Эту и другие книги можно заказать по издательской цене в нашей лавке: http://www.golos-epohi.ru/eshop/
...Ночь прошла спокойно, уступив место солнечному весеннему утру. Жизнь в станице, ранее казавшаяся погруженной в зимнюю спячку, с первыми лучами яркого солнца закипела ключом. Уже скрипели журавли колодцев и холодная вода лилась в огромные корыта, к которым беспрерывно подводили коней еще полузаспанные кавалеристы.
Уже дымились трубы в хатах. Этот дым щекотал носы, а проворные хозяйки то и дело сновали в погреб и обратно к печке, приготовляя еду для нежданных гостей.
В отдалении слышна была орудийная стрельба, а в станице Журавской, больше похожей на муравейник, занятый своим делом, было совершенно спокойно. Не видно было приготовлений и незаметно суеты - обычной перед выступлением в поход или в бой. Все делалось спокойно, потому что во главе этой горсточки людей, заброшенных в людском бушующем море, стоял сам легендарный Корнилов. Вера, в него и в правоту его дела была настолько безгранична, что без преувеличения можно сравнить только с ранними последователями учения Христа из «Камо Грядеши»...
Случайно приходилось бывать очевидцем последнего прости родителей с детьми, всегда сцена расставания - невыносимо тяжела, но на этот раз проходила спокойно с обеих сторон, без обычных слез и истерики...
Если бы не гул артиллерийской канонады, то можно было бы принять за маневры... Но наша группа в три с половиной тысячи человек, носящая имя Добровольческой Армии, находилась в чрезвычайно тяжелое положении, тем более, что большевики усердно провоцировали небылицы в печати не только дома - в России, - но и за пределами ее.
...Отогнанные большевики, получив подкрепление, готовились к новым атакам, а один большой отряд, поддержанный бронепоездами, занял Выселки. Он вытеснил наш небольшой отряд, который отошел, не предупредив об отходе главные силы Добровольческой Армии. Уверенный в том, что Выселки в наших руках, наш авангард шел беспечно в село и попал в засаду.
Мы понесли большие потери и вынуждены были принять неравный бой. Партизанский полк авангарда, состоявший в большинстве из учащейся молодежи, гимназистов, кадет, студентов и молодых офицеров, потерял много убитыми и ранеными и только благодаря высоко-талантливому руководству его командира, генерала А. Богаевского, не подвергся полному истреблению.
Мы отошли...
На северной окраине станицы в больших дворах расположилась кавалерия. Рослые кони мирно жевали пахучее сено, которое подносили дневальные.
Из открытых дверей и окон слышен был разговор и смех. Из хаты приятно тянуло ароматным запахом приготовляемой снеди. У колодца во дворе умывалась по очереди молодежь и... по одному исчезали в хате.
Неожиданно группа у колодца расступилась, уступая место молодому гиганту.
- Нет, нет, не беспокойтесь, пожалуйста. Я подожду еще батюшку.
Подошедший отошел немного в сторону от колодца. Он был больше шести футов ростом, необычайно широк в плечах, с тонкой талией, блондин с правильным, даже красивым лицом и темно-голубыми глазами.
Через несколько минут из дома вышел батюшка с вестовым.
Все бывшие во дворе радостно приветствовали священника. Его очень любили в отряде за его дружеское отношение всегда готового прийти на помощь нуждающемуся.
Вестовой набрал воды в ведро и поставил около священника, и гигант предложил батюшке умываться первому.
- Да мы оба свободно сможем. Дай-ка, братец, кружку - я полью нашему командиру, а он мне затем...
Гигант подошел к забору и, опершись об изгородь, глядя на колыхавшееся полотно отрядного значка, поставленного у ворот, глубоко задумался. Его мысли улетели домой, где он оставил дорогих и близких его сердцу родных. Как-то они там живут среди этих «апостолов мира», кровью заливших города и села любимой страны...
