Из журнала "Кадетская перекличка" № 31
Во время формирования полковником М. Г. Дроздовским своего отряда в городе Яссы, в Румынии, в этот отряд добровольцами записались два кадета, приехавшие на Румынский фронт повидать своих отцов: Вирановский 16-ти лет Одесского корпуса и я, 15-ти лет Первого Кадетского Корпуса. Конечно, мы оба избрали конницу и попали в Первый эскадрон; Вирановский во второй взвод, а я в четвертый, которым командовал мой однокашник, штаб-ротмистр, В. Бекхтеев.
Наш эскадрон стоял, под Яссами, в Соколах, готовясь к выступлению. Ежедневно проводились конные занятия, что было для меня незнакомым и непривычным делом. Экипировку я получил от своего отца - солдатскую шинель с погонами моего корпуса, офицерское седло, уздечку с мундштуками, офицерскую шашку и револьвер системы браунинг. Все это совершенно не подходило для рядового и в походе я все это заменил на солдатское, кроме браунинга. В нашем кавалерийском взводе было всего 16 всадников, из них было только три кавалерийских офицера: командир взвода и два корнета, а остальные были офицеры пехотных полков.
Нам, кадетам, приходилось часто нести дневальство по коновязи и это приучало обхожденью с лошадьми. Как-то неловко было будить смену, если это был один из корнетов, который громко возмущался (конечно в шутку), что корнет должен дневалить, когда кадет должен почесть за счастье его заменить!
Нас кадет не цукали и оказывали нам поддержку во всех случаях нашей службы. Лично мне было очень трудно, в особенности по тревоге, поднять седло на коня, к которому было приторочено: переметные сумы с двумя подковами, щетка со скребницей, овес, сетка с сеном, попона, шинель и запас белья. Один раз я, по тревоге, вскочил в строй без седла и получил два наряда. Наказание было: "под шашку", дневальство вне очереди, чистка кобылы командира взвода и идти в походе одну-две версты, ведя коня на поводу.
За все время я только один раз получил два часа под шашку, хотя мог получить более строгое дисциплинарное взыскание, когда мы шли эшелоном из Ясс в Кишинев и я был дневальным в вагоне, где находилось 8 коней и 8 кавалеристов. Под утро, когда эшелон остановился на одной станции, уже в Бессарабии, румыны хотели нас разоружить. Была поднята тревога, а я это время проспал и не разбудил офицеров...
Кончилось все благополучно, когда мы выставили на крышах вагонов пулеметы, мир был восстановлен, а румынский офицер за проявленную инициативу получил пощечину. Свои два часа наказания я отстоял уже в Кишиневе.
С Кишинева начался наш поход в 1200 верст до Новочеркасска. В марте, после переправы через Буг, стало морозить и пошел снег, чего мы никак не ожидали. У Вирановского и у меня не было теплого обмундирования. Некоторым спасеньем для нас являлось назначение нас квартирьерами от наших взводов, что позволяло нам быстро добираться до стоянки эскадрона в населенном пункте.
Вскоре наступили теплые дни. В середине похода, перед Бердянском, я был, совершенно неожиданно, назначен полковником Дроздовским ординарцем к командиру полка, генералу Семенову (моему однокашнику по корпусу). На этой новой должности мне было много легче, чем при несении службы в эскадроне. Моим прямым начальником был оперативный адъютант, капитан В. П. Колтыщев, который посылал меня с донесениями по разным частям отряда...
В качестве ординарца, при исполнении разных поручений, часто в боевой обстановке, я подвергался большим опасностям, чем находясь в строю. Уже приближаясь к Дону я узнал, что в отряд поступили еще два кадета, но нам не пришлось с ними встретиться, повидимому они попали в артиллерию, где было много молодежи. При продвижении нашего отряда чувствовалось неприязненное отношение к нам населения и порой случались трагические эпизоды; так, два наших офицера из пехотной части зашли на хутор, чтобы напиться молока, на них напали жители и один из них был убит. Капитан Колтыщев запретил мне удаляться далеко от отряда, что я раньше часто делал и этим подвергал себя опасности нападения.
Наконец мы вошли в Область Войска Донского, где население относилось к нам сочувственно. В конце апреля, в Страстную субботу, наш отряд повел наступление на Ростов. Мне все время приходилось скакать взад и вперед между нашими частями, ведущими бой с красными. Немецкое командование предлагало нам свою помощь против красных, но Дроздовский от нее отказался.
На первый день св. Пасхи, мне было вручено донесение, которое я должен был передать полковнику Румелю на левом фланге нашей позиции, где наша пехота вела неравный бой с превосходящими силами красноармейцев. Верхом туда проехать было невозможно и я, сняв с себя карабин и шашку, перебежал гать гвоздильного завода, где находился наш штаб, и бегом побежал к нашей цепи и тут был накрыт разорвавшимся вблизи снарядом. Был контужен и легко ранен в правую руку, но все же передал донесение по назначению. В полевом околотке мне перевязали руку и смазали иодом шею, пострадавшую от контузии.
Ввиду неблагоприятно сложившейся обстановки и и.з опасения быть окруженными, нам пришлось отступить. Мы пошли на Новочеркасск, где я находился на амбулаторном лечении в лазарете. В станице Мечетинской наш отряд присоединился к Добровольческой армии и этим соединением наше задание было выполнено!
