III.
— Свысока, иронически отнеслось, разумѣется, общество и къ “праздной Мальтійской затѣе”, въ чемъ сослѣпу усмотрѣло не болѣе, какъ новую “игру въ солдатики”. 4 января 1797 года Императоръ Павелъ Первый, какъ извѣстно, принялъ подъ Свое покровительство Орденъ Мальтійскихъ рыцарей, а 2 ноября 1798 года, по ихъ просьбѣ, возложилъ на Себя званіе магистра ордена. Благодаря этому, Россія твердой ногой становилась на Средиземномъ морѣ, гдѣ, къ тому же, тогда господствовалъ блистательный Павловскій Флотъ, подъ флагомъ адмирала Ушакова, одного изъ генiальныхъ флотоводцевъ всемірной исторіи. На подобную критику Своихъ дѣйствій, не вправѣ ли былъ бы Императоръ Павелъ Петровичъ отвѣтить обществу словами Іоанна Грознаго, по графу Алексѣю Константиновичу Толстому? —
“Не на день я, и не на годъ устрою
Престолъ Руси, но въ долготу вѣковъ;
И что вдали провижу я, того
Не видѣть вамъ куринымъ вашимъ окомъ”.
Перемѣна русской міровой политики и намѣчавшееся сближеніе съ Наполеономъ возбудило новый потокъ ярости противъ Павла. Общество, столь увлекшееся французской революцiей, поголовно все якобинствующее, вдругъ сплачивается въ единодушномъ протестѣ противъ возможнаго союза съ Францiей. Столь нелѣпое на первый взглядъ противорѣчіе объясняется очень просто: здѣсь играли роль узколичные интересы, въ смыслѣ коммерческихъ отношеній съ Англіей, на которыхъ устройствомъ различныхъ финансовыхъ оборотовъ, благодаря своимъ связямъ, подрабатывали не малую толику многіе представители петербургскаго общества. Во время Павла Перваго, какъ потомъ и при Александрѣ, Россія была покрыта сѣтью англійскихъ торговыхъ представительствъ, и англійское вліяніе было очень велико. Якобинизмъ — якобинизмомъ, а денежки — денежками, для многихъ же “якобинцев” разрывъ съ Англіей означалъ въ денежномъ смыслѣ полную катастрофу. Въ высшихъ сферахъ большую роль тогда игралъ англійскій посолъ сэръ Чарльзъ Уитвортъ, находившійся въ интимныхъ отношеніяхъ съ великосвѣтской красавицей Ольгой Александровной Жеребцовой, урожденной Зубовой, родной сестрой трехъ братьевъ — будущіх убійцъ Императора Павла Петровича — Платона, Николая и Валеріана. Если мы припомнимъ, что Тильзитскій миръ съ Наполеономъ въ 1807 году едва не послужилъ причиной заговора противъ Александра и новаго дворцоваго переворота, а также, что Жеребцова открыто заявляла, что для нея англійскіе интересы ближе русскихъ, въ чемъ ей хоромъ вторило и все собиравшееся у нея общество — картина нравовъ общества въ особыхъ комментаріяхъ нуждаться не будетъ…
— “Составилось общество великихъ интригановъ, — пишетъ Растопчинъ въ февралѣ 1801 года графу Кочубею, — во главѣ съ Паленомъ, которые хотятъ раздѣлить между собой мои должности, какъ ризы Христовы, и имѣютъ въ виду остаться въ огромныхъ барышахъ, устроивъ англійскія дѣла”..,
— Павелъ же, какъ истый Самодержецъ Божіей Милостью, прежде всего помятовалъ о пользѣ и благѣ ввѣренной Ему державы. Его девизомъ, какъ личнымъ, такъ и всего царствованія, справедливо считать надлежитъ надпись на рублѣ-крестовикѣ: “Не намъ, не намъ, а имени Твоему”…
