Пока шли тяжелые бои на Донском и Царицынском фронтах, где красные сосредоточили большие силы, левофланговая Добровольческая армия продвигалась на запад, пополняясь за счет добровольцев и взятых в плен красноармейцев.
Одновременно с продвижением добровольцев на запад, было приказано начать военные действия движением из Крыма и, в первую очередь, занятием Одессы, которую французы покинули в апреле (1919).
Для этого были использованы воинские части, находившиеся в Крыму. Возникновение этих сил к началу 1919 г. нужно отнести к прибытию воинского отряда из Екатеринослава.
Летом 1918 года Екатеринослав находился под австрийской оккупацией, но власть действовала именем Гетмана Скоропадского.
Как известно, украинское движение держалось с помощью немцев, но когда пришла весть о поражении Германии, изменилась вся политическая обстановка. У всех воспрянула надежда, что союзники помогут восстановить русские вооруженные силы; все взоры обратились к Добровольческой армии.
Гетман Скоропадский круто изменил ориентацию и пытался войти в соглашение с командованием Добровольческой армии, о чем уже было сказано. Им было издано распоряжение о регистрации и призванию на службу офицеров и дано разрешение на формирование дружин добровольцев. В результате, в Екатеринославе составился офицерский корпус и Дружина добровольцев.
Офицеры были в большинстве русской ориенатции и враждебны сепаратизму. Часть города Екатеринослава, где находились казармы корпуса, превратилась в вооруженный лагерь, на который опиралась местная гетманская власть.
Восстание против Гетмана поставило „корпус" в тяжелое положение, т.к. командир петлюровских отрядов пан Горобець (быв. Воробьев) потребовал разоружения „корпуса". Получив отказ, сознательный Горобець открыл военные действия против „корпуса", имея поддержку большевиков с Донского фронта. В происшедшем столкновении петлюровцы были отброшены, однако „корпус" оказался в окружении враждебной стихии.
На созванном митинге, вопреки украинствующему меньшинству, было решено покинуть Екатеринослав с оружием в руках и уйти на соединение с Добровольческой армией. В этом решении главную роль сыграл полк. Гусев, командир драгунского Новороссийского полка. Заняв выходы из зала спешенным эскадроном, он взошел на трибуну и сказал:
„Я веду мой полк на соединение с Добровольческой армией. Кто хочет умереть честно и со славой, пусть присоединится к Новороссийскому полку, кто же хочет бесчестно умирать в подвалах Чека, пусть немедленно покинет казармы. Митинг кончен".
29 ноября, в морозную и ветреную ночь, отряд офицеров в боевом снаряжении, под командой ген. Васильчикова, выступил в поход. В отряде было около одной тысячи человек: пехоты, конницы, 4-х орудийной батареи, службы связи.
Петлюровцы не рискнули преследовать отряд, удовлетворившись расстрелом нескольких офицеров из числа оставшихся и приказом „всем украинским армиям" не допустить присоединения отряда к Добровольческой армии.
Отряд двинулся на юг вдоль Днепра в поисках удобной переправы через реку. По дороге отряд несколько раз подвергался нападению петлюровцев, которые каждый раз были отбрасываемы с большими для них потерями. Особенно серьезные бои были у ст. Апостолово, где было перебито 2 эшелона шовинистов, и в районе Бизюкова монастыря, где противник покрыл поле битвы не только трупами, но и сбрасываемыми ботинками для облегчения бега. Петлюровцы попытались еще раз напасть на отряд и помешать переправе по понтонному мосту Бериславль-Каховка, но были отогнаны пулеметным огнем.
22 декабря (1918) эскадрон драгун подошел к Перекопу, границе новоявленной республики. Гарнизон Перекопа из „сознательных" крымских татар впустил отряд в большом смущении и ему, в скорости, было предложено разойтись по своим домам.
Отряд ген. Васильчикова проследовал в Симферополь, драгуны были оставлены на Перекопе оборонять подступы к Крыму. С прибытием отряда сразу было приступлено к формированию добровольческих отрядов, способных к самостоятельному ведению военных действий и обороны Крыма до прибытия частей Добровольческой армии.
