Княгиня Елена Петровна (1884–1962) в пожилых годах.
[Часть 2] Я БЫЛА В ЕКАТЕРИНБУРГЕ
ГЛАВА II
На пути в изгнание (окончание) [1]
В Царскосельском заключении Царь вместе со свитой и домашними работает в огороде. На этой фотографии можно узнать Николая II, он в мундире, с лопатой в руке. – L’Illustré, 1958, № 43, 23 oct., p. 40.
Сибирское изгнание
Проведя два дня и две ночи в пути, мы прибыли в Вятку (ныне Киров) [2] на европейской стороне Урала. Мы не были заключенными в строгом смысле этого слова, но мы находились под постоянным наблюдением.
Проведя несколько дней в небольшой гостинице, мы наконец нашли дом, где все разместились [3].
Поначалу все шло хорошо: жители встретили нас с симпатией и даже почтением [4], многие из них приносили нам подарки или помогали обустроиться. Монахини из близлежащего монастыря готовили для нас еду.
Спасо-Преображенский Новодевичий монастырь (основан в 1624 г.)
С точки зрения наших охранников это было, конечно, уже слишком! Однажды, пока мужчины были в церкви, я оставалась дома одна. В дверь позвонили. Это были двое вооруженных красноармейцев.
– Где мужчины?
– В церкви.
– Мы подождем их.
– Это может занять час или два.
– Будем ждать.
Они сели в прихожей и, положив ноги на стол, стали курить, чтобы набраться терпения. Через час прибыли мой муж и его спутники. Солдаты встали, и один из них, судя по всему, в каком-то звании, сказал:
– Областной совет считает, что ваше пребывание в этом городе нежелательно [4 а]. К вам относятся слишком доброжелательно. Решено перевести вас дальше, в Екатеринбург. Вы отправитесь завтра под конвоем.
Как только об этом узнали монахини, для нас готовившие, они поспешили доставить нам кое-какие припасы для долгого сибирского путешествия. Когда на следующее утро я прощалась с ними, то, не зная, чем их отблагодарить, отдала свою единственную шубу настоятельнице монастыря [5], которую лишь с огромным трудом удалось уговорить ее принять.
Через несколько часов, под эскортом красноармейцев, мы катили в старом вагоне в направлении Сибири. Вот теперь начиналось наше настоящее изгнание, из которого суждено был вернуться лишь мне одной.
Екатеринбург, тюрьма Царя
Путешествие длилось три дня, посреди безбрежных уральских лесов. Временами это одинокое однообразие перемежалось фантастическим зрелищем знаменитых водопадов, чьи воды красны, как кровь, и причина чему в составе почв, сквозь которые просачивается вода.
Незабываемые видения, красота которых, конечно, не позволяла нам тогда задуматься о зловещем предзнаменовании, которое они в себе несли! Эта грандиозная картина не вызывала в нас ни малейшей мысли о страданиях, но казалась чем-то величественным и утешительным.
По прибытии в Екатеринбург [6], мужчины сразу же попросили у стражников разрешения посетить Литургию в соборе.
Обменявшись несколькими взглядами со своими солдатами, начальник разрешил. Мужчины ушли под внушительным конвоем, и я осталась одна с багажом. Вскоре после этого ко мне подошел незнакомец и представился. Это был, по его словам, секретарь управляющего одним из городских банков [7], и его начальник, узнав о нашем прибытии, послал его в наше распоряжение.
Владимiр Петрович Аничков. Екатеринбург. 1917 г.
Я с удовольствием приняла его помощь, и вскоре он вернулся с крестьянином, везущим за собой телегу. Вдвоем они погрузили на телегу багаж и проводили меня в маленькую гостиницу казачьей четы Атамановых, где можно было снять меблированные комнаты. Во время короткой прогулки дружелюбный секретарь сообщил мне новость, которая меня потрясла:
– Знаете ли Вы, что позавчера из Тобольска прибыли Царь, Царица и одна из Великая княжон? [8] Их держат под охраной в частном доме. Наследник престола и три его сестры больны, они остались в Тобольске пока выздоровеют.
