Эту и другие книги можно заказать по издательской цене в нашей лавке: http://www.golos-epohi.ru/eshop/

После заключения Брест-Литовского мира Россия вышла из состава воюющих держав и целиком отдалась на волю своих новых властителей, готовясь переустраивать сущность своего бытия.
Однако, происходящие перестроения далеко не удовлетворяли все слои населения. Армия, только что представлявшая собой стройное целое, привыкшая к беспрекословному повиновению своим начальникам, оказалась в особенно тяжелом положении. Кадровое офицерство, сохранившееся в частях в очень малом проценте, не могло легко восприять ту политическую линию, которую с первых же шагов начали проводить большевики. Положение офицеров стало особенно тяжелым. Воспринятое с первых шагов службы сознание чувства долга перед родиной, укорененное в течение долгих лет, обратившееся в привычку точно и беспрекословно исполнять приказы начальников, заставляли офицера задумываться над вопросом неисполнения даже и противозаконного приказа, идущего сверху от новых властителей Родины, хотя бы эти приказы и разрушали впитанное с ранних лет чувство национальной гордости русского офицера. Как ни странно, но эта привычка к беспрекословному повиновению сыграла во многих случаях роковую роль в жизни офицеров. Офицер, как былинный витязь на распутье, оказался стоящим у камня, от которого уходили в даль три дороги... А на камне было написано: «Направо поедешь - воина сбережешь, гражданина погубишь. Налево поедешь - гражданина сбережешь, воина погубишь. А прямо поедешь - и воина, и гражданина погубишь». Перед каждым из нас встал тяжелый вопрос: повиноваться ли велениям, идущим сверху, и, умыв руки, точно выполнять все приказы, возложив ответственность за судьбы Родины на отдающих эти приказы, - или же, стряхнув с себя наваждение, сказать открыто: - «Вы губите Россию!» - а самим уйти... куда? В неизвестное будущее, против многомиллионной России? Да и верен ли тот путь, который, помимо открытого неповиновения, не дает гарантии, что решение, мною принятие, является действительно верным решением? Может быть, для спасения России более правилен путь повиновения большевикам, а мое офицерское достоинство и все прошлое - это лишь соринка, которую каждый из нас должен принести в жертву во имя блага России?
Вот почему многие из доблестнейших офицеров, проявившие в боях полное самопожертвование, но не смогшие разобраться в политическом моменте того страшного времени, остались инертны и не восстали против происходившего вокруг предательства.
Временное правительство, не будучи в силах противостоять постепенному развалу армии, преступно позволило с первых же шагов революции надругаться над основой армии - русскими офицерами.
Напрасно ген. Деникин, обращаясь к Временному правительству, говорил на закрытии офицерского съезда в Могилеве 22 мая 1917 г.:
- Пусть же сквозь эти стены услышат мой призыв и строители новой государственной жизни: берегите офицера! Ибо от века и доныне он стоит верно и бессменно на страже русской государственности. Сменить его может только смерть! Он говорил:
- Они плюнули нам в душу, совершив каиново дело над офицерским корпусом!
Когда в начале Кубанского похода кто-то спросил ген. Маркова, что символизирует собой черно-белая форма Офицерского полка, он ответил:
- Траур по русскому офицеру, который искони и до века был и будет часовым Русской земли. Они гибнут и будут гибнуть, пока их не сменит разводящий.
Ставка ясно видела постепенный развал армии, и лица, стоявшие во главе ее, предупреждали правительство о грядущей катастрофе. На совещании главнокомандующих и членов правительства в Ставке ген. Деникин 16-го июня закончил свою речь Словами:
- Но есть Родина! Есть море пролитой крови! Есть слава былых побед! Но вы, вы втоптали наши знамена в грязь! Теперь настало время: поднимите их и преклонитесь перед ними... Если в вас есть совесть!…
То же писал в телеграмме Временному правительству 11 июня и Верховный Главнокомандующий генерал Корнилов:
- Меры правительственной кротости расшатали дисциплину... Восстание ген. Корнилова 26-28 августа окончилось Быховским заточением. Здесь, ожидая Шемякина суда Временного правительства, быховские узники впервые задумались над тем, чтобы найти кусок Русской земли, откуда можно было бы начать оздоровление русского народа.
