Введение.

Иеромонах Серафим (Роуз). Это имя широко известно ныне крещеному миру. Один из самых читаемых православных авторов, оказавший большое влияние на новых верных Христовых, многих приведший своими творениями в Церковь, многих наставивший в духовной жизни.

Сказал Господь: «Истинно говорю вам: никакой пророк не принимается в своем отечестве» (Лк. 4, 24). И явил Он для Отечества нашего пророка из отечества иного - из Америки, пророка православного, священнослужителя Русской Православной Церкви, пророка в русской святоотеческой традиции.

Много уже рассказано об отце Серафиме. Кажется, хорошо известен его земной путь: монах-пустыннолюбец, живший отшельником в горах Северной Калифорнии, охвативший в своих писательских трудах все основные темы и вопросы духовной жизни, основатель Свято-Германовской пустыни в Платине, Валаамского Общества Америки, потрудившийся ради прославления древних и современных подвижников Запада и России, страдавший о страждущей под игом богоборчества России, издатель журнала «Православное слово», вдохновитель «Русскаго Паломника». Что о нем известно еще? Духовный сын великого современного святого - блаженного святителя Шанхайского, Западно-Европейского и Сан-Францисского Иоанна (Максимовича) Чудотворца, наследник и продолжатель миссионерских трудов «последнего великого монаха Русского Зарубежья» архиепископа Аверкия (Таушева). Известны основные события его земной жизни, описан его внешний облик. И все же, кажется, этого мало. Это был в земной жизни редкий человек, человек редких душевных качеств, необыкновенного устремления к познанию смысла и назначения жизни. Но тайна души его сокрыта от внешнего мира.

Можно просто рассказать об отце Серафиме - пересказать его биографию, описать его внешность: высокий, красивый, голубоглазый. В молодости - прекрасный спортсмен и блестящий ученый, бывший предметом внимания многих представительниц противоположного пола. Но мир и успех в мире его не волновали. Его большой душе мирского признания и познания лишь видимого мира, а тем более мирские утехи были недостаточны - все это для него было ничтожно мало. Он искал Бога, он шел к Богу прямым путем. Он пришел к нему всего за 48 лет земной жизни, когда приспел для жизни вечной и был взят в нее по Божию определению.

Если так просто пересказать его биографию, события и факты его земной жизни, то не ясно будет, почему по его молитвенному заступничеству, особенно в ответ на наши молитвы на его могиле, часто бывает живой отклик, происходят чудеса; почему многие и сегодня приходят к исповеданию Православия, становятся ревнителями веры, читая его труды.

Автору этих строк довелось много лет близко общаться и душевно окормляться у собрата и сотаинника отца Серафима - отца Германа (Подмошенского), слышать множество откровений его о сокровенной жизни души отца Серафима, об их совместных трудах и переживаниях. И вот о слышанном от отца Германа постараюсь в меру своей немощи рассказать, созерцая при этом молитвенно мироточивый иконописный портрет отца Серафима, стоящий теперь перед моими глазами на моем рабочем столе.

Но начать все же должно с краткого описания начала земного пути отца Серафима. А потом пойдем выше.

Начало земной жизни отца Серафима.

Когда мы читаем о людях, родившихся в традиционных православных семьях и крещенных в младенчестве, то узнаем сначала о небесном покровителе новорожденного, святости которого призвана последовать новая душа. Но у будущего отца Серафима не было святого покровителя, он был крещен в потерявшем духовные основы ответвлении от Христианства протестантизме.

Сам земной путь его вызывает благочестивое удивление от лицезрения Божия о нем попечения. Поистине, «Бог может из камней воздвигнуть детей Аврааму» (Мф. 3, 9). Ставший впоследствии живым звеном, связующим нас с древней традицией апостольской веры, родился в семье и в окружении, ничего не слышавших об этой традиции.

Родился он 12 августа 1934 года в калифорнийском городе Сан-Диего в Соединенных Штатах Америки на берегу Тихого океана.

Мама его, Эсфирь, была норвежского происхождения, отец, Франк, наполовину француз, наполовину датчанин.

Имя ему было дано Юджин, что соответствует нашему имени Евгений, что есть, в переводе с греческого - благородный. И по имени его начиналась жизнь его. К четырнадцати годам он, прилежно учась в школе, уже хорошо знал Священное Писание, многое цитировал по памяти. Юношей, когда сверстники его гоняли на скоростных машинах, проводили время в различных увеселениях, он часто бродил по лесному ущелью, находившемуся недалеко от дома, размышляя над смыслом человеческой жизни. Ответов на юношеские вопросы еще не было, но уже в те годы можно было видеть, что он избран Богом, что он не такой, как все - он все больше отстранялся от суетной мирской жизни.

В 1952 году Евгений поступил в один из старейших калифорнийских университетов - колледж Помона. Он был высок, красив, спортивного и крепкого телосложения, но при этом молчалив, сосредоточен и даже застенчив. Он был устремлен не к развлечениям и наслаждению жизнью, но к пониманию сути вещей.

Материальное его не манило, уж очень очевидно было, что все, что окружает - все временное, ненадежное. И вскоре пришло разочарование и в христианской, как он думал тогда, вере. То, что протестантизм лишь по имени Христов, но утратил сущность Христианства, отпал от веры Истинной, тогда еще Евгению не было ведомо. Он ясно увидел, что сознательно принятое им «христианство» живет без Христа, что окружающие его люди не знают Христианства Евангельского, что живут они легкомысленными интересами мира сего. Евгений читал слова Спасителя о том, что должна быть любовь между Его последователями, а между людьми были постоянные ссоры, ругань. Любви не было.