Вспомнилось ему недавнее еще детство, школа... училище... служба... война. А ведь жизнь улыбалась ему. В 29 лет ему уже доверили эскадрон, и он получил почти все боевые награды... Правда, пару раз его и ранило, но Бог милостив - выздоровел. Открытая жизненная дорога лежала впереди, и неожиданно эта жуткая, никому ненужная революция... Он еще на фронте видел, как торжествовал враг, как безнаказанно занимал страну, три года сопротивлявшуюся...
Он видел, как в огне грандиозного пожара гибли ценности, рушились те устои, которые были основой семьи... И в это поистине кошмарное время только отдельные голоса призывали к борьбе за восстановление порядка, и среди этих голосов он выбрал Корнилова и попел за ним безоговорочно...
Налетевший ветерок расправил полотно значка и заиграл им в воздухе. Глядя на него, опять нахлынули воспоминания о полке, где он начал свою службу... и опять мысли о еще не забытых днях... История полка; биография одного из лучших сынов Дона и России - легендарного Якова П. Бакланова, героя Кавказа, имя которого знают и в Азии и в Европе. В честь и память его назван полк; да не только полк носит его славное имя, но и добрый десяток новых поселений (станиц и хуторов) и вновь открытых школ народных и ремесленных... Так Дон чтит своих героев-сынов. Нашему командиру-великану посчастливилось поступить в полк под сенью того же значка, который был с Баклановым во всех походах, во всех боях.
Враги хорошо помнят черное полотно значка, на котором серебром вышит череп со скрещенными костями, а внизу надпись: «ЧАЮ ВОСКРЕСЕНИЯ МЕРТВЫХ...»
Кто-то тихо позвал его, он оглянулся. В нескольких шагах стоял батюшка.
- О, это вы, отец?
- Да, вижу, что ты опять призадумался около Значка, а время уже и чайку попить, - сказал батюшка, подходя поближе. - Я вообще заметил, что ты уже несколько дней чем-то озабочен. Может, я могу помочь?
- Да, что-то очень тоскливо, а почему - не знаю; да это пройдет, - ответил гигант.
- Да я не примечал, чтобы ты тосковал; ведь давно вместе служим. А вот вижу, что ты какой-то не свой, и думаю сам - отчего это? Хотя, конечно, ведь причин-то много, и все-таки нам поддаваться нельзя. Посмотри, как хорошо вокруг, весна настоящая, солнце-то как греет! Ну, пойдем, а то и чай будет холодный, да и хозяюшки будут волноваться... - и, взяв его за руку, направился с ним в хату. В это время из большого сарая вышел вестовой, а за ним два коня, весело помахивая головами. Батюшка первый заметил коней и проговорил, смеясь: - Мы с одной стороны идем, а наши кони с другой, всегда вместе, - и весело окликнул коней, которые в ответ радостно заржали и прибавили шагу.
Кони подошли к своим хозяевам и трогательно терлись головами.
Вестовой, отошедший в сторону, мрачно смотрел на коней.
- Почему ты такой мрачный? - спросил батюшка, подходя к вестовому.
- Да командирский конь чудит чего-то, не ест как следует и не пьет, только мочит губы, а ветеринар после осмотра говорит, что конь совершенно здоров. Ума не приложу, в чем дело, - ответил вестовой.
- Выглядит вполне здоровым, посмотри, как он ласкается к своему хозяину, - проговорил священник.
Действительно, конь терся мордой о плечи хозяина, а, потом положил голову на его плечо и тихо заржал... словно жалуясь на что-то, что его беспокоит. Командир ласково погладил его по шее, провел рукой по морде и, взяв недоуздок, передал вестовому, который отвел и привязал коней к телеге, наполненной сеном.
- Вестовой злится на меня за то, что я верю больше ветеринару, но как же иначе? - сказал командир батюшке.
- Ты же знаешь, как вестовой предан тебе и как он любит вообще животных. Вы оба живете, как родные братья. Если он очень волнуется за тебя и коней, то это только потому, что он заботится о тебе как о родном. Он также беспокоится и о коне, ибо конь для казака - родной брат. Ну, пойдем, - сказал батюшка, и оба скрылись в хате, где в одной из комнат на столе стоял горячий самовар.