Будучи сам казаком, прекрасно зная уклад казачьей жизни, ген. Корнилов естественно обратил свои помыслы на казачьи земли. Путем передачи писем через офицеров-курьеров он списался с ген. Алексеевым и Калединым. Таким образом было намечено то направление, в котором нужно было посылать всех, кто хотел и мог встать на защиту попранной Родины.
25-го октября совершился большевистский переворот. Я не стану останавливаться на дальнейших событиях. Они известны всем. Смерть Духонина, бегство Корнилов и других быховцев. Началось полное владычество большевиков.
2-го ноября 1917 г. в гор. Новочеркасск на Дону прибыл ген. Алексеев. С первых же дней он начал работать над созданием ячеек для борьбы с надвигающимися с севера большевиками, в виде партизанского отряда есаула Чернецова.
Донское казачество, будучи по своему жизненному укладу мелкими собственниками, легче других слоев населения поняло сразу всю прелесть большевизма. Будучи консервативных взглядов, неся вековую службу по охране Российских границ от нападений внешних врагов, казачество в лице своих стариков сохраняло в станицах патриархальный уклад жизни, основанный на уважении к старшим и на твердых семейных устоях.
Когда в 1917 году с фронта начала прибывать уже развращенная войной и большевизмом молодежь, то с первых же дней ее возвращения началась борьба между отцами и детьми, приводившая нередко к кровавым, тяжелым рассчетам в семьях или к жестокой вражде в вопросах общественной жизни станиц.
Части, прибывавшие с фронта, уставшие и уже зараженные большевизмом, или растекались по станицам, или переходили к большевикам. Появились новые вожди казачества: вахмистр Подтелков, войсковой старшина Голубов, фельдшер Сорокин и др. Донское же правительство во главе с Атаманом ген. Калединым не могло противостоять развалу.
Когда с фронта прибыл 6-й Донской казачий полк и в полном составе продефилировал по улицам Новочеркасска, то казалось, что, наконец, пришла хоть одна надежная часть. Одетые строго по форме, в прекрасном порядке, проходили сотни с музыкой и песнями. Полк приветствовали речами и отпустили на несколько дней отдохнуть по домам. В два дня полка не стало, и он уже больше не собрался...
Герой минувшей войны ген. А.М. Каледин ясно видел неустойчивость положения. Как тяжелое испытание, нес он бремя своей атаманской власти, будучи бессилен помочь и зарождавшейся на Дону Добровольческой армии. Эта покорность судьбе «тишайшего» Атамана, быть может, и привела к безвременной трагической развязке несколькими месяцами позже.
Старик Алексеев в это время тщетно взывал к общественности, призывая ее к жертвенному подвигу, если не жизнями, то хотя бы деньгами. Я ясно вижу этого мудрого больного старика, привыкшего к масштабу 18-миллионной русской армии, сидящего и вычисляющего грошовые расходы по содержанию группы офицеров, взявшей оружие в руки. На призыв ген. Алексеева общественность, интеллигенция, торговые казаки и промышленники откликнулись пожертвованием 400 рублей... К слову сказать, что когда в феврале в Ростов пришли большевистские банды, то та же общественность и торговые классы поднесли на блюде новым победителям собранные для их умилостивления 18 миллионов рублей.
Когда ген. Алексеев обратился к тем же промышленникам и интеллигенции с просьбой дать ему под вексель для создания армии 350.000 рублей, то кто-то поднял вопрос об «обязательствах и политических гарантиях при расходовании средств». Спокойный ген. Алексеев вышел из себя, стукнул кулаком по столу и крикнул:
- Добровольческую армию купить нельзя!
350.000 были даны под подпись на векселе нескольких частных лиц.
Так начала зарождаться Добровольческая армия. Муки ее рождения протекали в атмосфере индифферентности интеллигенции и враждебности низших классов. Ее подозревали в реставраторских нанесениях, и поэтов ей препятствовали, ее боялись.
В таких тяжелых условиях творил «свое последнее дело на земле» ген. Алексеев. Не кипение крови, не честолюбие руководили им, а нравственный долг. Он был душою и идеологией будущего Первого похода.
