Эту и другие книги можно заказать по издательской цене в нашей лавке: http://www.golos-epohi.ru/eshop/

Первый Кубанский поход является вторым этапом боевых действий Добровольческой Армии и тесно связан с ее первым периодом формирования.
Для полного ознакомления и понимания 1-го Кубанского похода необходимо знать, как вообще создавалась Добровольческая Армия и что она переживала в первом периоде своего бытия.
В этом году исполнится 45 лет со времени начала похода. До сих пор очень многие о нем или не знают или имеют смутное представление.
В своих воспоминаниях я умышленно не буду касаться ее боевых действий ни в ее первый период - от 2-го ноября 1917 года до 9-го февраля 1918 года, - ни второго периода - от 9 февраля до 30 апреля 1918 года. Заинтересованный читатель найдет изложение боевых действий Доброармии за эти периоды в воспоминаниях других авторов.
Я только скажу одно: действия Доброармии этого времени были легендарными. Кубанский поход называют часто Ледяным и легендарным. Первое определение я считаю далеко неверным; «ледяным» он был 3-4 дня, в остальное время погода стояла почти весенняя, более или менее теплая.
Второе название «Легендарный» дано походу по всей справедливости и без всякого преувеличения. Но это не значит, что вся армия состояла из легендарных бойцов, - нет, но все ее чины от большого до малого творили во время похода «легендарные дела». Если бы добровольцы не творили этих дел, то от Доброармии осталось бы пустое место.
Крохотная армия по количеству бойцов при выступлении в поход равна была пехотному полку в конце 1-й мировой войны. Выйдя в поход, эта маленькая армия находилась в полном окружении врагом, превышавшим ее во много раз количеством своих бойцов. Армия не была обеспечена ни боевыми припасами, ни санитарными средствами, ни продовольствием, - вообще ничем. Она была вынуждена добывать все это ценою крови своих бойцов у жестокого врага, богатого всякого рода снабжением, - такая армия была богата только своим духом.
Благодаря своему духу, любви к своей Родине, Армия творила свои чудеса... и свои подвиги. Хотя не все первепоходники действовали в одном месте, на одном участке, но условия боевые были всюду одинаковые, как в боевой линии, так и в обозе. Со всех сторон был фронт, не было тыла, и не было пункта, на который армия в бою могла бы опереться.
В настоящих моих воспоминаниях я коснусь первого периода, создания Добровольческой Армии до ее выхода из Ростова 9-го февраля 1918 года (все дни месяца указаны по старому стилю).

***
Поезд прибыл в Новочеркасск ночью под 2 ноября 1917 года. Утром я пошел в Донской кадетский корпус к моему бывшему сослуживцу - Лейб-гвардии Петроградского полка полковнику Васильеву, командиру 3-й сотни корпуса. В свое время мы оба были младшими офицерами в одной и той же роте.
На другой день, 3-го ноября, я посетил Донского Войскового Атамана, генерала Каледина с просьбой принять меня на службу в Донское Войско. Атаман произвел на меня смутное впечатление своим грустным видом и своим отношением к моей просьбе.
Внимательно выслушав мой доклад о бегстве из Петрограда от большевиков, Атаман задал мне вопрос:
- Вы казак?
Получив мой отрицательный ответ, он сказал:
- В таком случае я вас принять не могу.
На это я сказал, что могу быть полезен, как опытный преподаватель в военном училище. Генерал Каледин заметил:
- Если начальник военного училища вас примет, я лично ничего не буду иметь против. Попробуйте.
Молча откланявшись, я повернулся к выходу, и вдруг Атаман промолвил:
- А здесь есть какая-то русская организация.
На мой вопрос - где и какая? - Атаман Каледин ответил незнанием.
Оказалось, что он говорил о Добровольческой Армии. Из Атаманского дворца я отправился прямо к Начальнику Новочеркасского Военного училища ген.-майору Попову Петру Харитоновичу. Не могу сказать, чтобы он меня принял приветливо. Выслушав меня, он сказал:
- Когда нам нужны были преподаватели, тогда сюда не шли, теперь многие бы хотели. Не смогу принять.
При моем уже отходе он добавил:
- Если я вас приму, то должен вам и платить, а у меня нет никаких кредитов.