Значит, Царя привезли в Екатеринбург? Можно ли было еще сомневаться, что для них все было кончено?
Как только я устроилась и сложила багаж в гостинице, сразу отправилась в собор. Архиепископ, который служил в тот день, позже будет убит, во время великой резни, залившей город кровью [9].
По окончании Литургии, я присоединилась к мужу и его спутникам и отвела их в гостиницу. По дороге, говоря по-французски, так чтобы не поняли наши охранники, я поведала то, что узнала. И пока Великие князья заканчивали дела с нашим устройством [10], не избегнув чести предстать перед комиссаром Уралсовета Белобродовым, на самом деле, – обыкновенным каторжником, я стала искать способ наладить связь Царем.
Хозяйка гостиницы, с самого начала проявившая к нам большое расположение, показалась мне надежным и верным человеком. Именно в общении с ней я осторожно нащупывала начальные сведения.
Вскоре я решилась спросить уже напрямую:
– Знаете ли Вы дом, в котором заключена Царская Семья? Можете мне его показать? Мне бы хотелось узнать новости о Царе.
– Нет, это невозможно, – вскричала она, – вас сразу же застрелят.
У Царского врача
Мы взяли с собой все керенки, которые смогли в свое время приобрести, и, хотя они стоили дешево, но это было все наше достояние. Я вынула пачку этих похожих на марки купюр и протянула их хозяйке гостиницы.
– Все, что нам известно, – рассказала она в конце концов, – это, что один из двух врачей Царя [11], доктор Деревенко [12], был освобожден и ему разрешили свободную практику в Екатеринбурге [13].
Затем она объяснила мне, чем была вызвана такая благосклонность к доктору Деревенко. В то время во всей этой части Сибири свирепствовал грипп, тот самый, который в Европе называли «испанкой». Никто не знал, как с ним бороться. Большинство жертв эпидемии умирало, но некоторые выкарабкивались, и, по правде говоря, заслуги врачей в этом были невелики. Среди выживших была жена одного уральского народного комиссара. Ее муж послал за Царским медиком, доктором Деревенко. Тот знал о страшном поветрии не больше других, но, волею судьбы, пациентка выздоровела. В благодарность, ее муж распорядился отпустить доктора и ему разрешили частную практику в Екатеринбурге [14]. Каждый день Деревенко в сопровождении комиссара отправлялся в дом, где была заключена Царская Семья [15]. Но врачу никогда не разрешалось оставаться наедине с Царем или с кем-либо из членов Семьи, даже на время медицинского обследования. И это для того, чтобы предотвратить любое общение Царя с внешним мiром [16].
Почетный Лейб-медик Владимир Николаевич Деревенко
Хозяйка больше ничего не знала, и, согласившись дать мне адрес доктора Деревенко, одновременно предостерегла:
– Не ходите к нему, за ним следят.
Но я была единственной в нашей группе, кто пользовался относительной свободой, по крайней мере, я могла выходить и возвращаться и без сопровождения наших охранников – и твердо решилась использовать эту возможность. Договорившись с мужем, я отправилась в ближайшую аптеку и вернулась с флаконом настойки йода и упаковкой бинтов, которые не замедлила использовать по прямому назначению. Я намазала себе йодом руку от кисти до локтя, наложила огромную повязку и отправилась на поиски доктора.
День едва перевалил за полдень, и людей на улицах было немного. Вскоре я уже звонила в колокольчик по указанному адресу.
Мне отворила женщина с бандитским лицом.
– Что вам нужно?
– Мне сказали, что здесь есть врач.
– Есть врач бывшего царя, но сейчас его нет дома. Он навещает бывшего царя.
С явным подозрением она спросила меня:
– Вы его знаете?
– Откуда? Я даже не знаю его имени.