6-го декабря в Новочеркасск прибыл ген. Корнилов. Приняв, по соглашению с ген. Алексеевым, на себя командование будущей армией, он приступил к организации ее. Всеми мерами вожди созывали на Дон русское офицерство, но оно съезжалось медленно. Причин к этому было много. Прежде всего многие не знали о существовании ячейки Белой борьбы на Дону. Многие не могли, многие не хотели. Из 500-тысячного офицерского корпуса на Дон попали очень немногие. Каждый был окружен влиянием вражеских сил, боялся часто за свою жизнь или находился под влиянием уговоров своих родных, думавших лишь о безопасности своего близкого. Из Москвы на Дон офицеров направлял «Белый Крест», который, будучи в связи с ген. Алексеевым, мог незаметно, как благотворительное учреждение, перебрасывать на Дон маленькие группы офицеров под видом инвалидов или раненых. Приезжали и из других мест, но отряды пополнялись очень медленно, а между тем ген. Корнилов как-то сказал, что если бы в то время он имел 10.000 офицеров - он взял бы Москву...
Города, особенно крупные, были насыщены офицерами! В это время в Москве их было до 50.000, в Киеве 40.000, в Херсоне и Ростове по 15.000, в Симферополе, Екатеринодаре, Минске по 10.000 и т.д... В поход же из Ростова и Екатеринодара вышли по 3.000 человек, то есть 0,6% от 500.000 офицеров...
Кто же именно отозвался на зов ген. Алексеева и Корнилова? Небольшая статистика совершивших поход из Ростова отвечает на этот вопрос. В походе приняли участие 2.325 офицеров и 1.067 добровольцев, а также 165 женщин и 150 гражданских лиц. По возрасту - старше 40 лет в походе было около 600 человек, и около 3.000 моложе этого возраста. Около 500 человек было юнкеров, кадет, студентов и реалистов. Были части, целиком составленные из офицеров, и были части из молодежи: студенческий батальон, рота Павловского военного училища, рота Екатеринодарских реалистов, и другие. Это участие в походе молодежи, часто даже детей, лишний раз подчеркивает жертвенное горение юности, как протест против зла, бушевавшего кругом.
Когда в Новочеркасске, в дни первых боев, ежедневно в городе звучал похоронный звон, а оркестр музыки сопровождал в безвременные могилы детей-добровольцев, Атаман Каледин и ген. Алексеев часто шли за гробами этих героев, провожая их до последнего порога. И однажды ген. Алексеев, смотря с грустью на свежий могильный холм, заметаемый снегом, сказал:
- Если бы я мог, я поставил бы им памятник, изображающий разрушенное гнездо и погибших вокруг него орлят, - и задумчиво добавил:
- И написал бы на памятнике: «а где же были орлы?»...
К стыду многомиллионной русской армии, солдат среди Добровольцев было мало, если отбросить иностранный чехословацкий инженерный батальон, то на долю русских солдат останется скромная цифра в 160 человек...
Видя скрытую боязнь Донского правительства и ту неохоту, с которой оно слабо поддерживало Добровольческую армию, ген. Корнилов вскоре перенес свой штаб в Ростов, разоружив там большевицкие части.
Началась борьба за защиту Дона. У Зверева дрался герой есаул Чернецов со 100 партизанами, полковник Кутепов держал фронт в направлении Матвеева Кургана и Таганрога. Под Батайском бился генерал Марков, Семилетов защищал Сулин. Как черная туча, надвигались большевики с севера. На юге в Тихорецком узле обосновалась 39 дивизия, уже организованная большевицкая часть.
Наши отряды состояли из офицеров, гражданских лиц, детей и стариков. Часто здесь пренебрегался принцип воинского старшинства, но когда дело шло о спасении Родины, каждый забывал о своих правах и заслугах. Рядовым Корниловского полка, с винтовкой в руках, сражался в походе генерал-майор Казанович, бывший начальник дивизии; ротами командовали генералы, отрядами - есаулы. Снабжение армии велось примитивно. Одежду жертвовало население, но ее было мало. Артиллерийское имущество добывалось от врага в бою. Первые пушки добыл полк. Тимановский, купив их у большевиков - артиллеристов 39-й артиллерийской бригады.
Кольцо врагов все сужалось. Ряды таяли. 21-го января пал предательски убитый под с. Глубокой есаул Василий Чернецов. Будучи окружен четырьмя полками большевиков, он, спасая жизнь своих партизан, сдался на честное слово войск. старшины Голубова. Конвоируя ес. Чернецова, вахмистр Подтелков предательским ударом шашки сзади зарубил героя донских партизан. Когда после похода в Новочеркасске торжественно предали земле прах полк. Чернецова, то в этот же день Подтелков был повешен своими же большевиками в одной из донских станиц.