Для меня это было понятно. Выйдя из здания Военного училища, я направился искать «какую-то русскую организацию». В скорости я ее нашел. Она была на Барочной улице №56. У ворот изнутри стоял дневальный в штатском платье, который меня остановил и пытался задержать (я был в штатском костюме), но потом весело сказал:
- Здравия желаю, г-н полковник.
На мой вопрос, откуда он меня знает, дневальный ответил, что он юнкер Павловского Военного училища и знает меня, как преподавателя в этом училище.
Юнкер пропустил меня и указал, куда нужно обратиться. Это была канцелярия - Штаб Добровольческой Армии, которую формировал генерал Алексеев.
Оказалось, что ген. Алексеев и я приехали в Новочеркасск одним и тем же поездом. Утром 2-го ноября 1917 года ген. Алексеев был у ген. Каледина, с просьбой разрешить Формирование Добровольческой Армии на Дону.
3-го ноября я записался в Добровольческую Армию, следовательно, я считаюсь одним из первых и старейших добровольцев. Записавшись добровольцем, я попросил на несколько дней отпуск, чтобы съездить и повидать мою семью в гор. Ейске Кубанской обл., которая, оставив Петроград раньше меня, поселилась в этом городе.
Вернувшись из Ейска, я был назначен Начальником гарнизона Добровольческих частей в Новочеркасске. В этой должности я являлся помощником ген. Алексеева.
Днем основания Добровольческой Армии считается 2 ноября 1917 г. В этот день ген. Алексеев выпустил свое воззвание о призыве добровольцев в Добровольческую Армию.
Захват власти большевиками, отсутствие какой-либо государственной силы, способной оказать сопротивление узурпаторам, и побудило ген. Алексеева взяться за «последнее дело на земле» - основание Армии на добровольных началах. Отвечал ли подход к формированию Армии на таких началах текшему моменту - трудно сказать. Будущий историк даст на это правдивый ответ.
Формирование первых добровольческих частей протекало в довольно сложных и тяжелых условиях. Во-первых, добровольцы собирались на Земле Войска Донского, где тоже, как и в остальных частях Российского государства, большевицкая зараза глубоко проникла в людскую среду. Отсутствие каких-либо значительных денежных средств, ограниченное количество вооружения, продовольствия, обмундирования, слабый приток добровольцев и недостаток времени... Мы знаем, что генерал Алексеев сам обходил богатых людей и собирал по фунтам продовольствие для формируемой армии. Оружие кое-как получалось из складов запасных батальонов, но давалось оно очень скупо и неохотно. Решено было запасные батальоны на Хотунке распустить по домам и взять оружие. Хотя солдаты и отказались расходиться, но когда несколько сот добровольцев из юнкерского и офицерского батальонов появились в виду, запасные батальоны были обезоружены и распущены. Все это произошло спокойно и благополучно.
Времени для подготовки поступающих совершенно не было. Продвижение большевиков в землю Войска Донского угрожало формированию Армии, а потому люди поступающие без всякой подготовки направлялись в угрожаемые места. Часто шли в бой новички, еще ни разу не державшие винтовки в руках, и погибали в неравном бою.
Казачество Донского Войска само переживало тяжелые моменты, а потому Доброармия не могла надеяться на его помощь, так как многие Донские части за время следования с фронта настолько разложились и были распропагандированы, что и на призыв своего Атамана не откликнулись. Многие полки и станицы держали нейтралитет, а иные даже вместе с большевиками сражались против формируемой Армии.
За время от 2-го ноября и по день выхода в 1-й поход формирование Армии не было организацией, а скорее импровизацией, следовательно, при таких условиях не могло не быть крупных недостатков. А где их нет? Добровольческая Армия перед выходом в поход была, по своему большому количеству офицеров, - офицерская часть. Остальной состав: юнкера, кадеты, студенты, гимназисты, семинаристы, солдаты, не забывшие присягу, и казаки. На рядовых должностях были офицеры. Это было крайне ненормальное явление, имевшее много отрицательных, как и положительных сторон.
Итак, Доброармии приходилось в одно время формироваться, воспитываться, обучаться и воевать. В нормальных и спокойных условиях все это можно было вводить в жизнь в постепенном порядке, не нарушая принципов военного дела. Конечно, при всяком формировании является главным элементом и играет решающую роль кадр опытных начальников. В Доброармии на первых порах таковых не было, а если и были, то в ограниченном числе. Мы знали, что в начале офицерскими ротами командовали офицеры ускоренных четырехмесячных курсов подготовки. Штаб-офицеров для батальонных командиров не хватало. Юнкерским батальоном командовал штабс-капитан Парфенов, военной подготовки, из вольноопределяющихся, с 4-мя степенями Ордена Военного Знака. На редкость он был прекрасным командиром батальона.
