ПРИОБРЕСТИ КНИГУ В НАШЕЙ ЛАВКЕ

https://vk.com/market-128219689?screen=group

Часто приходится выслушивать мнение, что большевизм есть явление, еще совершенно неведомое истории человечества.
Между тем оказывается, что у большевизма был свой предтеча, который, слив в своей собственной особе черты фанатика Ленина, хвастуна Троцкого и сладострастника Зиновьева, уже произвел сто лет тому назад опыт большевизма в государственном масштабе.
Правда, это не был такой «планетарный» опыт, как тот, что произведен и еще производится над необъятной Россией, с разграблением целого колоссального государства, с миллионами замученных и с вымиранием целых областей.
Опыт был скромней по размерам, потому что много скромней по размерам было и государство, захваченное бандитами, но по существу этот опыт является полным предварением Ленинского эксперимента.
Актеры — не те, но пьеса — все та же, только на другом языке.
Этот опыт имел место в первой половине прошлого столетия в Южной Америке, в государстве Аргентине и длился в течение добрых двадцати лет во все время захвата власти «красным диктатором», Хуаном Розасом, которого местные историки назвали «Калигулой 19-го века».
Хуан Розас, до того времени мало известный массе населения, бывший то в тюрьмах, то в бегах главарь одной из полубандитских, полуанархических групп, возник на политическом горизонте Аргентины тоже как-то сразу, внезапно, как из-под земли, во время бывшей там революции и, свергнув тогдашнее слабое революционное правительство, захватил власть и объявил себя «диктатором волею революции» в 1829 году.
«Долгое правление Розаса» — говорит о нем историк, — «было для всей страны одною кошмарною ночью, сплошь залитой слезами и кровью».
В то давнее время к услугам тогдашних разбойников еще не существовало разработанной теории Карла Маркса, которая дает их современным собратьям возможность прикрывать свои подвиги обширной и сложной социал-коммунистической программой. Поэтому тогдашним большевикам приходилось пользоваться обычной революционной словесностью, дополняя туманность ее содержания собственным «революционным творчеством».
Тем не менее законы разбойничьей души, дорвавшейся до власти, очевидно, одинаковы во всем мире, будь то Южная Америка или Россия, потому что на деле, даже и без вывески большевизма или коммунизма, Розас воспроизвел в жизни решительно все то же самое, что, почти сто лет спустя, устроила в России Ленинская компания.
Став диктатором, он объявил себя главою новых революционеров, желавших переустроить мир на новых началах. Его сторонники назывались «красными» (colorados) в противоположность всем партиям порядка и национальной государственности, которые были известны, как и у нас, под общим именем «белых» (blancos).
Сам красный диктатор в своих манифестах называл себя «хранителем революционного закона», «защитником трудовых масс» и «глашатаем свободы для всех униженных и угнетенных».
В течение своего правления Розас совершенно обезсилил и обезкровил интеллигенцию. Часть ее была истреблена, другая погибла во множестве неудачных восстаний, многие бежали в соседние страны и остаток вынужден был голодом и силой подчиниться красному диктатору и работать у него на службе.
В своем режиме Розас опирался на негров, полубелых метисов, на бывших уголовных преступников и на подонки городской черни, а также на так называемых «гаучосов», т.е. безграмотных полуразбойников, полупастухов.
Им во власть он отдал «бар», причем барами или «белыми» считались все, кто носил сапоги и имел постоянную квартиру.
Им был объявлен систематический террор, который Розас живописно называл «выжиганием белых каленым железом».
Всякая независимая печать в стране была запрещена, и в тогдашней Аргентине, как и в современной России, существовали только одни газеты — казенные.
Для истребления своих политических противников и вообще самого духа политического протеста были введены постоянные «революционные народные трибуналы». Заседавшие в них бывшие каторжники, негры, метисы и пьяные бродяги действовали не по законам, а по «революционной совести».
Осужденным «врагам народа» отрезывали голову. Но так как носителям «революционной совести» такая казнь казалась слишком быстрой и мягкой, то палачей обычно вооружали тупыми, зазубренными ножами, «чтоб белый чувствовал, что его убивают. Головы осужденных таким образом не отрубались, а отпиливались, чтобы продлить их муки.