Что же происходило в это время на Кубани? Положение в крае было такое же, как и на Дону. Отношение казаков к большевикам - аналогичное. Фронтовые части, посылаемые с кавказского театра войны командующим фронтом ген. Пржевальским, были распропагандированы. Тихорецкую занимала большевицкая 39-я пехотная дивизия, станицу Гулькевичи - комиссар Никитенко. Из Новороссийска надвигался отряд «военного министра» юнкера Яковлева. Кроме того, на Кубани положение осложнялось еще настроением иногородних, легко принимавших большевизм, который нес им уравнение в правах с коренным населением края - казаками.
25-го октября Войсковым Атаманом был избран полк. А.П. Филимонов. Во главе правительства стоял бывший Бакинский городской голова, соц.-революционер Л.Л. Быч. Краевая Рада возглавлялась Рябоволом.
Дважды приезжал с Дона на Кубань ген. Алексеев, но и в его речах не было бодрости.
Командующим Кубанской армии был назначен ген. Черный. Одновременно полковник Улагай 29 ноября начал формировать первый отряд. 9-го января ген. Черный ушел, его на неделю сменил ген. Букетов, а затем ген. Гулыга. Формирование отряда полк. Улагая не шло. 6-го декабря был сформирован отряд войск. старшины Галаева, а 2-го января - капитана В.Л. Покровского. Оба отряда имели по 350 человек при 2-х орудиях и 4-х пулеметах. Были разоружены запасные большевизанствовавшие части в Екатеринодаре, а затем Покровский сделал удачный налет на ст. Тимашевскую.
К этому времени связь с Доном прервалась. Тихорецкая оказалась окончательно в руках 39 дивизии, высланный с Дона на Кубань отряд кап. Беньковского на ст. Тимашевской был предательски разоружен большевиками, при содействии полк. Феськова не сдержавшего данного отряду слова. Офицеры отряда были отвезены в Новороссийскую тюрьму.
20 января в Екатеринодаре были созваны все офицеры. Грустно прозвучала речь полк. Деменика, быв. командира 154 пех. Дербентского полка, предложившего сложить оружие, но совершенно иначе рисовал себе обстановку генерал-квартирмейстер полевого штаба, ген. штаба полковник Н.Н. Лесивицкий, призвавший поднять оружие против врага. Тут же был сформировал его отряд в 800 человек, 2 орудия и 4 пулемета. Этот блестящий офицер, георгиевский кавалер, доблестно дрался до конца февраля. Болезнь заставила его оставить фронт и, при выходе армии в поход, остаться в аулах, где он был обнаружен и расстрелян большевиками.
22-го января красные, силами до 4.000 человек, двинулись из Новороссийска на Екатеринодар. Под станцией Энем их встретили отряды войск. старшины Галаева и кап. Покровского. Галаев защищал узкую дамбу через болотистые подступы к голоду, а Покровский ударил красных в тыл. Большевики были разгромлены. Комиссары Яковлев и Сарадзе - убиты. Мы потеряли убитыми всего трех человек, но эти потери были весьма чувствительны: пали войск. старш. Галаев и женщина-прапорщик Татьяна Бархаш, которая в критический момент вскочила на мост и пулеметом в упор смела врага. В командование вступил кап. Покровский, который ночным налетом 24 января взял ст. Георгие-Афипскую, атаковав вокзал при свете станционных фонарей. Он был произведен в полковники и скоро назначен командующим всеми кубанскими отрядами.
Тем временем на Дону положение все ухудшалось. 29-го января, после заседания Круга, на котором выяснилась новая измена донских частей, выстрелом из револьвера покончил расчеты с жизнью доблестный ген. Каледин. Эта смерть всколыхнула казачество лишь на короткое время. Большевики приблизились к Ростову и Новочеркасску, и было ясно, что слабым отрядам Добровольческой армии их не остановить.
9-го февраля 1918 года из дома Парамонова в Ростове в 7 час. мглистого, морозного вечера выступила группа. Впереди шел, опираясь на палку, ген. Корнилов, за ним ген. Деникин и ген. Романовский. Сзади шел верный Корнилову конвой текинцев. Части также потянулись через Ростов на ст. Аксай для переправы через Дон. Начался первый Кубанский поход...
Как же смотрели вожди на цели похода? В их ответах ярко сказался каждый из них.