В первых числах августа (1919) было приказано воинским частям в Крыму подготовиться к десантной операции для взятия г. Одессы. Во исполнение этого приказания, в ночные часы 10 августа была произведена высадка двух спешенных эскадронов драгун у Сухового лимана и захвачена без выстрела 4-х орудийная батарея. Сразу после этого успеха, последовала высадка еще пяти спешенных эскадронов, и части начали движение на Одессу. Насупление велось очень быстро, были захвачены еще 2 батареи. Красные узнали об операции когда добровольцы подошли к „Среднему фонтану" и деревне Чубаевке. Красное командование выслало на защиту Одессы свои лучшие части — китайцев с пулеметами. Весь остальной гарнизон, очень многочисленный, бросился бежать на север в панике. Китайцы после короткого боя отступили. Большую поддержку наступающим частям оказала судовая артиллерия крейсера „Ген. Корнилов", чьи снаряды с поразительной точностью поражали объекты корректировкой сигналами с берега.
К вечеру 10 августа наступило тревожное положение, т.к. красные, при поддержке бронепоездов, пытались овладеть городом. Однако город защищали не только вошедшие добровольцы, но и успевший уже сформироваться офицерский батальон и легкая батарея. При мощной поддержке судовой артиллерии красные были отброшены.
Вся Одесская операция была проведено быстро и решительно. Несмотря на очень большой гарнизон, город был взят с минимальными потерями и с большой военной добычей. Одесский добровольческий гарнизон стал быстро расти, образовались новые формации. На очереди был Киев.
Мы оставили Украинскую Директорию в г. Ровно, а большевиков в Киеве. Быв. премьер и глава Директории Винниченко в апреле 1919 г. уехал за границу признавшись, что „не массы нас выбирали, а мы им навязали себя". Петлюра всю власть взял в свои руки и сформировал новое правительство, которое возглавил соц.-дем. Мартос, однажды выпоротый хлеборобами. Остальные министры все были марксисты и по своим умственным качествам и жаждой власти были в одном ранге с премьером и Петлюрой.
9 апреля Мартос принял „власть" в Украинской народной республике, территория которой ограничивалась г. Ровно и его окрестностями. Новое правительство пыталось войти в соглашение с социалистами по ту сторону фронта — представителями „харьковского правительства" — и потребовало от начальника штаба „действующей армии" атамана Мельника доклада о положении на фронте. „Атаман" уведомил „правительство", что положение на фронте трагическое. Солдаты не хотят воевать с большевистскими силами, состоявшими из украинцев, и дезертируют. „Атаман" посоветовал сговориться с левыми украинцами с той стороны фронта и организовать боеспособные силы для борьбы с большевиками!!!
Состав армии Директории был очень пестрым и по составу и по настроениям. Офицеры, вошедшие в армию во время Гетмана, не были ни социалистами ни шовинистами. После восстания против Гетмана им ничего не оставалось как признать Директорию, чтобы не попасть в руки красных. Многие из них стремились в Белую армию и, при удобном случае, уходили или к ген. Деникину, или в Западную Добровольческую армию. Были остатки гетмановской государственной стражи, ненавидевшие социалистов. Были группы молодежи и средних и высших школ, настроенные противобольшевистки, но далекие от настроения Директории. Было очень много элементов пробольшевистских, принявших участие в восстании против Гетмана. Самой боеспособной частью армии были „сечевые стрельцы" — галичане, которых население Украины ненавидело.
Вся Украина была во власти большевиков; петлюровцы же были загнаны в маленький уголок и никакой силы не представляли. Недовольство Петлюрой и его правительством росло и в этом уголке. В конце апреля была устроена неудачная попытка переворота, и Петлюра, из-за ненадежности армии, бежал из Ровно в Галицию, так как намечалось наступление украинских большевиков против „петлюровских бандитов".
