20 февраля 1918 г.
Утром 19-го шел Геруа2 передать доклад Совета3. Встреча с Алексеевым4, решение уходить. Тревожные вести — разоружение. Все по моему предсказанию за последние 10 дней. Мое решение — пробиться. Распоряжение Лесли5 подготовить помещение и об уходе; поездка в Скентею и распоряжение. Ночной переход с 20-го на 21-е. Приступил к составлению очерка затруднений, творимых румынами. Запрещение выдачи из складов имущества и снарядов, оружия, пропусков, неотпуск лошадей в Бельцах. Распубликование в Бессарабии о том, что в Яссах ничего нет6; затруднения, творимые в Бессарабии — еще хуже Официальная любезность, тайные запрещения, итальянская забастовка. Наша борьба с Синедрионом7 за выход на Днестр; бесконечно нервное напряжение последних 10 дней, 20-го утром записка Одона о наряде 3 эшелонов Разрешение на вывоз оружия и артиллерии. Днем обещание отпуска недополученного снаряжения, снарядов и патронов. Подача записки Презано9 (все это результат давления Щербачева, увы, позднего; вообще Презано шел охотно, тормозило правительство с Авереску10).
22 февраля.
Разрешение министра на перевозку — в руках. Весь день те же мытарства: румыны водят за нос, нет до сих пор допуска к бензину, нет разрешения на снаряды, инженерное имущество, снаряжение. Все время только и делают — ездят к Презано и в Главную румынскую квартиру. Галиб11 пакостит, просил Авереску нас обезоружить. Составы есть, но нет еще разрешения грузить, а уже больше 18 часов. Очевидно, погрузимся только завтра. Да и не могли бы — не хватает запряжи взять все имущество. Страшный кавардак и хаос, над всем царит страх отмены нашего выпуска с оружием (румынам верить нельзя) или занятия австрийцами Дубоссар.
Весь день мечусь как угорелый, ездил в Соколы, нервы раздергались, становлюсь невыдержанным в разговоре. Обещались завтра примкнуть от 70 до 110 человек чехо-словаков и человек 60 запорожцев.
23 февраля.
Вчера до поздней ночи читал описание района предстоящего перехода — страшно; время разлива, ряд речек, мостов нет. Через Днепр у Берислава они могут быть разведены. Трудность предприятия колоссальна.
Узнал утром о пожаре складов в Скентее. Назначено расследование.
10.30 утра. Запрет румынским кабинетом министров перевозки и вообще выхода с оружием. Мотивы: предстоящий мир Румынии12, а главное — Украина заключила мир13 и объявила нейтралитет; без ее разрешения нельзя. Кельчевский поехал немедленно к главнокомандующему. Мое решение — в 10 — 11 вечера отправить в Унгены 3 роты (на подводах), эскадрон, легкую батарею и взвод (горную бросить — снаряды подмочены), пулеметные команды, штатный обоз; колебания некоторых начальников — офицеры 26-й артиллерийской бригады. Идти силою через мост — в кармане пропуски и разрешение министра, способ — сам в голове колонны и на огонь — огонь.
Предположение, что перевозка была ловушкой — всего можно ожидать.
Весь день беготня по ликвидации вещей.
В 6 вечера — перемена, разрешение; подали новый список подлежащих выходу частей, вооружение материальной части, требование на снаряды, патроны и оружие новое, прежние аннулированы. Разрешение Авереску. Не верю — опять игра. А время бежит, нужны спешные распоряжения. Добавление артиллерии в расчет на кишиневцев14. Им придется идти пешком — нужно увеличить обоз.
Прибытие двух рот румын днем в Соколы. Демонстрация — узнав, приказал ответить тем же.
Разговор с Бологовским.
Обед в миссии. Опять бессонница.
23 февраля.
Переделка мешка вещевого. Предложение 60 сербов Поездка в Соколы. Погрузка — отсебятина, много лишнего. 48-линейных снарядов еще нет. Возвращение. История с деньгами — нам 600 тысяч, а 200 тысяч кишиневцам за февраль и март; их запрос об активной группе; острый разговор с Алексеевым в раздраженном тоне, с моей стороны — горькие истины, накипевшие в душе.