Она соблаговолила впустить меня и уселась подле, не спуская с меня глаз. Я уже начала чувствовать себя весьма неуютно, когда наконец появился доктор Деревенко. Он узнал меня с первого взгляда, но, решив не подавать вида в присутствии этой женщины, которая наверняка была агентом ЧК, сухо спросил:
– В чем дело?
– У меня ужасные боли, доктор.
Он отослал женщину, причем не было ни малейшего сомнения, что та останется подслушивать по ту сторону двери. Затем, занявшись моей мнимой раной и время от времени задавая соответствующие вопросы, он шепотом сообщил мне новости, которых я и ждала и боялась одновременно: все Царские Дети были уже в Екатеринбурге, Наследник тяжело болен.
– В Екатеринбурге все в большой опасности, – добавил он.
– Вы можете сообщить Царю, что мы здесь?
– Невозможно. Комиссар не спускает с меня глаз, даже когда я осматриваю Великих княжон.
– Я пойду к комиссару и попрошу разрешения увидеться с Царем в его присутствии и с условием говорить только по-русски.
– Не делайте этого. Вы не только не получите нужного разрешения, но и подвергнете напрасному риску свою жизнь и жизни Ваших спутников. Большевики повсюду видят заговоры с целью освободить Царя [17].
Затем, помолчав, он добавил:
– Не забывайте также, что ежедневно и ежечасно жизни каждого члена Царской Семьи угрожает опасность.
После сделанной перевязки, я ушла от доктора сопровождаемая подозрительным взглядом его хозяйки и вернулась в гостиницу.
Там, за чаем, я сообщила мужу о результатах своего демарша, из предосторожности говоря по-французски:
– Я была у врача. Царь и вся его Семья здесь, и их жизни угрожает опасность. Они знают об этом и готовятся к самому худшему, но сохраняют неколебимое спокойствие. Будучи в высшей степени набожны, они спокойно принимают это испытание и с миром в душе ожидают смерти.
Публикация, перевод и комментарии В.В. СЕРАФИМОВА
Примечания
[1] Перевод с французского по машинописи: USA. Columbia university library. Rare Book & Manuscript Library. Helene Romanoff Papers. BAR Gen Ms Coll/Hʹelène Romanoff, sheet 13–18 reverse (p. 12-22). Разночтения, иллюстративные материалы по изданию: L’Illustré, 1958, № 43, 23 oct., p. 39-40.
[2] Вятка была переименована в Киров в декабре 1934 г.
[3] Августейшие ссыльные снимали жилье в доме купчихи Н.Э. Савинцевой на Николаевской улице, где Константиновичи и Палей жили в двух комнатах. Великий князь Сергей Михайлович и его камердинер жили отдельно. Напротив дома Савинцевой располагался собор во имя св. благоверного Князя Александра Невского (взорван в 1938 г.) – Николаева М.В. К истории вятской ссылки Романовых. – Константиновские чтения – 2017. Сб. материалов научной конференции 25 октября 2017. СПб., 2017, с. 197–218.
[4] 1) Свидетельствует С.Н. Смирнов: «Перед отъездом [Из Петрограда на Урал, июнь 1918] я побывал в Тярлеве [посёлок между Царским Селом и Павловским парком, на берегах Тярлевского ручья и реки Славянки] у Лялина [Николай Николаевич Лялин (1869–1920) – полковник, командир 7-го батальона гвардейских инженеров] /…/ Лялин сопровождал Князей в Вятку, потом, когда их оттуда перевезли в Екатеринбург, – приехал и туда. Тут и там он устроил им квартиры и еду, стирку и т. п. Из Вятки их перевели в Ек[атеринбург] будто бы из-за монархического настроения города: в монастыре, где они часто бывали в церкви, им подкладывали коврики и вообще чествовали их». – Сергей Смирнов. В плену у цареубийц / Подготовка текста, комментарии и общая редакция К. Ичин. Белград: Логос, 2016, с. 16-17.