Развѣ не красота, не полонъ ли рыцарской чести отважно брошенный Павломъ Наполеону вызовъ на поединокъ, по Его предположенію имѣвшій замѣнить общее кровопролитіе и жертвы съ обѣихъ сторонъ? Наполеонъ уклонился отъ вызова, но какъ никто оцѣнилъ этотъ порывъ, и въ то время, какъ русское общество втайнѣ осмѣивало своего благороднаго Государя, проникся къ Нему глубокимъ уваженіемъ. Геній Наполеона сразу учелъ, что означало бъ имѣть другомъ и союзникомъ такого идеалиста-Царя…
— Императоръ Павелъ Первый былъ готовъ на рѣшительную борьбу съ французской революціей. Не какихъ-либо прибылей ради, а во имя священнаго принципа. Монаршій долгъ диктовалъ Павлу возстановить порядокъ во Франціи и тѣмъ предотвратить угрозу мірового пожара. И Онъ напутствовалъ Суворова въ походъ знаменательными словами: “Иди, спасай Царей!”…
Однако въ лицѣ союзниковъ Павла ждало большое разочарованiе. Завистливая и своекорыстная политика ихъ сказывалась на каждомъ шагу, мѣшая святой цѣли. Имъ былъ болѣе на руку революціонный хаосъ, чѣмъ возвышеніе Наполеона, ставшаго поперекъ всѣхъ плановъ по расхищенію Франціи. Не во имя революціи Наполеонъ скрестилъ съ ними свою гордую шпагу, но за обездоленную родину…
— Гибкимъ государственнымъ умомъ своимъ Павелъ все разсчиталъ безошибочно. Понялъ, что съ Наполеономъ революція во Франціи фактически кончается, но что союзники не прочь и дальше использовать и Россію, какъ слѣпое орудіе, въ своей игрѣ. И жертвовать кровью русскаго солдата ради подобныхъ союзниковъ не пожелалъ, рѣшивъ, что союзъ съ Наполеономъ будетъ много выгоднѣе. 4 января 1800 года онъ вступаетъ въ коалицію противъ Англіи…
— Кто знаетъ, какъ развернулись бы послѣдующія страницы всемірной исторіи, не будь убитъ Павелъ. Быть можетъ, союзъ Павла Перваго съ Наполеономъ крѣпко установилъ бы то міровое политическое равновѣсіе, которого тщетно пытаются достичъ и по настоящее время…
— Наполеонъ былъ ошеломленъ извѣстіемъ о цареубійствѣ 11 марта, нарушавшимъ всѣ его планы. “Sans mort du Tsar l’Angleterre etait perdu”— опредѣлилъ он значеніе рокового событія. Его лестная оцѣнка Павла Перваго, о которой съ такой любовью вспоминалъ онъ и на острове Святой Елены, заслуживаетъ особаго вниманія…
— Смертнымъ приговоромъ для Императора Павла Петровича послужилъ походъ на Индію, предпринятый по соглашенію съ Наполеономъ, который самъ разрабатывалъ планъ этого похода. Для этой цѣли он предоставлялъ сильный экспедиціонный корпусъ, первыя части котораго должны были уже въ ближайшее время высадиться въ Одессѣ. Императоръ Павелъ Первый рѣшилъ двинуть въ авангардѣ двадцать тысячъ донскихъ казаковъ подъ начальствомъ генерала Орлова. “Препровождаю всѣ карты, которыя я имѣю — писалъ Павелъ командиру казачьяго корпуса. — Вы дойдете только до Хивы и Аму-Дарьи.” Заговорщики рѣшили использовать этотъ казачій походъ, чтобы заручиться активной англійской поддержкой для дворцоваго переворота. Въ Англіи царила тревога.
— Неоднократно Павелъ освѣдомлялся, всѣмъ ли вдоволь обезпечены казаки, и каждый разъ получалъ утвердительный отвѣтъ и свѣдѣнія объ успѣшномъ ихъ продвиженіи. На дѣлѣ же походъ протекалъ совсѣмъ иначе, казаки сильно терпѣли отъ голода, холода и нужды во всемъ. Въ то время, какъ англійскій посолъ сэръ Чарльзъ Уитвортъ незамедлительно имѣлъ всѣ, въ копіяхъ, донесенія Орлова, отъ Императора Павла Петровича “неблагополучныя” изъ нихъ упорно утаивались.
