Эту и другие книги можно заказать по издательской цене в нашей лавке: http://www.golos-epohi.ru/eshop/
1917 год. Действующая армия, позиции которой уже под городом Двинском. Мои, родные мне до сих пор, 76–я артиллерийская бригада и 2–я батарея ее затерялись среди множества бывших фольварков с непривычными названиями - Покропишки, Кривинишки и т.д. Фронта, собственно, уже никакого нет… Действий против неприятеля, уже открыто торжествующего очень легкую победу над великой и мощной Россией, - тоже нет! Могучий, никогда и никем непобедимый русский «медведь», более всего страшный всем тайным замыслам Вильгельма и Франца–Иосифа, был превращен немецким Генеральным штабом в какого-то наивно–дурного «ягненочка»! Ловко пущенными миллионами «иудиных серебряников» нашли кучку иностранных и своих, отечественных политических проходимцев - «специалистов по революциям». И не без ведома наших «верных» союзников в войне, и найдя благодатную почву среди отечественных самых высших, стоящих около Царя и кормила власти, среди ведущего слоя всей страны и простых, одураченных вконец западными шпаргалками политиканов, поразительно легко и скоро удалось им повалить одиннадцативековую Великую Российскую империю… «Мы свой, мы новый мир построим» - стало новым гимном, и… построили 1917–й кошмарный год и потоки крови в новой стране - СССР!
Невозможно описать человеческими словами, что творилось кругом в нашей 76–й пехотной дивизии, в соседней с нашей и вообще. По слухам, во всей действующей армии!.. Еще совсем недавно Христолюбивое Воинство наше почти одними неудержимыми атаками в штыки добывало невероятные победы над неприятелем, а теперь… разнузданные, растрепанные, вечно полупьяные, вооруженные до зубов банды, нарочно натравливаемые какими-то многочисленными «товарищами» с характерными носами на убийства всех офицеров, на насилия и расправы!..
Подлый приказ №1, придуманный так называемой Государственной Думой, и «углубление революции», чем только и занимались эти подлые гробокопатели России из Думы, превратили солдатскую массу в звероподобные существа, которым стало свободно творить, что хотелось.
Лозунг, пущенный товарищами: «Долой войну, без аннексий и контрибуций!» - бросил все солдатство в ежедневные братания с немцами и товарообмену на немецкий шнапс своих хлеба, сала и даже оружия!
Наши кавалерия и артиллерия, имея еще в своих составах старых солдат, держались как-то в порядке и даже часто не давали своих офицеров в обиду, спасая от дикого самосуда и издевательств.
От высшего нашего начальства пришел строгий приказ: артиллерия должна обстреливать и разгонять братающихся! Начали обстреливать! Немало раз мне, как самому младшему («Наше дите надо хоть иногда побаловать!»), поручали такое «удовольствие», и «дите» даже с радостью бежало на наблюдательный пункт и долго получало себе это приятное «удовольствие»! И нас Бог еще миловал, а в других батареях бывали случаи, что разъяренная банда этих разогнанных бросалась на наблюдательный пункт и поднимала на штыки всех, кого там находила… Сами по себе прекратились и эти обстрелы. Но приказа прекратить их от начальства не пришло.
С каждым днем становилось все хуже и хуже кругом! Из редких писем из дому можно было заключить, что там - еще хуже!
С большим удовольствием братающиеся немцы (даже офицеры!) усиленно призывали нашу солдатню к «долой войну! Не верьте и не слушайте своего начальства!» Изредка заходившие и к нам, офицерам, поговорить по душам, наедине шептали нам истину: «Продержитесь еще только несколько месяцев, и нам совсем «капут»!» Наше высокое начальство из своего далека только изредка дарит нас приказами: вы должны!.. Все мое офицерство как-то замкнулось само в себе и на все мои мучительные вопросы только молча отмахивается от меня.
Что же это?! Как это все сотворилось?! Кто это сделал?! Что же делать теперь?! Почти каждую ночь мучительно думалось об этом, и каждый день нигде и никто не давал на это ответа!..
Господи! Куда уйти, где спрятаться от этого моря красных тряпок, бантов, намотанных на себя пулеметных лент, сплошных митингов, где непонятное множество горбоносых товарищей заставляют всех «сознательных» вопить только одно: «Долой!» и «Смерть всякой контре!»…
Каким-то светлым лучом к нам проник слух: генерал Алексеев очутился на Дону и вместе с атаманом Калединым вербует добровольцев на борьбу! Мы все прямо затаили дыхание!
