ПРИОБРЕСТИ КНИГУ В НАШЕМ МАГАЗИНЕ:
http://www.golos-epohi.ru/eshop/catalog/128/15578/
Мой рассказ, - рассказ очевидца и действующего лица, - будет иметь все недостатки такового. А именно: мне неизвестно, по чьей мысли был создан этот летучий отряд, которому была дана задача захватить или уничтожить штаб германской дивизии, находившийся в тылу неприятеля. Кто, когда и как подготовил эту операцию, я тоже не знаю.
Случай, о котором я намерен рассказать, произошел в ночь с 5-го на 6-ое декабря 1915 года на участке фронта, занятом 4-м кавалерийским корпусом, которым тогда командовал генерал Гилленшмидт.
Мой полк, 3-й драгунский Новороссийский Великой Княгини Елены Владимировны, входил в состав корпуса. А я незадолго перед тем вернулся после ранения в свою часть, в 3-й эскадрон, и был назначен командовать 1-м взводом. 3-м эскадроном командовал тогда корнет Рожинский. К моему взводу драгун был присоединен также взвод Курской пехотной дружины. Остальные три взвода этой дружины были также прикомандированы к другим взводам драгун. Командовал ротой дружины пожилой офицер, в мирное время по профессии - нотариус, который к строевому делу имел мало отношения и занимался лишь хозяйственной частью. Мы занимали часть окопов у местечка Мутвице, поочередно сменяя друг друга. Примерно в последних числах ноября прибыл откуда-то с юга отряд, набранный из разных кавалерийских полков, называвшийся почему-то «партизанским». Отряд состоял из 250-300 человек, офицеров и солдат. Командовал им пожилой подполковник, если не ошибаюсь, лейб-гвардии Гродненского гусарского полка.
Я обратил внимание на то, что при нем всегда находился крестьянин-белорусс, в лаптях, но с винтовкой. С прибытием этого отряда мой 1-й взвод, как и третий, по распоряжению командира эскадрона, ротмистра Луст-Данилевского, были прикомандированы к нему. Таким образом, отряд этот составлялся не из охотников, а в порядке назначения. Нам была разъяснена задача, указаны направление и время, когда и в какой момент операция должна была начаться. Отряд был разделен на несколько партий, и в полной темноте, приблизительно в 12 часов, мы двинулись через болото, заросшее высоким тростником, по тропинке, указанной крестьянином-проводником. На картах это болото обозначалось непроходимым, поэтому ни окопов, ни патрулей за ним с немецкой стороны не было, и проводник мог спокойно нас провести, не боясь наткнуться на неприятеля.
Впереди, за линией фронта, приблизительно в 5 километрах, находилось местечко Невель и барское поместье того же имени, в котором размещался штаб германской дивизии. Тут же, в поместье, в больших амбарах, где складывался хлеб, были размещены два эскадрона австрийской кавалерии, охрана штаба. Наше вооружение составляли винтовки и ручные гранаты. Шли мы в пешем строю. Приблизительно через полтора часа, когда мы подошли к имению, мы бесшумно сняли посты ничего не ожидавших часовых. В темноте они приняли нас за своих. Моему взводу было назначено атаковать центральное здание - помещичий дом, - в котором размещались офицеры штаба, была столовая, канцелярия и телеграфисты. Все подробности размещения штаба были нам заранее сказаны, из чего можно было заключить, что наша разведка заранее установила все детали объектов нашего нападения.
Так, без выстрелов и крадучись, мы приблизились к стеклянной галерее барского дома, за окнами которой были видны работающие у аппаратов телеграфисты. Ворвавшись внезапно в галерею через открытые двери, мы также без выстрела захватили телеграфистов, которые от изумления даже не успели поднять руки. Не задерживаясь, мои люди пробежали в приемную, довольно широкую, через которую как раз шел с подносом со стаканами солдат-вестовой. Бедняга не успел даже и вскрикнуть, как был приколот штыком. Подбежав к дверям офицерской столовой, мы увидели сидевших за отдельными столиками после ужина офицеров, часть которых сидела и за центральным большим столом. В этот момент кто-то бросил гранату через окно снаружи, и здесь произошла короткая и кровавая борьба, так как некоторые офицеры стали отстреливаться. Некоторые из них пытались выскочить из окон или выбежать в другие двери, но всюду натыкались на наших солдат. Неразлучные друзья, вольноопределяющийся латыш Отто Озоль и литовец Казимир Телят-Келпш, бросились в спальные помещения. Озоль вбежал в комнату, где уже, за поздним часом, лежал в кровати немецкий генерал, начальник дивизии, фон-Фабериус. Буквально сорвав его, раздетого, с кровати и кое-как прикрыв одеялом, он вместе со своим товарищем потащили его через коридор во двор дома.
