МЫ РАБОТАЛИ БУДИЛЬНИКАМИ
Воспоминания Зинаиды Васильевны Нечмир (Голышевой)
Семью нашу раскулачили и выслали с Урала в Мурманскую область задолго до моего рождения - в 1930 году. Я родилась в войну и воспоминания мои относятся к 1950-м годам. Жили мы на 25-м км в деревянном бараке. Не голодали, поскольку я была единственным ребенком в семье. Девять братьев и сестер к тому времени умерли, два брата (родной и сводный) жили со свои ми семьями. Были одеты и обуты. На школьной фотографии я сижу в маркизетовом платье, рукав фонарик, шароварах с начесом, валенках. Школьную форму надевали по праздникам.
Запомнился один подарок на день рождения - кирзовые сапоги, которые подарил мне состоятельный дядя. Денег от получки до получки не хватало - перехватывали у соседей. Много времени мы, дети, проводили в очередях: за хлебом, за штапелем. По улицам ходили серые колонны заключенных: серые ватники, серые штаны, серые шапки-ушанки.
Иногда к дому подходила нарядно одетая женщина в немыслимой шляпке и спрашивала у нас, детей, нельзя ли у кого-нибудь переночевать: она приехала из Ленинграда навестить заключенного брата. Особой доблестью считалось заполучить такую гостью и привести к родителям на постой. Мне это удавалось чаще других, может, оттого что семья была небольшая - 3 человека и проще было найти место для гостьи.
А еще мы работали будильниками - должны были будить родителей перед ночной сменой. Иногда будильники засыпали до срока. Что тут было, лучше не вспоминать: мама с глазами, полными ужаса, натягивает ватник, платок и со словами
“Господи, только бы свой человек был на проходной!”
- мчится на рудник. Судя по тому, что мы с ней не разлучались, ей везло на своих.
Жизнь познавали в сравнении. Как-то на лето меня отправили в город Пушкин под Ленинградом к сводному брату. Он с семьей жил в комнате в бараке, вместе с ними в той же комнате жили еще две семьи. “Мы лучше живем,” - подумала я. - “У нас всего одна семья в комнате”.
Спустя какое-то время меня наградили путевкой в “Артек”. Сорок дней я жила на другой планете. Потом сказка закончилась, сказали, что нужно собираться домой. Я разрыдалась: не хотелось возвращаться из дворцов, устланных коврами, окруженных кипарисами, с видом на море, в убогие бараки, где вместе с мамой драили места общего пользования во время дежурства.
Телевизоров у нас не было, поэтому в кино ходили почти каждый день. Очень любили устраивать концерты художественной самодеятельности, летом прямо на улице, зимой в длинном коридоре барака. Игры, в которые играли: лапта, прятки, штандор, "семь камушек", классы, чика. Спорт был очень популярен: лыжи, коньки, волейбол, баскетбол и, конечно, акробатика, которой до умопомрачения занимались в барачных коридорах. Читали много и беспорядочно. Мы, дети, не чувствовали себя несчастными.
Однажды от избытка чувств я написала стишки в “Пионерскую правду”. Спасибо редакции, которая не опубликовала этот опус, а прислала мне вежливый отказ на красивом фирменном бланке, которым я гордилась и долго хранила. Правда, стихи писать не перестала. Вот и вам высылаю несколько своих стихотворений на тот случай, если в сборнике воспоминаний найдется место и для творчества репрессированных.
* * *
Всех убогих, юродивых
Узнаю со спины.
Понимаю, что вроде бы
Нет моей тут вины.
Слабоумьем, увечьями
Наводнили мы Русь.
Куполами увенчана.
Развенчать не берусь
Только с каждою встречею
На душе все темней.
Кто воздаст за увечия ?
Объясните вы мне.
Сколько сирых у Родины!
А ведь нету войны.
Всех убогих, юродивых
Узнаю со спины.
* * *
Защищена уральскою броней
От всех нападок и от всех напастей.
Здесь, за Хибинской каменной стеной,
Над именем моим никто не властен.
