При изучении проблем истории сельского хозяйства страны послеоктябрьского периода по-прежнему остается нерешенным вопрос о дифференциации крестьянских хозяйств. Имеющиеся данные по Ленинградской области, казалось бы, подтверждают действующую по сей день примитивную социологическую схему «бедняк — середняк — кулак». Так, не имели рабочего скота почти каждое третье крестьянское хозяйство, каждое восьмое — коровы, три четверти дворов засевали до двух десятин земли. В то же время посевные площади свыше десяти десятин [268] имели 1.2% хозяйств, четыре и более головы рабочего скота — 0.03%, четыре и более коровы — 2.14% крестьянских хозяйств области.30)На этой основе делался вывод об удельном весе бедноты и кулачества в северо-западной деревне в предколхозный период и подчеркивалось, что курс партии на коллективизацию поддержало абсолютное большинство сельских тружеников.
На мой взгляд, эти усредненные статистические данные на деле запутывают вопрос и вовсе не свидетельствуют о расслоении деревни северо-западного региона России в указанной облегченной форме. Следует учитывать специфику: сезонную работу крестьян на многочисленных промышленных предприятиях, традиционные отхожие и неземледельческие промыслы, малое плодородие почв и т. д. Еще в середине 1920-х гг. ЦСУ выделяло в стране четыре социальные группы хозяйств, проф. А. В. Чаянов — шесть, к его точке зрения из руководящих верхов был близок Н. И. Бухарин. А. В. Чаянов справедливо заметил, что действительных кулаков следует искать «прямым анализом капиталистических моментов в организации производства, т. е. устанавливая наличность в хозяйствах наемного труда, привлекаемого не в помощь к своему, а как база для получения нетрудовых доходов, а также наличность кабальных аренд и ростовщического капитала».31)По имеющимся данным,32)при определении кандидатов на высылку анализа «базы для извлечения нетрудовых доходов» не проводилось, людей в «черные списки» заносили произвольно и субъективно. Классификация крестьянских хозяйств предколхозной российской деревни ждет углубленного историко-экономического исследования, без которого нельзя достоверно указать, какие социальные группы крестьянства поддержали идею коллективизации, какие заняли выжидательную позицию и какие выступили против.
Выселяемых концентрировали на железнодорожных станциях. Их было настолько много, что власти пошли на беспрецедентный шаг: отдали распоряжение о досрочном освобождении некоторых категорий уголовных преступников из Боровичского домзака и трудколонии, дабы «освободить места для заключения преступного элемента из числа выселяемых».33)В Новгородском округе в первую очередь были выселены 207 семейств, состоявшие из 863 человек.34)Едва отошли первые эшелоны от станций, как поступила директива выслать из Ленинградской области 32 тыс. кулацких семей, из них 17 тыс. по первой категории и 15 тыс. — по второй.35)Началась вакханалия необузданного террора. Спеша выполнить разнарядку, власти не обращали внимания даже на формальное соблюдение законности. [269]
Навязанная сверху форсированная коллективизация вызвала массовое сопротивление. Только за первые четыре месяца 1930 г. Новгородский окружной отдел ОГПУ зарегистрировал 635 случаев выступлений, квалифицированных как противоколхозные, в том числе 33 случая убийства и ранения активистов, 16 поджогов, 17 случаев массовых беспорядков, 169 случаев агитации против вступления в колхозы.36)Только с кулацким влиянием и подстрекательством, как трактовалось до недавнего времени, все эти факты нельзя связывать. Широта антиколхозного движения отразила позиции значительной части крестьянства, не желавшего ликвидации индивидуальных хозяйств. Это была не борьба непримиримых классов, как пытались доказать Сталин и его ближайшее окружение, а спровоцированное искусственное разделение российских крестьян. Тоталитарная система, стремясь установить полное господство в сельском секторе экономики, пользовалась ею же созданной ситуацией для расправы с действительными и мнимыми противниками.