Среди наших старых солдат, не пожелавших воспользоваться приказом новой власти об увольнении домой («Все равно все пропало, дома еще хуже, а тут у меня в руках оружие!»), мне удалось найти десятка полтора своих дружков-приятелей, с которыми мы уходили на целые дни на эти кругом разбитые и брошенные жителями фольварки, где находили в изобилии фрукты и всякие ягоды. В расстрелянных насквозь войной лесочках и перелесках мы находили великое множество опенок, а в маленькой речушке, невдалеке от наших батарейных строений, мы простыми нашими штанами налавливали десятками хороших линей. Мы заявились добровольцами без очереди на наш наблюдательный пункт для несения дежурств, так как «сознательные» часто отказывались нести вообще какую-либо службу, и часто мы оставались там по неделям, если охотники приносили нам продукты. Каждое утро, если нам приходилось оставаться на батарее, дружки уже спрашивали меня: «Ну а когда же «поход» в хорошую житуху?!» Да, эти походы, вернее, уходы от жуткой действительности и были нашей лучшей жизнью, отдыхом души от кошмарного ужаса, окружавшего нас кругом…
Обычно еще с вечера двое наших шли к артельщику батареи (тоже хороший парень!) и получали на пять человек дежурных на пункте хорошее количество продуктов из каких-то «особых» запасов артельщика. Моим дружкам нравились более всего «Воробьевские концерты» (мясные консервы фабрики Воробьева), сибирское масло и рис. И перед рассветом, соединившись вместе, мы уже бодро и радостно шли в «поход в жисть» или нарочно перед рассветом, не так из боязни обстрела нас немцами, так как немцы уже почти не трогали нашу «сознательную» армию, а из боязни своих же, всегда готовых на какой-либо гадкий выпад против «контриков–антиллеристов»!
Наш пункт был прекрасно оборудован в земле одной возвышенности. Внизу - жилое помещение с нарами на 6 человек, а вверху - хорошо замаскированный наблюдательный пункт на одного наблюдателя, с телефоном вниз и на батарею. Придя на место - «домой», как называли мы, - мы располагались поудобней, каждый на своем месте; конечно, закуривали родного «махорца», а я, усиленно стараясь быть «настоящим старым артиллеристом», с пересиленным отвращением сосал свою «настоящую» трубку!
И тут сразу же моя компания (2 телефониста, 2 наблюдателя и я - даже еще не 20–летнее «начальство») начинала обычную «дипломатию»: «Так вы, значит, того. Землячок (я - киевлянин, а все они – из-под Киева), идыть соби бачить нимца, а мы тут усе зробимо, що треба» (натаскать дров, разжечь печку, приготовить чистую посуду). Эта «дипломатия» значила то, чтобы я готовил еду на всех.
Никогда в жизни у меня не было никаких способностей к кулинарии, а здесь я фантазировал как только мне вздумалось на разных «котлетах», «запеканках», «рагу» с жуткими соусами и пр., и пр. И, к моему удивлению и радости, мои «дядьки» с бородами лопатой, годящиеся мне в отцы, облизывая свои ложки, особенно после моей прямо фантастической «сладкой рисовой каши», с улыбками до ушей приговаривали: «Оце так да! Оце пишша! Дуже гарно!» И ходили за мной, услуживая мне, как говорят, прямо «на цыпочках»! Удивительные вещи бывают на свете, которых не знаешь и не предполагаешь!..
Я же целыми днями до темноты просиживал на пункте, откуда через очень хорошую цейсовскую трубу открывалась необозримая чудная панорама! Почти не отрываясь от трубы, снова видел такие знакомые места: Мыза Ильзензее, гора Фердинандов Нос, гора Долбежка, наш заградительный огонь (особенно укрепленный немцами район, где обоюдные окопы близко сходились, наша основная цель), гаубичная батарея немцев, хорошо пристрелянная нами, и все дальше и дальше, глубже и глубже и, наконец, направо, далеко, как расплавленное огромное золотое, под лучами солнца, блюдо - озеро Свентен… Уносились с радостью взоры в недосягаемую даль, уносились легко и тяжелые мысли, отдыхали и душа, и сердце.
«Мир хижинам - война дворцам», - донеслось и к нам на позиции. Крестьяне, упоенные «хорошим законом» ублюдка человеческого Ленина - «грабь награбленное», - принялись жечь, грабить и даже убивать помещиков, буржуев, кулаков, а по городам и столицам вездесущие отбросы населения под именем «сознательного пролетариата» набросились на квартиры населения, забирая почти все приглянувшееся, особенно золото, серебро, одежду и белье, под видом «разоружения».