2) Вспоминает житель Екатеринбурга, руководитель отделения Волжско-Камского банка Владимир Петрович Аничков (1871–1939). Когда Аничков, зная, что в Екатеринбурге плохо с жильем, предложил Сергею Михайловичу отдать одну из комнат и для других екатеринбургских ссыльных (Константиновичей и Палея), то встретил решительный протест Великого князя: «Нет уж, будет с меня и Вологды [явно ошибка – речь идет о Вятке. – В.С.] Я там прекрасно устроился, чувствовал себя почти так же хорошо, как и у вас. И меня выслали за компанию с Константиновичами, ибо из-за их поклонения архиереям и монашкам создалось паломничество в монастырь, где Иоанн Константинович руководил хором» – Аничков В.П. Екатеринбург – Владивосток (1917–1922). М.: Русский путь, 1998. С. 98.
Подробнее см.: https://sergey-v-fomin.livejournal.com/692354.html
[4а] Высылка ссыльных Князей Романовых из Вятки в Екатеринбург состоялась на основании резолюции 2-го Вятского общегубернского съезда Советов: «О выселении находящихся в г. Вятке представителей дома Романовых», принятой по инициативе присутствующего на нём Председателя Президиума Исполкома Уральского Областного Совета А.Г. Белобородова: «27 АПРЕЛЯ 1918 Г. ИЗ ВЯТКИ. 28 АПРЕЛЯ [ПО] ПОСТАНОВЛЕНИЮ ГУБЕРНСКОГО СЪЕЗДА ВЫСЫЛАЮТСЯ [В] ЕКАТЕРИНБУРГ БЫВШИЕ КНЯЗЬЯ РОМАНОВЫ В ЧИСЛЕ ШЕСТИ ЧЕЛОВЕК, ПРИСЛУГИ ТРИ ЧЕЛОВЕКА. № 64 ПРЕДСЕДАТЕЛЬ [ВЯТСКОГО] ГУБИСПОЛКОМА ЧИРКОВ». – ГАРФ, ф. 601, оп. 2, д. 31, л. 13. – Опубл.: Жук, 2015.
[5] Елена Петровна, предположительно, имеет в виду Игумению Рафаилу (в схиме Антонию), возглавлявшую [Спасо-Преображенский] монастырь в 1917–1920-е г. – История одной фотографии. 23 апреля 2015. ЦГА. КО (Центральный государственный архив Кировской области, структурное подразделение по работе с документами КПСС и общественных организаций). http://gaspiko.ru. – Комментарий Г.И. Шевцовой (Последний свидетель, 2023, с. 170, прим. 74).
[6] Августейшие ссыльные прибыли в Екатеринбург из Вятки 2 мая (н. ст.).
[7] По-видимому, В.П. Аничков. См. здесь выше – прим. 4 (2).
[8] Царь с Царицей и Великой княжной Марией прибыли из Тобольска в Екатеринбург 30 апреля (н. ст.) в 8 ч 40 м утра.
[9] Имеется в виду правящий Архиерей Пермской епархии, к которой в церковно-административном отношении принадлежал Екатеринбург, Архиепископ Андроник (Никольский) Пермский и Кунгурский (1870–7/20 июня 1918, Пермь); он спустя полтора месяца будет закопан чекистами живым в окрестностях Перми.
[10] Великий князь Сергей Михайлович и его управляющий Двором Федор Михайлович Ремез (1878–1918, Алапаевск) разместились отдельно у В.П. Аничкова.
«[Из диалога В.К. Сергея и А.Г. Белобородова]:
– Я нашел себе комнату у Аничкова, по Фетисовской улице дом № 15 и прошу вашего разрешения занять ее.
– Конечно, занимайте, слава Богу, что нашли». – Аничков, 1998, с. 92.
[11] Второй упоминаемый здесь врач – это, очевидно, Евгений Сергеевич Боткин (1865–1918).