В конце мая полковник Дроздовский назначил парад своему отряду на площади станицы Ягорлыцкой. На этом параде полковник Дроздовский вызвал перед строем двух добровольцев и меня и наградил нас Георгиевскими крестами за бой под Ростовом. Оказывается я был представлен к награде полковником Румелем я капитаном Колтыщевым. Во время прохождения церемониальным маршем, награжденные шли впереди. Для меня этот день остался незабываемым!
Как Вирановский, так и я, пронесли погоны наших корпусов на своих плечах до конца похода. По приказу главнокомандующего, генерала Деникина, все юнкера и кадеты, совершившие Ледяной и Дроздовский походы, были произведены в офицеры. Вирановский в 17 лет стал корнетом, а я удостоился ефрейторской лычки по Георгиевскому статуту и только осенью 1920 г. получил производство в подпоручики: Будучи в конно-подрывной команде Дроздовской дивизии, за удачный подрыв железнодорожного полотна в тылу красных бронепоездов "Ермака" и "Товарища Чуркина". под станцией Синельниково. Эти бронепоезда были захвачены батальоном 2-го полка генерала Харжевского.
(Корнет Вирановский скончался от тифа в Екатеринодаре осенью 1918 года).
Подпоручик Н. Е. Новицкий.
ПАМЯТИ БЕЛОГО ВОИНА
17 июня 1988г. скончался в Вашингтоне один из последних «могикан» Белого движения — подпоручик Дроздовского стрелкового полка Николай Евгеньевич Новицкий.
Покойный родился 17 ноября 1902 года в Петербурге и был сыном последнего командира лейб-гвардии Семеновского полка.
Он получил образование в Первом кадетском корпусе в Петербурге и в офицерской инженерной школе — уже в Галлиполи, а потом в Болгарии.
Пятнадцатилетним кадетом Новицкий вступил добровольцем в отряд Михаила Дроздовского (тогда еще полковника) в городе Яссы, в Румынии. В составе этого отряда он прошел весь 1200-верстный, незабываемый по доблести и жертвенности поход — от Ясс до Новочеркасска на Дону. В бою за Ростов Н.Е. Новицкий был ранен и контужен. За проявленную храбрость в бою он был награжден Георгиевским крестом.
В 1920 году Новицкий был произведен в подпоручики за подрыв красных бронепоездов под ст. Синельникове.
После эвакуации русской армии генерала Врангеля из Крыма подпоручик Новицкий прибыл в составе войск в Галлиполи, а оттуда — в Болгарию и Югославию. Во время Второй мировой войны он был мобилизован в югославскую армию и сражался против немцев.
После войны Новицкий перебрался в США, в город Лейквуд (Нью-Джерси), где прожил около 30 лет. Долгие годы он состоял несменяемым членом Совета старшин в обществе «Родина» и проявил себя активным членом этой организации.
После смерти старшего дроздовца генерала В. Г. Харжевского в 1977 году он возглавил Объединение дроздовцев в США.
Два года тому назад Николай Евгеньевич передал дроздовские знамена на хранение кадетскому Объединению в Нью-Йорке. Знамена хранятся вместе с кадетскими знаменами в Синодальном Соборе.
Похоронен Е.Н. Новицкий на русском участке кладбища в Джексоне, Нью- Джерси. Как и на панихиде в Вашингтоне, так и на погребении кадеты несли почетный караул с выносом полкового знамени.
Кадеты выражают искреннее соболезнование вдове Екатерине Константиновне, родственникам покойного и всем дроэдовцам.
Еще несколько слов памяти Н. Е. Новицкого.
В дополнение к некрологу напечатаному в № 45-ом „Кадетской Переклички" хочется добавить эти две фотографии. Одна с изображением малыша-кадета Суворовского Кадетского корпуса в Варшаве — Коли Новицкого, а другая восемнадцатилетнего героя гражданской войны Георгиевского кавалера подпоручика Николая Евгеньевича Новицкого.
На похоронах в Джексоне от лица всех кадет простился с покойным О. Окшевский следующими словами:
Дорогой Николай Евгеньевич,
С тобою от нас ушел один из последних борцов за свободу и достоинство русского народа.
Пятнадцатилетним мальчиком-кадетом ты взялся за оружие, а в 17 лет твою грудь уже украшал георгиевский крест.
Нам, твоим младшим товарищам, ты был и останешься примером верности служения России.
Господь не судил тебе дожить до освобождения России от ярма богоборческой и антинародной власти коммунистов. Тебе не удалось снова увидеть стены родного тебе Первого корпуса в освобожденном Петрограде.
Мы кадеты, или наши дети, донесем память о тебе и о других кадетах- воинах, до освобожденной России.
Пусть будет тебе легка земля Америки.
Спи спокойно, дорогой Коля.
Кадеты и дроздовцы приносят сердечное соболезноввание вдове покойного Екатерине Константиновне и ее семье и нашему однокашнику — племяннику покойного Феде Иодчину, проживающему во Франции.
А.Боголюбов и В.Бутков.
В вашингтонском приходе Н.Е.Новицкий учредил спец. денежный фонд имени генерала Дроздовского. По замыслу Н.Е. от процентов этого Фонда ежегодно выделяется сумма на награды ученикам Русской церковно-приходской школы, которые показали отличные успехи в усвоении русского языка. Это начинание проводится в жизнь уже 4-ый год. Молодежь будет помнить большого русского патриота — Белого Героя — генерала Дроздовского. |
