ПРИОБРЕСТИ КНИГУ В НАШЕМ МАГАЗИНЕ:
http://www.golos-epohi.ru/eshop/catalog/128/15578/
Командующий войсками Киевского Военного Округа Николай Иудович Иванов вышел из экипажа и принял рапорт от командира казачьего полка, полковника Каледина.
- Как живем, Василий Максимович? Как твои казачки? - и генерал Иванов приветливо и весело улыбнулся.
Он любил Каледина и его доблестный 12-й Донской казачий полк. Полк стоял у самой австрийской границы, в небольшом еврейском местечке Радзивилов.
- Покорно благодарю, Ваше Высокопревосходительство, - поклонившись, сказал Каледин. - Да, вот, лежу на боку, да все гляжу за реку, - и Василий Максимович многозначительно повел глазами в сторону пограничных столбов.
Оба - и командующий, и полковой командир - стояли на краю военного поля, примыкавшего одной стороной к австрийскому лесу; пограничные столбы были видны простым глазом и находились от них на расстоянии приблизительно полуверсты.
- А что? - спросил генерал, взглянув в сторону пограничного леса.
- Да так, Ваше Высокопревосходительство. О вашем приезде я узнал только тогда, когда вы изволили уже быть у нас на вокзале, а о том, что за границей у столбов собираются австрийские офицеры, мне было доложено за два часа до вашего приезда.
- Ну, что ж, Василий Максимович, они, верно, боятся нас, а? - и Николай Иудович вопросительно взглянул на Каледина.
- У нас на Дону, Ваше Высокопревосходительство, старики говорили: «смелого догоняет удача». Попугать бы их немножко?
Николай Иудович стоял, широко расставив ноги и задумчиво разглаживая свою широкую бороду. Он знал, что из-за пограничных столбов на него направлены десятки австрийских биноклей.
День был весенний, светлый, но уже по-летнему жаркий. Генерал Иванов сбросил свою легкую шинель на руки подскочившему вестовому и сознательно умышленно, более, чем обычно, молодцевато прошел несколько шагов вперед, приказав Каледину пропускать мимо себя команды молодых казаков.
Генерал внимательно следил за проходившими на вороных конях то шагом, то рысью, стройными казачьими частями. По всем признакам видно было, что он приехал в самом хорошем настроении, которое после смотра полка еще улучшилось. Время от времени он делал свои замечания, и его адъютант, высокий ротмистр Кринский налету записывал слова командующего войсками.
Для населения маленького пограничного местечка приезд такого высокого военного начальства, как генерал Иванов, который был одновременно еще к генерал-губернатором этого края, был, конечно, чрезвычайным событием. Встретить высокого гостя собрались представители гражданской власти, пограничной стражи, полиции, таможни и помещики из окрестных имений, а также семьи всей этой местной элиты. Полковые дамы, при наличии близости австрийской границы, были одеты по последнему слову венской моды и составляли живописную и красочную группу, державшуюся ближе всех к тому месту, где стоял генерал.
Все присутствовавшие на смотру видели, что смотр проходит удачно и что генерал Иванов с заметным удовольствием пропускает одну часть казаков за другой. Время от времени он громко и весело покрикивал:
- Хорошо, станичники! Хорошо, красавцы! Спасибо, молодчики!
В ответ радостно и звонко неслось:
- Рады стараться, рады стараться, ваше-ство!
Смотр близился к концу. Все складывалось, как нельзя лучше. Среди дам нарастало общее оживление и волнующие разговоры о предстоящем вечером большом бале в офицерском собрании. Единственное, что немного портило радостное настроение не только присутствующих дам, но и всех гостей вообще - это неугомонное поведение шестилетнего сына полкового адъютанта, сотника Полякова: своенравный, избалованный, непослушный мальчишка шнырял везде между гостями, приставал с вопросами и замечаниями, весело хохотал и шумел. Все это происходило в каких-нибудь пятидесяти шагах от Иванова. Все попытки унять и угомонить расшалившегося мальчика не приводили ни к чему; молоденькая, хорошенькая мать со слезами на глазах умоляла помочь ей как-нибудь справиться с сорванцом.
Стоявший рядом, не участвовавший в смотру есаул Клевцов охватил мальчика за руку.
- Послушай, Петя, не кричи так, не бегай, не толкайся... будь потише.
- А?! Что?!.. Я хочу бегать и буду бегать!
- Не бегай! Не хорошо это! - и пригрозил мальчику: - будешь безобразничать, так, смотри, я скажу вот тому генералу с бородой - он тебе задаст!
- Мне задаст?!.. Мне?!.. Мне не задаст... а вот я возьму и дерну его за бороду!
- Ну, ну, его-то ты не дернешь, а вот он тебя дернет. Лучше успокойся!
- Что, меня дернет?!.. Я его дерну... - и в мгновение ока мальчишка пулей подлетел к генералу Иванову.
Все застыли. Да и сам мальчишка, очутясь посреди поля один, на глазах у всех, перед важным генералом, потерял весь свой раж и уже робко смотрел ему в глаза.
- А-а, внучек... что тебе?
- Дедушка... дедушка... дай, дедушка, я дерну тебя за бороду.
Мертвая тишина... Генерал Иванов, человек громадного житейского опыта, сразу оценил создавшуюся обстановку: он находится на виду тысячи глаз молодых казаков, на него смотрят все гости, среди которых есть, конечно, и немецкие шпионы, а там, за недалекой границей, много любопытных следят за каждым движением старого полководца. И седеющий генерал склонился к смущенному мальчику:
- Дергай, внучек... ну, дергай.