Эта «свободушка» вызвала в армии сокрушающую всех и все на своем пути лавину дезертиров с фронта. «По домам! Делить землю!» И с оружием, гранатами и даже пулеметами при себе, все бросились по всем железным дорогам домой, с единым только ревом: «Гаврило, крути!» - сокрушая, ломая вагоны, паровозы, вокзалы, вызывая крушения поездов и даже убивая железнодорожных служащих и всех, кто стоял на пути.
Еще до моего поступления, 8 июня 1916 года, в нашу бригаду, в армии произошла какая-то «украинизация» (возможно, «самоопределение»), и всех наших многочисленных на батарее милых и добродушных «хохлов» записали и стали называть «украинцами». Прибывшего в батарею меня (киевлянина), даже не сказав мне, автоматически сделали, в первый и последней раз в моей жизни, тоже «украинцем». А когда «милостивым приказом» пролезающего в «президенты демократической республики России» жулика–адвоката Керенского все солдаты сверхсрочной службы были уволены по домам, получилось, что у нас на батарее оказались «украинцами» только поручик Жданко и я. Это вскоре и затянуло мне на шее петлю окончательно!..
Правильно в народе нашем говорили: «Господь не без милости!» И среди повсеместного жуткого зловещего мрака нашего вдруг сверкнула первая грозная молния, прогремел раскат Божьего грома!.. Тайно, шепотом, только из уст в уста ширился слух: «Генерал Корнилов ушел из плена в Быхове и прибыл на Дон!..»
«Корнилов на Дону!.. Нам надо что-то делать!» - Эта весть, среди нашего жуткого мрака, ошеломила все наше офицерство. Но... отнеслись они к этому по-разному! «Старички» советовали ожидать «распоряжений» свыше, «середнячки» толковали и «за» и «против» («бунт» во время войны одного генерала!), «молодняк» прямо рвался к Корнилову и к действию, но считали «бегство» с фронта дезертирством и преступлением. А я, как самый молодой (еще дите, еще мало обстрелянный, еще не дисциплинированный полностью), я засыпал и вставал с одной только мыслью: Корнилов на Дону! Надо что-то делать!.. - и лез ко всем, как надоедливая муха, со своими вопросами: «что делать?» И от меня стали просто отмахиваться!
Генерал Корнилов! Что знали о нем в то время?! Что мог знать о нем и я - еще мальчишка, едва успевший кончить свою, не очень веселую по памяти, «реалку»?!
С самого детства лишенный своих родителей и хорошего, правильного воспитания, читая ночами напролет разных Майн-Ридов, Луи Буссенаров, «Мир Приключений», перейдя потом на Шерлоков Холмсов и Нат Пинкертонов, я «витал» в особом мире всяких фантазий и приключений. И слава Богу, что однажды наш тренер по спорту (вторая страсть!), студент и очень толковый и умный человек, дал мне книжицу, сказав: «Вместо всякой твоей ерунды почитай вот, какие люди есть и у нас, и в действительности!»
Небольшая книжица описывала прямо сверх-фантастические путешествия-разведки с военной целью в места в Азии, куда еще ни один человек-иностранец, под страхом немедленной смерти, не мог еще попасть! Один офицер, умевший говорить чуть не на всех азиатских наречиях, с парой преданных ему туземцев, испросив только якобы отпуск на короткое время, тайно пробрался в эти места и, начертив планы очень нужных мест, благополучно вернулся и этим достал очень ценные сведения для нашего военного Штаба. Все это почти сверхъестественное путешествие было подписано - Капитан Корнилов!
Сразу брошены были мною всякие «буссенары и пинкертоны», и я стал с этого времени «жить вместе» с нашими русскими исследователями новых земель, проливов, озер и рек, «живал» в русской Аляске и прямо сроднился с нашими русскими землепроходцами!
Генерал Корнилов, израненный в бою, попал вместе со своими войсками в австрийский плен. И, чуть оправившись от ран, преодолев почти невероятные трудности, был единственным русским генералом, сумевшим бежать из плена! Любая часть войск, которой командовал Корнилов на фронте, становилась исключительно доблестной! Во времена «углубления» революции в Действующей Армии нашими политическими проходимцами во Временном Правительстве, приказом Корнилова стали формироваться Ударные Батальоны добровольцев, которые первыми шли в самые опасные места наших прорывов на фронте. И один из этих лучших батальонов, испросив у Корнилова его разрешения, стал называться Корниловским Ударным полком с командиром полковником Неженцевым и покрыл себя неувядаемой славой до сегодняшнего дня во всех своих походах и боях.