Как сейчас помню, в момент нападения в столовой один из немецких офицеров на чисто русском языке крикнул: «Это ночное нападение бандитов!» и тут же выстрелом из винтовки был убит. Таким же внезапным было нападение и на эскадроны прикрытия штаба, где люди легли уже отдыхать. В паническом ужасе австрийские кавалеристы разбегались во все стороны или же, напоровшись на наших солдат, кончали свою жизнь на штыках. Вся операция продолжалась менее часа, и отряд, разделившись на отдельные группы, уже не соблюдая мер осторожности, с захваченными пленными, напрямик и бегом, направился к своим, через линию фронта. Мой взвод в спешке и темноте нарвался с тыла на германскую батарею. Спасаясь, артиллеристы выскакивали из землянок и разбегались без сопротивления, так как не ожидали нападения с тыла. Мы так торопились, что не успели даже заклепать орудия: по фронту уже началась стрельба, и многие из пленных, не желавшие ложиться или бежать, падали от огня своих же.
В результате мы привели не больше десяти человек захваченных пленных, но среди них был начальник дивизии, генерал фон Фабериус. Все поле между окопами было усеяно телами убитых немцев, но, прибежав к себе, мы не досчитались и многих наших.
У деревни Комора, куда мы прибежали, в окопах сидела рота из отряда ротмистра Луст-Данилевского. В это время из соседних деревень, - Дубицы, Прикладники, Санчице, - немцы двинули свою пехоту для спасения штаба в местечко Невель, где были размещены только что пришедшие из резерва два батальона пехоты. Но гарнизон был уже весь перебит или взят в плен. А немцы были так деморализованы ночным нападением нашего отряда, что пришедшие почти никого не нашли. Преследовавшая нас при нашем отходе пехота наконец остановилась и через фронт не пошла. Отдохнув некоторое время в деревне Комора, где кое-как сумели одеть генерала в раздобытый новый тулуп и шапку (которую, кстати, он не хотел надевать) и, посадив его в сани, в сопровождении охраны отвезли его в офицерский флигель в Мутвицу. При известии о взятии в плен немецкого генерала, который был помещен в доме нашего командира, ротмистра Луст-Данилевского, прибыл сам командир корпуса, генерал Гилленшмидт, с начальником штаба, полковником Черячукиным (донской казак), и с переводчиком, бывшим австрийским офицером, но с погонами русского прапорщика. С прибытием нашего начальства, немецкого генерала отвели на первый допрос, который был произведен в помещичьем доме этого местечка. Здесь же хозяйка дома нашла для пленника подходящую одежду, теплую фуфайку и т. д. После допроса генерала привели обратно в наш флигель. Никакого специального караула для него не выставлялось.
Генерал явно нервничал и от предлагаемой пищи отказывался, пил только чай и иногда ел шоколад. С ротмистром Луст-Данилевским он разговаривал по-немецки. На ночь пленник был устроен в барском доме и отдан на попечение дам-хозяек, где его уговорили поужинать и напоили кофе. Помню, что по приказанию нашего командира все мы, офицеры, были предупреждены, чтобы мы не оставляли нигде нашего оружия и имели бы его при себе.
На другой день утром из штаба корпуса прибыл молодой прапорщик с десятью гусарами 17-го гусарского Черниговского полка. Было очень холодно, но по странной прихоти генерал ни за что не хотел надевать предлагаемую папаху, когда же дамы предложили ему шерстяной вязаный шлем, он его надел. В дорогу были ему даны теплые шерстяные вещи. Посадив генерала в сани, молодой прапорщик в сопровождении гусар повез его на станцию железной дороги Ганцевичи, откуда он должен был быть направлен в штаб. Здесь, на несчастье, этот прапорщик встретил своего приятеля, коменданта станции. Встреча была, конечно, очень радостной, комендант пригласил приятеля к себе на квартиру. Время было обеденное, и они остались пообедать. Не обошлось и без возлияний. Генерал вышел в соседнюю комнату и попросил у денщика воды, чтобы умыться. Денщик вышел за водой, а генерал схватил лежавший на столе револьвер и застрелился. Так прапорщик пропил своего пленника - генерала немецкой армии - и не довез его в штаб нашей 3-ей армии.
Как я узнал позже со слов встреченного мною в лагере бывшего немецкого офицера, служившего затем в польской армии, и который был со мной в плену в Мурнау, после нашего набега в Пинске был арестован католический епископ и увезен в Германию. А в деревне Невель был поставлен памятник с перечислением всех погибших тогда германских офицеров, где можно было насчитать больше тридцати имен. Деревня же Комора была буквально сметена с лица земли артиллерийским огнем, но нас там уже не было, так как мы вскоре были переброшены на другой фронт.
Мой рассказ в лагере об этом набеге был вызван статьей в немецкой газете, в которой был подробно описан весь этот случай. Должен сказать откровенно, что это ночное нападении произвело на меня очень тяжелое впечатление. Я участвовал, во время первой Великой войны, в неоднократных столкновениях с неприятелем, в кавалерийских атаках, но ничто не оставило столь тягостных воспоминаний, как эта наша вылазка-налет на штаб германской дивизии. Мне и теперь не хотелось рассказывать об этом, но по настоянию моих друзей, корнета К. и есаула Л., я это делаю для журнала «Военная Быль», который считаю очень нужным и полезным для военной истории.
К. Юнчик-Юцевич
|