Никто не властен. только вот броня
С годами толще, тяжелей и зримей.
И кажется, что это западня
И что никто с меня ее не снимет.
И если я судьбе наперекор
Себя на эту пытку обрекаю,
То только оттого, что милый взор
Обжег, отринул и куда-то канул.
* * *
В названиях церквей случайных нет созвучий
И, видно, оттого названья те живучи.
И не был предок наш наивным иль дремучим,
Коль выбрал имена, что не отыщешь лучше.
А если мы - вразброс? Тому виною случай.
И ты себя, мой друг, не упрекай, не мучай -
Лишь в именах церквей случайных нет созвучий.
г.Апатиты
* * *
Семья Голышевых родом из д.Калугино Тугулымского района, Свердловской области. Репрессированы в 1930 году Тугулымским РИКом. Реабилитированы 8.07.92 года Мурманским УВД.
ОПИСЫВАЮ СВОЮ ПРОШЛУЮ ЖИЗНЬ
Заявление от спецпереселенца Семена Алексеевича Белякова. Нива-строй. Участник Октябрьской революции.
Я, выше означенный гр-н, описываю свою прошлую жизнь довоенного времени.
1. 1908. Я жил в городе Череповце у Александры Ивановны Трапезниковой, в скобяном магазине мальчиком. Прожил я тут [нрзб] месяцев. Так как работа была непосильна, пришлось уволиться.
2. И в то же время меня отец свез в город Ярославль. Так как город более фабричный, и заводов всяких масса. Конечно цель была поступить на место, так как отец имел только один душевой надел земли. У отца было [нрзб] сына. Поступаю в контору рассыльным конторы. Акционерное общество Иван Любимов и К. Изо скудного жалования пришлось рассчитаться.
3. 1907 год в том же городе. Поступаю на городскую почт-станцию. Фамилия хозяина Мохов.
Должность моя кучер. Ездил с почтальоном на Вологодский и на Московский вокзал, приходилось
ездить по городу. Тут, конечно, не отрицаю, видно плохо угодил хозяину. Прожив 4 месяца,
увольняют.
4. Поступаю в городской обоз. Должность имел, возил ночное золото. Тут, прожив три месяца сам увольняюсь.
5. В том же городе Ярославле. Поступаю в дворники, это будет близ Вологодского вокзала. Хозяина звать Модист Григорьевич Волков. Плохо угодил хозяйскому сыну, увольняют. Прожив 5 месяцев.
6. 1910 год. Поступаю в трудовую артель, это будет при реке Которосль, близ Спасова мужского бывшего монастыря. Тут я выжил 1 год 4 месяца.
7. 1911 год. Поступаю в бурлаки. Хозяина звали Константин Матвеевич Воронов. Село Усье Ярославской губернии и уезда, от города Ярославля 17 километров вверх по Волге. Тут прожил 6 месяцев, то есть до Покрова. Тут работа была такова: грузили песок, грузили камень и сеяли из крупного песка графель, погружали в Тифенки, это будет небольшое судно. И плыли по течению воды, по реке Волге. В то время строили железный мост через реку Волгу, материалы шли на бетонные работы в пригороде Ярославля. Когда груз кончаем, тащим вверх по Волге.
8. В том же городе Ярославле поступил на кожевенный завод (фирма) Прасковьи Дмитриевны Львиной. Это будет на Никитской улице. Управляющим был Иван Ильич. Прожив 5 месяцев, сам увольняюсь.
9. 1912 год. Поступаю на баржу Блинова № 12. Из города Ярославля пошли за первым льдом вниз по Волге в город Курмыш. Город Курмыш будет при реке Суре, Симбирской губернии. Один чуваш дал водоливу 40 штук яиц и 10 фунтов масла коровьего, чтобы меня уволить. Что было и сделано. А того принять. От города Курмыша до Васильсурска будет 30 километров. От Васильсурска иду обратно в город Ярославль, так как тут более знакомо.