На Московском Государственном Совещании, созванном российской общественностью специально, чтобы решить, наконец, трагический вопрос - что же нужно сделать, чтобы спасти Россию от падения в бездну - только два высших начальника, Ген. Каледин и Ген. Корнилов, высказались честно и прямо против всякой политики и потребовали от Правительства полной власти и дисциплины в свои руки! Спровоцированный этим же Правительством «бунт Корнилова против народа», то есть последняя попытка спасти еще Россию вооруженной рукой, навести порядок в политическом «сумасшедшем доме» - Петрограде - и перевешать десятка два этих «политических мудрецов» - как мы знаем, окончился простой подлостью этого «Правительства»! Ублюдок человеческий Ленин легко подобрал власть, «валявшуюся на улице», и грязной метлой смел всех этих «мудрецов» в небытие... И одиннадцати-вековой великой России не стало!
Надо говорить когда-нибудь ПРАВДУ! Есть люди, которые до сих пор питают к Корнилову, прежде всего, зависть и вытекающую из этого злобу. «Махровые» монархисты обвиняют его в республиканстве, все же «левые» клеймят его монархистом! Следовательно, и то, и другое - скажем, неверно! Пишут и повествуют про него, что он смог наградить Георгиевским крестом какого-то мифического Кирпичникова за убийство своего офицера! Что с «огромным» красным бантом явился во дворец и по-хамски арестовал несчастную Царицу - и т.д. Все это можно приписать тем людям, которые винят всех и во всем... кроме самих себя!
Но слава Богу, что есть и люди, которые почувствовали в Корнилове, нашли в нем настоящего ВОЖДЯ, уверовали в него и пошли за ним, без лукавства, на жизнь и смерть!... Оставшись теперь чудом в живых мы с гордостью носим его доблестное имя на своих погонах и сохраняем о нем лучшую незабываемую память! Мы остаемся навсегда Корниловцами!
Корнилов - тоже смертный человек. И какие бы ошибки и промахи ни были у него, он сумел собрать вокруг себя неустрашимую «горсточку» «мальчишек», он впереди их шел на смертный бой с красным диаволом; из всех наших высших генералов только он и ген. Марков погибли, как воины, на своем посту, оставив себе и нам всем, бывшим с ним, будущие славные строки в будущей правдивой истории свободной России. Такие, как он, и мертвые уже, «сраму не имут»! А мы, смело пошедшие за ним, видели своими глазами и знаем до сих пор, что не будь его - Корнилова, - не было бы ни Корниловцев, ни Первопоходников, ни Белой и Русской Армий, ни всех тех, что сумел «не посрамить Земли Русской».
С каждым днем положение в Армии и на фронте становилось все хуже и хуже. Все больше стало эксцессов «революционной» солдатни против своих офицеров, на них просто стали «охотиться», убивая на месте ради своей забавы… Намеченные Ставкой наши наступления и прорывы на фронте, где в первые атаки посылались только Ударные батальоны добровольцев Корнилова, имели всегда огромный успех - легко прорывались все укрепления, брались линии обороны, многочисленные пленные, масса оружия (немцы уже просто выдыхались перед скорым концом) но… озверелая солдатня наша, натасканная «лозунгами» горбоносых «товарищей», открывала огонь сзади по своим, и Ударникам приходило понеся большие потери, отдавать все взятое и только спасать свои жизни...
Что же теперь делать? - стоял мучительный вопрос, со всей его опасностью, в душе и голове каждого из нас! Ответа так и не было!
«Не бывать бы счастью, да несчастье помогло!» - оправдалось и на мне лично. И это несчастье окончательно закрутило петлю на моей шее и натолкнуло меня на единственный и прямой выход из положения.
Очень заманчивый лозунг «самоопределение вплоть до отделения» пришелся очень по вкусу разным любителям «ловли рыбки в мутной воде» на нашей дотоле славной и мирной Малороссии, теперь смело переименованной в «Украину»! Нашлось там немало политических и просто прохвостов, господ Грушевских, Винниченков и Петлюр, возмечтавших уже о создании «Великой Украины от Киева до Берлина» и будущих своих мест в ней - министрами, гетманами или президентами. Образованная ими пока «Директория» в Киеве своим оголтелым напором сумела разругаться даже с ленинской властью, так что, как говорится, между ними «пушки сами заговорили!»