IV.
Въ замкнувшемся кругу своихъ тайныхъ враговъ Императоръ Павелъ очутился одинъ противъ всѣхъ. На каждомъ шагу Его стерегли измѣна, предательство и обманъ…
— Штабъ-квартира заговора — салонъ Ольги Александровны Жеребцовой, въ домѣ графовъ Зубовыхъ на Исакіевской площади, а за спиной ея “другъ” — посолъ сэръ Чарльзъ Уитвортъ. Сколько англійскаго золота перешло въ карманы заговорщиковъ, нигдѣ не приводится, но Лопухинъ свидѣтельствуетъ о двухъ милліонахъ, розданныхъ черезъ Жеребцову участникамъ кроваваго злодѣйства въ ночь на 12 марта. Знать, не безумна была царская голова, если враги оцѣнили ее въ два милліона золотомъ.
— “… И взяли тридцать серебренниковъ, цѣну Оцѣненнаго, Котораго оцѣнили сыны Израиля”… Мф. 27, 9.
— Бѣшено работаетъ заговоръ. Все пущено въ ходъ, чтобы доказать всѣмъ и каждому, что границы всего уже перейдены, что больше нѣтъ никакого терпѣнія — и такъ дальше продолжаться не можетъ. Если не случится какого-либо “чуда”, неминуема полная катастрофа. И въ доказательство — вымышленные подлые разсказы о Государѣ Императорѣ…
— На него клевещутъ, какъ на мертваго, вплоть до того, что Онъ якобы временно страдалъ припадками буйнаго умопомѣшательства. По рукамъ гуляютъ гнуснѣйіше стишки великосвѣтскаго памфлетиста Марина. Павла чернятъ за “вредный” союзъ съ Наполеономъ, обвиняютъ въ намѣреніяхъ извести все казачество. А число уже погибшихъ казаковъ растетъ соотвѣтственно слухамъ и вскорѣ далеко превышаетъ весь корпусъ генерала Орлова, но надъ этимъ никто даже и не задумается.
— Заговоръ разрабатывается до мельчайшихъ подробностей, включительно до яхты англійскаго адмиралтейства, вошедшей за несколько дней до цареубійства въ Неву, чтобы принять на бортъ заговорщиковъ въ случаѣ неудачи. Для роли будущихъ палачей надъ приговореннымъ Императоромъ среди офицеровъ гвардіи вербуется рядъ забубенных головъ.
— “На мя шептаху вси врази мои, на мя помышляху злая мнѣ”. (Пс. 40, 8).
— Въ первую очередь обсуждается вопросъ, какъ привлечь къ заговору, или, по крайной мѣрѣ, добиться принципіальнаго согласія Цесаревича Александра на дворцовый переворотъ, — чтобы по сверженіи Императора Павла имѣть Его, какъ новаго императора, въ своихъ рукахъ, а въ случаѣ провала понести наравнѣ съ нимъ возможно меньшее наказаніе.
— За эту нелегкую задачу берется Санктъ-Петербургскій военный губернаторъ графъ Петръ Алексѣевичъ Паленъ, особо довѣренное лицо Императора Павла, а втайнѣ Его самый заклятый врагъ.
