Странная молва разнеслась в земле Иудейской. Стали говорить, что в пустыне Иорданской появился человек Божий - живет уединенно в подвижничестве, отказался от всех сладостей жизни, дому не имеет, одет в верблюжью шкуру с кожаным поясом, питается тем, что дает ему пустыня, и всех, кого встречает, зовет к покаянию и погружает в струях Иорданских, и всем говорит про какого-то нового Пророка, который придет вслед за ним и будет сильнее его и принесет народу новое крещение. В эту пору все, у кого в сердце хранился еще религиозный завет отцов и праотцов, и кого волновала народная забота о судьбах Израиля, - все находились в каком-то смутном ожидании исполнения пророчеств и явления обещанного Мессии, все были заняты вопросами: Кто Он будет? откуда явится? где Его видеть? как Он устроит дело славы и освобождения? И вот, прослышав о явлении Иоанна в пустыне, толпы стали собираться к нему из окрестностей Иордана, со всей Иудеи и из Иерусалима: «Еда той есть Христос?»

Без сомнения, массу народа влекло прежде всего любопытство, влекло национальное чувство, возбуждавшее новые надежды, ожидания и мечты при всяком событии, в котором думали видеть признаки явления Мессии. Ждали, может быть, услышать таинственные вести об Избавителе, принять таинственные распоряжения о том, как и где вокруг Него собраться, чаяли увидеть зарю народного торжества, получить предвестие славного народного царства... Но вместо того встретил их суровый подвижник, встретил строгим и пытливым взглядом, проникающим в душу, встретил словом о грехе и покаянии и - грозною на первый раз вестью о близости не того земного царства, которого они чаяли, но царствия небесного. «Покайтеся! Царствие небесное близко!»

Не то встретили, чего ожидали; но что они увидели и услышали, то пало им на душу и разбудило в них дух. Без сомнения, в числе их было много таких, что никогда не думали о грехе, не испытывали сердца своего и о судьбе его не предлагали ему вопросов; были и люди, давно уже носившие в себе совесть, отягченную грехом, сердце, утомленное заботою о путях жизни, ум, возмущенный борьбой между парением мысли и слабостью воли действующей. Приходил бедный народ - люди, у которых мысль дремлет, связанная тяжкими попечениями о хлебе насущном, сдавленная притеснением и унижением; приходили мытари - люди, для которых притеснение народа стало привычкою, делом жизни и средством для жизни; приходили воины, загрубевшие духом и сердцем в делах воинского служения, насилия и прибытка.

Но во всех этих людях была искра Божества, была живая душа, способная к восприятию мысли и огня, душа желающая и воздыхающая и требующая лучшего. Многие из них блуждали во тьме и жаждали света и не находили его. У них были писания пророческие, был храм со всеми обрядностями Моисеева закона, с жертвами о грехе, с сонмом священников и учителей; но в этих обрядах закона и в его служителях не было уже живого духа: «на Моисееве седалище сели книжники и фарисеи» - те, что берут к себе ключ разумения - сами не входят и желающих не пускают; те, что налагают на совесть бремена тяжкие и не хотят перстом своим двинуть их; были ученые знатоки закона и писаний - те, что глубокими изысканиями решают вопросы, «где Христос рождается», но родившегося Христа не ощущают и отвергают. Были учителя, замкнувшиеся в мертвой букве закона, но живых учителей не было. Были высокие проповедники, одно говорившие, а другое делавшие; оттого и слово их оставалось словом без власти и без силы, и не поражало душу и не возбуждало сознания.

Не было учителей в городах и селах, посреди действительной и деятельной жизни - и вот, вдалеке от мирских дел, в пустыне явился народу человек, в котором народ почуял живого учителя. Он, незнакомый вовсе с делами житейскими, изможденный телом от пустынных подвигов, отчужденный вовсе от общения с людьми, - он умел разбудить сердца и каждому сердцу сказать его печальную историю и в каждом сердце зажег огонь покаяния. К нему - к жителю пустыни - житейские люди, от своих учителей, с ними живущих, обращаются с вопросом: что нам делать? и от него принимают наставления, приличные каждому званию.