Робко, дрожащей ручкой, мальчик тихо прикоснулся к длинной бороде наклонившегося к нему Иванова.
- Ну что - хорошо дернул?
Мальчик стоял, опустив голову.
- Хочешь еще?.. Дерни!.. - и снова наклонился к мальчику.
- Нет, не надо... - и сорванец бросился назад к своей матери.
Среди присутствующих произошло замешательство. Жену адъютанта, всю в слезах, отвезли домой.
Смотр окончился. Все были довольны и радостно настроены. Генерал Иванов много раз хвалил казаков, по опыту зная, как ценили войска похвалу, а особенно казаки, у которых была поговорка: «служим за спасибо».
Каледин, от лица всех офицеров, просил Николая Иудовича откушать «хлеба-соли» в полковом собрании.
- Ну, что ж, выходит - не миновать и нам пировать, - улыбнулся командующий войсками. Он не скрывал, что любил посидеть за стаканом вина в офицерской среде.
В полку любили и умели принять гостей, а чествовать обедом своего командующего Округом выпадало не каждый день. В середине обеда генерал Иванов сказал Каледину, чтобы обед ни в коем случае не был официальным; все поняли, что «быть загулу».
Полковник Каледин поднялся во весь свой богатырский рост и громко крикнул:
- Господа офицеры, сейчас у нас пойдет «потеха из винного меха». И первый тост, первую чару от всего полка, от господ офицеров, от вахмистров и урядников, от казаков, от всех наших семей мы выпьем за здоровье нашего отца, родного генерала, командующего войсками. Он знает, что да, казаки, «в нуждах непоколебимы, в смерти неустрашимы» и скажем ему наше донское казачье слово: «Дай, Боже, ему трое сразу - счастья, здоровья и души спасения». Ура!
Слова Каледина были покрыты несмолкаемым «Ура» и артиллерийским маршем трубачей - генерал Иванов был коренные артиллеристом.
- Ай да Василий Максимович! Ну и разуважил меня старика. К вам в полк лучше и не приезжай. Я - старый солдат, что «шилом бреется, а дымом греется», а вот ваш лихой командир вызвал у меня слезу.
Но генералу не удалось договорить: все потонуло опять в безудержном оплошном -»ура» и в звуках могучих фанфар и хора трубачей. Каледин стоял, низко склонив свою голову перед командующим войсками.
Здравицы пились одна за другой; марши разных кавалерийских полков гремели один за другим; на высоком помосте стояли с длинными фанфарами красавцы трубачи в ожидании очередной здравицы. Веселье захватило всех.
Отсутствовал только полковой адъютант, сотник Поляков. Командир полка полковник Каледин успел сказать ему на ходу после смотра, что после истории с его сыном он должен подать рапорт о переводе его в другой полк. Горе обуяло сотника. Как расстаться с полком?!.. Как уйти из полковой семьи?!..
Между тем, обед перешел в сплошной праздник; вспоминали исторические подвиги полка и пили за них; вспоминали осаду Баязета на Кавказе и пили за осаду, пили за вахмистров, пили за казаков, за трубачей, пили и за свою Донскую Землю.
Каледин знал вкус Николая Иудовича, знал его слабое место - в столовую вошел хор песенников.
Запевало, рыжеватый, худой казак стал впереди хора, закрыл глаза, и зазвенел чистый, ясный, нежный голос:
«Поехал казак на чужбину далеку
На добром коне он своем вороном...
Свою он краину навеки покинул,
Ему не вернуться в отеческий дом»...
Все замерло… притихло... Генерал Иванов слушал, низко склонив свою седую голову, - а голос звенел, ширился, разливался... Но вот генерал встряхнулся и спросил Каледина, почему за столом он не видит полкового адъютанта. Каледин невпопад доложил, что, вероятно, случилась какая-то срочная работа в штабе полка.
- Ну, это совсем не дело: какая работа, когда весь полк гуляет. Нет, нет, это не годится... Прикажите послать за ним.
Бледный от волнения, вошел сотник Поляков в шумную столовую. Все как-то примолкли и ждали, что будет дальше. Генерал весело смотрел на вошедшего сотника.
- Командир полка сказал мне, что у вас там какие-то дела... Отложите эти дела на потом, - и Иванов хитро улыбнулся. - Да я думаю, что всех дел и не переделать, а вот ваш командир так прямо говорит, что «дело не волк - в лес не убежит».
Генерал замолчал... заметно было, что какая-то мысль занимает его. Сотник стоял, не зная, что делать с собой. Командующий войсками откинулся на спинку стула и громко, раздельно и многозначительно сказал:
- Кстати скажу вам, Поляков, что храбрый казачек растет у вас в доме; берегите его - отчаянный мальчишка.
Николай Иудович весело расхохотался и добавил;
- В будущем году, когда опять приеду в ваш полк, обязательно приведите молодца показать мне… да, да... обязательно.
Генерал хотел еще что-то сказать, но при его последних словах Каледин не выдержал, вскочил с бокалом в руке и громко вскрикнул:
- Да здравствует! Здравствует на многие, долгие годы наш командующий войсками...
Дом дрожал от несмолкаемого «ура». Кричали все, кричали офицеры, кричали трубачи, кричали песенники. Поляков стоял с глазами, полными слез. Из общего шума и крика вырвался звонкий голос запевалы:
«Ой, ты моя, ты моя и моей ты будешь,
По глазенкам твоим вижу, что меня ты любишь.
Ой, ты моя, ты моя, - меня ты не забудешь»...
Ал. Гущин
| 