Начались «военные действия» между Украиной и РСФСР (чем заменили дорогое нам имя России. Ибо Ленин прямо заявил: «а мне на вашу Россию наплевать!»), в которые включилось немало офицерства, проживавшего в то время на юге России.
Во всей Армии провели еще большее «углубление революции» - выборы своих начальников. Уже «сознательных» офицеров (появились и таковые!) солдатня оставляла на своих местах, а неугодных отстраняла.
Нашей Бригадой, вместо ген. Тарнопольского, стал «командовать» вольноопределяющийся (неполное 4-классное образование гимназии!) товарищ Щепило, дивизионным нашим начальством, вместо полк. Абрамовича, стал «товарищ прапорщик» Костин, а к нашему командиру батареи, полк. Монаенкову, «приставили для политического наблюдения» наводчика моего орудия, товарища Короткого, председателя батарейного комитета. Все мы остальные стали считаться «советниками по артиллерии». Мне лично «милостиво разрешили» оставаться на своем месте ведущего школу наводчиков, которую я вел на батарее, еще будучи сам вольноопределяющимся.
Эта «тыловая война» с Украиной вызвала жажду «подвигов» у самого «высшего начальника, товарища Щепило» и ему подобных в бригаде. После всяких митингов, долгих споров и чуть не драки - без участия офицеров - новое «начальство» порешило отправить на новый фронт всю нашу бригаду. Но... «революционный подъем» есть одно, а дело есть совсем другое! И у них совсем не выходило дело ни с бригадой, ни с дивизионом, ни даже с целой батареей. Вышло только с посылкой одного взвода с пулеметной командой и нужным обозом.
За несколько дней до погрузки в эшелон меня «пригласил» к себе «командир бригады» товарищ Щепило «по особо важному и личному делу»! Прием был милостивым и «по-товарищески». И я с ужасом узнаю, что командиром отправляемого взвода официально назначается пор. Жданко, а за его полной вообще неграмотностью я назначаюсь его помощником с полной моей ответственностью за все!.. Моего отказа не может быть! А на мой возмущенный вопрос: как же вы меня, украинца, посылаете воевать против моего народа и братьев? - мне была ответом целая пропагандная речь: - «Украинцы еще совсем «несознательный» народ и «кулаки», мы - коммунисты - должны им показать, что с нами против них идут тоже украинцы, но сознательные коммунисты, что мы несем коммунизм на весь мир! Сам «товарищ-поручик» Жданко просил меня назначить вас ему в помощь! И если вы откажетесь, то будете отвечать перед «Ревтрибуналом» Армии!»...
Я вышел от него, просто уже не зная совсем, что делать, куда идти!.. Окликнул меня наш бригадный доктор Кукулевич и, видя мое совсем необычное состояние, потянул меня в свою каморку. Дал какую-то пилюлю, давал чего-то нюхать и, самое целительное, дал полстакана разбавленного спирта. - А теперь, говорит, выкладывайте все начистоту! - Я и выложил!..
Если я за всю мою жизнь часто выскакивал живым и целым от неминуемой почти смерти и благодарил за это всемилостивейшего Господа Бога и свой счастливый Кисмет, то в том безвыходном для меня положении доктор нашел для меня прямо блестящий способ моего спасения. Он приказал мне: сегодня же вечером, попозже, прийти в наш околодок и, разыгрывая самого «сознательного» товарища, с соответствующими выражениями, требовать немедленно прихода туда доктора. Я так и сделал, совсем не стесняясь ни в «выражениях», ни в «сознательности»!
Побежавший за ним санитар на ответ доктора: «гоните его ко всем чертям! Пусть приходит завтра утром в часы приема!» - санитар доложил, что «он не то болен, не то пьян, и может даже стрелять, и к вам может прийти!» Доктор, ругаясь, пришел в околодок.
- Кто вы такой? Что вам надо? Для лечения есть часы приема, зачем беспокоить меня ночью?!..
Я не «остался в долгу» перед ним и своими «выражениями» и заявил, что очень болен.
- Что у вас? Где болит?
Я заорал, что я не доктор и не сижу за книжками, а я в окопах «свою кровь проливаю» за всяких там капиталистов и буржуев!
- Хорошо, раздевайтесь и ложитесь вот здесь!
Пожалуй, более часа доктор «выслушивал, выстукивал, выдавливал» меня с ног до головы, все время озабоченно кивая головой, приговаривая даже: «Ну и ну!», и все писал бесконечные листы. Даже санитары обступили нас при виде такого исключительно тяжело больного!..