- Мы уходим в степи, - писал ген. Алексеев своим близким. - Можем вернуться, если на то будет милость Божия, но нужно зажечь светоч, чтобы была хоть одна светлая точка среди охватившей Россию тьмы.
Когда спросили ген. Корнилова, он ответил коротко и ясно:
- За Родиной!
А ген. Марков добавил:
- К черту! За синей птицей!...
Перед станицей Ольгинской армия была встречена «нейтральными» казаками, которые заявили, что просят пройти, не останавливаясь в станице. Корнилов ответил, что если нас не примут, то станица будет сметена огнем. Казаки покорились. Армия остановилась в станице и приступила к переформированию частей. Подтягивались отсталые.
В Новочеркасске в это время заседал Войсковой Круг. В зал вошел с плетью в руках большевицкий главковерх - войск. старш. Голубов.
- Что это за сволочь? Встать! - крикнул он. Все поднялись, кроме Войскового Атамана ген. Назарова и его помощника Волошинова. Оба были выведены, брошены в тюрьму и вскоре расстреляны. Тяжело раненый Волошинов дополз до ближайшей хаты и попросил хозяйку скрыть его. Казачка сбегала за большевиками, и Волошинов был добит. Через несколько дней пал от большевицкой пули расстрелянный в Балабановской роще под Ростовом донской баян Митрофан Петрович Богаевский.
В Ольгинской решался вопрос о направлении похода. Пох. Атаман ген. Попов остался при своем решении переждать до лучших времен в северных округах Дона и ушел со своими партизанами в Степной поход. Добровольческая Армия 14-го февраля двинулась на юг.
Первый бой произошел у села Лежанки Ставропольской губ. 21-го февраля, где армию встретили большевицки настроенные жители села. - Они дорого заплатили за это. Партизанский, Офицерский и Корниловский полки без выстрела двинулись в атаку. Офицерский полк по грудь перешел под огнем реку, и ворвался в село. 500 трупов осталось на улицах села. Наши потери были ничтожны. 4-го марта Армия подошла к ст. Кореновской, где встретилась с организованными частями Красной армии Сорокина. Все наши части были втянуты в бой. Окруженные со всех сторон, постепенно отходя, мы были близки к катастрофе. Насколько тяжело было положение, видно из того, что, когда ген. Богаевский стал просить поддержки, ген. Корнилов послал ему отделение пехоты и 5 конных, а когда Богаевский повторил свою просьбу, ген. Корнилов заметил:
- Не узнаю сегодня Африкана Петровича! Ведь я ему уже послал поддержку из двух родов оружия!
Здесь ген. Корнилов получил известие об оставлении Кубанским отрядом Екатеринодара. Он решил искать кубанцев на юге в аулах и свернул на Усть-Лабу. Армия двигалась в полном окружении, везя в центре обоз с ранеными и пробивая себе путь к Кубани. 6-го марта Усть-Лаба была взята, и мы начали переправу. Здесь, в один из самых тяжелых моментов, на линии цепей арьергарда появился ген. Алексеев. Он спокойно сел на землю и оставался под огнем, несмотря на уговоры уйти. Он как бы явился последним резервом, который дал силы не сдать положения в тяжкий момент.
После ряда кровавых боев армия вошла в предгорья за Кубанью.
В это время в Екатерииодаре обстановка сложилась следующим образом:
Суживающееся кольцо большевиков заставило отряды медленно отходить к городу. Положение становилось все отчаяннее. Новый командующий армией полковник Покровский, приехав с фронта, созвал в реальном училище всех офицеров гарнизона. Обрисовав тяжесть положения на фронте, где офицеры, будучи ранены, стрелялись, чтобы не попасть в плен, он приказал всем собравшимся составить сотни и двинуться на фронт. Дошло до фронта фактически-меньше половины.
27 февраля разыгрался последний бой у полустанка Лорис перед самым городом. Будучи обойдены бригадой красных слева, мы отошли к городу. 29 февраля Кубанское правительство, совместно со всеми отрядами, покинуло город, и 1-го марта все сосредоточились в ауле Шенжий. Здесь части были слиты в 1-й Кубанский стрелковый полк под командой подполк. Туненберга (силой в 1.200 штыков). Кроме того, были образованы еще: Пластунский отряд полк. Улагая (50 пеших, 50 конных), Черкесский конный полк (600 саб.), батареи есаулов Крамарова и Корсуна и Кубанская дружина охраны Государственного Банка.