Командиром 1-го Офицерского батальона был подполковник Борисов, Корннловским Ударным полком в то время командовал капитан ген. штаба М. Неженцев, командиром Георгиевского полка был полк. Кириенко.
В Артиллерии было иное положение: там и командир дивизиона полковник Шмелев и все его три командира батарей были в штаб-офицерских чинах с большим опытом 1-й Мировой войны.
Все эти части формировались в Новочеркасске и подчинялись мне, как начальнику гарнизона.
Позже, уже в станице Ольгинской, произошло переформирование Добровольческой Армии в более постоянные боевые единицы, и потому произошла некоторая перемена в командном составе. Между прочим, в Новочеркасске мне представилась возможность сделать смотр Корниловскому Ударному полку, и там я оценил энергию и деятельность капитана Неженцева, даже сказал ему, что если я уйду с должности Начальника гарнизона, то хотел бы быть в Корниловском Ударном полку, на что капитан Неженцев ответил: «Милости просим, г-н полковник!»
Добровольцы прибывали поначалу на Барочную ул. №56, где уже потом распределялись по частям. Заведующим там был полковник Шмидт, а потом я заменил его полковником Хованским, а полк. Шмидт принял батарею.
Полковнику Хованскому я предоставил распределение добровольцев по частям, а определение на должности генералов и штаб-офицеров оставил в моих руках.
Штаб-офицеры были редкими добровольцами, и нужда в них была крайняя; по мере возможности они назначались на должности соответственно их чинам. Но бывали случаи, когда они получали только роту. Такой случаи был и у меня. Ко мне в управление явился один штаб- офицер и получил распоряжение принять роту в 1-м Офицерском батальоне, которым командовал подполковник Борисов. Как мне стало потом известным, за нетактичное поведение подполк. Борисов попросил штаб-офицера оставить квартиру. Уже потом, по окончании похода, я, будучи раненым, был эвакуирован в Новочеркасск и встретил этого штаб-офицера с нагрудным знаком Дроздовской дивизии. Я помню, что за все время, пока я был начальником гарнизона, через мои руки прошло всего три штаб-офицера.
По должности Начальника гарнизона гор. Новочеркасска мне приходилось наблюдать за тем, чтобы войсковые части были удовлетворительно размещены и также несли исправно караульную службу. Последнее заключалось не только в поверке несения караульной службы, но и в постоянном обучении добровольцев этому важному отделу.
Благодаря тому, что в Добровольческой Армии все время была не организация, а импровизация, времени на обучение не было. Хотя караульная служба в то время считалась важной необходимостью, но мне при поверке караулов приходилось встречаться со случаями, когда не только рядовой состав караула, но и сам начальник караула не знал своих обязанностей. В таких случаях мне приходилось пояснять обязанности чинов караула на месте их службы.
Кроме Новочеркасска, Добровольческие Части были и в Ростове. Там были сформированы части:
2-й Офицерский батальон - полк. Лаврентьев,
2-й Офицерский батальон - полк. Кутепов,
Морская полурота. - капитан 2-го ранга Потемкин,
«Дивизион смерти» Кавказской Кавалерийской дивизии - подполковник Ширяев.
Конные части:
1-й дивизион полковника Глазенапа,
1-й дивизион - полк. Гершельман,
1-й дивизион - подполк. Корнилов.
Легче всего было формировать пехоту, труднее конницу: люди были, но конского состава не хватало или, если и добывались, то с большими затруднениями. Труднее всего было формировать артиллерию. Нужны были не только кони, но и орудия. А откуда их можно получить? За время моего пребывания Начальником гарнизона я помню случай, когда на похороны нашего офицера-артиллериста мы попросили у донской казачьей батареи один взвод (2 орудия) на время похорон. После похорон одно орудие вернули казакам, а другое «позабыли» вернуть.
Нам стало известным, что часть артиллерии 39-й пехотной дивизии расположилась недалеко - в расстоянии каких-либо 100 верст от Новочеркасска.