Жесткие меры принуждения привели к тому, что за январь-февраль 1930 г. число коллективизированных крестьянских хозяйств увеличилось в 7-10 раз в Новгородском, Маловишерском, Волотовском, Молвотицком, Польском, Солецком районах; в Крестецком и Подгощском районах к 1 марта числились в колхозах соответственно 35.5 и 30% крестьянских дворов. В Боровичском округе уже к середине февраля процент коллективизированных хозяйств возрос с 6.8 до 23.2 в Боровичском районе, с 1.8 до 32.0 — в Бологовском, с 3.9 до 35.0 — в Ореховском, с 3.0 до 29.7 — в Рождественском районе, что дало основание окружному руководству заявить: «Указанные темпы колхозного строительства превзошли все плановые предположения».37)Однако бюро Ленинградского обкома ВКП(б) вновь потребовало резко увеличить темпы коллективизации.38)
Высокие темпы и связанные с ними беззакония вызывали негативную реакцию во всех регионах страны. Из новгородских деревень в Москву шли сотни жалоб. 2 марта 1930 г. в «Правде» была опубликована сталинская статья «Головокружение от успехов. К вопросам колхозного движения», 14 марта ЦК ВКП(б) принял постановление «О борьбе с искривлениями партлинии в колхозном движении», возложившие ответственность за головотяпство и произвол на местные власти. Те в свою очередь обвинили в перегибах низовых работников. Как отметил делегат Бронницкой районной партконференции Шпиллер, «в части ликвидации кулака виноват окружком, но он себя выгородил, а обвинил РК ВКП(б)».39)На большинство рьяных функционеров документы произвели «удручающее впечатление».40)
Впрочем, серьезных наказаний никто из аппаратчиков не получил. Бюро Новгородского окружкома ВКП(б), обсудив работу некоторых райкомов, оценило ее как «совершенно неудовлетворительную» и провело отдельные кадровые изменения. Боровичская окружная контрольная комиссия ВКП(б) распустила бюро Торбинского райкома партии. Бюро Полновского райкома ВКП(б) признало, что коллективизация [270] велась административными методами, использовались запугивание и обман крестьян, раскулачивали середняков, конфискованное имущество не было собрано, ликвидация же сельских кустарей привела к разбазариванию и выведению из строя имущества.41)
Неоспорима вина высшего эшелона руководства за форсированную коллективизацию. Всю же конкретную полноту ответственности за погром новгородской деревни в 1930 г. несут те деятели, кто упорно проводил в области преступную политику центра, кто спешил отрапортовать наверх о выполнении и перевыполнении сталинских заданий в кратчайшие сроки. Директивы из Ленинграда шли за подписями первого секретаря обкома ВКП(б) С. М. Кирова, председателя Ленсовета И. Ф. Кодацкого, второго секретаря обкома партии М. С. Чудова. Их указания ревностно проводили секретари Новгородского и Боровичского окружкомов ВКП(б) Иванов и В. С. Волцит, председатели исполкомов окружных Советов Зингис, Н. Семенов и Ушарнов, секретари райкомов партии Лондон, Усачев, Храбров, Шумихин и др. Творцы тоталитарной системы, способные выполнять самые бесчеловечные приказы, по истечении надобности этой же системой уничтоженные.
В марте 1930 г. руководство области и округов включилось в новую кампанию, теперь по осуждению администрирования. На объединенном пленуме Ленинградского обкома ВКП(б) и ОблКК 15 марта с покаянными речами в числе других выступили представители Новгородского и Боровичского округов. Облисполком принял решение о «беспощадной борьбе» с перегибами. При райисполкомах начали работу комиссии по проверке списков лишенцев и индивидуально обложенных сельхозналогом.42)О возвращении же десятков тысяч высланных крестьян речи не шло.
И это неудивительно. На том же объединенном пленуме С. М. Киров безапелляционно провозглашал: «в основном партийная линия безусловно оказалась правильной», «коллективизация развивается необходимо стремительно и бурно», «наша политика незыблема», «никаких поворотов основного направления быть не может». 24 марта И. Ф. Кодацкий направил циркуляр о продолжении раскулачивания при создании колхозов. Пленум Новгородского окружкома ВКП(б) и ОкрКК отметил «правильную в основном линию, проводимую местными партийными и советскими организациями и рабочими бригадами в связи с коллективизацией».43)Политика центра с ее жесткой реальностью и одновременным осуждением на словах была понята.
