Мне задают вопрос: «Откуда у вас этот вой Холстомера? Или плач, уж и не знаем как назвать. Скорей всего крик. Душераздирающий вопль».

Я никогда никому не рассказывал, откуда он у меня. А теперь, когда я сыграл «лошадь» больше двухсот раз, можно и рассказать. Никогда не нужно рассказывать преждевременно, особенно тогда, когда работаешь над ролью.

Эмоциональная память у каждого своя, и другой не в силах ее постичь, соединить с тем, о чем говорится в данный момент. Не все слова вызывают у нас одно и то же эмоциональное состояние. Можно рассказать факт, вызвать сочувствие, но этот факт не может поразить так, как поразил тебя в тот момент, когда ты был соучастником или невольным наблюдателем какой-то сцены. Ее подробности, не словесные, а звуковые, ее тон быстрее возбудят эмоциональную память слушающих, нежели словесные описания. Точная тональность определяет точное действие.

Это было в деревне во время коллективизации. Меня разбудил ночью вой бабы. Она орала. Нет, это не точное определение — она выла. Как воет корова на бойне перед тем, как ее убьют. От такого воя дрожь по телу идет, мурашки бегают, делается холодно. Мы тогда все проснулись и молчали. Было темно, но от страха казалось, что глаза светились. В окно нам было видно, как против нашего дома, во дворе, вцепившись в рога коровы, баба не отдавала ее тем, кто пришел забирать скот в общественное стадо. Коллективизация проводилась немыслимыми темпами. Того, кто не шел добровольно в колхоз, загоняли туда силой и отбирали скот. При свете керосиновой лампы и керосиновых фонарей там, во дворе, было видно, как военный бил плеткой по рукам бабу, не отпускавшую корову. Корова от каждого удара шарахалась вместе с бабой до тех пор, пока руки ее не оторвались. Корову выгнали на улицу. Те, кто был с фонарями, ушли вместе с коровой. Старик с керосиновой лампой стоял молча. Юлька и Фроська, жившие напротив, поднимая упавшую мать, что-то выкрикивали вдогонку тем, кто увел корову. Слов их я не запомнил. Остался в ушах вой их матери. И теперь, через пятьдесят лет, стоит мне закрыть глаза, я слышу этот вой. Так, мне казалось, выл и Холстомер, когда его кастрировали, делали из жеребца мерина.

Плач Холстомера, вой лошади, ее крик… Холстомеровская русская доля, выраженная через песнь, в которой жалоба, тоска, несправедливость земной жизни и человеческих законов…