[12] Владимир Николаевич Деревенко (1879–1936, Днепропетровск) – почетный лейб-хирург, доктор медицины (1908), личный лейб-хирург Цесаревича Алексея (1912-1918). Добровольно отправился в Тобольск вслед за Царской семьей, но выехал несколько позже, оформив документы в правительстве Керенского.
«После убийства Царской Семьи доктор В.Н. Деревенко продолжал оставаться в Екатеринбурге, а затем активно помогал следствию: выезжал вместе с Судебным Следователем по важнейшим делам А.П. Намёткиным в район заброшенного рудника, участвовал в опознании многих обнаруженных там и в доме Ипатьева вещественных доказательств и проч.» – Жук Ю.А. Претерпевшие до конца. Судьбы Царских слуг, оставшихся верными долгу и присяге. Москва, Берлин: Директ-Медиа, 2015, с. 730.
В дальнейшем В.Н. Деревенко работал как врач при Советах, был репрессирован, в качестве заключенного участвовал в строительстве Днепрогэса и погиб в одной из зон ГУЛАГа в 1936 г. – Нахапетов Б.А. Врачебные тайны дома Романовых. М.: Вече, 2008, с. 151.
[13] Ср. мнение д. юр. н. Ю.А. Жука: «После того как 23 мая 1918 года В.Н. Деревенко прибыл вместе с Августейшими Детьми и сопровождавшими их слугами в Екатеринбург, от неминуемого ареста его, вероятнее всего, спасло то обстоятельство, что он продолжал оставаться в должности врача “Гвардейского отряда охраны бывшего царя и его семьи”, хотя сам отряд к тому времени уже был распущен. Каких-либо документальных свидетельств, говорящих о том, что доктор В.Н. Деревенко, находясь в Екатеринбурге, добровольно перешёл на советскую медицинскую службу, не имеется, однако, вероятнее всего, так оно и было. Ибо, в противном случае, ему вряд ли было бы разрешено навещать в доме Ипатьева больного Наследника Цесаревича. Следует также отметить, что разрешение на визиты доктора В.Н. Деревенко в дом Ипатьева было дано ему местными властями отнюдь не из человеколюбия, а в целях использования его для возможного провоцирования Царской Семьи на передачу вовне каких-либо записок». – Жук, 2015, с. 725-726. См. здесь ниже другую версию освобождения В.Н. Деревенко – прим. 14.
[14] Настоящая версия освобождения из-под стражи доктора Деревенко, со слов г-жи Атамановой, доселе уникальна в историографии по Царскому Делу на Урале.
[15] «Свой последний визит к Августейшему Пациенту Владимир Николаевич сделал 2 июля 1918 года, то есть за два дня до вступления в должность Коменданта Дома Особого Назначения (ДОН) Я.М. Юровского. (К тому времени чекисты поняли, что спровоцировать Царскую Семью на побег им не удастся, а, значит, необходимость в дальнейших визитах доктора В.Н. Деревенко с их точки зрения отпала полностью.)
Выражая по этому поводу тревогу, Государыня не раз и не два отмечала сей факт в своём дневнике:
«…Вл[адимир] Ник[олаевич] так до сих пор и не приходил». (Запись от 7.07/24.06.1918 г.);
«Вл[адимира] Ник[олаевича] всё нет, хотя мы каждый день осведомляемся о нём». (Запись от 8.07/25.06.1918 г.);
«Вл[адимира] Ник[олаевича] всё нет». (Запись от 9.07/26.06.1918 г.) [Дневники Николая II и Императрицы Александры Фёдоровны в двух томах. Т. 2 (1 августа 1917 – 16 июля 1918) / отв. ред. В.М. Хрусталев, М.: ПРОЗАиК, 2019, с. 511, 512, 513.] и т.д.
Всё это время В.Н. Деревенко находился в городе и предпринимал многочисленные попытки навестить больного Наследника Цесаревича, однако всякий раз ему в этом было отказано…» – Жук, 2015, с. 728.