В мае поляки повели наступление против галичан в том районе, где оказался Петлюра, и ему пришлось бежать дальше по галицийской территории вдоль старой русско-австрийской границы. К началу июня Петлюра с „правительством" и армией оказался у Волчанска, который был в руках у большевиков. На юг путь был перерезан поляками, которые игнорировали предложение о перимирии, и Петлюра стоял перед выбором: идти в плен к большевикам или полякам.
Собравши все наличные силы, петлюровцы атаковали Волочиск, занятый незначительным большевистским отрядом, и захватили город и небольшую территорию, включая Каменец-Подольск.
Обосновавшись в каменец-Подольске, „правительство" решило реорганизовать армию, что привело к открытому бунту полк. Балабачана, командира „Запорожского корпуса", подозреваемого в симпатиях к Добровольческой армии. Балабачан был схвачен и расстрелян, но атаман Осецкий заявил, что если не придет помощь от галичан, — фронт развалится через 2-3 дня.
Но Петлюре повезло, т.к. в это время галицкое правительство и его армия вынуждены были, под давлением поляков, оставить Галицию и перейти на территорию, занятую Петлюрой.
После долгих переговоров и попыток найти общий язык, петлюровцы капитулировали перед галичанами, не одобрявшими социалистические эксперименты. Был устранен Мартос, тяготевший к большевикам. Новый премьер Мазепа был такой же марксист, в прошлом мелкий служащий Земства. Добровольческая армия быстро наступала в пределах Украины, и большевики бросили против добровольцев все силы. Правобережная Украина оказалась без каких-либо значительных красных сил, что было на руку Петлюре и его союзникам-галичанам.
В начале августа соединенные украинские силы перешли в наступление. Численность этих войск исчислялась прибл. в 40 тысяч галичан и 10 тысяч петлюровского войска. На главном направлении — на Киев — под командой австрийского генерала Кревса, двинулись галичане и „Запорожский корпус" петлюровской армии, а петлюровские атаманы направились на Волынь и Одессу.
Ген. Кревс, человек правых убеждений, не позволил „головному атаману" Петлюре и его прпавительству двигаться на Киев, так как не выносил „цыгана" (как он называл Петлюру за глаза) и его социалистических приспешников- полубольшевиков.
К этому времени уже определилось отношение Петлюры и галичан к ген. Деникину. Несмотря на то, что Галицийское воины была рассадником украинского сепаратизма, в наступивший момент галицкое правительство и армия были сторонниками сотрудничества с ген. Деникиным и лозунгом добровольцев о Единой России. Этот факт очень характерен и показывает, с какой легкостью галичане освободились от неблагожелательного отношения к России и русофобства, какое культивировалось среди галицийской интеллигенции под влиянием правительства Австро-Венгрии.
И наоборот, отношение Петлюры и его соц. правительства было резко отрицательное к ген. Деникину. Тут играло роль не национальное чувство, а простое шкурничество. Они отлично могли предвидеть, что в случае победы Добровольческой армии они будут лишены какой-либо свободной деятельности. Они отлично знали, что вся культурная Украина настроена на обще-российскую платформу, а социалисты стали поперек горла. Полуграмотные „атаманы" и полуинтеллигентные министры — на что могли рассчитывать при победе Добровольческой армии?
Эти соображения делали их противниками ген. Деникина, и их больше влекло сотрудничество с большевиками, товарищами марксистами. Но открыто стать на сторону большевиков они не могли, опасаясь Галицкой армии.
Быстро велось наступление на Киев и со стороны Добровольческой армии. 30 августа к южным и юго-западным предместьям Киева подошли части Галицкой армии, а с восточной стороны добровольцы.
На следующий день ген. Кревс назначил торжественное вступление своей армии в Киев и парад. Пока галичане строились для встречи генерала, подошел эскадрон добровольцев и выстроился рядом с конной сотней галичан. Когда появился ген. Кревс, командир добровольческого эскадрона ему представился и изъявил желание вывесить русский национальный флаг рядим с украинским, уже вывешенным на здании городской Думы. Генерал дал на это согласие.
