Эту и другие книги можно заказать по издательской цене в нашей лавке: http://www.golos-epohi.ru/eshop/

Прапорщик П. шел по Забалканскому, потом по Загородному проспектам, шел, собственно, без всякой цели.

Он недавно приехал с фронта. На фронте был легко ранен, теперь искренно радовался отпуску и отдыху, несмотря на то, что был октябрь 1917 года.

В свои 18 лет прапорщик смотрел на все оптимистически: радовался жизни, радовался Петрограду, радовался, что увидит Марусю А. и Лелю Ф., в которых был платонически влюблен.

Любовался Царскосельским вокзалом, так ему знакомым! По этой дороге он часто ездил. Верстах в пятидесяти от города, в дачном поселке, около станции Вырица, он проводил свое детство, уезжая туда на дачу.

Смотрел на проходящие трамваи с номером 16, которые тоже казались своими - ведь он ими пользовался, когда уходил в отпуск из Константиновского Артиллерийского училища. Трамвай №16 шел на Пески.

Как обрадовалась мама, когда увидала его! Правда, с белой повязкой на голове, но с руками и ногами… Судьба взяла у нее уже одного сына в 1915 году на германском фронте.

Прапорщик привез с собой свою пробитую пулей фуражку. Зачем? - Он сам не знал. Мать попросила дать ей фуражку на память. 

Ему это было приятно.

Когда сидел в ванне, мать все ходила, все ходила по коридору. Он понял и позвал ее. Для матери он не был прапорщиком, не был офицером; для нее не имело значения, что он был на пол головы выше ее. Для нее он оставался самым маленьким в большой семье. Как мягко она его обтирала! Вероятно, чуяло материнское сердце, что это в последний раз!

Все эти мысли мелькнули в голове у прапорщика, когда он бродил по Петрограду. Вспомнил, как в 1914 году он и его закадычный друг Сергей С. обязательно хотели идти на войну, хотя им еще оставалось учиться два года. Они все боялись, что не успеют побывать на фронте, и что потом будет стыдно. Отец им резонно доказывал, и убедил их что с полным средним образованием они смогут принести большую пользу Родине.

Теперь он побывал на фронте, был ранен, исполнил свой долг.

Все эти размышления были прерваны самым неожиданным образом!

- Прапорщик, пожалте-с! - услышал он насмешливо-иронический возглас и увидел себя окруженным небольшой группой вооруженных матросов. Его бесцеремонно стащили на улицу и повели.

«Куда? Зачем? Почему?», мелькало в голове.

Матросы были полупьяные и какие-то равнодушно-усталые, и, вероятно, только во исполнение революционного долга взяли раненого, мирно гуляющего прапорщика.

Прав был отец, когда говорил, что приплывший из Америки Троцкий с 300 русскими коммунистами, и Ленин, приехавший через Германию со своими помощниками, полгода пробуждали человека-зверя, и пробудили!

«Что делать?»

Но судьба хранила прапорщика. Проезжавший трамвай вдруг замедлил ход и из трамвая выскочила пожилая кондукторша. «Убивцы!», завопила она, схватила мальчика-прапорщика за руку и втащила в трамвай. Трамвай помчался. Матросы остолбенели, и лишь один вскочил на подножку, но потом, видимо, раздумал и соскочил.

Кондукторша не говорила о происшедшем и только вздохнув сказала: «О, времячко!»

Дома, рассказав все, прапорщик предался своим мрачным думам. «За что? За что?»

Когда был 13-16-летним мальчиком, то по примеру старших читал Бакунина, понимая из пятого в десятое. Покупал в подворотнях подпольную политическую литературу - потому что была запрещена. Там же подсовывали «Половой вопрос доктора Фореля».

Вероятно, подобным образом обрабатывалась молодежь во всех интеллигентских, невоенных семьях.

С каким удовольствием запирались с приятелями в совершенно закрытую комнату и тренькали на балалайке «Вставай, подымайся…»

Чувствовали себя передовыми! Но одновременно воспитывались на положительной литературе, на героическом прошлом России, на Суворове, Нахимове, на Белом Генерале - Скобелеве.

Играли в солдаты и умирали со знаменем, подвергаясь неделикатным пинкам соратников, чтобы красивее лежал и красивее умирал.

Когда грянул гром, когда началась война, то все отрицательное, все наносное - просто смыло. Осталось горячее желание послужить Родине, осталось желание подвига.

Сегодня же он был бесконечно унижен и оскорблен. Он, который хотел дать России самое ценное, что имел - свою восемнадцатилетнюю жизнь!