Было решено двигаться в Баталпашинский отдел, где и ожидать лучших дней. Отряд, дойдя до ст. Пензенской, узнал о движении ген. Корнилова на Екатеринодар и, повернув, решил атаковать город из-за Кубани с востока. Однако, авангард дальше аула Дворянского на правом берегу Кубани не продвинулся. 9-го марта полк. Кузнецов, будучи внезапно атакован большевиками, ушел в горы. Кроме того, они наткнулись на трупы офицеров, посланных для отыскания ген. Корнилова. Этих офицеров по ошибке зарубили черкесы, приняв их за большевиков.
Попытка отряда двинуться на восток потерпела неудачу, так как дальше р. Псекупс большевики отряд не пустили. Оставалось уходить в горы. Ночью отряд двинулся между аулами в направлении ст. Калужской. Настроение всех чинов отряда было очень подавленное.
11-го марта у ст. Калужской отряд наткнулся на густые цепи красных казаков с артиллерией. Постепенно в бой влился весь Кубанский отряд. Большевики стали его сильно теснить. В самый тяжкий момент боя на левом фланге полковник Улагай удачно атаковал красных, двинулся и правый фланг. В это же время сзади по холмам начали спускаться цепи обоза, который поднял атаман полк. Филимонов. Это были уже последние резервы... Но в этот момент к отряду прибыл разъезд черкесов, оповестивший о подходе частей ген. Корнилова. Эта весть окрылила бойцов, и дружным ударом враг был сбит и станица занята. Утром выпал глубокий снег. Дул сильный ветер, и было видно сквозь мглу метели, как в Калужскую с севера тянулся обоз с ранеными отряда ген. Корнилова. На улице станицы стояли занесенные снегом, увязшие в грязи кубанские пушки. Но на душе было бодро, ибо во главе всех стал ген. Корнилов.
Велико было обаяние этого имени. За ним шли на смерть люди часто совершенно противоположных политических взглядов и убеждений. Быть может, сила его имени таилась в том, что Корнилов не был ни монархистом, ни республиканцем. Он был сыном своей родины, ее фанатично любившим. Стальная воля и энергия. Стержень армии. «Все ваши мысли, чувства и силы отдайте родине - многострадальной России, - говорил он. - Истинный сын народа русского всегда погибает на своем посту и несет в жертву родине лучшее, что он имеет - свою жизнь».
Политики в армии не было. «Будь ты левый, будь ты правый, но если ты за спасение России - ты с нами», - говорили в армии.
В Корнилове зрели: монархист - смерть свободы революционной; республиканец в тех же красно-черных корниловцах видел землю и волю. Офицер видел в вожде бывшего Верховного Главнокомандующего, солдат - фронтового командира; текинец - полубога, прапорщик из сельских учителей - борца за благо народа, интеллигент - государственного человека.
Вот почему и сверкнул Корниловский поход блеском удивительных подвигов, потому и гремел Преображенский марш на площадях Курска и Орла.
14-го, только что произведенный Кубанской Радой в генерал-майоры, Покровский выехал в аул Шенжий на свидание с ген. Корниловым. 15-го марта Корнилов двинулся на ст. Ново-Дмитриевскую. Кубанцы должны были наступать на ту же станицу из Калужской. Этот поход собственно и явился наиболее тяжким в смысле борьбы с природой. Он-то и заслужил название «Ледяного».
С утра хлынул дождь, скоро перешедший в снег. Ударил мороз, и все покрылось ледяной корой. Ноги выше щиколотки проваливались в холодную воду, смешанную с липкой «кубанской» грязью. Подсумки, затворы, замки пулеметов - все это замерзло, покрылось льдом и перестало действовать.
Около полудня Покровский неожиданно повернул назад, и к вечеру кубанцы вернулись в Калужскую, что очень разгневало ген. Корнилова. В то же время Офицерский полк подошел к реке у станицы Ново-Дмитриевской. Люди без выстрела погрузились в ледяную воду. Ген. Марков сказал свое, ставшее впоследствии очень популярным, слово: «Сыровато!» Слыша команду красных, офицеры при залпах ныряли в воду между льдинами, но, добравшись до берега, бросились в штыки. Станица была взята, и 17 марта в ней, под артиллерийским обстрелом отошедших красных, состоялось совещание и соглашение командования Добровольческой армии с Кубанским правительством. Части получили короткий отдых, прерываемый лишь экспедициями для боев в окрестные станицы Георгиевскую и Смоленскую. Вскоре Кубанский отряд перешел в Ново-Дмитриевскую, где и был включен в 1-ую бригаду ген. Маркова. Части Кубанского отряда и Добровольческой армии были переформированы и слиты вместе в две бригады.