Подъем русского флага вызвал взрыв радости и восторга многотысячной толпы народа, запрудившего площадь и главную улицу. Но петлюровский „атаман" Сальский возмутился и потребовал, чтобы галичане сняли русский флаг. Галичане отказались это сделать. Тогда, по приказанию Сальского, один из его окружения сорвал флаг и бросил его под ноги лошади Сальского, который начал его топтать.
Эта гнусная выходка петлюровца вызвала взрыв гнева и крики возмущения среди народа. Добровольцы ответили залпами и пулеметными очередями в воздух. Сальский в панике бросился убегать галопом вместе со своим отрядом гайдамаков, которые, бросая оружие и под улюлюканье и свист киевлян, скрылись из Киева. Парад не состоялся, галичане отошли в порядке в ближайшие улицы.
На следующий день ген. Кревс, по предварительному соглашению, поехал к Командующему Добровольческой армией ген. Бредову для выяснения происшествия и урегулирования отношений. Появилась и делегация петлюровского правительства и хотела принять участие в разговоре, но ген. Бредов отказался их принять и приказал передать, что если они появятся, то будут арестованы. Петлюровцы, не задерживаясь, вернулись туда, откуда приехали.
По соглашению с ген. Бредовым, воинские части ген. Кревса должны были быть отведены на утвержденную линию, прибл. 30 километров от Киева, что и было сделано 1 сентября.
Ген. Бредов дал также согласие вернуть оружие разоруженному отряду „Запорожского корпуса" петлюровского войска. Этот отряд „запорожцев" охранял железнодорожный и цепной мосты и должен был воспрепятствовать переходу через них добровольцев. Но при появлении добровольцев случилось то, чего „сознательные вожди" не предвидели: началось братание, дружеское хлопанье по плечу, обмен впечатлениями и пр. Утром 31 августа „запорожцы" из среды киевской учащейся молодежи (ушедшие от большевиков в „Запорожский корпус") усердно помогали добровольцам разоружать петлюровцев из „Запорожского корпуса", что было сделано тихо, спокойно, без единого выстрела. Когда же разоруженным „запорожцам", по соглашению, было возвращено оружие, то оказалось, что „корпус" уменьшился наполовину. „Запорожцы", — киевские гимназисты, реалисты, студенты, — остались в Киеве, разошлись по домам или вступили в ряды Добровольческой армии.
Эти события произвели на всех болшое впечатление, и галичане воочию убедились, что популярность Петлюры раздута шовинистами и является мифом. Галицкая армия запретила доступ в свои части петлюровским „государственным инспекторам" (род советских „политруков") и его министрам. Галичане не нуждались в социалистических бреднях.
После вынужденного оставления Киева, петлюровцы старались развязать войну против Добровольческой армии в уверенности, что украинский народ их поддержит. (На просторах Украины возникали, бродили и исчезали отряды разных „атаманов", грабивших, убивавших неугодных им людей, терроризировавших население, обогащаясь чужим добром.)
Начав же борьбу с Добровольческой армией, петлюровцы считали, что тем самым автоматически становятся союзниками большевиков и смогут войти в соглашение с ними в борьбе против контрреволюции. Такая агитация вскоре привела к столкновению. В середине сентября петлюровский отряд неожиданно окружил отряд доброволцев на ст. Вирзула и его разоружил. В ответ на это ген. Деникин распорядился разоружать петлюровцев при встрече с ними или принуждать их покинуть территорию Добровольческой армии.
Тогда „головной Атаман" Петлюра издал 22 сентября приказ о начале войны против ген. Деникина, назначив командовать „наступлением" Сальского, вызвавшего инциндент в Киеве. Кроме того, был послан особый уполномоченный к Ленину с предложением сотрудничества и заключения военной конвенции против Деникина.