Гостеприимная пожилая хозяйка налила чай в стаканы и поставила перед ними. В это время дверь открылась, и кто-то попросил разрешения войти.
- Входите, - ответил начальник.
- Дежурный по кавалерии, - раздался рапорт офицера.
Начальник выслушал рапорт и пригласил дежурного офицера к столу.
- Я должен собрать все сведения и ровно в 8 часов быть у ген. Маркова. Благодарю вас, господин есаул.
- Тогда после доклада приходите к нам, и наша хозяюшка и мы угостим вас малороссийской колбасой, - вставил батюшка.
- Благодарю вас еще раз и постараюсь быть. Теперь это большое лакомство. Бог знает, что будет через час, - ответил офицер и вышел из комнаты.
- На сегодня мы приданы арьергарду, которым командует генерал Марков. Интересно, какие новости принесет дежурный, - сказал начальник.
Прошло не меньше часа, пока дежурный вернулся и на вопрос, что нового, поделился услышанным.
- На сегодня отряды кавалерии соединены в один отряд под общей командой полковника Глазeнапа и приданы штабу ген. Маркова, который командует Офицерским полком. Полковник Глазенап уже получил приказ о выступлении в 10 часов. Я узнаю, какое приказание будет для нас.
- Это хорошо, что мы подчинены полк. Глазенапу. Он боевой офицер и большая умница, - проговорил войсковой старшина Никитин.
Я помню полк. Глазенапа по Юго-Западному фронту. Почти с самого начала войны он доставил немцам много неприятностей, так что немцы даже объявили денежную награду за его голову.
- Да, я тоже помню, - сказал есаул Власов. - Помню, как молодежь стремилась попасть к нему. Я эти последние дни присматривался к составу нашей Добровольческой армии, и мне бросилось в глаза, что половина, если не больше, все та же молодежь, которая и там раньше, на фронте, беззаветно отдавала свою жизнь... Пойдемте на воздух. Кажется, стрельба усилилась. Возможно, что сегодня будет не только хорошая погода, но и хороший бой.
Теперь стрельба слышна была больше и громче. Вдали, как морокой прибой, шумели ружейные пули и пулеметная стрельба, прорезаемые выстрелами орудий противника. Шла борьба не на жизнь, а на смерть. Чутко прислушивались к этим страшным звукам добровольцы, тихо nepеговариваясь между собою.
На обширном дворе группами сидели добровольцы у колодца, под деревом или под сараем, и всюду был один разговор, одна тема - о поступающей весне и о непоколебимой вере в победу над большевиками. О доносившейся стрельбе даже не говорили.
Есаул Власов, начальник Баклановской сотни, вышел на улицу и остановился, заметив конного, в котором узнал дежурного. Подъехавший, соскочив с коня, подошел к Власову и доложил о приказе выступать через час в направлении Выселок.
- А вообще что слышно? - спросил Власов.
- Передают, что противник оказывает сопротивление и нашим послано подкрепление. Очевидно, скоро наши собьют большевиков, так как обозам приказано уже вытягиваться, - ответил дежурный.
Настроение у всех было хорошее, хотя немного озлобленное потерями партизан, которые попали под огонь бывших пленных мадьяр и персов, находящихся у большевиков. Партизаны взяли нескольких в плен и прислали в штаб. При допросе выяснилось, что по приказу Троцкого все военнопленные немцы и австрийцы вооружены и брошены против добровольцев. Великая Русская революция закреплялась штыками врагов России.
Власов подозвал дневального и отдал приказание о выступлении. Медленно направляясь к своему двору, он обратился к дежурному со словами:
- До выступления вы сможете у нас позавтракать, хозяйки под батиным руководством готовят домашнюю колбасу. Батюшка уже говорил вам... Надо сказать ему, чтобы не задерживали с едой, а то неизвестно, когда придется есть.