— Еще въ 1799 году, вмѣстѣ съ тѣмъ же сэромъ Чарльзомъ Уитвортомъ, графомъ Панинымъ и неаполитанскимъ выходцемъ-авантюристомъ адмираломъ Рибасомъ, извѣстнымъ своей некрасивой ролью въ увозѣ княжны Таракановой, — Паленъ пытается устроить, въ отвѣтъ на Мальту, заговоръ съ цѣлью низложенія Павла Перваго, подъ предлогомъ сумасшествія. Смерть Рибаса, как и увольненіе с высылкою Панина, откладывают заговоръ. Главная роль по организаціи и проведенію всего переходитъ теперь къ Палену…
— Паленъ былъ умный, хитрый и совершенно аморальный человѣкъ. Тончайшій провокаторъ въ преступной душѣ. Азефъ по натурѣ. Какъ въ шахматной игрѣ, Паленъ обдумывалъ каждый свой ходъ, взвѣшивая всѣ “за” и “противъ”, съ изумительнымъ актерскимъ талантомъ игралъ на обѣ стороны. Для темныхъ силъ, что ополчились и извели Павла Петровича, — ибо Онъ имъ мѣшалъ овладѣть Россіей, — Паленъ былъ цѣннымъ пріобрѣтетемъ…
— Для преступника цѣль оправдываетъ средства. Предъ Павломъ Паленъ является въ маскѣ вѣрнаго человѣка, на котораго можно всецѣло положиться. Какъ отличный психологъ, онъ до мельчайшихъ деталей изучаетъ Павла, знаетъ его человѣческія слабости: вспыльчивость, подозрительность — слѣдствіе когда то неудавшагося отравленія. Онъ мастерски играетъ на лучшихъ чувствахъ Павла, чтобы употребить достигнутое ему же во вредъ. Постепенно Паленъ оговариваетъ рядъ дѣйствительно преданныхъ Павлу лицъ и добивается ихъ увольненія или высылки. Онъ искажаетъ распоряженія Павла, нерѣдко доводя ихъ до абсурда…
— Дня за два до своей трагической кончины, Императоръ Павелъ Петровичъ получаетъ письменное предупрежденiе о заговорѣ, съ Паленомъ во главѣ…
— Еще раньше о заговорѣ его предупреждалъ Наполеонъ, узнавшій о томъ по своимъ заграничнымъ линіямъ…
— Не спится в эту ночь Императору. Черныя думы отгоняютъ сонъ. Въ полумракѣ, при свѣтѣ лампады, взглядъ его невольно останавливается на висящемъ передъ дверью въ потайный ходъ гобеленѣ. Мысль невольно переносится къ судьбѣ Людовика XVI и Маріи Антуанеты. Неужели и его ждетъ подобная участь? Онъ ли не вѣрилъ Палену? И вотъ его предупреждаютъ, что Паленъ возглавляетъ заговоръ. На всякій случай надо быть осторожнымъ и замѣнить Палена на его посту кѣмъ-либо другимъ. Императоръ Павелъ Петровичъ перебираетъ имена, кто подошелъ бы болѣе. Вспоминаетъ, какъ по совѣту Палена удалилъ рядъ своихъ “гатчинцевъ”, и что въ увольненіи или высылкѣ другихъ его прежнихъ сотрудниковъ почти всегда игралъ роль тотъ же Паленъ. Гдѣ суровый Аракчеевъ и прямой Линденеръ? Нѣтъ и остраго умомъ Растопчина. Ушелъ и обожающій его генералъ-адъютантъ Котлубицкій, о коемъ онъ, Павелъ, какъ то въ шутку сказалъ: “Ты — мой подвижный комендантъ. Гдѣ буду Я, тамъ будешь и ты”. Подозрѣнія противъ Палена постепенно крѣпнутъ. Если правда, что онъ въ заговорѣ, то стѣсняться съ нимъ нечего. Надо разобраться какъ слѣдуетъ…
— Вотъ кто подойдетъ: Аракчеевъ. На него можно положиться. Онъ преданъ безъ всякой лести. Онъ искоренитъ любой заговоръ. И онъ ближе, чѣмъ всѣ остальные. Слѣдуетъ вызвать также Линденера, Растопчина, Котлубицкаго, вернуть и всѣхъ другихъ. Но сперва — Аракчеева…
— И чуть свѣтъ, Императоръ Павелъ Петровичъ говоритъ наединѣ своему любимому камердинеру Ивашкину.
— Вотъ тебѣ письмо. Содержаніе его тайна отъ всѣхъ. Ты вручишь его лично графу Алексѣю Андреевичу въ Грузинѣ. И ѣзжай тотчасъ же…
— При провѣркѣ личности Ивашкина на заставѣ, его спросили, по чьему приказанію и куда онъ ѣдетъ? Ивашкинъ принужденъ былъ отвѣтить, что по приказанію Императорскаго Величества къ его сіятельству графу Аракчееву въ Грузино. Ивашкина пропустили, болѣе не распрашивая, но въ тотъ же день о поѣздкѣ его было донесено военному губернатору Палену. Что вопросъ идетъ о возвращеніи Аракчеева, догадаться ему было нетрудно.