- Да, ну и ну! Одевайтесь, а я выпишу вам направление и требование на воинский билет!
Когда все было готово, доктор «изрек»:
- Вы очень и очень больны, болезнь ваша очень редкая, вы ее страшно запустили, как можно скорее вас нужно спасать! Только в Киеве и на Кавказе есть две или три специальные лечебницы, где вам могут помочь. Сперва отправляйтесь в Киев, а если там мест нет, то тогда во Владикавказ, там найдут, куда отправить вас дальше! Ну и хорошо, что вы все-таки пришли! А я телефонограммой сообщу вашему начальству, что вы обязаны немедленно эвакуироваться в тыл для лечения!
Со всеми нужными документами и билетами в кармане «тяжело больному» уже хотелось прыгать, кричать от радости, обнимать и целовать своего спасителя-доктора! Вечная и безграничная ему моя благодарность и низкий поклон! Я больше уже никогда его не встречал!..
Домой в землянку нашу я прямо прилетел, как на крыльях! Все изумились моему виду и давно небывалой у всех нас радости!
Этот поручик Жданко, затянувший мне, казалось, мертвую петлю на шее, оказался и моим спасителем! Оправдалась и на мне пословица: не бывать бы счастью, да несчастье помогло!.. Я уже не боялся простого «дезертирства» с фронта, все мои офицеры советовали скорей удирать отсюда! На вопросы: Куда же вы теперь? - я коротко отвечал: Конечно, только к Корнилову!... Мое «офицерство», ничего не говоря, только качало головами... И только один, командир батареи полковник Манаенков как-то обронил: «А может он, дите, и прав! Ах, если бы моя молодость и свобода была снова, и я бы тогда не задумывался бы!»
Поручик Жданко стоит того, чтобы остановиться на нем и рассказать про него кратко. Такие офицеры могли «появиться» только во время нашей «бескровной» 17-го года и очень легко становились разными «Маршалами Советской Армии»!
В 1914 году, после объявления войны, началась горячка мобилизации и формирования новых, второочередных частей войск всех родов оружия. Из 30 Арт. бригады, в мирное время стоявшей в гор. Минске, формировалась второочередная 76 Арт. бригада, 2-ая батарея которой впоследствии и стала моей родной батареей. В дни спешной и горячей работы в новой бригаде во 2-й батарее появился парень лет 17-ти и, разглядывая с большим любопытством пушки, коней и все прочее, конечно, мешался у всех под ногами, пока его не заприметил зоркий глаз фельдфебеля Лепешкина.
- Эй, ты, паря! Кой дьявол тебя занес к нам? Люди, можно сказать, с ног сбиваются, а ты рот раззявил, как на пирог с груздями?! Не кушал еще моего нагана? чего ты потерял здесь?! Что тебе, лешему, тут надо?! - уж и не говорю про прочие «диалекты» Лепешкина.
Парень несмело изрекает:
- Мне надо говорить со старшим, с командиром!
Не успел еще Лепешкин выпалить дальнейший свой «диалект», как послышался громкий зов командира батареи, подполковника Манаенкова:
- Лепешкин! галопом ко мне!
Лепешкин подбежал и вытянулся. Подполковник, отдавая приказание, тоже заметил эту странную фигуру:
- А это что за фигура здесь и какого черта ему здесь болтаться?
Лепешкин доложил. В это время «фигура» подошла к командиру и сняла картуз.
- Чего ты, леший, хочешь от меня?
- Да я, значится, до вас, до командира. Велите и мене с вами, сам иду.
- А сколько тебе лет, почему не пошел к Воинскому Начальнику?
- Да нам-то вот скоро 17. Ходил и к Начальнику. Не берет, грит, сиди и дожидайся своего призыва. А я, значит, не хочу, я сам хочу!
- А что умеешь делать? Грамотный ли?
- А я буду усе делать, по приказу. И хвамилию можу подписать! Ей-Богу!
- Ну, Лепешкин, что мы с этим чертушкой будем делать?
- Так что, Ваше Высокородие, его можно в ездовые в корень, ен парень дюжий, выдержит!
- Ну, ладно, тащите его туда, да дайте ему сперва борща и каши.
Так Константин Иванович Жданко сделался ездовым корня 1-го дня, 2-й батареи, 76-й арт. бригады.