Во дворах расположения отряда с получением новости о выступлении не было заметно большого движения, но было суеты и шума. Баклановцы укладывали свои вещи. Большинство вещей старались оставить в обозе. Разрешалось иметь одну повозку на взвод. Нужно сказать, что и одной повозки было много, ибо почти никто ничего не имел... Вообще же все старались облегчить себя, а главное коня. Каждый знал и понимал, что конь - это все в бою и на походе.
Но прошло и нескольких минут, как все были готовы; оставалась только седловка, но это в последнюю минуту перед выездом. Времени для седловки было больше, чем достаточно.
В избе тоже шли приготовления, но другого рода.
На громадных сковородах подрумянивалась круглая домашняя колбаса, еще с вечера приготовленная хозяйкой. Батюшка. тоже помогал - советами, конечно, - что вызывало добродушную улыбку на морщинистом лице хозяйки, лучшей специалистки по выделке колбас. О ее кулинарном искусстве говорила вся станица. В больших чугунках тушилась пахнущая яблоками капуста. Аппетитный запах наполнял комнаты и чувствовался даже на дворе.
За большим, покрытым чистой скатертью столом уже восседали любители покушать, поглядывая с нетерпением на хозяйку и на часы. Начальник отряда и батюшка, посмеиваясь над ожидавшими, тоже подошли к столу. Сидевшие встали, и батюшка прочитал молитву.
По прочтении молитвы все проговорились:
- Ну, может быть, теперь, после молитвы, скорее дело пойдет, а то просто замучила нас хозяйка своим: «еще минуточку, еще минутку, и будет готова колбаса».
Ласково улыбаясь, хозяюшка поставила на стол большую сковороду возле начальника, а дочь принесла несколько мисок с шипящей капустой. Вскоре все были поглощены уничтожением вкусной колбасы.
Батюшка, сам большой гурман, был в восхищении от колбасы... Он все подкладывал своему соседу Власову, который не заставлял себя долго упрашивать. Молодой исполин добросовестно уничтожал добавки. Аппетит у него был завидный, а хлопотунья хозяйка, польщенная похвалой, все время подкладывала новые куски колбасы.
Уже давно все насытились, и только начальник и батя подкладывали друг другу по «последнему кусочку»... Наконец и сам начальник, есаул Власов, положил в сторону вилку и, вздохнув, с сожалением посмотрел на сковороду, на которой еще возвышалась гора, подрумяненной колбасы.
- Ну, что же, хозяюшка, не осилили все, но правда - больше не в состоянии. Спасибо тебе и всей семье за хлеб-соль, и если живы будем - милости просим к нам в гости всей семьей, нашего хлеба-соли отведать. - Власов встал и, подойдя к хозяйке, добавил: - Разреши поцеловать тебя, как мать родную, - нагнулся и поцеловал ее морщинистую щеку. - А теперь, - он посмотрел на часы, - через десять минут мы выезжаем; надо присмотреть за седловкой, - и он медленно вышел из хаты, а за ним последовали и остальные. Осталась в хате только хозяйка с дочерями. Они, стесняясь друг друга, украдкой вытирали полные слез глаза.
Скоро отряд двинулся по дороге на Выселки, обгоняя вытянувшийся по дороге обоз. Недалеко от окраины догнали отряд Глазенапа и пошли за ним. Шли медленно, так как впереди кавалерии шел штаб генерала Маркова, к которому беспрерывно подъезжали дежурные офицеры-ординарцы.
Отъехав несколько верст, мы остановились, остановился обоз. Кавалерия спешилась, и каждый жадно прислушивался к сильной ружейной и пулеметной стрельбе, происходившей где-то в направлении Выселок. Простояв с полчаса, опять двинулись вперед, ведя коней в поводу. Становилось жарко. Прошли с версту. Отряд, шедший впереди нас, получил приказание и, отделившись от группы, быстро исчез за буграми. Баклановцы, заняв место ушедшего отряда, оказались сзади штаба. Стрельба впереди становилась сильнее и сильнее, в особенности пулеметы. Чувствовалось что впереди идет жестокий бой.