— Содержаніе письма Императора Павла Петровича Аракчеему было кратко:
— “С полученіемъ сего вы должны явиться немедленно. Павелъ”.
— Паленъ разсчиталъ, что даже если Аракеевъ выѣдетъ тотъ же часъ, все равно раньше чѣмъ вечеромъ 11 марта пріѣхать онъ не можетъ. И къ данному вечеру всѣ заставы получили отъ Палена приказаніе: “Согласно пожеланію Его Императорскаго Величества ни одинъ человѣкъ не долженъ быть сей ночью пропущенъ въ С. Петерсбургъ или выпущенъ изъ онаго. Всѣхъ проѣзжающихъ надлежитъ безъ исключенія задерживать до утра на заставахъ”…
— Аракчеевъ съ Ивашкинымъ дѣйствительно пріѣхали какъ разъ въ разсчитанную Паленомъ ночь — въ роковую ночь цареубійства. Тщетно требовалъ Аракчеевъ пропустить его, какъ прибывшаго по Высочайшему повелѣнію, тщетно грозился караульнымъ. Ему отвѣчали, что сдѣлать ничего не могутъ, такъ какъ имѣется болѣе позднее Высочайшее распоряженіе — задерживать всѣхъ безъ исключенія…
— А утромъ Аракчеевъ узналъ о внезапной кончинѣ ночью Императора Павла, и ему объявляется приказаніе новаго Императора — Александра, въ Петербургъ не въѣзжать и возвратиться въ Грузино…
— Оба высочайшихъ повелѣнія были отданы самимъ Паленомъ, и о первомъ изъ нихъ Павелъ зналъ не болѣе, чѣмъ о второмъ Александръ. Въ послѣдній разъ Паленъ злоупотребилъ именемъ Императора Павла Петровича противъ самой его жизни, ибо успѣй Аракчеевъ явиться къ Павлу, все могло бы быть по другому…
— За день до цареубійства, проходя съ очереднымъ докладомъ къ Императору, Паленъ видитъ въ пріемной извѣстнаго патера Грубера, къ которому Павелъ всегда хорошо относился. Онъ освѣдомляется у дежурнаго флигель-адъютанта, не знаетъ ли онъ, зачѣмъ Груберъ испросилъ аудіенцію? И слышитъ въ отвѣтъ: “По особо важному дѣлу, касающемуся безопасности Его Величества”.
— Нахмурившись, встрѣчаетъ Павелъ Палена и прямо ставитъ вопросъ, что знаетъ онъ о назрѣвшемъ заговорѣ?
— Не только знаю, но самъ въ немъ принимаю участіе, Ваше Величество, — не задумываясь отвѣчаетъ Паленъ. Даже больше: я самъ во главѣ заговора.
— Въ отвѣтъ на изумленіе Павла, Паленъ поясняетъ:
— Иначе могъ ли я быть въ курсѣ дѣла? А такъ всѣ нити въ моихъ рукахъ. Какъ Петербургскій военный губернаторъ, я обязанъ знать все, что направлено противъ Вашего Императорскаго Величества, не только, какъ Императора, но и лично. Будьте покойны, Ваше Величество: не ускользнетъ ни одинъ участникъ заговора. Черезъ несколько дней я представлю Вашему Величеству подробный докладъ по этому дѣлу. Боюсь лишь огорчить Ваше Величество, ибо, къ сожаленію, заговоръ простерся высоко и близко къ Вашему Величеству…
— Въ своемъ намекѣ Паленъ имѣлъ въ виду Императрицу Марію Ѳеодоровну и Цесаревичей Александра и Константина, чтобы уничтожить императорскую фамилію руками самого Павла. А подъ предлогомъ этой трагедіи, какъ доказательства явнаго безумія Павла, произвести переворотъ и низложить Его съ престола…
Видимо, тщательно во всемъ разбираясь, Павелъ погружается въ раздумье, которое Паленъ почтительно не прерываетъ.