Обед в миссии; весть о движении немцев — Белград прошли, двигаются на автомобилях и конно на Бендеры: положение становится крайне тяжелым, время идет, эшелоны еще не начали ухода. Вероятно, румыны нарочно тянут, чтобы немцы обезоружили сами.
Опять плохо спал. Вернулся около двух; встал в 8.
24 февраля.
Надо ускорить перевозку: набросал новый план — тот сделали без моего утверждения. Опять караул не дает бензина; на остатки еду с штаб-ротмистром Преображенским Выбрасываем 4 эшелона. Артиллерия пойдет походом, кроме мортир. Эскадрон и часть обоза под командой Феду-лаева. Остается 3 эшелона — почти мой расчет. Издевательства продолжаются — не дают ни снарядов, ни инженерного имущества, ни оружия, ничего; что Главная румынская квартира разрешила — не дают караулы. Прямо саботаж; эшелоны погружены, стоят, вечером спрашивали, можно ли ехать, но так и не тронулись. Сегодня уезжают миссии — опять жди. Весь день состояние озлобления, нервность крайняя, офицеры все издерганы; решение горняков15.
Опять пишем в Главную румынскую квартиру, а также о пропуске федулаевской колонны — только к чему пропуски непропускающие! Около 8 вечера бензин и инженерное имущество даны; снаряды и пропуски обещаны. Эшелоны двинутся завтра; поживем — увидим Распоряжение Синедриона о праве не идти16. Положение у нас.
25 февраля,
Поездка в Соколы около 2.30 дня. Все по железной. Утром узнал, что в Александрии всего 6 эшелонов. Наконец все выдано — днем получали снаряды, патроны, гранаты ручные, ружья и т.п. Конец. В полдень отошел один эшелон. Сегодня должны отойти еще два. Разговор с Яцевичем (движение немцев), около 300 офицеров у него в районе Галаца, спрашивал, как присоединиться. Поздно!! Конная дивизия идет — части Грикопуло должны присоединиться; разговор с ним — указал сбор в районе Устья.
Сведения с Дона большевистских искрограмм: Ростов и Новочеркасск пали. Какие же у нас тогда цели, как искать соединения? Страшная трудность задачи. Время покажет, а пока по намеченному пути, лишь бы немцы пропустили.
26 февраля.
Утром в 10.30 — в банке, в 2 часа — в управлении. Горные снаряды разрешены. С поездом сегодня трудно, но ответ в 5 часов. Разговор с Алексеевым — освобождение офицеров от обязательства идти. Раскол среди офицеров. По какому праву эти случайные люди — генералы — делают такие распоряжения; он обиделся: назвал мой проект фантазией.
В 2 часа поехал в Соколы. Встреча автомобиля с броневиками — пришли румыны (взвод роты) обезоруживать; разговор с румынским капитаном — предложение спросить по телефону свою Главную квартиру или того же Стефанеско (предписание было штаба местной дивизии); пошли разговаривать.
5 часов. Все письменные разрешения в руках: броневая батарея, аэропланы, автомобили. Поезда: сегодня в 18, 27-го числа в 11 часов и в 16 часов. Каждый по 30 крытых и 15 платформ. Поездка с Василеско в Соколы для получения разрешения на горные снаряды. Оказалось, напрасно, уже все соглашено; однако застряли — не хватило бензина. Попытка поехать на “пакаре” броневиков.
Лейтенант Василеско много и энергично работает.
Хлопоты с автомобилями — все стремятся недодать, офицеров не известили, что никто потом догонять не будет, штаб и роты остаются — когда все это разъяснилось, большинство роты уходит. Завтра получка денег, и завтра же и послезавтра — поход. Погода сухая и жаркая.
Немцы не идут пока на Бендеры, у Лейпцигской оказался взорван или поврежден путь, сильно полагаем, что это румыны для облегчения ухода французов.
27 февраля.