Тем не менее начался массовый выход из колхозов.44)Имеющиеся сведения противоречивы, но в информации в обком ВКП(б) называется выход по Новгородскому округу к 1 апреля 1930 г. по крайней мере 31% ранее коллективизированных крестьянских дворов, по [271]
Таблица 2
Данные охвата крестьянских хозяйств коллективизацией по Новгородскому округу45)
| Дата |
Всего коллективных хозяйств |
В них крестьянских дворов |
Процент коллективизации |
| 1 января 1928 г. |
20 |
137 |
0.15 |
| 1 января 1929 г. |
51 |
474 |
0.4 |
| 1 июня 1929 г. |
92 |
930 |
0.7 |
| 1 октября 1929 г. |
118 |
1610 |
1.3 |
| 1 января 1930 г. |
172 |
3281 |
2.9 |
| 10 марта 1930 г. |
434 |
16441 |
15.2 |
| 20 апреля 1930 г. |
326 |
7713 |
7.2 |
| 1 мая 1930 г. |
315 |
7271 |
6.8 |
Боровичскому — 39. Округленные до сотен данные свидетельствуют о приблизительности информации, поэтому, отмечалось в документе самого обкома, «за точность всех этих цифр поручиться трудно», но признавалось, что «выходы носили значительный характер».46)
Сомнения вызывают данные на 10 марта 1930 г. Среднее количество крестьянских дворов в одном колхозе составляло в том году от 19 до 23 (именно эти данные имеются в материалах окружкома ВКП(б) к III окружной партконференции). На 10 же марта цифра мгновенно увеличивается в полтора раза и поднимается почти до 38. Боровичский окружной комитет ВКП(б) рапортовал и вовсе о нереальных достижениях, таких как организации к 8 марта 711 коллективных хозяйств, из них более 88% — сельхозартелей.47)Кампания проходила, таким образом, в обстановке откровенных приписок. В условиях складывавшейся системы нижестоящие руководители иначе не могли поступать, стремясь любой ценой выслужиться перед вышестоящими инстанциями.
Большинство же созданных колхозов сохранилось. Входившие в них крестьяне надеялись, как обещала пропаганда, общим трудом на общей земле выбиться из тяжелого материального положения,48)другие после обобществления их незначительных средств производства вести самостоятельное хозяйство уже не могли. Письмо ЦК ВКП(б) с приложением постановления от 2 апреля 1930 г. «О льготах для колхозов» многообещающе предусматривало предоставление сельхозартелям различных льгот при сохранении основной тяжести налогов с единоличных хозяйств. С апреля 1930 г. на новый Устав колхозов стали переходить артели всех новгородских районов.49)[272]
Несмотря на широковещательные обещания, и государственные учреждения, и колхозные объединения реально мало чем могли помочь коллективным хозяйствам. Так, Чертовский районный союз колхозов целевым назначением смог вьщелить колхозу «Победа» лишь 2200 р. на постройку свинарника, приобретение скота, плугов и жатки; колхозу «Межник» была оказана помощь в сумме 1385 р. на покупку скота и строительство скотного двора.50)Зато областные, окружные и районные власти с первых месяцев встали на путь неприкрытого вмешательства в хозяйственную деятельность артелей, начали жесткую регламентацию производственных процессов и бесконечные поборы. Например, Новгородский окрисполком распорядился обеспечить к 1 сентября 1930 г. сбор с колхозов полумиллиона рублей на создание МТС.51)Именно для полного подчинения сельскохозяйственного сектора экономики государственному аппарату коллективизация проводилась немыслимыми темпами, с неприкрытыми нарушениями законов и морали.
Незавидным было хозяйственное положение новгородских колхозов. Они располагали рабочей силой и имели сотни гектаров земли, но не были обеспечены ни сортовым зерном, ни машинами, в большинстве артелей царила элементарная бесхозяйственность. По данным Новгородского окружного бюро колхозов, из 240 требовавшихся председателей сельхозартелей имелось лишь 8 человек, получивших подготовку, из 488 нужных специалистов — агрономов, механиков, ветеринаров — работали лишь 16 человек.52)
Экономике деревни зимой/весной 1930 г. был нанесен тяжелейший удар. Крестьян уровняли в бедности, разорвали хозяйственные связи, разорили и выселили истинных хлеборобов. Страшный след в судьбе Отечества оставил 1930 г. Ко времени ликвидации округов в июле 1930 г. в колхозах закрепились 5.7% крестьянских хозяйств Новгородского округа и 8.6% — Боровичского.53) |