[16] В следственном деле, ведшемся Судебным Следователем Н.А. Соколовым, отложились свидетельства о том, что Деревенко смог все-таки предоставить некоторую информацию группе Малиновского – Ярцова, имевшей целью освобождение Царской Семьи.
Из Протокола допроса [капитана] Г.В. Ярцова, 17 июня 1919 г.:
1) «За время пребывания в Екатеринбурге Августейшей Семьи, когда дело стало приближаться к освобождению Екатеринбурга, было в городе две версии. Одни говорили, что перед подписанием Брестского договора [генерал] Гофман [Hoffmann Max, 1869–1927] обусловил подписание договора сохранением жизни Семьи. Другие говорили, что Семья будет убита при приближении чехов. Было среди нас, офицеров, пять человек, с которыми я говорил тогда вполне откровенно по вопросу о принятии каких-либо мер к спасению Семьи. Это были: капитан Малиновский, капитан Ахвердов, капитан Делинсгаузен, капитан Гершельман. В этих целях мы постарались через Делинсгаузена достать план квартиры Ипатьева, где содержалась Августейшая Семья. Это удалось сделать ему через доктора Деревенко, который на словах и сообщил ему о расположении комнат. Впоследствии я сам был в доме Ипатьева и видел, что эти сведения, сообщенные Деревенко, были верны. В этих же целях мы старались завести сношения с монастырем, откуда доставлялось молоко Августейшей Семье. Ничего реального предпринять нам не удалось: этого совершенно нельзя было сделать благодаря, с одной стороны, охране, какая была установлена большевиками над домом Ипатьева, а, с другой стороны, благодаря слежке за нами».
2) Из Протокола допроса [подполковника] Д.А. Малиновского 17 июня 1919 г.: «В Петрограде /…/ через некоторых своих знакомых вошел в организацию генерала Шульгина [Шульгин Борис Викторович, р. 13 июля 1878. Пажеский корпус 1897. Офицер л.-гв. Преображенского полка. Генерал-майор, и.д. начальника Гагринской климатической станции. Летом 1918 член антисоветской организации в Петрограде, затем член Союза «Наша Родина» в Киеве. Во ВСЮР и Русской Армии; до 20 авг. 1920 командир гвардейской бригады. В эмиграции в Бельгии. Ум. 29 сен. 1953 близ Брюсселя – Волков Сергей Владимирович, д.и.н. База данных № 2: «Участники Белого движения в России» Uchastniki_Belogo_dvizhenia_v_Rossii_24-Sh.pdf]. Эта организация, состоявшая из офицерских элементов, имела в виду свержение власти большевиков, установление военной диктатуры и созыв Земского собора для установления образа правления в Единой, Великой России. Я бы сказал, что это была чисто русская организация, ориентировавшаяся на свои силы: русские. Средства она получала от местных финансовых кругов, хотя, как мне кажется, была в этом отношении связана и с посольствами: шведским и английским. Этой организацией я был отправлен в первых числах мая месяца в г. Екатеринбург для выяснения условий, в которых находится здесь Августейшая Семья, ознакомления по этому вопросу нашей организации и принятия мер к облегчению участи Августейшей Семьи вплоть до увоза Ее отсюда. Здесь я поступил на старший курс Академии Генерального Штаба, находившейся тогда в Екатеринбурге. Разобравшись несколько в окружающих меня людях, я сошелся ближе с следующими офицерами, бывшими в Академии: капитаном Ярцовым, капитаном Ахвердовым, капитаном Делинсгаузеном и капитаном Гершельманом. Я поделился с ними своей задачей. Мы решили узнать как следует те условия, в которых содержалась здесь в Ипатьевском доме Августейшая Семья, а в дальнейшем действовать так, как позволят нам обстоятельства. Получали мы сведения эти, как могли. Мать капитана Ахвердова