— Я жду вашего доклада со всѣми подробностями и доказательствами, — сдавленнымъ голосомъ произноситъ Павелъ. Я провѣрю все самъ. А теперь извольте слѣдовать за Мной.
— Императоръ Павелъ Петровичъ провелъ Палена въ свою опочивальню и, положивъ, какъ бы на аналой, на стоящій вблизи гобелена столикъ Мальтійскій гроссмейстерскій крестъ и Евангеліе, сказалъ:
— По Моему приказанію, генералъ-прокуроръ Обольяниновъ уже привелъ моихъ сыновей Цесаревичей сызнова къ присягѣ, въ подтвержденіе присягѣ прежней. Благоволите и вы, Петръ Алексѣевичъ, скрѣпить Мнѣ сейчасъ вашей клятвой, что искренно оправдываете Мое довѣріе, а въ заговорѣ дѣйствуете, помятуя Мою пользу, внѣ иныхъ чувствъ и побужденій, ничего не преувеличивая и не преуменьшая. Клянитесь въ томъ на семъ крестѣ и святомъ Евангеліи…
— О святая простота, — мыслено воскликнулъ Паленъ. Дамъ Тебѣ не одну, а сотню присягъ, и онѣ ничего не измѣнятъ…
— Клянусь, Ваше Величество, — поднялъ онъ для присяги вверхъ правую руку, — посильно оправдать Ваше высокое довѣріе, въ заговорѣ же дѣйствовать не иныхъ побужденій ради, какъ только помятуя пользу Вашего Величества…
Нагнувшись, Паленъ хотѣлъ было приложиться къ Кресту, какъ вдругъ едва не отпрянулъ назадъ…
Крестъ весь просвѣчивалъ мягкимъ голубоватымъ пламенемъ, среди котораго явственно выдѣлялось слово “берегись”…
Въ слѣдующій мигъ пламя потухло, и Мальтійскій крестъ былъ опять не болѣе, какъ крестъ тонкой художественной работы…
— Этого только не доставало, — съ досадой подумалъ Паленъ. Мнѣ уже мерещатся небесныя видѣнія…
И, по виду совершенно спокойный, поцѣловалъ крестъ и Евангеліе…
Павелъ наблюдалъ испытующе. Даже Палену не въ моготу сталъ этотъ взоръ, въ которомъ уже много было не отъ міра сего и сквозила печать смерти.
Паленъ невольно перевелъ свой взглядъ на гобеленъ. Какъ бы приведенный въ движеніе легкимъ порывомъ воздуха, гобеленъ чуть-чуть колыхался, и фигуры на немъ вырисовывались словно живыя.
— Пойдемте, графъ, Вы закончите мнѣ Вашъ докладъ, — какъ во снѣ услышалъ онъ голосъ Павла, и направился вслѣдъ за нимъ обратно въ кабинетъ.
— Осмѣлюсь пользы Вашего Императорскаго Величества ради, обратить Ваше вниманіе на Конную Гвардію, сплошь проникнутую якобинизмомъ, — по окончаніи доклада тонко оговариваетъ Паленъ самый вѣрный Императору Павлу полкъ.
Павелъ хочетъ уже отпустить Палена, какъ вдругъ оглядываетъ его всего съ особо зоркимъ вниманіемъ.
— Что это у Васъ вѣчно оттопыривается карманъ? Что въ нихъ такое? А ну, позвольте Мнѣ самому провѣрить, напримѣръ, вотъ этотъ карманъ…
— Паленъ чувствуетъ, будто бы подъ нимъ куда то скользитъ полъ. Какъ на зло въ этомъ карманѣ у него полный списокъ всѣхъ членовъ заговора…
— Ваше Величество, оставьте, — смущенно отстраняется онъ. — Тамъ у меня просыпанъ табакъ…
Зная особое отвращеніе Императора Павла Петровича къ нюхательному табаку, Паленъ разсчитываетъ безошибочно…
— Какая гадость — брезгливо морщится Павелъ. — Ступайте скорѣе прочь…
Но, будто бы что-то вспомнивъ, Паленъ задерживается у дверей…
— Имѣете ли еще что сказать Мнѣ?