Вскоре Армия двинулась на ст. Георгие-Афипскую. 1-ая бригада шла непосредственно на жел.-дорожную станцию Афипскую, а 2-ая бригада ген. Богаевского шла левее, чтобы атаковать ту же станицу о фланга.
На рассвете отряд был встречен у станицы огнем нескольких бронепоездов красных, но несколькими выстрелами батареи полк. Миончинского - любимца Корнилова - бронепоезда были подбиты или обращены в бегство. Афипская была взята ценой значительных потерь. Отсюда ген. Корнилов выслал отряд, неожиданно захвативший переправу через р. Кубань у аула Панахес, где при помощи парома армия стала переходить в станицу Елизаветинскую, где добровольцев встретили приветливо, выставив даже сотню казаков-добровольцев.
Настала полная весна с разливом горных рек и даже жаркими днями. Начался бой под Екатеринодаром, длившийся с 27 по 31 марта. Наши части наткнулись на упорное сопротивление. Позже было документально установлено, что против 5.000 добровольцев большевики стянули к городу до 50.000 бойцов.
30-го марта ген. Казанович с партизанским полком ворвался на Сенную площадь города, но, будучи окружен сильнейшим врагом, ночью отошел, оставив на память о себе расписку в книге дежурного по караулам гарнизона города на местной красной гауптвахте.
Добровольческая армия в это время уже истекала кровью в неравном бою. Был убит командир Корниловского полка полк. Неженцев, ранены ген. Казанович, полк. Писарев и Улагай. Части потеряли до 50%.
На другой день, 31-го марта, ген. Корнилов снова решил штурмовать город, но был убит случайной гранатой, попавшей в ферму Кубанского Экономического О-ва, где стоял штаб генерала. Эта смерть произвела на всех ужасное действие. Многие считали, что со смертью вождя армия погибла. Но в командование армией вступил генерал А.И. Деникин. Решено было уйти в горы, и лишь позже получив известия о восстаниях на Дону, ген. Деникин решил повернуть на Дон.
В колонии Гначбау ночью похоронили тело павшего вождя в саду одного из колонистов. Но тайну его погребения сохранить не удалось, и вскоре красные откопали дорогую могилу. Найдя тело полк. Неженцева, положенное над телом ген. Корнилова, они продолжали штыками нащупывать дно могилы и нашли тело Корнилова. После издевательства на улицах Екатеринодара тело Лавра Георгиевича было сожжено, и прах развеян по ветру.
В ночь на 3 апреля армия переходила жел. дорогу у ст. Медведовской. Вообще у нас тогда говорили, что разница тактики нашей и большевицкой состояла в том, что мы ходили поперек жел. дорог, а большевики - вдоль; всякий переход жел.-дорожного полотна для нас был сопряжен с риском наткнуться на бронепоезда врага, что при нашей слабости было очень опасно.
Ген. Марков, войдя в сторожку жел.-дорожного сторожа, вызвал по телефону с соседней станции какого-то из большевицких главковерхов и попросил его прислать бронепоезд, так как «кадеты подходят к переезду». Выстрелом из орудия в колеса паровоза бронепоезд был остановлен. Ген. Марков бросил гранату в паровоз, а добровольцы открыли огонь по вагонам. Бронепоезд был взят. Добровольцы захватили загон артиллерийских снарядов и патронов, столь нам нужных...
Армия уходила на Дон. Мы двигались на подводах по 70-80 верст в сутки, удивляя большевиков неожиданностью своего появления. Однако, в это время армия фактически от потерь почти растаяла. Она представляла собой бесконечный обоз раненых, охраняемый маленькими группами еще здоровых бойцов, также едущих на подводах.
Весна стояла в полном разгаре. Кубанская степь благоухала ковром цветов. Сады станиц стояли словно в снегу, а по ночам лягушачий хор мешал спать.
Промелькнули хутора Журавские, ст. Бейсугская, Ильинская, Успенская, где Армия имела 4-дневный отдых. Бои повторялись ежедневно, ибо мы двигались все время в полном окружении врага.
16-го апреля вновь вступили в Ставропольскую губернию. Армию встретили огнем. Особенно упорной оказалась та же Лежанка, которую снова пришлось брать с большими потерями для врага.