Как мы видим, Чека уже имела своего предшественника в истории.
Некоторые провинциальные комиссары изобретали новые казни. Комиссар провинции Сант-Яго, по имени Ибарра (бывший пастух), лучший друг Розаса, придумал «обшивание кожей». Осужденных сгибали живыми так, что голова приходилась к ногам, связывали таким образом, завертывали в только что снятую воловью шкуру, а затем оставляли так на солнце. Кожа, высыхая, сжималась и ломала на двое осужденного. Тюк с казненным, сохранявшим тогда еще признаки жизни, привязывался к хвосту дикого коня, которого отпускали потом на волю.
Жен и дочерей «blancos» жгли каленым железом, если «контр-революционер» убегал. Даже ношение национальных цветов Аргентины,  белого с голубым, признавалось важным преступлением: диктатор признавал лишь один цвет — красный, «colorado».
Розас создал сильную армию, всецело зависевшую от диктатора и преданную ему.
Интеллигенция отчаянно сопротивлялась. В 1839 году аргентинская молодежь составила, под предводительством поэта Эгеварио, тайное общество — «Майская Ассоциация». Теперь в каждом аргентинском городе есть «Майская площадь» в память этого общества. Заговор был раскрыт и утоплен в крови. Другое общество «Южная Лига» подняло восстание и было разбито при Гаскомусе. Патриоты ушли в эмиграцию, которая, главным образом, сконцентрировалась в Монтевидео. В 1842 году Марко Абельянедо составил против «Калигулы 19-го века» «Северную Лигу». Удалось поднять восстание в нескольких провинциях: Тукумане, Сальта, Хуху, Катамарке, Риохе и Кордове. Восстание было подавлено, а вождю отрезали голову.
В своем внутреннем управлении Красный диктатор вместе со своей шайкой воспроизвел решительно всю ту же картину «революционного творчества» и «революционного строительства», какая развернулась в России на наших глазах за ряд лет большевицкой власти.
Декреты сыпались на голову подавленного народа, как из рога изобилия, ибо каждую свою мысль, как бы она ни была нелепа, Розас любил превращать в декрет. Количество его декретов в этой несчастной стране исчисляется тысячами. Тут мы видим декреты и об отмене религии, и о насаждении материалистического просвещения, свободного от поповских суеверий, и о «революционном театре», и об отмене церковного брака, и о свободной любви, и о «выжигании каленым железом» последних «белых» («буржуев» того времени), о постоянных революционных трибуналах, о ненужности писаных уголовных законов, кроме судейской революционной совести, о принудительном назначении жен и дочерей «белых» для надобностей войсковых частей, а также для очистки нечистот и для уборки улиц и казарм и т. д. и т.д.
Были широковещательные декреты о том, что пламя Аргентинской свободы освободит все народы мира от «белой власти» и о том, что задача Аргентинской красной республики стать во главе всего освобожденного мира, который должен, стряхнув иго, признать ее своим вождем.
Но по тому дальнему времени, когда не было телеграфов, «народам мира» было мало дела до того, что творилось в Южной Америке, в какой-то Аргентине, и в этой горячей каше из вранья, пыток, сумасшедшей болтовни и крови, варились только одни злосчастные аргентинцы.
Все другие державы, в частности Европейские, одни подвергли Аргентину строгой блокаде, другие просто прекратили с ней всякие сношения.
Естественно, что вопрос о международном признании весьма озабочивал Розаса, как он теперь озабочивает Ленина, и он делал все усилия, чтобы любою ценой добиться этого признания.
Дело в том, что в итоге красного режима Розаса, совершенно так же, как в итоге красного режима Ленина, все хозяйство, промышленность и торговля страны были разрушены, местные деньги не стоили ни гроша, страна была в корне разорена и народ не выходил из состояния постоянной голодовки и обнищания, причем при Розасе, как и при Ленине, кое-как хватало только на армию, да на членов партии «Красных».
Поэтому Розас всячески старался добиться признания иностранных держав, маня иностранцев всевозможными «концессиями».
Интересно отметить, что на эту приманку сто лет тому назад, как и теперь, первыми откликнулись англичане.
Англия, сперва суровее всех проводившая блокаду Аргентины, первая вступила в переговоры с Розасом и, не признав его официально, однако ж сделала это косвенно, заключив с ним торговый договор.