Через несколько дней, сформировавшись, бригада вместе с 4-мя полками пехоты 76-й дивизии ушла на фронт в бои. И с этой поры не было никогда такого случая, когда для какого-либо очень опасного дела набирались только смельчаки-добровольцы, чтобы не вылезал из рядов батареи Жданко, и отличался он какой-то прямо безумной отчаянностью и неудержимой храбростью. И получал за них награды за наградой.
В «Августовских боях», в Армии ген. Самсонова, в злосчастном разгроме и беспорядочном отступлении ее, в одном месте (если не изменяет мне память, под Леценом) подполк. Манаенков отстреливался своей батареей (2-й) от упорно наседавшего врага на все четыре стороны (тогда батареи еще имели по 8 пушек) и, расстреляв все снаряды, вывел батарею из окружения, за что получил Георгиевское Оружие, а отличившийся Жданко был произведен в подпрапорщики, щеголяя уже на груди «полным бантом» солдатских крестов!
Еще более поразительный случай произошел с ним немного времени спустя, когда немцы, засыпая буквально страшным артиллерийским нашу очень редкую пехоту, ринулись в наступление. Все офицеры батареи вышли из строя - кто ранеными, кто и убитыми. Командир был на наблюдательном пункте и связь с ним была перебита. Наступили критические минуты... Вдруг громкая команда Жданко - «Слушить мою команду!» - вернула всех к порядку, но... стрелять батареей он не смог. В этот момент, сзади и справа, в полуверсте от батареи, вылетела из перелеска, на карьере, какая-то конная батарея и тотчас открыла беглый огонь по наступающей немецкой пехоте. Жданко и тут отличился, вскочив на коня, он поскакал к этой батарее и послушал установки стрельбы, громко подаваемые офицерами этой батареи. Прискакав, он скомандовал своей батарее те же установки и открыл своей батареей страшную стрельбу, стреляя, конечно, как говорят у нас, «в свет, как в копеечку»!
Откуда ни возьмись, вдруг появился какой-то «большой генерал» со своим штабом. Узрев такую блистательную стрельбу для защиты своей отступающей пехоты, его Высокопревосходительство пришел в {?} и, подскакав к батарее, громко скомандовал: «Батарея! Отставить! Командир батареи, ко мне!»
Вышел к нему и стал смирно, сияя крестами, подпрапорщик
- Ты командуешь батареей?
- Так точно, ваше Высокопревосходительство! Все офицеры вышли из строя! Командир на наблюдательном, связь с ним перебита!
Обернувшись к своему штабу, генерал воскликнул:
- Вот вам пример, как можно геройски отличаться на полях брани за Веру, Царя и Отечество! Я с радостью пожимаю твою руку, подпрапорщик! Адъютант, запишите его точно, на представление к следующей награде!... - и ускакал далее.
Константин Иванович Жданко через некоторое время стал поручиком!
В начале июня 1916 года и мне удалось попасть волонтером-вольнопером в эту славную и боевую 2-ую батарею, где я уже представился поручику Жданко, рапортуя ему о своем назначении в его в {?} своему начальнику!
- Вы того, молодой, вы будете все, что нужно, записывать и зарисовывать. Ну, вы сами поймете, где и что и как нужно!
- Слушаюсь, господин поручик! - отчеканил я ему, с удивлением глядя на его орден Владимира да и вообще на такого странного поручика!
Через несколько дней командир, подойдя ко мне в отдалении от других, сказал мне:
- Вот что, «детеныш наш», вам теперь нужно влезать по уши во все на батарее, чтобы получить, наконец, свою «звездочку» на погоны! Вы внимательно смотрите за Жданкой, проверьте на взводе все записи и схемы и исправьте все ошибки Жданки. Я нарочно назначил вас к Жданко, чтобы вы два-три раза в неделю занимались с ним диктантами, арифметикой и чтением, а то он даже свою фамилию не может подписать без ошибки.
От большого моего удивления, не выдержав, вечером, когда Жданко вышел, я пристал к офицерам с моими удивленными вопросами о Жданко, и они мне рассказали про него все выше изложенное.
А в «великую и бескровную 17-го года» Жданко демонстративно ушел от офицеров к солдатам! И часто, выпивши, «посещал» нас и орал нам всем: «Вы ездили на мне, вы пили мою кровь! Теперь я покатаюсь на вас! Я попью зашей кровушки!» - и т.д. Мне стало совсем ясно, почему Жданко выбрал именно меня в «помощники» воевать «несознательных украинцев»…
Но дело о формировании этой «красной мощи» подвигалось совсем туго. Из всей нашей бригады даже на один взвод артиллерии с обозом «героев» так и не находись! Новое коммунистическое божество - Ленин, ублюдок рода человеческого - громко провозгласил «все свободы», мыслимые и немыслимые! И стало одно дело - ходить на митинги с красными тряпками, и кричать «ура» всем «горбоносым товарищам», а совсем другое дело - воевать, даже с «несознательными».