Командир 1-й батареи подполковник Миончинский послал разъезд человек 15 из юнкеров его батареи с целью захватить орудия у этой дивизии. Юнкера из такого предприятия вышли благополучно, и через несколько дней в Новочеркасске появился этот разъезд с двумя орудиями, полной упряжкой и зарядными ящиками.
Таким образом у нас стало три орудия. Донская батарея имела в парке 5 орудий (одно осталось у нас от похорон). Орудия охранялись. Решено было эти 5 орудий купить. Донцы рвались по своим станицам. Покупка состоялась. Однако случилось одно непредвиденное обстоятельство. У донцов произошла смена частей, и новая смена обнаружила пропажу всех пушек. Казаки в свою очередь решили свои пушки отобрать. Когда об этом доложил подполк. Миончинский, то я немедленно отправился к походному атаману генералу Назарову, которому объяснил всю правду. Походный атаман признал, что Добровольческой Армии нужны орудия, но он официально своею властью не может разрешить передать пушки нам, но неофициально благословляет взять и как можно скорее с ними уходить. Потом временно 2 орудия были даны полковнику Чернецову.
В тот же день Добр. Армия из Новочеркасска ушла в Ростов. Батарея полк. Миончинского в большинстве состояла из юнкеров Михайловского и Константиновского артиллерийских училищ, прибывших на Дон маленькими группами или одиночками. Между прочим, при осмотре этой батареи я обратил внимание на очень стройного и красивого юнкера - оказалось, что этот юнкер был - княжна Волконская, бывший вахмистр конных разведчиков в женском батальоне прапорщика Бочкаревой. Это была одна из лучших батарей в формируемой Добр. Армии. Из этой же батареи была в свое время отправлена группа юнкеров в Екатеринодар, чтобы там получить пушки. К несчастью, она целиком попала в руки большевиков и очутилась в Новороссийской тюрьме,
6-го декабря 1917 года в Новочеркасск прибыл ген. Корнилов. Вскоре потом на Дон стали приезжать и остальные Быховские узники. Приказом генерала Алексеева генерал Корнилов 25 декабря был назначен Командующим Добр. Армией, а в руках ген. Алексеева сосредоточилась лишь политическая и финансовая часть Добр. Армии. Генерал Деникин возглавил все сформированные части Армии, как в Новочеркасске, так и в Ростове. Таким образом, ген. Деникин стал начальником гарнизона в Новочеркасске с нач. штаба ген. Марковым, а я занял должность офицера ген. штаба, соответствующую по должности старшему адъютанту штаба дивизии. Все остальные генералы числились при штабе армии. Начальником штаба Армии был генерал Лукомский.
Расположение Добровольческих частей в двух городах при неустанном приближении большевиков и при растущей неурядице на Дону побудило командующего Армией сосредоточить все части в одном месте. Таким пунктом в то время был выбран Ростов. В середине января (кажется, 11-го числа) части из Новочеркасска перешли в новое расположение. Штаб Армии занимал особняк во дворе Парамонова, и сам штаб стал называться полевым штабом Добр. Армии. Вход в помещение полевого штаба разрешался только по пропускам, которые выдавались в другом месте. Дежурство по полевому штабу исполнялось офицерами из конвоя ген. Корнилова. При входе посетителя дежурный офицер требовал пропуск. Служба неслась добросовестно. Одним из таких дежурных офицеров я помню прапорщика баронессу Боде, позднее убитую в конной атаке дивизиона полк. Рашпиля под Екатеринодаром. Прапорщик Боде была строгим дежурным офицером.
В Ростове я был назначен начальником «инспекторско-хозяйственного отдела». Собственно хозяйственного дела в нем не было, но лишь инспекторское - близко касавшееся финансов.
Дабы не забыть, вернусь назад к своему пребыванию в Новочеркасске, чтобы поведать случай, свидетелем которого я был. В Новочеркасске в доме штаба формированных частей жили ген. Корнилов и ген. Деникин. К ним могли приходить те лица, которых я предварительно решил допустить. От нежелательных посетителей я коротко отделывался.
Штаб же Армии располагался в другом месте - в одном из зданий донских правительственных учреждений.
Как-то мне пришлось зайти в штаб Армии. Штаб Армии находился в большом помещении, где была отдельная комната, стены которой и двери были из тонких досок. Я говорил с начальником связи полк. Трескиным, и в этот момент вдруг открывается дверь комнатки, выходит генерал Корнилов, резко хлопает дверью и говорит: «Мерзавцы!»