— Такъ точно, въ пріемной дожидается аудіенціи Вашего Величества патеръ Груберъ, — чуть замѣтно, но многозначительно усмѣхается Паленъ…
— Передайте, что принять не могу…
— Его Величество поручилъ мнѣ передать вамъ, что, къ сожалѣнію, принять васъ не можетъ, — любезно объявляетъ патеру Груберу Паленъ…
Какъ обычно, владѣетъ собой патеръ, подлинный представитель ордена іезуитовъ, холодный и безстрастный, но на этотъ разъ въ его глазахъ какое-то испуганное выраженіе…
Онъ явился предупредить Императора Павла Петровича о нависшей опасности. Не по слухамъ только, а со всѣми данными въ рукахъ, начиная съ сэра Чарльза Уинтворта, Жеребцовой, Зубовыхъ, Беннигсена и самого Палена…
Вейсгауптъ — вѣчный антиподъ Лойолы, вѣчные же непримиримые недруги между собой орденъ іезуитовъ и орденъ иллюминатовъ. Зорко слѣдилъ патеръ Груберъ за работой враждебнаго ордена въ Россіи и, получивъ свѣдѣнія объ участіи ряда русскихъ иллюминатовъ въ какомъ-то важномъ заговорѣ, безъ труда возстанавливаетъ все остальное.
— Патеръ Груберъ слишкомъ много зналъ и былъ опасенъ для темной силы. И не случайно въ томъ же 1801 году погибъ, сгорѣвъ заживо при пожарѣ католической церкви, причемъ всѣ выходы въ домѣ оказались зараннѣе запертыми. Его видѣли въ рѣшеткѣ окна предъ тѣмъ, какъ обрушилась крыша.
Прямо отъ Павла Паленъ проходитъ на половину Наслѣдника Цесаревича Александра.
— Ваше Императорское Высочество. Въ послѣдній разъ я прошу Вашего отвѣта относительно извѣстнаго Вамъ дѣла. Быть можетъ, завтра будетъ уже поздно. Я, разумѣется, вполнѣ понимаю Ваши сыновьи чувства, но въ данномъ случаѣ имъ не мѣсто. Не Вашъ ли отецъ прислалъ съ Кутайсовымъ отвѣтъ на найденную имъ на Вашемъ столѣ книгу “Трагедія смерти Цезаря”, Исторію Петра Великаго, чтобы Вы ознакомились со страницей, гдѣ говорится, какъ Царевичъ Алѣксѣй Петровичъ былъ забитъ до смерти кнутами? Я только что отъ Его Величества и, если Вы еще колеблетесь, то знайте о Высочайшемъ рѣшеніи, по прибытіи Аракчеева, за которымъ уже посланъ Ивашкинъ, заточить Ея Величество въ монастырь, а Васъ съ Цесаревичемъ Константиномъ въ Петропавловскую крѣпость…
Паленъ отъ себя добавилъ угрозу, на которую пытался спровоцировать Павла своимъ намекомъ на участіе Императорской Фамиліи въ заговорѣ. Коцебу категорически отрицаетъ наличіе такого намѣренія у Императора Павла Петровича. Наканунѣ и въ день Его убійства, Императоръ былъ къ Своей Супругѣ и Сыновьямъ особо нѣженъ и внимателенъ. А лукавить Онъ не умѣлъ.
— Сообщеніе Палена дѣйствуетъ на Александра ошеломляюще. Значитъ Отецъ не вѣритъ даже повторной присягѣ, къ которой онъ и его братъ-цесаревичъ только что приведены по Высочайшему повелѣнію? Онъ знаетъ, какъ въ крайнихъ случаяхъ рѣшителенъ и грозенъ Императоръ-Отецъ. Нестройной чередой, съ быстротой молніи, проносятся мысли, и предъ одной блѣднѣютъ всѣ остальныя. Прообразомъ его собственной судьбы возстаютъ тѣни Царевича Алексѣя Петровича и Императора-Узника Іоанна Антоновича. Надо спасать мать, брата и себя самаго. Выхода нѣтъ…
— На условіи, чтобы Императору-Отцу, при переворотѣ, не было причинено ни малѣйшаго вреда!