В ночь на 23 апреля, в Страстную субботу, подходили к ст. Егорлыкской. Была тихая пасхальная ночь, и только далекие зарева пожаров напоминали о людской вражде, не прекращавшейся даже в эту святую ночь. Ровно в полночь обоз вошел в станицу. Навстречу измученным добровольцам открылись двери храма, и в сиянии свечей оттуда несся гимн воскресения. Казалось, что мы славим воскресение всей России, освобождающейся от большевицкой смерти...
Армия пришла на Дон, который начал сбрасывать с себя красную нечисть.
Новочеркасск и Ростов были освобождены донскими казаками, вернувшимися из Степного похода, и отрядом полк. Дроздовского, пришедшего из Румынии. Добровольческая армия взяла с боем ст. Сосыку, Крыловскую и др. Закончился Первый Поход боем у разъезда Прощального. Армия стала на занятом ею плацдарме в Мечетинской, а обоз с ранеными ушел в Новочеркасск.
Каковы же итоги содеянного? 81 день похода, из них 45 дней в боях. 1050 верст пути. Выступили в количестве 3.000, вернулись, пополненные кубанцами, в количестве 5.000, оставив в степях могилы 400 убитых и вывезя 1500 раненых. С нами шли два Верховных Главнокомандующих, главнокомандующий фронтом, начальники высоких штабов, командиры корпусов, председатель и члены Государственной Думы, видные общественные деятели и журналисты.
Были проявлены подвиги беззаветной храбрости и самопожертвования. Мы не станем описывать отдельные случаи героизма, ибо их было очень много, и не в них значение похода. Были подвиги выше содеянных в походе, были лишения тяжелее наших, но никогда не было проявлено столько любви к родине и самопожертвования во имя ее, сколько проявили ушедшие в степь за родиной.
Нужен ли был поход? На этот вопрос дает ответ ген. Деникин: «Если бы в этот трагический момент нашей истории не нашлось среди русского народа людей, готовых встать против безумия и преступления большевицкой власти и принести свою жизнь и кровь за разрушенную Россию - это был бы не народ, а навоз!»
Как же расценивают поход военные авторитеты, с мнением которых необходимо считаться, так как на основании этих мнений будет писаться будущая история Государства Российского?
Видный военный историк ген. штаба полковник Зайцев говорит, что 1-й Кубанский поход, будучи типичным корволантом Петра Великого, является просто военно-исторической загадкой.
«Оставив базу, - говорит он, - идя в неизвестное будущее, добровольцы прошли сквозь большевицкое море так и туда, куда они хотели. Вопреки правилам современной тактики, они оказались не побежденными, что можно объяснить только силой духа и любовью к родине первых добровольцев».
«Великая Россия, - заканчивает он описание похода, - родила горсть небывалых героев, и военная история, в сущности, еще не имела примера такого необычайного подъема духа, который был проявлен в походе ген. Корнилова».
Такими лестными словами оценивает современный военный авторитет 1-й Кубанский поход. И надо признать, что первых добровольцев по их тернистому пути двигала путеводная звезда, озарявшая конечную цель - Родину, та звезда, имя которой любовь к родине, честь и самопожертвование.
Ведомые великим русским патриотом ген. Корниловым, первые добровольцы шли в постоянном окружении врага. В авангарде шел доблестный ген. Марков - шпага Корнилова - человек, в котором редкостно сочетались качества талантливого офицера генерального штаба - профессора Военной Академии - с храбростью блестящего строевого командира. Будучи в 39 лет генерал-лейтенантом, он совершал поход в расцвете своих физических и умственных сил.
В арьергарде шел храбрый, спокойный и твердый ген. Богаевский. Тело Армии составляли люди, считавшие себя обреченными, а свои жизни оконченными, ибо мало кто надеялся выйти живым из этого похода. Эти люди пылали жаждой смыть поругание и бесчестие своей родины. Могла ли такая армия не победить? Поход - неотъемлемое и драгоценное достояние национальной России, и какие бы новые испытания ни послала нам судьба, мы должны помнить, что в самые тяжкие дни русского лихолетья Господь помог русскому народу в лице первых добровольцев защитить свою честь. Будем же бодро смотреть вперед, твердо веря в конечную победу правды над злом и в воскресение великой национальной России.

Генерального Штаба
подполк. К.Н. Николаев