10. 1912 год. Поступаю вторично в бурлаки. В том же вышеуказанном селе Усье, только у другого хозяина. Работа была та же самая, только приходилось делать несколько рейсов в Рыбинск. Тут прожил 5 месяцев. В 1912 году еду на родину, дома прожив от Покрова до Пасхи, опять пошел в город Череповец.
11. 1913 год. Делали фундамент под каменный дом, в данное время - детская больница близ рынка. Подрядчиком был Саблинский. Тут прожив 1 месяц, сам увольняюсь. Еду в Судбицы, там в то время копали шлюз через реку Шексну, это будет 30 километров от города Череповца вверх. Тут выжил почти до самого призыва.
12. 1913 год. Был забрит. Назначен был во флот. Корабль "Севастополь". Конечно, военную
жизнь описывать не буду, так как она каждому известна.
13. 1917 год. Тогда я служил в Финляндии, городе Гельсинфорсе. ЦИКПБ извещает армию и флот, чтобы дали помощь Ленинграду. Я первым записался, чтобы ехать в Ленинград защищать советскую власть, за что боролись наши вожди. Из Гельсинфорса едем в Ленинград. Проходим на Финляндский вокзал, где нам дали ящики с винтовками, мы сами раскупоривали ящики и брали винтовки и патроны.
И пошли стройными рядами по назначению ЦИКа. То есть первоначально приходим на квартиру. Квартира была отведена бывшая военная офицерская школа, где висели картины разных генералов и тому подобное, которые были нами сняты и порваны. ЦИКПБ дает приказание, чтобы занимали посты. Вскоре нам подали грузовой автомобиль, на который село человек 15 и поехали в арсенал. Арсенал - это такое здание, где лежит огнестрельное оружие.
Что было, взяли и поехали в Таврический, где были поставлены пулеметы и караул. Я сам выстоял первые сутки, чтобы не могли попасть негодные элементы. Потом сутки выстоял в Смольном, тоже в карауле. Тут был поставлен к телефону, чтобы не могли передать что-либо особенное неугодных элементов. Потом был поставлен патрулем по Шпалерной улице. Обязанность была такова: с 10 часов вечера чтобы по городу Ленинграду без разрешения Советской власти никто не мог пройти, иначе задерживали и отправляли по назначению. Пришлось немного побыть на собрании, так как я стоял на посту, в то время товарищ Ленин говорит речь, после его речи стал говорить какой-то иностранец на иностранном языке, после его речи все встали, делегаты и присутствующие и заиграл духовой оркестр Интернационал. Потом с постов сняли, едем обратно в город Гельсинфорс и занимаем старые места.
В 1918 году в феврале месяце опять дают извещение из Ленинграда, что белые взяли Ревель, опять своя добрая воля, чтобы записаться в отряд, первый пошел на подпись. Опять из города Гельсинфорса едем в Ленинград. Приезжаем в Ленинград, едем в Крюковские морские казармы. Во дворе, то есть на площади, был митинг, где товарищ Дыбенко говорил речь. Товарищ Дыбенко был в то время командующим отрядом. После его речи пошли с музыкой на вокзал.
Приезжаем в город Ямбург, рабочие и служащие нас встречают с музыкой. Приветствовали как истинных борцов революции за рабочее крестьянское дело.
После этого нас повели стройными рядами в столовую, где был заказан ужин и чай. Ночевали в вагонах, на другой день сели в вагон и поехали сщупать врага. Этот бой был под Нарвой.
Вот, товарищи разбирательная комиссия, в 1913 году был взят на службу. Уволен в 1920 году по демобилизации.
1920 год. Поступил в городе Ленинграде в порт. То есть портовая артель калужан, работал грузчиком в порту. На что имел трудовую книжку. УПТП. В 1921 году приехал на родину.
В 1923 стал заниматься крестьянством. С 1924 года стал делать кожи по 1929 год. То есть имел кустарное кожевенное ремесло, машинного производства не было, работал своей семьей, наемных рук не было.
За что был выслан.