И аргументы тогдашних английских газет приводили в ярость Аргентинскую белую эмиграцию, которая, как и теперешняя русская, делала все, чтобы открыть всем глаза на существо «кровавой диктатуры».
Согласно показанию историка аргументы сводились к следующему. Благочестивые манчестерские купцы, желавшие торговать, говорили:
«Когда к нам в лавку приходить покупатель, мы не просим у него доказательств, что он не бьет жены». «Мы не имеем права вмешиваться во внутренние дела другого государства», — писали те самые газеты, который как раз в это время проповедывали вмешательство во внутренние дела Италии, открывая подписку для помощи отрядам Гарибальди, восставшего против Неаполитанского Короля Фердинанда, прозванного «Король Бомба».
«Наивные эмигранты», — иронизирует историк, — «Они не понимали, что это так просто: диктатор Розас мог предложить великолепные концессии, тогда как «Король Бомба» был беден, как церковная крыса».
Словом, Англия тогда поступала совершенно так же, как теперь, когда, проповедуя невмешательство во внутренние русские дела, она в то же время назойливо вмешивается во внутреннюю жизнь Турции, или Австрии, или Германии, или Венгрии.
Другие английские газеты соглашались, что Розас прежде «поступал несколько сурово», но уверяли, что диктатор, «почувствовав ответственность власти», превратился просто в сильного человека. «Раз диктатор держится 20 лет, значит его правление угодно народу», — писали другие английские газеты. «Кроме Розаса нет никого, кто мог бы стать у власти», — писали английские газеты, как пишут они теперь, говоря, что, каков бы ни был большевицкий режим в России, его «некем заменить».
Были конечно, и тогда иностранные газеты, которые, по невежеству от дальности расстояния или просто получив взятку от агентов Розаса, расписывали это дикое чудовище в качестве возвышенного защитника чистых республиканских идей, стоящего за народную свободу против «реставрации».
И тогдашняя аргентинская эмиграция, как теперь наша, приходила в понятную ярость от человеческого тупоумия, когда читала в английских газетах, что «республиканец» Розас борется с «чёрной реакцией».
Впрочем, тогдашняя свободолюбивая аргентинская эмиграция, как и русская эмиграция наших дней, обречена была видеть перед собой не только печальное зрелище иностранных перьев, пишущих ложь, быть может, по невежеству, но и позорное зрелище собственных аргентинских писателей и журналистов, сознательно продавших себя для рекламы кровавой гориллы, Розаса.
Внутри страны красный диктатор завел несколько красных газет, где продажные перья восхваляли «красного преобразователя мира» и «блюстителя революционной совести», твердя без конца, что власть Розаса «прочна, как гранитная скала», что народ любит «своего» Розаса, совсем, как советские журналисты, уверяющие, что русский народ обожает своего Ильича. При этом о безчисленных восстаниях и вспышках, никогда не потухавших в Аргентине, неизменно говорилось, что «это дело рук белых подстрекателей из-за границы и что число повстанцев сводится к ничтожным белобандитским шайкам, который на днях будут ликвидированы».
Параллель того времени с современностью доходит до мельчайших подробностей.
По соседству с Аргентиной, в Монтевидео было средоточие белой аргентинской эмиграции, откуда шла идейная борьба против красной власти и призывы о помощи к правительствам цивилизованных стран.
И вот Розас через своих агентов, не жалея денег, заводит там то, чем теперь является «сменовеховство». Скупив за хорошую плату нескольких слабых духом и безпринципных писателей из состава эмиграции, он заводит там «независимую газету» — «Диарио», совершенно то же, что теперешнее Берлинское «Накануне».
Цель газеты — разлагать эмиграцию, проповедуя приятие красной власти Розаса и возвращение на родину, и в то же время отстаивать Розаса в глазах иностранцев и добиваться признания ими правительства «красной Аргентины».
Все эти продажные перья, в своих статьях, как и молодцы из «Накануне», кружились около следующих основных положений:
1. Красная диктатура Розаса — в интересах всего человечества. Всякая интервенция снаружи есть оскорбление человечества и позор для народов мира.
2. Всякая попытка свергнуть эту диктатуру извнутри есть неслыханное преступление, достойное самых страшных казней.