Паленъ даетъ свое согласіе.
— Въ тотъ же день Паленъ предупреждаетъ заговорщиковъ, что Императору все извѣстно, и что онъ вызвалъ Аракчеева. Зашло такъ далеко, что даже Наслѣдникъ-Цесаревичъ далъ свое согласіе на устраненiе Отца съ Престола. Паленъ настаиваетъ на ускореніи переворота, ибо Аракчеевъ долженъ прибыть не позднѣе послѣзавтра. Избирается слѣдующая ночь…
— Дѣло, однако, осложняется. Въ слѣдующую ночь караулъ въ Михайловскомъ замкѣ несетъ преданная Императору Конная Гвардія, къ тому же еще эскадронъ любимца Павла — полковника Саблукова. Все можетъ кончиться плачевно. Конногвардейцы могутъ изрубить заговорщиковъ. Но въ намѣченный день Паленъ еще разъ повторяетъ Павлу свое предостереженіе о Конной Гвардіи. Вечеромъ, въ сопровожденіи своихъ генералъ-адъютантовъ и флигель-адъютантовъ, — всѣхъ, какъ одинъ, участниковъ заговора — Павелъ выходитъ къ выстроившемуся въ залѣ караулу. “Вы — якобинцы? “ — спрашиваетъ у Саблукова Павелъ. Прямо глядя въ глаза Императору, Саблуковъ отвергаетъ это обвиненіе, но Павелъ не внемлетъ ему и отсылаетъ караулъ прочь…[ 1 ]
Любимый Павломъ шпицъ, сопровождавшій своего господина, начинаетъ неистово лаять на Государеву свиту, и подпрыгивая къ уводящему караулъ Саблукову, а по уходѣ караула, сѣвъ на корточки, принимается выть. Чутьемъ своимъ угадываетъ непоправимую бѣду…
Вмѣсто Конной Гвардіи въ дежурство вступаетъ караулъ отъ Семеновскаго Лейбъ-Гвардіи полка, которымъ командовалъ Александръ. Миновала еще одна угроза для заговорщиковъ, хотя и не совсѣмъ: начальникъ новаго караула — капитанъ Полторацкій не состоитъ въ заговорѣ…
Закончивъ трудовой день, передъ отходомъ ко сну, Императоръ Павелъ Петровичъ молится въ своей опочивальнѣ. Съ самого дѣтства, подъ благотворнымъ вліяніемъ Своей бабушки, Императрицы Елезаветы Петровны, Онъ былъ глубоко вѣрующимъ и набожнымъ христіаниномъ. Въ бытность Наслѣдникомъ-Цесаревичемъ Павелъ часто проводилъ всю ночь въ молитвѣ. Хранившійся въ Гатчинѣ коврикъ, на которомъ Онъ молился, протертъ колѣнями.
— Горяча Его молитва, сужденная быть предсмертнымъ моленіемъ о Чашѣ. Душа рвется изъ земной оболочки на вѣчное сліяніе съ Предвѣчнымъ Богомъ. Міропомазанникъ проситъ о благѣ и счастьѣ ввѣренаго ему народа, а для Себя силъ и помощи…
— “… да посрамятся и изчезнутъ оклеветающіе душу мою, да облекутся въ стыдъ и срамъ ищущіи злая мнѣ”… (Пс. 70, 13).
— Уже крѣпкимъ сномъ спитъ столица. Дремлетъ погруженный во тьму Михайловскій замокъ. Слегка освѣщены лишь нѣкоторыя окна. Сквозь занавѣсъ свѣтится слабый огонекъ и въ Императорской опочивальнѣ…
— Не спи, русскій людъ: злой ворогъ не дремлетъ. Спѣши съ топорами, дубинами, съ чѣмъ попало на зашиту своего Царя, котораго въ эту ночь порѣшила извести темная сила.
“Немного было бъ у него враговъ — когда бы не твои, Россія”.[ 2 ]
| 