Стало известно, что кавалерия пошла по вызову ген. Корнилова, и все высказывали предположения, для чего понадобилась конница. Одни предполагали, что для разведки, для охраны флангов, но никто не знал наверное.
Прошло немного времени, наконец, показался ординарец, подъехавший к штабу, и тотчас же передали по колонне: «Начальника отряда к ген. Маркову!»
Есаул Власов вскочил на своего рыжего и поскакал к штабу, за ним не отставал вестовой. Через пару минут вестовой вернулся и передал приказ: «По коням, вперед». Отряд рысью поравнялся со штабом ген. Маркова, дружно ответил на приветствие его и крупной рысью пошел по дороге в Выселки. Отряд шел к ген. Корнилову по его личному вызову.
Быстро прошли несколько верст, и поле боя открылось глазам отряда. Впереди, около мельницы, расположился ген. Корнилов со штабом, а влево за широкой долиной отходила пехота противника, отстреливаясь, но в порядке. Нам был отчетливо виден их фланг до середины их фронта. Противник, не видя перед собой наших частей, отходил, не торопясь, хотя левый фланг противника уже сбила наша пехота... Непонятно было, по ком противник стрелял. Правда, скоро мы услышали знакомый полет пуль, хотя мы - отряд - находились около двух верст от противника. От штаба отделился конный и скакал к нам, к нему навстречу направился Власов, и вскоре, пропуская отряд, Власов громко приказал приготовиться к атаке, не торопиться и слушать команду:
- Корнилов, ген. Корнилов сам смотрит на нас! - Мы продолжали идти рысью.
Подалась команда: «Взводные ко мне!» - и выехавшие из строя офицеры поскакали к начальнику. На рыси начальник объяснил взводным задачу, и они скоро вернулись на свои места. Оставалось версты полторы до первых цепей противника. Видно было, как в цепи метались их комиссары.
Раздалась команда, одна за другой повторенная взводными, и отряд, как на учении, перестроившись в одну линию, все той же рысью продолжал идти вперед, не обращал никакого внимания на рой летящих пуль.
Мы уже подошли на 1000 шагов, и хотя огонь по нас был усилен, но потерь не было - большевики нервничали и забыли, что нужно целиться. Подошли ближе, все тем же аллюром, и нам стало ясно видно все семь цепей противника и происходящая суматоха в первых трех цепях.
Начальник отряда вынул свой клинок, а за ним сверкнули на солнце клинки всего отряда, и затем всадники быстро перестроились лавой. Заметно было, как кинулись убегать одиночки из передних цепей и конные улепетывали к себе в тыл. Мы были недалеко от противника, когда начальник подал сигнал к атаке.
Прошло несколько минут, и Баклановцы с криком «ура» врубились в цепи противника. Легко опрокинув передние цепи, они увлеклись проследованием.
Красные сдавались в плен, бросались на землю пластом, притворяясь мертвыми, бросали оружие в сторону, становились на колени.
Все произошло молниеносно - атака, крики раненых и сдающихся, перемежающиеся с одиночными выстрелами, так как общая стрельба совсем прекратилась. Вскоре Баклановцы начали собираться в группы и искать своих взводных и командира. Взводные находились здесь же. Они приказали собираться вместо, выделив несколько конников для сопровождения пленных... но начальника отряда никто не видел. Кто-то заметил группу на месте, где в начале находилась первая цепь противника, и опознал коня командира. Все направились к этому месту, и скоро мы увидели нашего командира... МОЛОДОЙ ГИГАНТ ЛЕЖАЛ НА ЗЕМЛЕ; ОН БЫЛ МЕРТВ...
Очевидец, священник отряда, следующий за атакующими Баклановцами, поведал, как все произошло. Он прерывал свой рассказ, чтобы вытереть предательские слезы...