Мария Дмитриевна познакомилась поближе с доктором Деревенко и узнавала от него, что было можно. Деревенко, допускавшийся время от времени к Августейшей Семье, дал ей план квартиры верхнего этажа дома Ипатьева. Я не знаю, собственно, кто его начертил. Может быть, чертил его Деревенко, может быть, сама Ахвердова со слов Деревенко, а может быть, и Делинсгаузен. Я же его получил от последнего. Там значилось, что Государь с Государыней жил в угловой комнате, два окна которой выходят на Вознесенский проспект, а два на Вознесенский переулок. Рядом с этой комнатой была комната Княжон, отделявшаяся от комнаты Государя и Государыни только портьерой. Алексей Николаевич жил вместе с Отцом и Матерью /…/ Источником, чрез который получались нами сведения, был еще денщик Ахвердова (имени и фамилии его не знаю, впрочем, кажется, по фамилии Котов). Он вошел в знакомство с каким-то охранником и узнавал от него кое-что. Я осведомлял нашу организацию в Петрограде посылкой условных телеграмм на имя капитана Фехнера (офицер моей бригады) и есаула сводного казачьего полка Рябова. Но мне ответа ни разу прислано не было и не было выслано ни единой копейки денег. Ну, что же можно было сделать без денег? Стали мы делать, что могли. Уделяли от своих порций сахар, и я передавал его Ахвердовой. [Пасхальный] Кулич испекла моя прислуга из хорошей муки, которую мне удалось достать. Я его также передал Ахвердовой. Та должна была передать эти вещи Деревенко для доставления их Августейшей Семье. Она говорила мне, что все эти вещи дошли по назначению. Это, конечно, так сказать, мелочи. Главное же, на что рассчитывала наша пятерка, – это был предполагаемый наш увоз Августейшей Семьи. Я бы сказал, что у нас было два плана, две цели. Мы должны были иметь группу таких людей, которые бы во всякую минуту, на случай изгнания большевиков, могли бы занять дом Ипатьева и охранять благополучие Семьи. Другой план был дерзкого нападения на дом Ипатьева и увоз Семьи. Обсуждая эти планы, пятерка посвятила в него семь еще человек, офицеров нашей же Академии. Это были: капитан Дурасов, капитан Семчевский, капитан Мягков, капитан Баумгарден, капитан Дубинин, ротмистр Бартенев; седьмого я забыл. Этот план держался нами в полном секрете, и я думаю, что большевикам он никоим образом известен не мог быть. Например, мадам Ахвердова совершенно об этом не знала. Однако, что бы мы ни предполагали сделать для спасения жизни Августейшей Семьи, требовались деньги. Их у нас не было. На помощь местных людей нельзя было рассчитывать совершенно: все было подавлено большевистским террором. Так с этим у нас ничего не вышло, с нашими планами за отсутствием денег, и помощь Августейшей Семье, кроме посылки кулича и сахара, ни в чем еще ином не выразилась /…/». – Опубл.: Н.А. Соколов. Предварительное следствие 1919–1922 гг.: [Сб. материалов] / Сост. Л.А. Лыкова. – М.: Студия ТРИТЭ; Рос. Архив, 1998, с. 76-81. (Российский Архив: История Отечества в свидетельствах и документах XVIII=XX вв.; [Т.] VIII).
[17] Большевикам важно было спровоцировать Государя и его Семью на побег – с этой целью, как известно, Председатель Президиума Исполкома Уральского Облсовета А.Г. Белобородов, Уральский Областной Комиссар Снабжения П.Л. Войков и Член Коллегии Уральской Областной Чрезвычайной Комиссии И.И. Родзинский вели игру с подмётными письмами, якобы написанными от лица некоего «Офицера», возглавляющего тайную организацию, поставившую своей целью освобождения Царской Семьи. – См. напр.: Жук, 2013, с. 727.
https://sergey-v-fomin.livejournal.com/796693.html |