В нем же назревал протест. Бог чувствовался, но Он был еще неведом. Горя юношеским максимализмом, Евгений стал озлобляться на «христианство», в нем произошло внутреннее отторжение от «христианства».

Начался бунт. Но бунт его был молчаливый. Он сознательно отошел от Христа и начал искать Бога в других религиях, особенно в дзен-буддизме, стал читать разных философов, изучил для этого разные языки, в первую очередь китайский. Используя образ евангельский, можно сказать, что из горячего он стал холодным (см.: Ап. 3, 15) ко Христу. Но он не был теплохладным.

Шел 1961 год. К этому времени Евгений отучился уже в Академии Азиатских наук, закончил, получив степень магистра, Калифорнийский университет в Беркли. Перед ним лежала блестящая научная карьера. Но Евгений разочаровался и ученым миром: он видел, что современные ученые не ищут Истину, не живут любовью к ней, но скорее следуют вполне дилетантской академической моде в жизни. Он не хотел трудиться по своей университетской специальности, искал самой неквалифицированной работы - потрудился и уборщиком, и мойщиком посуды в ресторанах, и дворником.

Протест, перешедший в бунт, довел его и до отчаяния. Он дошел до чтения Нищше, прочитал его книгу об антихристе. Ницше осмеял Христианство как слабый, бесплодный и нелепый обман, изрыгнул пламя религии «сверхчеловека» - антихриста. Евгений решил, что у Ницше - правда, он почувствовал адский дух антихриста и осознал его власть. Но вскоре пошел дальше, вскоре сообразил: если антихрист действительно реален, то должен быть и Христос...

И начал искать Христа. Не находя Его, в состоянии тихого отчаяния, он заболел и почувствовал, что скоро должен умереть. К докторам не ходил, думал, что такова воля Божия - его смерть. Заслушивался кантатой Баха Ich habe genug (BWV 82) - «Ныне отпущаеши», которая переносила душу в мир иной, давала почувствовать радость смерти, когда душа отделяется от тела и переносится в Рай.

В один из тех дней зашел в художественный магазин и подошел к крутящемуся стенду с открытками. С одной из репродукций на него смотрела Матерь Божия со своей сербской иконы Троеручица. И он взмолился: «Ты родила Того, Который дал мне жизнь, Того, Который явился на землю с тем, чтобы мы, научась от Него, могли унаследовать Небо. Дай смысл моей жизни. У меня еще есть способности - сделай, чтобы они не прошли даром. Помоги мне, перед тем, как я умру, войти внутрь Его жизни, позволь мне служить Твоему Сыну», - он просил возможности для себя войти в Тело Христово, в Его Церковь. Он не мог самостоятельно найти сути Христианства, попросил о том Саму Богородицу. И ответ был скор, скоро его души коснулся Христос.

Едва ли не на следующий день в его жизни появился Глеб Подмошенский.

Будущий сотаинник. Откровение Истины.

Глеб Подмошенский - ровесник Евгения. Они были очень похожи и совершенно разные. Такой же высокий и весьма обаятельный и артистичный, художественно одаренный Глеб, характера был совершенно иного - открытый, общительный. Но при этом такого же серьезного отношения к жизни. В отличие от Евгения, Глебу не нужно было пережить период богоискательства, хотя в ранние годы он остро переживал чувство богооставленности.

Глеб был по рождению русский и православный. Родился в Латвии, в Риге в 1934 году, куда его родители бежали из России от коммунистического режима. Когда ему было пять лет, коммунисты, пришедшие в Латвию, арестовали отца, сослали его в воркутинский лагерь, где он мученически погиб. Глеб был не только по рождению православным, но, как многие русские тогда, был сыном новомученика.

В 1949 году Глеб вместе с мамой и сестрой Ией оказался в США. По окончании колледжа в Бостоне, после некоторого периода разочарования в бессмысленности мирского успеха и от суетной жизни мира, в 1958 году поступил в Свято-Троицкую Духовную семинарию в Джорданвилле. В ней преподавали тогда такие выдающиеся наставники, как архиепископ Аверкий - живой исповедник нашего времени, религиозные мыслители архимандрит Константин (Зайцев) и профессор Иван Михайлович Андреев, богослов протоиерей Михаил Помазанский. Большое влияние на семинариста оказал отец Адриан, позднее владыка Андрей (Рымаренко).

По окончании семинарии в 1961 году Глеб совершил паломничество на Аляску, чтобы поклониться великому русскому святому в Америке, тогда еще не прославленному и малоизвестному, старцу Герману Аляскинскому. У могилы отца Германа Глеб молитвенно просил святого о даровании ему собрата, с которым вместе он мог бы создать братство, потрудиться о памяти самого батюшки Германа - просветителя Америки.

Глеб ездил по разным городам Америки, рассказывал, где мог, о Православной вере. У него с собой всегда был диапроектор с диапозитивами, на которых были запечатлены святыни и святые Православия.

И вскоре он был в Сан-Франциско, где произошло, как ему казалось, совершенно случайно, его знакомство со страдающим в поисках Бога в безбожном мире, ожидающим скорой смерти его ровесником-американцем Евгением Роузом. Был то день Введения во Храм Пресвятой Богородицы, когда Промыслом Божиим Глеб был приведен к Евгению.