- Я видел всю атаку. Когда отряд поравнялся с первой цепью красных, я сосредоточил свое внимание на командире. Я видел, как блеснул на солнце его клинок и как рыжий сделал огромный прыжок, после которого командир спрыгнул с коня, но обращая внимания на продолжавшуюся атаку. Я был сравнительно далеко. Мой конек не шел быстрее, и я издали видел, что конь командира стоял на трех ногах, а начальник рассматривал рану, стоя спиною к полю. Видимо он был поглощен выяснением серьезности ранения коня; да и не могло быть иначе, зная любовь казака к коню. Командир не замечал, что творилось вокруг и не видел, как за его спиной лежавший на земле красногвардеец поднялся и со штыком наперевес направился к Власову, который по-прежнему сосредоточил свое внимание на ране коня, не замечая грозившей ему опасности.
Я все это видел издали, но не мог прийти на помощь. Я кричал во всю силу своих легких, но, видно, не слышал командир моего голоса за шумом боя, а красный приближался все ближе и ближе; было ясно видно, что штык красного был на уровне живота командире.
Я кричал до хрипоты, но напрасно... и только в последний момент, когда красный находился на расстоянии штыкового удара, командир обернулся и увидел перед собою штык, но было уже поздно, он не мог отвести удар.
Штык красного вонзился в живот Власова. Даже в этот жуткий момент командир не растерялся и, схватив левой рукой дуло винтовки, еще дальше вонзил в свой живот штык, чтобы приблизить врага, державшего приклад винтовки. Он правой рукой, в которой держал шашку, нанес удар по голове красному. Прежде, чем я доскакал до них, они оба медленно повалились на землю. Первым свалился красный, а на него сверху наш командир. Когда я подошел, оба были мертвы - Власов со штыком в животе, а под ним красный с рассеченной до шеи головой. Около Власова стоял верный конь с застывшей слезой в выпуклых глазах... Стоял он на трех ногах, вздрагивая всем телом от пулевой раны в правое заднее стегно, а около на земле сидел вестовой, спрятав лицо в коленях, и по вздрагивающим плечам видно было, что он беззвучно рыдал.
Может быть, рана не была бы смертельна, если бы желудок не был полон, и, может быть, выжил бы наш гигант, а теперь его нет среди нас...»
Молча слушали хмурые Баклановцы, стоя вблизи лежавшего на земле тела начальника, которого отнесли в сторону от красного.
Под голову убитого положили его подушку, снятую с седла, и накрыли тело попоной. Все ждали подводу, за которой уже давно послали в село. Коня расседлали, и он стоял недалеко от своего мертвого хозяина, понуря голову и изредка издавая жалобное ржание...
Кругом царила тишина. Даже не верилось, что только недавно это место было свидетелем боя. Весна вступала в свои права, и солнышко припекало, но никто не обращал на это внимания. Все были подавлены потерей, и не одна слеза катилась по суровым лицам Баклановцев...
Вскоре прибыл ветеринарный врач, который осмотрел раненого коня и сказал, что пуля засела глубоко в кости и что конь выживет, если его поставить в конюшню и совершенно лишить движений не меньше, чем на десять дней. Значит, коня надо было оставить «на милость» где-нибудь в селе.
Наконец прибыла подвода с крестьянами по наряду. Крестьяне принялись за копанье ям для убитых, собирая имеющиеся на них документы... Баклановцы бережно уложили на подводу своего командира и тихо двинулись в соло. В крестьянской хате приготовили тело к погребению и переложили в гроб, сколоченный из грубых досок, поставили у гроба почетный караул, ожидая дальнейших распоряжений. Вскоре пришел ген. Марков, за ним ген. Алексеев с ротм. Шапрон дю Ларре, я... все отстояли печальное отпевание-панихиду. Не один смахивал назойливую слезу. Было над чем подумать: сегодня ты, а завтра я.
По окончании службы ген. Алексеев задержался и около часа беседовал с Баклановцами, стараясь ободрить и отвлечь их от мрачных дум.