Что решил Ленин, генералу Деникину было безразлично. Добровольческая армия начала наступление против петлюровцев. К 15 сентября петлюровская армия, отступая в беспорядке, была отброшена к бывшей австрийской границе. Сальский, вместо наступления, командовал отступлением, и притом плохо. Галицкая армия порвала всякое общение с петлюровцами и заключила следующее соглашение с командованием Добровольческой армии:
„Галицкая армия, в полном составе, с этапными установлениями, складами и железнодорожным составом, переходит на сторону Добрармии и отдается в полное распоряжение Главного Командования Вооруженных Сил Юга России через Командующего войсками Новороссийской области".
Петлюровская армия не только стремительно отступала, но стала и быстро разлагаться. Это было бегство разрозненных и деморализованных частей. Так проходили последние дни 1919 года, того периода, который шовинисты называют борьбой за национальное освобождение украинского народа. После долгих скитаний по разным местам и бегства от новоявленных „атаманов", Петлюра в декабре 1919 г. незаметно убежал в Польшу и там обратился за помощью.
Тогдашний правитель Польши, социалист и шовинист Пилсудский, нашел общий язык с Петлюрой и его министрами на почве общей ненависти к России. Поляки, за союз и помощь, потребовали от Петлюры отказа от каких-либо притязаний на Галицию и отдачи Польше большей части Волыни. Петлюра с готовностью на все согласился, продав то, что ему не принадлежало, взамен возврата к власти.
По заключении договора были проявлены взаимные излияния чувств.
Петлюра напомнил о „вечной любви украинцев и поляков", которую портили интриги „москалей" (послушал бы это Н.В. Гоголь с Тарасом Бульбой!), и, получив деньги, стал готовиться к походу.
Поляки были в восторге от договора. Петлюра обещал восстановить права польских помещиков, которых было много на Правобережьи. Министром земледелия был назначен поляк, крупный помещик; о социализации земли Петлюра забыл. Католическая церковь благословила поход ввиду открывавшейся возможности распространения католицизма на восток.
Была сделана попытка сформировать „союзную" украинскую армию; было набрано два небольших отряда, названных дивизией и отданной в подчинение полякам.
В это время остатки петлюровской армии были в так называемом „зимнем походе" на партизанском положении. Блуждая с места на место в юго-восточной части Правобережной Украины, снабжаясь за счет населения, скрываясь от незначительных советских частей, — старались тщетно поднять восстание. После 5-ти месячного блуждания, перенеся множество лишений, понеся потери от тифа и столкновений с большевиками, — вернулись в Галицию.
Поляки, 26 апреля, с большими силами вошли на Украину и, быстро продвигаясь вперед, 7 мая заняли Киев. Украинские части не принимали никакого участия в наступлении и не были допущены в столицу Украины, где поляки ввели свою администрацию, что для петлюровцев, конечно, было оскорбительно.
Пребывание поляков в Киеве однако не было долговременным, так как большевики перешли в наступление, прорвали польский фронт и подошли к Львову, Варшаве. В тот момент панического бегства поляки меньше всего думали об Украине и Петлюре и заботились только о спасении своего государства. При помощи французов, поляки отбросили большевиков, сами перешли в контрнаступление, но далеко не пошли, воздерживаясь от содействия генералу Врангелю.
18 октября (1920) поляки заключили перемирие с большевиками, игнорироваз существование Петлюры и его армии, которая уже сформировалась мобилизацией в занятых уездах и вернувшимися из „зимнего похода". Под натиском красных, петлюровская армия откатилась в Галицию, где была разоружена своими „союзниками" и интернирована в лагерях.
Петлюровское правительство решило временно перейти к „другим способам борьбы", обосноваться в „надежном месте" и оттуда руководить „борьбой", что продолжается и поныне. Петлюра же был убит в Париже (в 1926 г.) евреем, мстившим за петлюровские еврейские погромы на Украине. Французский суд оправдал убийцу.
Петлюровский атаман Тютюник жаловался позднее, что „Антанта должна была признать и не допустить до гибели такую надежную противобольшевистскую силу" как Директория, которая, правда, занималась поисками „социальной справедливости по рецептам Карла Маркса". Покаявшись в своих заблуждениях, Тютюник вернулся к Советам, был ими прощен и умер от пьянства.