В начале 15-го часа еду в Соколы — еще ни 4-й, ни 5-й эшелоны не ушли и даже не кончили погрузки: румыны ли поздно, мы ли медленно грузились — черт знает, а время идет — несомненно, причина — неправильное соотношение платформ и вагонов. Румыны выдали не то, что мы просили; это задержало погрузку. В 16 часов 6-й эшелон еще не начинал грузиться. Арест самозванца в горной батарее. Распоряжение продать лишние автомобили в броневом взводе. Бензину мало — предназначалось 400 пудов, а Преображенский все старается недодать. Гаражные комбинации, торговля автомобилями (тайная). Вообще последние дни (2 — 3) сплошная борьба с нашей авточастью за бензин и машины, затягивание выдачи денег, задерживающее офицеров, хотя, может быть, и не нарочно.
Вообще страшно изнервничался за последние две недели: борьба с начальством, румынами, а под конец и авточастью.
На душе тяжело — если правда потеря Ростова и Новочеркасска, то трудность соединения почти неодолима; вообще задача рисуется теперь все более и более тяжелой. Как ни мрачно — борьба до конца, лишь бы удрать от немцев за линию Слободка — Раздельная и дальше сохранить в целости полную организацию отряда, а там видно будет — может, и улыбнется счастье. Смелей вперед!
Успеем ли, сумеем ли проскочить?
Около 19 часов получил телеграммы от 26 числа. 2-й эшелон прибыл, Войналовича17 нет, не знают — что им делать. Сильно встревожен. Недавно пропал автомобиль с тремя офицерами неизвестно где, а тут у Войналовича все инструкции, сам по себе он очень нужен и трудно заменим, да с ним интендант с 50 тысячами рублями.
После 20 часов разъяснилось, приехал офицер из Кишинева за деньгами для 2-й бригады — он уже видел там Войналовича; очевидно, выехав на ночь, где-нибудь застрял.
Завтра в 14 решил уходить с автоколонной, задерживает получка офицером денег для 2-й бригады — надо взять его с собой.
До 3 часов ночи писал письма.
28 февраля.
Около 12 приехал в Соколы. Одну броневую сдали румынам, продали три броневых машины, но дешево — за бензин и деньги. Зато имеем не менее 200 пудов запаса только в батарее. Эшелоны 4-й и 5-й ушли, грузится 6-й. По-видимому, не все поместится в эшелон — дал указание все худшее и менее нужное продать. Вернулся в 12.30 в управление — сведение, что немцы заняли Раздельную и станции дороги; украинцы пристально следят — сказал Федоров. Просил распустить завтра слух, что, сосредоточившись на северо-востоке от Кишинева, пойду на Рыбницу, Балту, Ольвиополь на соединение с поляками. Авось надую немцев, хотя сомнительно; положение, в общем, тяжелое — слишком поздно уходить. Офицер 2-й бригады не может сегодня ехать и, чтобы не задерживать уход, взял 75 тысяч рублей за 120 тысяч рублей для уходящих с собой. Выехали из общежития в 2.30. Мигай остался, чтобы взять “лаурин-клемент”, — будет нагонять. Я с Невадовским18, Храповым и помощником шофера пошли вперед на “пирсе”. До границы раза три останавливали с пропусками. В Унгенах нагнали броневиков на переправе; возня с комендантом, детально проверяющим машины. Ступин, наскочив на “пакаре” на переднюю машину, разбил фонари, помял крыло; с машиной что-то не в порядке — ее буксировали; остался сзади еще и грузовой “пакар”. Погода хмурится, начинает накрапывать. Дорога дрянь, ухабы.
От Унген на “пирсе” ушли значительно вперед. Хотели сегодня попасть в Кишинев (остальные решили ночевать в дороге), но остановки с пропусками, две лопнувших шины и плохая дорога задержали — уже темнело, часов в 8 — 8.30 приехали в Калараш; фонари не горят, ночевать в Кишиневе негде. Решили искать приюта у священника (благочинный), там ликвидационная комиссия 27-го тяжелого дивизиона; напоили чаем, покормили, устроили на ночлег на походных кроватях. Разговоры на темы пережитого, хозяйничание большевиков, приход румын.
Дождик, дорога немного грязнится.
| 