Стало известно, что отряд атаковал противника, который оказался старым врагом. По документам, собранным у военнопленных, видно было, что банда Смольного призвала в красную гвардию наших врагов, находившихся в лагерях и на полевых работах - немцев, австрийцев и мадьяр, - обещая им за это возвращение на родину и платя им за голову каждого убитого добровольца премию.
Так новые интернациональные «апостолы»-бандиты покоряли русскую землю чужими руками, призвав китайцев, латышей, пленных немцев, австрийцев, мадьяр и прочих врагов России...
Незаметно надвинулся короткий вечер и за ним томная южная ночь. Ввиду нашего ухода из этих мест и, конечно, немедленного вступления красных, было решено похоронить командира без соответствующих его положению почестей. Баклановцы не желали привлечь внимание красных, зная по опыту, что красные выкапывали мертвых и надругались над ними...
Поздно ночью пришел ген. Корнилов проститься с погибшим. Он постоял у гроба молча, перекрестившись и простившись с есаулом Власовым; ген. Корнилов медленно вышел из избы и исчез в темноте... Он выглядел старше своих лет, заметно было его серое, усталое лицо.
За короткое время похода ген. Корнилов оценил исполнительного, храброго и талантливого офицера, и потеря его была, тяжелым ударом для ген. Корнилова.
Вскоре после ухода ген. Корнилова Баклановцы собрались в избе, чтобы отдать последний долг своему командиру. Служил погребение батюшка при мерцающих свечах, и, даже не глядя на него, все чувствовали его волнение. Голос батюшки часто срывался, видны были предательские слезы, катившиеся по его щекам. Да, правду сказать, не только батюшка нервничал, но многие Баклановцы старались украдкой смахнуть «случайно» набежавшую слезу. По окончании службы Баклановцы, простясь с командиром, вынесли гроб на руках из хаты и медленно направились к могиле, заранее приготовленной.
Не слышно было печального погребального звона и не было хора. Могильная тишина, темная ночь как-бы умышленно скрывала происходящее, словно стыдясь за человека и им творимое...
Срывался холодный ветер, гоня черные тучи. Чувствовалась перемена погоды, но Баклановцы не замечали изменений и медленно несли гроб своего есаула. Это шествие напоминало что-то тайное, мистическое давно прошедших дней. Это были те же гонимые, что и в первые века, на заре христианства... Все это происходило на глазах всего культурного мира, безучастно наблюдавшего уничтожение русской интеллигенции, прикрываясь словом «революция».
...В темноте показался огонек, и процессия направилась на него.
При свете трех фонарей гроб поднесли к свежевырытой могиле. После короткой службы закрыли гроб и приготовились спускать его на канатах. В это время кто-то проговорил: «Посветите сюда фонарем», - и к фонарю склонился ген. Марков, всматриваясь в часы на руке, затем выпрямился и сказал: «Можно опускать, не спеша». Гроб медленно поплыл вниз, но не успели еще его опустить на дно, как раздался оглушительный взрыв недалеко от села, и весь горизонт осветился на несколько секунд ярким фосфорическим светом. В наступившей затем темноте раздался негромкий голос: «Командирский салют». Через минуту раздался второй взрыв, потом третий. То саперы взрывали дорогу, а получилось - как бы прощальный салют нашему командиру. При мерцавшем свете была ясно видна надпись на Баклановском Значке: «ЧАЮ ВОСКРЕСЕНИЯ МЕРТВЫХ»...
Порывы холодного ветра колыхали тяжелое полотно над самой могилой, как бы посылая Есаулу ПОСЛЕДНЕЕ ПРОСТИ...
Профессор Н.В. Федоров
Составлено по рассказам покойного брата, Петра Васильевича Федорова, сотника Баклановского Отряда, участника Первого Кубанского ген. Корнилова Похода, участника Второго Кубанского похода и взводного Первого взвода 4-й Донской Казачьей сотни 2-го Конного Офицерского ген. Дроздовского полка.
В бою под Выселками 2-го и 3-го марта 1918 г. убиты начальники отрядов: полк. Краснянский, есаул Власов и выведен из строя ранением есаул Лазарев.
|