Странное дело: человек мысли, человек тихого созерцания духовного приходит и влечет к себе несметные толпы людей, в мире живущих и погруженных в дела мирские, и приковывает их смятенные взоры к своему взору строгому и суровому, и мысль их, разбежавшуюся по миру, к своему сильному и жесткому слову. И какое слово он им приносит? Не слово о любви и нежности, не обетование мира, не пророчество о блаженстве и славе, - не то слово, от которого обыкновенно тает и умиляется душа, жаждущая блага и счастия, а горькое страшное слово угрозы, слово «о грядущем гневе» на сынов противления. Вот какое слово Бог избрал орудием для того, чтобы потрясти загрубевшие души, чтобы уготовить в них путь Господень и уравнять стезю Его.

Иоанн возбудил сердца словом о грехе и о законе возмездия за грех, и услышав это слово, может быть, в первый раз произнесенное со властию, человеком, которому дана была власть и сила правды, сердца почуяли в себе грех и дрогнули, и подвинулись. Таковы все мы, дети суетного мира - и неверные и почитающие себя верными, и холодные деятели и горячие мечтатели, и глубокие мыслители и рассеянные искатели наслаждений. Носим в себе грех и не знаем, где сыскать его. Думаем, что знаем жизнь, а жизнь нас обходит и стоит позади нас, неведомая. Воображаем, что образ правды ясен и светел перед нами, а с нами играет ложь призраками правды. Наслаждаемся делами рук своих и не подозреваем, что дела наши призрачны, как страстное желание, которое их породило, обманчивы как наслаждение, которого мы в них ищем. Мы живем и ходим над бездною - и знаем и говорим о бездне, но тому месту, по которому мы ходим, вверяемся как твердыне. Несмысленно тоскуем, несмысленно радуемся и, обольщая себя, других обольщаем. Жаждем исполнения сердечных желаний, но чего хотим, волею того не в силах делать, а делаем то, чего не хотим. Кто выведет нас из этого обмана, кто очистит нам очи и раскроет слух наш и выведет нас на высокое место и с вышины покажет нам жизнь нашу и расскажет нам истину о жизни и о сердце, кто сдернет могучей рукой обманчивые покровы и сильным словом потрясет до глубины дремлющую нашу душу! Блажен, кто почуял над собой такую руку и встретил на пути своем человека с крепкою верою и всевластным словом истины. Сурово будет это слово и, заслышав его, душа затрепещет от ужаса. Оно покажет нам жизнь, как она есть, и в жизни раскроет неумолимый закон правды - и когда мы увидим лицом к лицу грех свой и страшную судьбу его, вся душа в нас затрепещет одним чувством: «Куда убежим от грядущего гнева?» Увидим, какие семена мы посеяли, и узнаем, чего не знали прежде, что каждое семя дает свой росток и приносит плод свой и готовит жатву греха в жизни и судьбе человеческой. Любовь управляет миром, но об этой любви мы только мечтали в самоуслаждении: что будет с нами, когда мы увидим, что любовь не уничтожает закона жизни и не отступает ни перед каким страданием человеческим? Ты согрешил, тебя ждет страдание - этого закона любовь не нарушает, и страстным путем проводит страстного человека, и этого закона не минует ни одна душа человеческая: ни суровая и жестокая, ни мягкая и нежная, цветущая благоволением человеческого сердца. Когда пробуждается в нас сознание греха, мы в первый раз чувствуем, что такое гнев грядущий и как он страшен. Божий дух дан был мне, чистый, со стремлением к совершенству - я загрязнил его чистоту, я исказил его высокие стремления; я загасил в себе лучезарный; и все, что совершил я и что во мне совершилось - было и есть и стоит передо мною неизгладимым, неотразимым событием, записанным в судьбу мою; не вернешь прошедшего мгновения, не переделаешь зла, которое сделано - оно осталось. Осталась моя обида ближнему, который в ту минуту прошел мимо меня и уже не вернется, и эту минуту не принесет с собою; осталось прозвучавшее в воздухе слово соблазна, осталось нечистое движение воли и породило множество движений, и слов, и дел. Все это со мною, а сколько отошло от меня и исчезло без возврата добрых движений, не принесших плода! Они пронеслись, оставив след лжи в моей жизни, и эта ложь осталась со мною. О, какая глубокая тоска нападает на проснувшуюся душу, когда открывается перед нею свой грех, без конца и без меры отражаясь в ней самой и во множестве других душ, его принявших и к нему приобщившихся! И тут, когда станет перед человеком мысль о вечности, в которой ничто не пропало и все записано в судьбу человеческую - тут открывается место ужасу и стыду и горькому чаянию «грядущего гнева».

Таково «крещение Иоанново». Оно потрясает душу сознанием греха и чаянием гнева грядущего, и омывает ее водою покаяния.