Евгений был в весьма упадническом состоянии, когда привел нового своего знакомого к себе домой. Жил он в подвальном помещении. Первое впечатление Глеба: достоевщина какая-то. Хозяин с бородой, с трубкой во рту, такой молчаливый, серьезный, таинственный. В комнате - тьма, а в углу - иконы, лампадка горела. Этот интеллигент, очевидно, из битникского движения, не просто вкусил уже зло, грехи и безобразия века, но активно искал ответ, как можно жить на земле ради Истины.

Молча, ни слова не говоря, Глеб стал показывать Евгению свои диапозитивы с разными святыми местами, святынями России и Америки. Главное там было - оптинские старцы как самое дорогое. Отец Адриан Рымаренко и владыка Нектарий (Концевич), от которых Глеб лично знал об оптинских старцах, сами были чадами оптинского старца Нектария и всю свою жизнь, как сами выражались, «бредили» старцами. Отец Адриан был тогда духовным отцом Глеба, сам являясь в свою очередь духовным сыном старца Нектария Оптинского (великий старец преставился ко Богу под его епитрахилью). Глеб стал рассказывать, Евгений слушал - не один час, молча. Перед его изумленным взглядом представали на его стене, словно из-под спуда, одна за другой живые картины: Аляска с пустынножителем у могилы отца Германа Чудотворца, канадские скиты со схимницами, заглохшие озера «Града Китежа» архиерея Иоасафа, Ново-Дивеевский монастырь с иконой-портретом преподобного Серафима Саровского, писанной при жизни его, Свято-Троицкий монастырь в Джорданвилле под Нью-Йроком, словно русская лавра в Америке, полная монахов и семинаристов с праведником во главе - своим настоятелем и ректором архиепископом Аверкием (Таушевым), плачущие иконы Божией Матери у греков-старостильников, сербский монастырь святителя Николая Охридского - современного Златоуста, первый православный монастырь Америки, созданный епископом Тихоном (Белавиным), будущим Российским Патриархом и иное.

В заключение Глеб поведал Евгению, что ныне здравствует настоящий святой чудотворец, блаженный архиерей Иоанн (Максимович) и, больше того, вскоре этот святой приедет в его город Сан-Франциско.

Когда Глеб замолчал, пораженный увиденным и услышанным, Евгений молчал в темноте. Наконец, произнес: «Хм-м-м, какое откровение...»

Знакомство с Истиной.

Евгений увидел, что Истина существует, и Истина - это не что-то отвлеченное или неодушевленное, но Истина - это Личность, Личность Иисуса Христа. То, что он давно уже знал из Писания, оказалось правдой - «Иисус сказал: Я есмь Путь и Истина и Жизнь» (Ин. 14, 6).

Открылась Истина, завершился бунт; возвращалась жизнь, отступала болезнь; прояснялся путь, должно было вскоре появиться желание послужить Истине.

Евгений настойчиво и регулярно стал вытаскивать из Глеба все, что тот мог знать о духовной стороне веры, о святых. Глеб говорил о владыке Иоанне, с которым был уже знаком, что он чудотворец, еще рассказывал об оптинских старцах, об отце Адриане в Нью-Йорке, духовном сыне старца Нектария Оптинского, о знакомых ему монахинях духовной жизни. Евгений это все впитывал - как губка. Впитывал и молчал. Глеб познакомил его с Добротолюбием, повел его в храм. В Великую пятницу друзья пришли на Божественную службу в Русский Православный собор в Сан-Франциско. Спустя годы Евгений, тогда уже отец Серафим, вспоминал об этом: «Когда я вошел в православную церковь впервые, со мной случилось что-то такое, чего я не испытывал ни в буддийских, ни в западных храмах: вдруг в моем сердце что-то заговорило, что это мой дом, и все мои поиски были окончены! В действительности я не мог понять ничего, потому что церковная служба шла на непонятном мне иностранном языке». В православном храме он утвердился в понимании Истины, он писал: «Истина - не только абстрактная идея, которую ищет и познает ум, но нечто личностное - даже Личность, Человек - Тот, Кого ищут и любят сердцем. Так я узнал Христа».

Евгения совершенно не интересовала этническая сторона религии. Он ходил в греческую и другие православные церкви, смотрел. Обычно прихожане привычно ходят в церковь, причащаются, соблюдают традиции. Это его не интересовало. Ему хотелось иметь личный контакт с Богом, с Самой Истиной. Когда он приходил в русскую церковь, ему очень все нравилось. Но эмигранты жили Россией, блинами, пирогами и прочее - это ему ничего не говорило. Как-то он пришел в церковь, смотрел на икону святителя Николая Чудотворца, подошла к нему женщина и сказала: «Вы знаете, это русский бог». И на таком уровне было много русских тогда. Есть много вещей, которые мы принимаем с детства, удовлетворяемся малым, а порою неверным, хотя и привычным, а ему это было чуждо. Он шел к Богу другим путем - путем личных страданий и личного познания.

Он складывал все в сердце, как сказано о Божией Матери, Которая все слагала в сердце Своем (Лк. 2, 19). У Баха есть чудные пассии по Матфею. Там арии - Она складывает в сердце, что происходит. Он складывал, а потом вдруг приходил к какому-либо заключению. И говорил Глебу, например: мы должны ехать в лес, или: отныне не будем говорить. И подобное. А Глеб с удивлением думал: как это так он к этому пришел? Он же исполнял свои решения. Он старался жить по-евангельски, имея перед своим мысленным взором всю историю отступления христианской цивилизации от Христа.