Остальные вожди и идеологи украинского шовинизма и сепаратизма, — Грушевский, Винниченко, Голубович и целый ряд украинских министров, — покаялись и вернулись к большевикам. Почти все они были судимы; прокурорами выступали украинские коммунисты, свидетелями — украинские коммунисты и деятели Директории. Подсудимые каялись и просили снисхождения, которое и было им дано большевистской властью.
Второстепенные лидеры и вожди украинских шовинистов разошлись по разным странам, называя себя правительством самостоятельного государства Украины.
Итак, в смутные годы российского лихолетья на Украине обозначились 3 силы: общероссийские белые, общероссийские красные и марксистко- самостийнические. Украина и голосами и действием предпочла идею общероссийскую.
Благословенная, богатая Украина с народом вольным, „казацкого духа", — сама решала свою судьбу, где каждый принимал решение на основе своей совести. И многое множество пошло по пути Правды, где пламенем светилось имя: РОССИЯ.
Предать забвению некоторые факты добровольного включения в Белую борьбу молодых крестьян-украинцев было бы преступно. Нельзя забыть их порыв, не оценить их чистое, неиспорченное понятие Правды и Справедливости. В нашем движении вперед, в одном из хуторов, к нам в батарею явились 5 крепких, здоровых „парубков", лет по 18-20, все краснокутские, все близкие родственники между собой. Пожилой крестьянин, гоголевский Фома Григорьевич, их сопровождавший, объяснил, что „хлопци" близкие родственники („уси спороднении"), что вся большая семья уже натерпелась от „червоних" и „сицилистив" — петлюровцев. „Воны, поганы нехристи, и Бога образливо лають. Яка помиж них ризница? Хиба не все одно?"
Просил взять их в батарею „воевать червоных". „Возмить к себе парубков, воны дюже гарни хлопци, умеют улещувати коней и с молоди выховани процувати".
Хлопци, действительно, оказались хорошими солдатами и превосходными ездовыми к орудиям. Лошади у них были заботливо присмотрены, хомуты и упряжь в идеальном порядке. Прошли все невзгоды и тяжести войны, перейдя на мирную жизнь уже в Югославии.
Явились и просили принять их в батарею большая группа молодых немцев- колонистов, потомков тех немцев, что когда-то, при императрице Екатерине Великой, поселились в дикой степи. Все они были серьезные, замкнутые в себе люди, на которых всегда можно было положиться в тяжелую минуту. Один из них, Евгений Центнер, мой однолетка и гимназист, был зачислен в команду разведчиков 2-го взвода, стал моим хорошим товарищем и другом. Уже после Галлиполи он уехал в Канаду, где его дядька был скотоводом, и мой Женя гонял коров и быков, целыми днями не слезая с коня. Подготовка к такому роду занятия была хороша: вся война была проведена в седле, отучились ходить пешком.
Движение по проселочным дорогам в облаках пыли, среди бакшей, колосящихся полей пшеницы, овса, ячменя, под немилосердным жгучим солнцем, — движение по дивной Украине, раздираемой жестокой войной. Как не вспомнить Н.В. Гоголя, те же хаты под соломенной крышей о двух-трех окошках со ставнями, те же плетни садов, стоги сена. Хаты с крыльцом и сенями посредине, жилой половиной с печью в 1/4 горницы и лежанкой, скамьями вдоль стен, большим столом, хозяйской кроватью и образами в красном углу с расшитыми „рушниками". Холодная половина хаты с запахом яблок, кроватью, гроздьями цыбули, сундуками, хозяйственной „справой". Сараи с сеновалом, конюшня, хлев, птичник. В хозяйстве полная чаша и довольство, люди гостеприимные но настороженные в ожидании обиды, уставшие от бед, свалившихся на их головы. Бедная Малая Русь! Нужен ли был тебе панский замысел о „земном рае?"
В.Д. Матасов
П.-пор. конной арт. |