Я, как будто состоящий под следствием (верней, решением!) комиссара бригады, ничего не делал на батарее, а просто до одури отсыпался. В один из таких снов, совсем без «райских сновидений», просыпаюсь от голоса надо мною. Вижу - стоит около койки вооруженный «сознательный товарищ», весь обвешанный «красными отличиями» (из нового пополнения нам из Казани, которое недавно буквально растерзало ген. Сандетского, командующего Казанским Военным округом), и говорит:
- Так что товарищ комиссар батареи приказал вам отдать вашу сашку! - чего я, спросонья, никак не мог понять: какого Сашку от меня требуют? Моя же шашка всегда висела над моей койкой, а наган всегда был под подушкой.
Наконец, сообразив, в чем дело, говорю ему: «бери сам!» Боязливо протянув к ней руку, «воин» вдруг отдернул руку и нерешительно сворит: «Нет, вы отдайте сами!» Послав его ко всем чертям, я просто повернулся на другой бок. А «сознательный», видя, что ему теперь не угрожает никакая смерть от «врага народа», забрал эту «сашку» и, как трофей, унес ее.
Наконец, настал и день похода. Уже с рассветом ко мне прибежал, тоже весь в красных отличиях, Жданко с телефонограммой от комиссара бригады тов. Шепило, в которой коротко стояло: «Оставить тов. С., как тяжело больного, на его усмотрение»...
Жданко стал вопить: «Что же это значит? Что это вы выдумали?! А как же я без вас?! - и т.д., и т.д.
Коротко сказал ему:
- Оставьте меня в покое! Я совсем больной и должен теперь в госпиталь, в Двинск! Распорядитесь, чтобы на одной вашей подводе меня завезли в госпиталь. Вам же желаю попасть в плен, чтобы «несознательные» узнали, что вы и сами - украинец!..
Быстро собравшись в дорогу дальнюю, попрощавшись не совсем сердечно со всеми своими офицерами, только крепко обнявшись с командиром, я опять улегся на свою койку. Через минут 15 явились двое здоровенных «сознательных», легко подхватили меня вместе с моими пожитками, унесли и уложили на последнюю повозку в колонне. Мой дружок артельщик сунул мне какой-то чем-то набитый мешок, и мы с ним крепко расцеловались.
Еще долго продолжался митинг, еще долго махали красными тряпками, еще долго несколько «горбоносых товарищей» орали победные речи, огромная толпа орала «ура!», музыка исполняла «новые гимны», качали на руках «героя-Жданко»... и, наконец, тронулись в путь в Двинск на погрузку в вагоны.
Уже под вечер приблизились к гор. Двинску, дорога раздваивалась - направо к полустанку, уже видному, где назначена была погрузка, - прямо, мимо Двинской крепости и через реку Двину, в город. Колонна свернула направо, а мой возница тронулся прямо. Вдруг раздались крики: «Стой, стой! Куда? Зачем?!» - и мою подводу окружила толпа, вопросы вознице: «Почему и куда везешь его?» - возница невозмутимо ответил, что сам комиссар батареи приказал свезти его во 2-й пехотный лазарет, сдать его там и вернуться на погрузку. После некоторого молчания кто-то пробурчал: «Ну, черт с ним, вези! Завтра утром придем туда сами, посмотрим, какой он больной!» - и... возница плелся со мной дальше. Привез по назначению, сдал меня дежурном фельдшеру под расписку, неожиданно сказав мне: «Так что, значит прощевайте!» - и даже пожал мне руку.
Даниил Свидерский
Штабс-капитан Корниловского
Артиллерийского Дивизиона.
_____________________
ПОНРАВИЛАСЬ КНИГА?
ПОДДЕРЖИ ИЗДАТЕЛЬСТВО!
Карта ВТБ: 4893 4704 9797 7733
Карта СБЕРа: 4279 3806 5064 3689 (Елена Владимировна С.)
Яндекс-деньги: 41001639043436
Пайпэл: rys-arhipelag@yandex.ru
ВЫ ТАКЖЕ ОЧЕНЬ ПОДДЕРЖИТЕ НАС, ПОДПИСАВШИСЬ НА НАШ КАНАЛ В БАСТИОНЕ!
https://bastyon.com/strategiabeloyrossii |