Однажды вечером, впечатленный знакомством с Православием в последние дни жизни, Евгений шел по улице Сан-Франциско, когда его поразил оранжевый туман от заката солнца на горизонте. Этот образ вызвал понимание, что живет он во времена заката Христианства. Перед глазами предстало собственное свое еще вчерашнее прошлое, когда он отвергал Христа и распинал его своими грехами. И увидел, что то, что Господь открывает ему, недостойному, Свою милость - это настоящее чудо. Невольно упал он на колени посреди темной улицы и в покаянии и радости припал к земле пред Христом.

Он стал бывать в русском православном храме. Но ходить туда часто боялся: в храме он видел все тот же падший мир с его склоками, политическими спорами, юрисдикционными пикировками - вплоть до вражды. Он боялся в храме омирщвления, боялся потерять чувство, что Церковь - это Небо на земле. Не мог воспринимать Церковь как одну из религиозных организаций, ему хотелось миновать молву мира сего и войти в самую суть духовной жизни Православия, в общение с Богом. Душа его жаждала общения с Богом и бежала суеты мирской.

25 февраля 1962 года, в день памяти преподобного Евгения Александрийского, Евгений Роуз стал православным. Это было в канун Недели Блудного сына, и Евгений ощущал себя вполне заблудшим сыном, возвращающимся к Отцу. По святом причащении в первый раз Евгений почувствовал неописуемую Божественную сладость во рту, и это чувство сохранялось более недели - настолько, что не хотелось принимать земную пищу. Тогда он полагал, что Святые Таины на всех так действуют, и лишь позже понял, что был удостоен особой милости Божией. Вскоре он написал: «Я переродился в Господе. Я раб Божий теперь, и я познал в Нем такое блаженство, какое и не предполагал возможным тогда, когда жил по законам этого мира».

В конце 1962 года в Сан-Франциско приехал архиепископ Иоанн (Максимович).

Блаженный святитель Иоанн (Максимович).

Он был суровым аскетом и любящим пастырем-сиропитателем, целителем-бессребреником и апостолом-миссионером, глубоким Богословом, тайновидцем-юродивым и святителем вселенского значения. Он был, возможно, величайшим из святых XX века, воистину - светильник Христов, Божественным пламенем на заре Страшнаго Суда возженный.

Знаменитый сербский Богослов святитель Николай (Велимирович) при земной жизни его называл его «живым святым». Он постоянно и непрерывно молился, ежедневно совершал Божественную литургию, строго постился, ел только один раз в день поздно вечером, никогда не раздражался, от него постоянно исходила любовь. Со дня пострига он вовсе не спал на кровати - редкое, крайне тягостное и для подвижников самоумерщвление. В течение Великого и Рождественского постов питался только просфорами. Обливался холодной водой, но никогда не мылся.

Творя многие Богоугодные дела в этом мире, он одновременно жил в мире другом, отчего казался иногда «странным». Он был юродивым в епископском сане. И Господь приоткрывал ему завесу Своего Царства.

Он никогда не разговаривал в алтаре. Все суточные богослужения совершал, ничего не пропуская. Случалось, что на повечерии по пяти и более канонов вычитывалось, дабы почтить всех святых.

Он обладал прозорливостью и даром сильной молитвы, молитвы, которую Господь слышит и исполняет. Много раз прихожане видели сияние вокруг него во время церковной молитвы.

Однажды больная бешенством выплюнула изо рта своего Святые Дары. Владыка подобрал частичку и положил себе в рот, чем испугал присутствующих маловеров. Конечно, он не заболел.

Он много потрудился для восстановления Православия, потерянного на Западе и, в частности, в Голландии и во Франции. Один из католических священников в ответ на сомнения молодежи указал на святителя Иоанна: «К чему вам теоретические доказательства, когда сейчас по улицам Парижа ходит живой святой».

Такой вот человек прибыл в Сан-Франциско - в дни, когда новообращенный Евгений был совершенно поглощен церковными службами, стараясь бывать и на утренних, и на вечерних. Владыка быстро заметил стоявшего в храме в отдалении молодого человека, боявшегося приблизиться к алтарю, но молившегося усердно. Он позвал Евгения на клирос читать. Евгений в трепете приблизился, но скоро стал уверенно петь и читать на церковнославянском языке.

У архиепископа Иоанна был замечательный викарий - епископ Нектарий (Концевич), духовный путь которого начался еще в старой Оптиной пустыни, где он окормлялся у старца Нектария. Эти архиереи были одного духа, по большей части не понимаемые и не принимаемые падшим миром, но жившие миром вышним. С помощью епископа Нектария и соборного духовенства владыка Иоанн открыл Богословские курсы. Евгений по нескольку раз в неделю в течение трех лет посещал лекции, читаемые на русском языке. Как только Евгений прослушал все курсы, они и закрылись. Похоже, блаженный епископ Иоанн и организовал их ради него - Евгений был главной целью и плодом этого предприятия Владыки, ставшего в эти годы его духовным отцом. Владыка Иоанн настаивал все время, чтобы Евгений писал статьи для епархиального журнала «Православный благовестник» - непременно по статье в каждый номер. Святитель выращивал в нем православного писателя, который - придет время - повлияет на жизни многих людей, многих приведет к Церкви, к монашеству, ко спасению. Это деяние владыки Иоанна видится нам теперь как одно из великих чудес его жизни и как свидетельство его прозорливости и усердия о Боге.