При этом тогдашние «сменовеховцы» всячески старались оправдать террор, объясняя «всему миру», почему Розас, хотя он убежденный гуманист, антимилитарист и красный защитник народа, вынужден править при помощи казней. Их задачей было доказывать, что именно казни-то и являются величайшим проявлением гуманности Розаса, так как при уничтожении «друзей белой тирании», Розас, как народный диктатор, обязан быть безпощаден в интересах народа.
По словам историков, честные аргентинцы ядовито делили все тогдашние продажные перья на 3 категории.
Во-первых — «льстецы» (adulatores). Это были подлизы, литературные прихлебатели, чья специальность была расхваливать персону Аргентинского «Ильича» и его министров, описывать их мудрость, безкорыстие, популярность у народа, возвышенную широту замыслов и т. д.
Во-вторых — «врали» — (embusteros). Это — рекламисты, чья задача расписывать удивительный порядок, наладившийся в Аргентине под красною властью, ее растущее процветание, стремительное развитие промышленности и торговли и т. д. Они работали главным образом, чтобы втирать очки иностранцам и заманивать в Аргентину иностранные капиталы.
В-третьих — «сводни» (alcahuetas), последняя и самая низкая категория, куда относятся те из более или менее видных писателей, перебежавших к тогдашнему «сменовеховству», чья цель была, стараясь сохранить некоторую маску приличия и убежденности, развалить, эмиграцию, привлечь за собой в свой «независимый» Диарио ее заметные имена и тем показать иностранцам, что даже «белые» признают красный режим, как народный. Эти «сводни» были, так сказать, идеологами тогдашнего сменовеховства, вроде теперешних Горьких, Толстых, Ключниковых и т. д.
Но нет ничего на свете, что не пришло бы к своему концу.
Так кончился и трагический фарс в Аргентине.
В 1852 году, после ряда прежних неудачных восстаний, было, поднято новое, во главе которого стал генерал Хозэ Уркис, один из военных помощников диктатора. Восстание было начато с незначительными силами нескольких  восставших красных частей. Но гнев народа, зажатый красным гнетом, очевидно уже созрел. Другие красные части, вместе с массами народа, стали быстро переходить на сторону восстания, дружно и с места поддержанного эмиграцией.
2-го февраля 1852 года казенные журналисты еще осыпали бранью «белые банды» Генерала Уркиса, посмевшего восстать против «народной власти» и пророчили их быструю ликвидацию.
3-го февраля войска Розаса были разбиты на голову при Монте Казерос, и диктатор сел вместе с своими министрами на английский корабль, на котором вскоре отплыл в Англию, куда, как оказалось, он заблаговременно перевел свои огромные награбленные богатства и где благополучно умер, проживя много лет в роскоши.
Казенные газеты сразу замолчали.
15-го февраля освободительная белая армия Генерала Уркиса вступила в столицу, Буэнос-Айрес, осыпаемая цветами.
Кошмар, длившийся более 20 лет, кончился.
И что всего интересней, — всех громче распинались в честь освободителей родины недавние «льстецы», «врали» и «сводни», которых содержал Розас. И первое правительство, немедленно признавшее Генерала Уркиса, было английское.
Так кончилась история красной диктатуры в прошлом веке в Аргентине. Так кончится она и у нас в России.
Четыре акта старой пьесы повторились. Повторится и пятый. Железный ход истории не знает отмен.
Только, я верю, для России не понадобится 23 года, чтобы изжить красную напасть. Слишком быстро развертывается пьеса, и слишком очевидно коммунизм, перегоревший и прогнивший, ненавидимый народом и давно им разгаданный, катится к своей могиле. И слишком заинтересован весь мир в том, чтобы вернуть в семью культурных держав нашу гигантскую Россию.
Мы не знаем еще, кто будет тот вождь, кому суждено ниспровергнуть кровавую власть коммунистической Ленинской шайки. Но он придет.
И от самих русских людей зависит сделать, чтоб он пришел скорей. И при этом вовремя позаботиться, чтобы Ленин и Троцкий с своими присными не успели благополучно уехать на покой в Англию с краденым золотом, как это сделал Розас.
Погубители России должны понести свою кару. Русские — не аргентинцы.
Это — вопрос русской чести!