ деревенскій староста и заявилъ, что комендантъ требуетъ явиться въ районную управу на проходящее тамъ собраніе. Вынуж­денный подчиниться о. Алексій пріѣхалъ въ управу, гдѣ въ это время шелъ докладъ врача о санитарномъ состояніи района, а послѣ его окончанія комендантъ неожиданно заявилъ: «Сейчасъ выступитъ священникъ и разскажетъ о своихъ переживаніяхъ въ совѣтскомъ заключеніи». Кибардинъ отказался, сославшись на то, что его ждетъ на богослуженіе со­бравшиеся въ Псоеди народъ, и комен­дантъ сообщилъ, что тогда докладъ состоится на слѣдующемъ собраніи. Черезъ 3 недѣли, въ сентябрѣ, протоіерей былъ вновь вызванъ въ Осьмино и разсказывалъ въ теченіе 20 минутъ собравшимся старостамъ о своемъ арестѣ и пребываніи въ лагерѣ. Какъ отмѣчалъ на своемъ допросѣ ба­тюшка, «антисовѣтскихъ выпадовъ я въ своемъ докладѣ не допускалъ, а разсказалъ всю правду о себѣ, ...и никакихъ другихъ указаній коменданта не выполнялъ».

Несомнѣнно, о. Алексій былъ настроенъ патріотически. Оба его сына — Василій и Сергѣй сражались въ арміи, причемъ первый погибъ на полѣ брани, а второй дошелъ со своей частью до Берлина. Однако и комму­нистическое руководство Кибардинъ «имѣлъ мало основаній любить». По свидѣтельству завѣдующей больницей въ Козьей Горѣ В.А. Васильевой, на ея вопросъ въ декабрѣ 1942 г. объ исходѣ войны протоіерей отвѣтилъ: «Въ этой войнѣ побѣдятъ не нѣмцы, а русскіе, но послѣ окончанія войны коммунистовъ не будетъ у власти».

Территорія, на которой служилъ о. Алексій, формально находилась въ вѣдѣніи Православной Псковской Миссіи, но до осени 1943 г. никакихъ контактовъ съ ней не было. По сосѣдству съ о. А. Кибардинымъ проживалъ игуменъ Илія (Мошковъ), завѣдовавшій нѣсколькими приходами въ Осьминскомъ районѣ, у котораго служилъ псаломщикомъ Алексій Масловъ. Въ іюлѣ 1943 г. послѣдній былъ рукоположенъ во священника въ Псковѣ и тамъ разсказалъ о Кибардинѣ. Самъ батюшка, вызванный че­резъ Осьминскаго коменданта, пріѣхалъ въ первый и послѣдній разъ въ Псковъ 9 сентября и провелъ тамъ три дня. Протопресвитеръ Кириллъ Зайцъ сообщилъ протоіерею о «ликвидаціи іосифлянства» и предложилъ отойти отъ этого движенія, принеся покаяніе. О. Алексій согласился и че­резъ два дня въ Псковскомъ соборѣ на исповѣди у о. Кирилла покаялся и обѣщалъ отойти отъ іосифлянъ. Кибардинъ также встрѣчался съ членами Управленія Миссіи о. Ѳеодоромъ Михайловымъ о. Николаемъ Шенрокомъ и ея секретаремъ А.Я. Перминовымъ, но никакихъ указаній о дѣятельности въ качествѣ священника не получалъ. Впрочемъ, о. Алексія ут­вердили старшимъ священнослужителемъ для нѣсколькихъ церквей: въ Козьей Горѣ, Пенино, Старопольѣ и другихъ. Изъ Пскова онъ также привезъ иконы, видимо, написанныя въ иконописной мастерской Миссіи. Послѣ этой поѣздки никакихъ дальнѣйшихъ контактовъ у Кибардина съ Духовной Миссіей не было — вскорѣ на­чалась частичная эвакуація, а затѣмъ и связь Осьминскаго района съ Псковомъ надолго вообще прервалась.

Въ концѣ октября 1943 г. нѣмецкая администрація убѣждала о. Алексія эвакуироваться, но онъ кате­горически отказался, а черезъ нѣсколько дней началось уничтоженіе де­ревень и насильственная эвакуація населенія. 6 ноября карательный отрядъ нѣмцевъ пришелъ и въ Козью Гору. Сначала они подожгли три государственныхъ учрежденія — больницу, амбулаторію, МТС и нѣсколько жилыхъ домовъ, а затѣмъ направились къ церкви. Кибардинъ вышелъ къ карателямъ и убѣдилъ оставить храмъ и прилегающіе дома въ покоѣ, при этомъ снова отказавшись эвакуиро­ваться. Вскорѣ нѣмцы ушли изъ де­ревни въ сторону Порѣчья. Въ январѣ 1944 г. Осьминскій районъ освободили совѣтскіе войска, и тутъ же начались провѣрки и аресты мѣстныхъ жите­лей, сотрудничавшихъ съ оккупантами (порой необоснованные). Въ апрѣлѣ 1944 г. офицеръ госбезопасности посѣтилъ о. Алексія и указалъ, что на основаніи собранныхъ о немъ данныхъ, тотъ «ничего плохого не сдѣлалъ и можетъ продолжать служить, никто... никакой непріятности не причинитъ».