Гонения мира на праведников.

Святые бывают гонимы отступническим миром: гоним был миром Христос, гонимы и христиане. Сказал Господь ученикам Своим: «Если мир вас ненавидит, знайте, что Меня прежде вас возненавидел. Если бы вы были от мира, то мир любил бы свое; а как вы не от мира, но Я избрал вас от мира, потому ненавидит вас мир» (Ин. 15, 18-19), «будут гнать [вас], предавая в синагоги и в темницы (...) за имя Мое; и будете ненавидимы всеми за имя Мое» (Лк. 21, 12 и 17).

Предана была в темницу богоборчества Православная Россия в начале XX века, гонимы и все верные сыны ее.

Многие святые оклеветываемы и по смерти своей. Оклеветываемы, потому что и память о них мешает богопротивным делам безбожного мира. И больше всех из современных христиан был гоним - гоним до смерти и оклеветан святой Русский Царь Николай II Александрович и вся его святая Семья. Оклеветан при жизни, подвергся и подвергается оклеветанию и по смерти. Много клеветы досталось и близким ему людям.

Гоним был при жизни Царский духовник архиепископ Феофан (Быстров). В последние годы жизни он был удален из Синода Русской Зарубежной Церкви и ушел в затвор, ославлен как сумасшедший - ославлен в новое подтверждение слов апостола Павла: «Слово о кресте для погибающих юродство есть, а для нас, спасаемых, - сила Божия» (1 Кор. 1, 18). Владыка Феофан выступил в своих ученых трудах как защитник Креста Господня от извращений века. Его келейник и ученик Александр (позже, в монашеском постриге, Аверкий) Таушев стал со временем одним из столпов Православия в Русской Америке, был архиепископом и ректором Свято-Троицкой Духовной семинарии в Джорданвилле. И он был гоним, и он был изгнан из Синода. Владыка Аверкий был духовником святителя Иоанна (Максимовича). Подвергся сильнейшим гонениям и сам святитель Иоанн - до того, что говорил о своих гонителях незадолго до смерти: «Когда услышите, что я умер, знайте - они убили меня».

Пережил гонения и русский просветитель Америки преподобный Герман Аляскинский.

Это в русском зарубежье, а в России подъяремной гонения были несравнимо большими. Русское Православие явило пред Христом великий сонм новомучеников и исповедников во главе со своим святым Царем Николаем и рядом с ним - патриархом Тихоном, святителями-мучениками и исповедниками Петром (Полянским), Иосифом (Петровых), Кириллом (Сахаровым), Феодором (Поздеевским) и с ними - многими и многими.

Мы уже рассказывали, что перед самой встречей своей с Евгением Глеб побывал в паломничестве на Аляске. Там он виделся и общался с русским отшельником дивной судьбы - архимандритом Герасимом (Шмальцем), воспитанником русской Тихоно-Калужской пустыни. Отец Герасим, отшельник на аляскинском Еловом острове, был предсказан за многие годы до своего рождения самим преподобным Германом Аляскинским. И вот этот отец Герасим сказал горящему желанием послужить Богу выпускнику джорданвилльской семинарии Глебу: «Хочешь потрудиться Богу, хочешь прославлять гонимых и предаваемых миром забвению подвижников - готовь душу к искушениям».

Придет время, и Глеб с Евгением (в монашестве отцы Герман и Серафим) подвергнутся оклеветанию и гонениям. Но это свидетельствует лишь о том, что и они шли путем Божиим.

Из гонителей Христа - в исповедники.

Спустя годы Евгений сделает ясное заключение, что граница между добром и злом проходит прямо через сердце каждого человека. И граница эта подвижна в течение земной жизни человека. До того, как он обрел Христа в православном, неискаженном понимании, Евгений был одним из Его гонителей - сознательно грешил: пил и клял Бога. Он хотел лучше быть наказанным Богом за грехи, чем жить, не зная, есть ли Бог. И, подобно гонителю Савлу, ставшему апостолом Христовым Павлом (Деян., гл. 8 и 9), Евгений пришел ко Христу и много послужил Ему. Открыл истинную веру ему Глеб, а ввел в Тело Христово - в Православную Церковь святитель Иоанн.

Но и Глеба наставил Евгений - в вопросе исповедания Богоустановленной власти на земле. В самый вечер их первого общения, когда Глеб показывал в подвале Евгения свои диапозитивы, после открывшегося Евгению мира подвижничества и святости, произошло вот что.

Глеб заметил, что в углу комнаты рядом с иконой Спасителя и Божией Матери была фотография Царя Николая II. Перед ними горела лампада. Глеб, хотя уже и выпускник семинарии, под влиянием мира, был прогрессивно настроен и считал хорошим тоном говорить о Царе пренебрежительно. Спросил: «Что он там делает - в святом углу?» На это Евгений вздохнул и начал говорить - дал целый урок о значении Христова порядка на земле, о принципе Христианского праводержавия, о том, что Государь-Мученик является последним христианским представителем законной власти на земле, то есть, «Удерживающим», по слову апостола Павла, мировое зло от окончательного разлияния во вселенной (См.: 2 Сол. 2, 7-8). Понимание важности значения власти Помазанника Христова на земле пришло к Глебу от Евгения.