Надо что-то делать!

На семейном совете было решено, что прапорщик - через Офицерский Союз в Петрограде - поедет на Юг, в формировавшуюся Русскую Белую Армию ген. Алексеева. Сборы были коротки, и вскоре прапорщик и Сергей С. получили фальшивые документы окончивших якобы казачью коммунистическую агитационную школу, нашили лампасы на рейтузы и двинулись в путь.

Отец благословил, мать заплакала.

После всяких дорожных злоключений, в первой половине ноября прибыли в Новочеркасск. Явились в явочный пункт - лазарет на Барочной улице - и записались в Добровольческую Армию.

Первое время здесь же жили. В столовой лазарета к обеду сходилось человек сто с небольшим. Приходил генерал Э., читалась молитва, и Русская Белая Армия садилась обедать. После обеда опять читалась молитва и Русская Армия расходилась по своим военным делам.

Через некоторое время артиллеристы были собраны в помещении Ермаковской гимназии, и была сформирована Константиновская-Михайловская батарея Армии, впоследствии развернувшаяся в Марковскую артиллерийскую бригаду. Батарею создали 200 бывших воспитанников Константиновского Арт. Училища и 50 бывших воспитанников Михайловского Арт. Училища, капитан Н.А.Ш. Орудий не было.

27/28 ноября батарея, как рота пехоты, вместе с другими частями пошла в наступление на Ростов. Под Кизитеринкой арт. рота ходила в атаку на кирпичный завод. Прапорщик был легко ранен.

В Новочеркасске прапорщик сопровождал капитана Н.А.Ш. в Собор. В Соборе стояли ряды гробов убитых и умерших от тяжелых ранений при атаке на кирпичный завод. Перед гробом каждого из своих бывших воспитанников: Баранова, Неклюдова и др., капитан Н.А.Ш. становился на колени, горячо молился и горячо плакал…

Для похорон артиллеристов донцы дали устаревшее трехдюймовое орудие образца 1900 года, с угломером. Это орудие осталось в батарее и сделалось символическим первым орудием I-й батареи Русской Белой Армии.

ОТПУСК

Два приятеля из Петрограда - П. и Сергей С. - были оба легко ранены при атаке на кирпичный завод под Кизитиринкой 26 ноября 1917 г. Полежав в лазарете недели две и имея достаточно времени для размышлений, они затосковали. Приближалось Рождество, и сегодняшние вояки, вчерашние дети захотели быть к празднику у домашней елки. Правда, до Петрограда было тысяча верст «с гаком», но для молодости это не было неразрешимой проблемой.

Объединились на мысли ехать в отпуск в Петроград и явились с этой идеей к командиру батареи кап. Н.А.Ш.

- Как же вы поедете, когда кругом фронт? Кроме того, и раны у вас не зажили!

- Дайте нам фальшивые отпускные документы 39-й пехотной дивизии. Мы доберемся. А раны по дороге заживут.

Кап. Ш. подумал и сказал:

- Приходите завтра.

На следующий день кап. Ш., по-видимому побывавший в штабе, дал им просимые документы, но поставил условие явиться в Петрограде по ряду адресов, которые они должны были выучить наизусть, и сделать там определенные устные доклады. Дав еще ряд инструкций, расцеловал и благословил их.

Зная, что в Петрограде был недостаток продуктов питания, они решили привезти что-нибудь родным, то есть, просто говоря, сделаться «мешочниками» по обычаям семнадцатого года. Купили каждый великолепный копченый окорок и десять фунтов муки.

В Новочеркасске сели в поезд и двинулись в неизвестность. Поезд был невероятно набит. Позже где-то, на какой-то станции были слышны голоса: «Выходи, проверка будет!» - но никто и не двинулся. Постояв несколько часов, поезд пошел дальше. Было ясно - фронт того времени был пройден.

Ехали без особых приключений, но по дороге все больше прибавлялось мешочников. Под Москвой заградительный отряд пытался проникнуть в вагон, но солдаты - все мешочники - подняли такой рев, что заградительный отряд ретировался. В четыре дня доехали до Петрограда. Солдаты говорили, что на вокзале при выходе будет проверка. Наши приятели, зная прекрасно Николаевский вокзал, прямо с путей пошли к боковому выходу на Лиговку, где не было ни души.