Оказалось, что в этой комнатке происходило совещание общественных деятелей, прибывших из Москвы, в том числе и Милюкова.
Добровольческая Армия, находясь в Ростове, представляла, из себя как будто бы «проходной двор». Места убитых и раненых немедленно заполнялись новыми добровольцами. Материальное положение было весьма тяжелое и не только в финансовом отношении, но и по части снабжения обмундированием, бельем, обувью и т.д. И это при условии, что все было в изобилии в интендантских складах. Помимо материальной необходимости, Добр. Армия обладала еще одним недостатком и довольно крупным: она была Добровольческая. Поступали добровольцы по контракту, после чего по желанию могли или оставаться в Армии или уходить.
Счастье то, что в Армию большинство записывались идейно. Несомненно, что этот стимул спаял всю Армию в одно целое и духовно крепкое тело. К сожалению, если солдаты не записывались, то это было понятно, но и офицеры мало откликнулись на зов Добр. Армии. И это было тут же, под рукой у Добр. Армии, в самом Ростове, который был заполнен офицерами в несколько тысяч человек, а записывались в Армию единицы. Остальная масса пассивно относилась к вступлению в Добровольческую Армию, чтобы потом молча сложить свои головы от руки большевиков. Мне припоминается один день в конце января или начале февраля 1918 года, когда я по делу посетил комендатуру Ростова и был свидетелем безобразного явления. В этот день происходила регистрация офицеров, и вот среди собравшихся раздался громкий голос:
- И что это за безобразие! Все регистрация и регистрация! И когда этому будет конец?..
Говоривший был в чине ротмистра и явно был из кадровых офицеров. Мне тогда казалось, что настало время перехода от добровольчества к исполнению воинской повинности по мобилизации, но командование Добр. Армии придерживалось системы добровольной записи.
С каждым днем положение Добр. Армии ухудшалось. Большевики давили со всех сторон, Дон переживал свою трагедию. Атаман Каледин 29-го января покончил самоубийством, но и смерть атамана не взбудоражила Дон.
При такой обстановке командование Добр. Армией решило оставить Ростов и двинуться в неизвестность: «за синей птицей».
За несколько дней до начала 1-го Кубанского похода в Ростове был сформирован Инженерный батальон из двух рот, личный состав которого состоял из пленных чехословаков под командованием полковника Кроль и другого офицера-чеха - Немец. Я принимал живейшее участие в формировании этого батальона.
За 3-4 дня до нашего оставления Ростова произошли два события, при воспоминании о которых я волнуюсь и сейчас:
Сижу я в инспекторско-хозяйственном отделе Добр. Армии с двумя адъютантами ген. Деникина (один - поручик 18 стрелк. полка., а другой - 4-го полка какой-то дивизии). Дверь в комнату открыта. Мимо проходит штатский в пальто, бритый, без усов и бороды, в очках. Я его не узнал в тот момент. Он прошел к ген. Деникину и в скорости ушел из штаба. Это был Милюков. Приблизительно в то же время к генералу Корнилову приезжал Керенский. По слухам, ген. Корнилов предложил ему убраться из Ростова, если он не желает быть повешенным. Керенский пробыл в Ростове, говорят, 3 дня.
На моей душе грех: одного не узнал, а о другом узнал, когда было поздно. Как Милюков, так и Керенский являются главными виновниками гибели нашей Родины. Я бы их обоих тогда же ликвидировал бы, и они не могли бы продолжать свое злое дело. А за три дня до выхода из Ростова к Добровольческой Армии присоединился и известный матрос Баткин, о котором я буду говорить в следующей части моих воспоминаний.
8-го февраля ген. Корнилов решил произвести мобилизацию лошадей и подвод. Мобилизация была поручена штабс-ротмистру Н.М. Алексееву (сыну ген. Алексеева.).
Штабс-ротмистр Алексеев зашел в мое инспекторское отделение и просил дать ему сведения о количестве транспортных средств, необходимых для отдела. Нужна была одна пароконная подвода и одна верховая лошадь. На второй день я получил верховую лошадь без седла и даже уздечки, а лошадей для подводы без всякой упряжи. В тот же день все это пришлось оставить, а дела отдела сжечь. Я вышел пешком в поход.
Поздно вечером 9-го февраля 1918 года Добровольческая Армия начала отходить из Ростова.
Начался 1-й Кубанский генерала Корнилова поход.

Ген. Е. Булюбаш