Данная биография была прочитана на общем собрании на родине. То есть в деревне Селиванове, где подписалось все общество 50 домохозяев. И отправил в РИК для рассмотрения, на что имею расписку.
Из данной биографии видно, какой был человек до военной службы и в военное время.
Под судом не был, и замечания не было.
Прошу восстановить в правах.
Поселенец Семен Алексеевич Беляков.
Ленинградской области, Череповецкой губернии и уезда Юнюковского сельсовета, деревни Селиваново.
ЛЕТОМ СОРОКОВОГО
Переселение финнов с Западного побережья Мурмана происходило в 1940 году.
В то время я был председателем Западно-Лицкого рыболовецкого колхоза "Коминтерн" в малой Западной Лице. Ловили мы, в основном, треску да семгу в заливах, а зимой тюленя и акул в открытом море.
В феврале представители власти и ГПУ приказали колхозникам погрузиться на океанский пароход, который встал на якорь в бухте. Меня в это время в колхозе не было - я был в командировке в Мурманске. Продержав людей двое суток на пароходе, их отпустили, и приказали разойтись по домам.
В июле того же года, когда наши рыбаки промышляли треску в районе Иоканьги, они были оцеплены кораблями Северного флота и, как преступники, конвоированы в Порт-Владимир. Там мы сдали боты в местную МРС (моторно-рыболовная станция) и отправились домой.
В колхозе нас ждали представители района и ГПУ, и океанский транспорт "Мария Ульянова" стоял на якоре в бухте. В паспортах колхозников поставили штамп: "Переселяется в Карело-Финскую ССР. Разрешается проживание только в Медвежьегорском районе". Членам партии и комсомольцам пока разрешили остаться, но у нас никто не остался.
В нашем маленьком колхозе к этому времени уже было репрессировано двадцать три человека. Из них только Архипова Аля вернулась, отсидев в лагерях десять лет.
Вещей с собой разрешили взять ограниченное количество. За домашних животных платили по государственным ценам. Например, за корову давали двести рублей, а то и меньше.
На "Марию Ульянову" собрали всех колхозников из финских рыболовецких колхозов западного побережья. Так были вычеркнуты из вековой истории Мурмана финны - колонисты, опытные моряки, рыбаки, промышлявшие на маленьких парусниках от Норд-капа до Новой земли.
По прибытии в Мурманск нас пришвартовали к каботажной пристани. Пристань оцепили переодетыми в штатское сотрудниками ГПУ и милиционерами. Через некоторое время подали товарные вагоны. И в этих вагонах для перевозки скота разместили людей, которые долгое время держали первенство во всесоюзном соцсоревновании рыбаков-колхозников всей страны!
Так, сидя на своих узлах, поехали заслуженные люди в неизвестность, в светлый путь, указанный "великим вождем и учителем"!
К этому времени все финские названия ботов, колхозов, населенных пунктов были запрещены, переиначены и переименованы по-русски. Более того, после переселения начали твердить, что все это исконно русские земли, и никакие финны тут и не жили никогда.
А переселенцев довезли до станции Медвежья Гора. Выгрузили у пристани и снова погрузили - на баржи. Баржи отбуксировали в Заонежье, и там нас расселили в пустых или почти пустых деревнях. Окна и двери в домах были заколочены, видать, людей из этих деревень тоже куда-то выселили по очередному указанию вождя. Сколько-же было жертв в этом круговороте!
По пути, с баржи, мы наблюдали, что на берегах стояли лагеря - так что район для новоселов был выбран удачный, подстать всей новой сталинской национальной политике.
Нескольких колхозников еще зимой 1940 года взяли на финскую войну. После окончания военных действий их воинскую часть отправили в Эстонию устанавливать Советскую власть. После прибалтийской кампании их демобилизовали и отправили по домам. У одного из них жена была русская и ее с ребенком из родных мест не выселили. Но мужу поставили штамп о переселении и дали 48 часов, чтобы убирался из родной деревни.
Аксель Келлинсалми.
https://web.archive.org/web/20210925062123/http://xxl3.ru/teksty/aksel.htm |