В самом конце XX - в начале XXI века Россия усердием отца Германа и его родной сестры Ии Дмитриевны Подмошенской обретет мироточивую икону Царя-Мученика Николая, написанную иконописцем П.Н. Тихомировым к столетию венчания на Царство святого Государя (мая 14/27, 1896).

Гонение на владыку Иоанна.

В 1963 году в Сан-Франциско свершилось великое зло. Светским судом был судим «за растрату церковной казны» строитель нового собора в городе, аскет, бессребреник и чудотворец архиепископ Иоанн (Максимович). На закате своих дней святитель Иоанн претерпел много скорбей, дабы полнее возрадоваться затем на Небесах. Чтимый сегодня как святитель Сан-Францисский, именно в этом городе познал гонения от лица недостойных во главе со - страшно сказать - архиереями Зарубежной Церкви, от лжебратии. Святой архипастырь, заслуженный, почтенный, горячо любимый своей паствой, сидел на скамье подсудимых. Епископы - члены Синода не только не остановили этого позорища перед внешними, но, наоборот, активно поддержали обвинение.

Защищать Святителя решились немногие архиереи, но это были твердые последователи Христовы, не побоявшиеся мирских и церковных властей более властей Небесных - владыки Чилийский Леонтий (Филиппович), Эдмонтонский Савва (Сарашевич) и Сэаттлийский Нектарий (Концевич). Иные, «страха ради иудейска» (см. Ин. 19, 38), промолчали.

Суд заседал три дня, и каждый день зал заседания бывал переполнен. Евгений и Глеб были на всех слушаниях.

В конце концов, праведник был полностью оправдан, все обвинения против него нашли ложными и неосновательными. Но вскоре всем стало очевидно, что это надорвало его сердце - немногим более чем через два года он умер.

В те дни Евгений и Глеб видели живого святого, унижаемого и побиваемого, следующего за Христом на свою Голгофу. При этом святитель на заседаниях не произнес ни слова в свое оправдание, сидел все время молча. Позже выяснилось, что его судили с целью опорочить, чтобы не допустить ему стать новым Первоиерархом Русской Зарубежной Церкви. Когда позже владыку Иоанна спрашивали, кто виноват в случившемся, он кротко отвечал: «Бесы».

«Я тебе доверяю». Создание братства, открытие книжного магазина, начало журнала «Православное слово».

Когда новообращенный приходит в храм, он часто видит там все тот же мир, все те же бытовые, житейские интересы, эгоизм и даже конфликты. Все это может убить порыв к возвышенному, и ищущая, горящая любовью к Богу и людям душа, разочаровавшись, может не только погаснуть, но и вообще покинуть церковь и даже озлобиться. Евгений жаждал сознательного и ревностного поклонения Богу, и Глеб, понимая угрожающие его другу опасности, молитвенно обдумывал ситуацию: мир живет прогрессом, комфортом, развлечениями, но вот душа его друга устремилась ввысь - как сохранить этот порыв, как поддержать и укрепить его? Духовенство оторвано от бытовой жизни паствы. Евгений пишет много для себя, в стол, почти нет выхода на окружающих. После горячей молитвы в сознании прозвучало: «Книжный магазин». - Да! Книжный магазин дал бы возможность Евгению поработать Христу и мог бы приносить какой-никакой доход.

В Америке еще не слышали о православных книжных миссионерских магазинах. Для того, чтобы его открыть, надо создать братство, а потом можно будет приобрести печатную машинку и печатать на ней свои труды самиздатом.

Лелея эту идею, Глеб с волнением шел к Евгению. Пришел и, прежде чем рассказать, потребовал, чтобы они вместе встали на молитву. На коленях пропели молебный канон Божией Матери. Поднялись, и Глеб изложил свои идеи. Евгений помедлил мало, повернулся лицом к Глебу и со спокойною уверенностью произнес: «Я тебе доверяю». От этого волнующего вдохновения Глеба и той спокойной уверенности Евгения родилась чувство, что между ними был Бог, что замысел их угоден Ему. С этим чувством и было принято решение об основании Братства, которое они решили посвятить тогда еще не прославленному отцу Герману Аляскинскому.

О своем решении братия написали архиепископу Иоанну, и 28 августа/10 сентября 1963 года Святитель благословил создание Братства, написав им: «Намеченное дело ваше хорошее. Нужно приложить все усилия. Если дело пойдет - Бог благословит».

Пришло благословение и от отца Герасима с Аляски с медной иконкой Божией Матери «Всех Скорбящих Радосте», обретенной на Еловом острове недалеко от кельи преподобного Германа. Еще отец Герасим прислал 25 долларов, которые были положены в основу банковского счета Братства.

В день памяти отца Германа Аляскинского, 25 декабря, владыка Иоанн пришел к братьям и перед большой иконой еще не прославленного святого служил панихиду, а затем пропел величание и отнес икону в собор, где тропарь пелся во всеуслышание, и народ прикладывался к иконе.

Вскоре было найдено подходящее помещение, и с начала 1964 года открылся магазин. Братья порешили, что весь доход должен был складываться только от трудов их, без прошений о пожертвованиях.

Магазин довольно скоро стал миссионерским центром. Братья взяли за обычай молиться о каждом входящем и благословлять крестным знамением каждого уходящего вслед, даже если тот ничего не купил.