Расстались, и каждый поехал к себе домой. Извозчики в то время еще существовали. Был поздний вечер, падал тяжелый, влажный снег. Извозчик остановился у калитки ворот дома. Когда П. подошел к калитке, она внезапно открылась, он вошел, и калитка немедленно таинственно закрылась. Оказалось, что все жильцы дома должны были по очереди нести дежурство у ворот. Как раз дежурил отец и узнал сына сквозь окошечко.

- Скорей иди домой, - шепнул он, - я приду потом.

Дома была большая радость, но, к сожалению, матери не было, она уехала в провинцию к родным.

Приятели занялись исполнением задач, возложенных на них капитаном Ш. Пошли по указанным адресам. Успеха никакого, никто не отворял дверей, и в лучшем случае говорили через двери. Попросили пойти сестер, но тоже - никакого результата.

Приятели посещали родных и знакомых, где по молодости лет веселились, танцевали, но жизнь Петрограда в эти месяцы производила странное впечатление. Люди жили, как в подполье.

Подошло Рождество. Собрался в сочельник по обычаю только интимный круг семьи. Была маленькая елочка с несколькими свечками. Стол за исключением привезенного великолепного окорока и печений, сделанных из донской муки, был очень беден: несколько рыб, соленых огурцов и немного неважного хлеба военного времени. 

Но незабываемым и неизгладимым было общее настроение. Как всегда в рождественскую ночь, опушенные шторы, потушенный свет и только мерцание свечек придавало торжественность празднику Рождества Христова. На этот раз не было ни веселья, ни радостей, а была тихая, спокойная сосредоточенность. Говорилось вполголоса, как бы боясь потревожить, вспугнуть то, что каждый переживал в этот день.

Вероятно, то же самое переживали в катакомбах первые христиане, уверовавшие в вечную, незыблемую правду идей Христа Спасителя.

Приятели иногда посещали большую семью капитана 2-го ранга М. Приходили какие-то странно одетые личности. В передней все преображалось, и в гостиную входили юнкера, гвардейцы, лицеисты. Хотя интерес к событиям на Юге и был велик, но когда П. и Сергей пытались доказать военной молодежи необходимость ехать туда, то они часто встречала ироническое отношение.

«Довольно с нас Петрограда», - решили приятели, «В Русской Белой Армии воздух чище и дышится свободнее». Кроме того, и отпуск кончался.

Горячо распрощались с родными, и на этот раз - навсегда.

Довольно благополучно доехали до Воронежа, но дальше поезда не шли. Узнали, что на Царицын идет полупустой товарный поезд, и влезли в один, замызганный до невероятности, вагон. Печки не было, но они были рады, когда поезд тронулся, ибо у них не было никаких документов, а на вокзале шла проверка.

Наконец, доехали до Царицына, и полузамерзшие П. и Сергей С. с трудом вылезли из вагона и заковыляли к вокзалу. На полу вокзала лежали сплошь тела солдат. Храп, шум, ругань, возгласы наполняли воздух; сильный, тепловатый запах испарений давно немытых тел ударил им в нос, но они образовались теплу, где-то примостились и немедленно сами захрапела.

П. проснулся от толчка.

- Колюха, я умираю, - простонал Сергей С., - все болит, не могу двигаться.

Достал немного теплой водички и дал напиться заболевшему. Опять предстала дилемма: «что делать?»

П. вспомнил, что, когда он уезжал на фронт, мать дала ему маленькую книжечку и обязала не потерять ее. Мать была с юга, из большой семьи, и написала в книжечке адреса своих родных. «На всякий случай!»

Он порылся в карманах и книжечку нашел. «Но есть ли там Царицын?» Лихорадочно перелистывал страницы и нашел: Царицын, старший врач городской больницы доктор К.

Утром, приказав Сергею С. не двигаться, он собрался идти в город.

- Колюха, не бросай меня!

- Молчи, дурак, - был ответ.

П. нашел городскую больницу, нашел доктора К. и объяснил ему положение.

Доктор К. сразу же дал свой домашний адрес с тем, чтобы они немедленно пришли к нему на квартиру. Семья доктора приняла их очень тепло, сердечно заботилась о них, а доктор в несколько дней поднял Сергея С. на ноги. У того оказалась легкая простуда и желудочное заболевание.

Только при прощании приятели узнали, что доктор, помогая им, рисковал своей судьбой и судьбой своей семьи. Квартира доктора была казенной, и над ней помещалась Чрезвычайка.

В дальнейшей, уже без особых неприятностей, через Торговую, Тихорецкую, Кущевку - где поездом, где пешком - приятели добрались до Ростова и явились в свою славную 1-ую батарею.

Николай Прюц