13 іюля 1944 г. въ письмѣ къ уп­равляющему Ленинградской епархіей Владыкѣ Григорію о. Алексій разсказалъ о своемъ служеніи въ годы вой­ны, отмѣтивъ, что въ 1928 г. онъ былъ какъ іосифлянинъ запрещенъ епископомъ Петергофскимъ Никола­емъ въ священнослуженіи, но въ сентябрѣ 1943 г. послѣ покаянія принятъ въ общеніе въ Псковѣ Управленіемъ Миссіи съ благословенія экзарха Сергія. Однако владыка Григорій предложилъ повторно принести покаяніе въ Ленинградѣ, что о. Алексій и сдѣлалъ 19 августа 1944 г. въ Спасо- Преображенскомъ соборѣ, будучи затѣмъ возсоединенъ съ Московской Патріархіей въ сущемъ санѣ протоіерея. Протоіерей служилъ въ Ко­зьей Горѣ до середины 1945 г. (къ Пасхѣ 1945 г. Патріархъ Алексій I наградилъ его наперснымъ крестомъ съ украшеніями), а затѣмъ 3 августа былъ назначенъ Ленинградскимъ митрополитомъ Григоріемъ настоятелемъ церкви Казанской иконы Божіей Матери въ пос. Вырица. Въ это время МВД снова устроило провѣрку батюшкѣ и, не найдя ничего предосудительнаго, разрѣшило поселиться въ Вырицѣ.

Здѣсь съ 1945 г. до кончины стар­ца іеросхимонаха Серафима Вырицкаго — 3 апрѣля 1949 года — о. Алексій былъ духовникомъ святого. Пастыри взаимно окормляли другъ друга и вели долгія духовныя бесѣды. О. Алексій причастилъ подвижника Святыхъ таинъ передъ его кончиной, служилъ первую панихиду и провожалъ старца въ послѣдній путь на землѣ. Послѣ этого протоіерей еще почти 10 мѣсяцевъ прослужилъ въ Вырицѣ. О его качествахъ священнослужителя гово­рить докладная записка благочиннаго Пригородного округа прот. Александ­ра Мошинскаго: «Протоіерей Алексій Кибардинъ свое пастырское служеніе при вырицкой Казанской церкви про­ходитъ съ должнымъ благоговѣніемъ, истово совершаетъ богослуженія и сопровождаетъ ихъ поученіями. Въ то время заботится о благолѣпіи храма и умѣло ведетъ хозяйственную часть храма».

Активная дѣятельность протоіерея, его растущее вліяніе на вѣрующихъ вызывали раздраженіе влас­тей. Передъ кончиной преп. Серафимъ сказалъ батюшкѣ: «Я назвалъ тебя архіереемъ и смутилъ тебя. По­хоронишь меня, а на пасхальной недѣлѣ и не захочешь, а тебя возьмутъ и дадутъ 25 лѣтъ — это архіерейская почесть. Далеко будешь служить, и те­бя будутъ слушаться какъ архіерея. А какъ побудешь архіереемъ, встрѣтимся — будешь ходить ко мнѣ на могилку и на могилку жены своей — мы будемъ рядомъ лежать. Я умру, а ты послѣ меня еще 15 лѣтъ прожи­вешь».

И дѣйствительно, арестовали о. Алексія 21 января, а осудили въ день Пасхи — 17 апрѣля 1950 г. Въ постановленіи на арестъ говорилось, что онъ занимается въ Вырицѣ антисовѣтской агитаціей, призываетъ въ церковныхъ проповѣдяхъ вѣрующихъ молиться за заключенныхъ и арестованныхъ лицъ. Но въ дальнѣйшемъ на слѣдствіи эти темы никакъ не фигури­ровали, видимо, органы госбезопасно­сти рѣшили ограничиться казавшимся имъ «безпроигрышнымъ» обвиненіемъ священника въ пособничествѣ нѣмецко-фашистскимъ оккупантамъ.

Проходившій 6 часовъ обыскъ въ домѣ батюшки на улицѣ Кирова, 45 ничего не далъ, многодневные допро­сы о. Алексія во внутренней тюрьмѣ Ленинградскаго управленія МГБ съ 22 января по 18 марта 1950 г. также желаемаго результата слѣдователямъ не принесли. Кибардинъ категорически отрицалъ всѣ обвиненія въ сотрудничествѣ съ СД, нѣмецкой военной развѣдкой и т. п. Тогда органы госбе­зопасности стали оказывать давленіе на свидѣтелей, что дало свои плоды. Угрожая двумя годами тюрьмы, слѣдователямъ удалось запугать монахи­ню Евфросинію (Дмитріеву), которая согласилась подписать сочиненныя за нее показанія объ антисовѣтскихъ и прогерманскихъ проповѣдяхъ о. Алексія въ годы войны. Видимо, такимъ же методомъ обработали кучера И.П. Старухина, заявившаго, что онъ 2-3 раза отвозилъ письма Кибардина нѣмецкому коменданту въ Осьмино. А бывшій староста Новожиловъ показалъ, что онъ слушалъ на собраніи районныхъ старшинъ докладъ о. Алексія о его лагерной жизни, и въ немъ якобы были антисовѣтскія заявленія. Въ составленномъ 22 марта обвинительномъ заключеніи говори­лось, что Кибардинъ былъ «завербованъ комендантомъ Военной нѣмец­кой комендатуры для контрреволюціонной работы въ пользу гитле­ровской Германіи».

«Православная Русь», № 15, 1/14 августа 2004 г.

https://pisma08.livejournal.com/540273.html