С начала 1965 года, по благословению владыки Иоанна, начал выходить журнал братства «Православное слово» (название дано было самим Владыкой) на английском языке - «The Orthodox Word». Были куплены печатные машинки - дело пошло. Журнал стал рассказывать о чистоте Православия, авторы избегали темы всяких мирских недоразумений. Первые выпуски были посвящены темам, еще никогда не бывшим на английским: жития Германа и Иннокентия Аляскинских, Иннокентия Иркутского, Никодима Святогорца, Иова Почаевского, Марка Эфесского, Иоанна Русского, Нектария Пентапольского и иных; паломничества по святым местам Америки; антиэкуменические материалы; рецензии новых книг и прочее.

Владыка Иоанн категорически отказался быть духовным цензором журнала, сказал, что цензура есть недоверие к своим же христоносцам.

Вскоре братья увидели, что начатое ими дело - выше их.

«Отражение Валаама».

Братья видели, что их издания, их магазин - это всего лишь начало чего-то большего. Не столько видели, сколько чувствовали, и вот вскоре произошло то, что принесло ясное понимание этого.

В 1965 году святитель Иоанн в последний раз в своей земной жизни служил панихиду по старце Германе Аляскинском в соборе и на проповеди сказал, что, несмотря на то, что отец Герман, приехавший просвещать Америку монах русского Валаама, еще не канонизирован, он все же святой, он творит чудеса, и добавил: «Если хотите увидеть живое чудо, сотворенное им, то зайдите в книжный магазин рядом с собором. Там вы увидите отражение Валаама - кропотливую работу на ниве Христовой».

Братья были смущены таким сравнением: их скромный труд - и великий русский монастырь. Но при этом поняли, что владыка говорил пророческие слова о будущем, скромной ступенью к которому их теперешний магазин являлся. Они еще не знали, что прозревал Святитель, не знали, что будет дальше. А скоро, незадолго до своей смерти, к ним в Братство зашел владыка Иоанн и, когда уходил, внимательно посмотрел на Евгения и вслух ответил не его сокровенные невысказанные мысли: «Я тоже верю, что со временем в Калифорнии будет миссионерский монастырь».

20 июня/2 июля 1966 года владыка Иоанн преставился ко Богу. Похороны его состоялись в Сан-Франциско 24 июня, и печаль разлуки была сопровождаема радостью, торжеством. Евгений записал: «Казалось, мы присутствовали не на похоронах умершего иерарха, а на открытии мощей новоявленного святого».

Среди прочих архиереев, прибывших проститься с Владыкой, приезжал из Джорданвилля архиепископ Аверкий. Тогда и состоялось знакомство Евгения с наставником Глеба по семинарии. Евгений сказал Глебу о нем: «Знаешь, из всех твоих архиереев этот мне ближе всех».

Глеб провел с покойным Иоанном в его усыпальнице всю первую ночь по погребении, и он свидетельствовал: как только забрезжил рассвет, стали стекаться к закрытой двери один за другим любящие святого Владыку с молитвенными просьбами о помощи. И стали совершаться бесчисленные чудеса, они не прекращаются и поныне.

Вскоре по преставлении своем явился владыка Иоанн в сонном видении одной любящей душе и сказал: «Скажите людям, хотя я умер - я жив».

Осенью 1993 года были обретены нетленные мощи Праведника - событие невиданное до того за океаном. Золотые кресты православные, им воздвигнутые на соборе «Всех Скорбящих Радосте» и поныне сияют победно над Сан-Франциско.

Пустынь, преподнесенная святителем Иоанном.

Вспоминая слова владыки Иоанна о миссионерском монастыре в Калифорнии, братчики все чаще думали о монашеском житии в уединенном лесу - в этом им виделся выход из давившей на них приходской суеты.

Новый сан-францисский архиерей не любил владыку Иоанна, тщился предать забвению память о нем. Горевшие любовью к своему святому духовному отцу Глеб и Евгений решили бежать из мира. В те дни зарождались будущие гонения на будущих подвижников.

В день первой годовщины смерти владыки Иоанна братья причастились в его усыпальнице и поехали смотреть продаваемую землю. Эта земля называлась «Благородный холм», самим названием своим созвучная имени Евгения, и была в нескольких милях от небольшого местечка Платина в Северной Калифорнии. Они взошли на самую верхушку горы, чтобы обозреть девственную природу. Глеб увидел, какое сильное переживание отобразилось на лице Евгения. Тот без малейшего движения, кажется, и не дыша, созерцал окрестности. Глеб понял: Евгений созерцал то место, где хотел бы подвизаться до конца жизни земной.

Помечтав и повздыхав, они вернулись восвояси. Денег на покупку у них не было.

На следующий день после литургии спустились в усыпальницу к Владыке. И там их ждало сообщение: приходской совет предложил плату Евгению за его усердные труды в сумме ровно такой, сколько стоил тот участок земли. Еще одно чудо владыки Иоанна, новая его помощь - теперь из загробного мира!

Несколько лет спустя они узнали, что во время своей предсмертной поездки в Сэаттл Владыка вместе со своим спутником епископом Нектарием остановился в одном месте, вышел из автомобиля и долго стоял, крестя и благословляя окрестности с западном направлении - он благословлял земли их будущей обители.

В свою будущую пустынь братья смогли перебраться спустя два года после того, в праздник Успения Пресвятой Богородицы - их подвижническая жизнь началась в день, когда Церковь торжествует начало Небесной жизни Божией Матери.

Жизнь в пустынном лесу была вполне по-монашески суровой, хотя они и не были пострижены. Неизменно ежесуточно вычитывались Богослужения, постоянно читались и переводились святоотеческие писания. У них не было воды, электричества, телефона. Жилища их только строились, были убоги. Ночная тишина давала возможность без рассеянности писать, а иноческий образ жизни в простоте и взаимном послушании укреплял дух. Они пошли по пути отцов-подвижников, испытанном многими поколениями отшельников. На церковном языке это называется скитским жительством.

В Летописи Братства Евгений записал: «Все видимые неудобства и недостатки места земли, столь дивно нам преподнесенной владыкой Иоанном, оказались для братства преимуществом, способствовавшим трезвенной духовной жизни. Отсутствие электричества и телефонной связи обеспечило максимальную изоляцию от мира, недостаток воды и других удобств придавал жизни аскетический оттенок, чего невозможно представить в искусственных условиях, в которых живет большинство современных людей. Сами трудности примитивной жизни на природе в лесу, особенно зимой, вдохновляют упование на Бога и учат терпению особенным образом: случающиеся здесь обильные снегопады учат не надеяться чрезмерно на собственные силы. В целом вы получаете, правда весьма отдаленное, представление о том, в каких условиях жили первые христианские подвижники».

Преподобные Герман и Серафим.

«Не объяснить, как святой, почивший более сотни лет назад, вдруг появляется в жизни человека, буквально вторгается в нее, становится неотъемлемой частью», - рассказывал Глеб. Он вспоминал, как по окончании семинарии, в 1961 году, он познакомился с житием валаамского монаха Германа, приехавшего на Аляску просвещать Америку: «Читая житие отца Германа, я неожиданно прозрел: здесь, на этой самой земле, где я сейчас стою, на далекой Аляске захоронено сокровище, частичка Святой Руси, миссионер-праведник монах Герман!»

После молитвы у могилы Преподобного Глеб поехал в Сан-Франциско и познакомился с Евгением, с которым они основали Братство отца Германа Аляскинского. В первом же номере «Православного слова» братья напечатали статью, которая называлась «Отец Герман, аляскинский святой». И первая книга Братства была об отце Германе.

В 1970 году Русская Православная Церковь Зарубежом прославила старца Германа Аляскинского в лике преподобных в кафедральном соборе в Сан-Франциско. Глеб и Евгений в посте и молитве писали к этому прославлению особую службу в честь преподобного Германа. Русский текст службы был отпечатан в Джорданвилле, английский - в Платине. До чего же радостно было то событие! Первое прославление православного святого Америки, да и всего Западного полушария.

Братьям думалось: наверное, с таким благоговением прославляли за 67 лет до того в России преподобного Серафима Саровского. Глеб писал в «Православном слове»: «Великий святой Серафим Саровский приветствовал всякого во всякий день по-пасхальному: «Христос воскресе!» и в ночь своего преставления пел пасхальные гимны, несмотря на то, что зима была в разгаре, и предрек собственное причисление к лику святых, что должно было обернуться великим праздником: «Радость моя, что за радость нас ждет, когда среди лета запоют Пасху». И верно: все присутствовавшие 19-го июля/1-го августа 1903 года при канонизации преподобного Серафима Саровского, а их было много тысяч, от Царя до простолюдина, отмечали необычайный праздник в душе, воистину пасхальные торжества. Предрек преподобный Серафим и то, что вскорости ожидают Россию великие и долгие бедствия, страна потонет в крови, народ будет тяжко страдать, многих русских судьба разбросает по всему белу свету... И вот теперь, во времена предсказанных смуты и гонений, истинно православные... во второй раз познали «Пасху посреди лета» при канонизации современника преподобного Серафима - преподобного Германа Аляскинского - в соборе Сан-Франциско. Никто из присутствующих, конечно, не чаял такого чуда. Но после службы в субботу вечером и, разумеется, после воскресной литургии общий настрой можно было бы выразить только такими словами: «Будто снова Пасха пришла!»

В тот день преподобные Серафим Саровский и Герман Аляскинский встали рядом в лике святых. В памяти верных Христовых оба остались как просиявшие в свете Фаворском при жизни земной. При жизни земной они были ровесниками и даже проходили в одни и те же годы послушнический искус с Сарове. Никаких сведений об их личном знакомстве не осталось, но можно с большой долей вероятности предположить, что они были лично знакомы.

Во время торжества прославления Глеб вошел в алтарь, чтобы побыть наедине с преподобным Германом. Он вспоминал: «Я начал молиться и неожиданно ощутил, что здесь мой отец - я был сиротой, принятым в заботливые руки преподобного Германа, как некогда он призрел на Еловом острове алеутских сирот. Мне вспомнилось первое виденное в жизни пострижение в монахи, в Джорданвилле в 1954 году. Новопостриженному дали имя Герман в память основателя Валаама. В то время мне подумалось: «И мне бы так». Сейчас, предстоя перед преподобным Германом, я умолял его: «Пусть это станет моим уделом! Прими меня монахом! Сегодня твой день, твой час». Тихо подошел Евгений. Я сказал:

- Решено - буду молить о монашеской жизни. Но тебя не принуждаю, это касается только меня.

- И я хочу стать монахом, - прошептал Евгений».

Братья вышли из алтаря и стали читать канон новому святому, Глеб - на церковнославянском, Евгений - на английском.

Вячеслав Марченко