 ОБРАЩЕНИЕ К ЧИТАТЕЛЮ:
В современной России проводится политика памяти в отношении нацизма с целью не допустить повторения трагических событий прошлого века. В отношении же событий девяностых годов проводится систематическая политика забвения. Однако отказ признавать проблему не решает ее: это лишь провоцирует тяжкую разобщенность и непонимание между русскими и чеченцами в современной России. Замалчивание нашей истории, пусть даже ее трагических моментов, нежелание извлечь урок может привести к тому, что в будущем трагедия повторится еще в каком-то регионе. Возможно, еще с более тяжкими последствиями. Такого просто нельзя допустить.
Данный сборник является попыткой донести до читателей правду о событиях в Чечне. Он составлен из воспоминаний русских жителей Чечни о предвоенном и военном времени. В него включены документы и свидетельские показания людей переживших Геноцид в Чечне.
Более 40-ка тысяч русскоязычного населения было уничтожено чеченскими бандитами при поддержке населения. Умалчивается и о том, что клика Дудаева оснащалась русским оружием, а весь мятеж далекая Москва не хотела видеть. К чему это привело, каждый из вас видит сам. Ведь до сих пор в России гремят взрывы и вновь льется кровь русских. Но вот о том, КАК это начиналось, ОТКУДА это пошло, вы и можете прочесть в этом сборнике.
Каждый выпуск сборника содержит художественную часть (рассказ , воспоминания, письма, стихи) которые написаны обычными людьми, бывшими грозненцами и документы Геноцида.
Лексика авторов сохранена. К сожалению, некоторые из них не подписались или подписались псевдонимами. Их можно понять, они боятся расправы чеченцев с ними и их близкими. Увы, это имеет под собой основания.
Электронную версию сборника Вы можете увидеть на сайте: http://genocide-chechnya.front.ru/. Если же захотите нам написать, то к вашим услугам наш почтовый ящик – genocide_chechnya@rambler.ru .
Редакция – Группа Грозненцев.
ВСЕ МАТЕРИАЛЫ СБОРНИКА ЯВЛЯЮТСЯ ЛЕГАЛЬНЫМИ И ОПУБЛИКОВАНЫ В КНИГАХ, ЖУРНАЛАХ, ПЕРИОДИЧЕСКИХ И ЭЛЕКТРОННЫХ ИЗДАНИЯХ (АРИ Новости, ФСБ Российской Федерации, электронные библиотеки, авторские сайты). ПЕЧАТАЕТСЯ С РАЗРЕШЕНИЯ АВТОРОВ.
Грозный. Несколько дней...
ПРЕДИСЛОВИЕ:
Я попытался очень сжато описать хронику жизни в «мирном» Грозном до и во время «чеченской революции». Сразу приношу свои извинения за возможные хронологические неточности. Ведь за эти годы произошло слишком много событий в моей жизни, и я не могу точно вспомнить последовательность всех событий.
К сожалению, я не смог описать все, что происходило в то время, многое вспомнилось уже позже, когда рассказ был закончен. Я решил не переписывать его. Надеюсь, что даже то, что написано, дает представление читателю о жизни простых людей в те неспокойные годы.
Мои друзья, гроненцы,которые отозвались на этот рассказ, просят меня писать о Грозном еще и более подробно. Вынужден огорчить их отказом.
Слишком тяжело вспоминать это все. Вспоминать подробности и опять возвращаться в прошлое. Три года после бегства из Чечни каждую ночь я опять воевал. Каждую ночь обливался потом и просыпался от страха, когда во сне у меня не было патронов или оружия, а шаги чеченов все ближе и ближе. Каждую ночь я видел развалины домов, магазинов, вырубленные скверы и сожженный остов своей квартиры.
Сейчас я сплю спокойно и не хочу возвращаться в эти кошмары. Извините меня.
Многие грозненцы рассеяны сейчас по России. Многие из них могут написать гораздо больше и лучше, чем я, ведь я не профессиональный литератор, обычный технарь. Тех из них, кто отозвался, я попросил тоже написать об этом, но… Как написал один из них – М., он просто боится за свою семью. Ведь чечены сейчас заполонили Россию, чувствуют себя безнаказанными, и легко могут убить любого, кто отважится описать виденное. Ведь написанное становится документом, осуждающим виновников случившегося, а написавший – свидетелем. Я его понимаю и не осуждаю. Он беспокоится о безопасности своей семьи.
Мне тоже не раз поступали «отзывы» на этот рассказ с обещанием «оторвать бошку», «замочить», «прирезать» и т.д. Как видите, его опасения оправданы, ведь он в России и его защищать некому.
Рассказ написан по просьбе писателя В.Н. Миронова (автора книги: «Я был на этой войне») воевавшего в первой чеченской войне (1995).
1990…
…Ну, все! Работа закончена, теперь бегом в гараж. Недалек тот день, когда наконец-то смогу выехать на СВОЕЙ машине. Конечно, это не «мерс», даже не «жигуль», а всего-навсего «запор». Понимаю, что стыдно в 38 не иметь машины, если всегда хотелось, но тут уже ничего не попишешь. И сам вроде не безрукий, два шестых разряда и ВКР, не считая кучи смежных специальностей, да и работаю вроде non-stop сразу после армии, да вот не повезло. И жена преподаватель, что называется, от Бога, имеет приработок плюс к моим шабашкам, но на жизнь в достатке так и не наскребли. Как там говорится в пословице: «От трудов праведных…»?! Нет, я, безусловно, знаю, что про нас в России говорят, не раз слышал: «Вы там все богатые на Кавказе, деньги лопатой гребете!..» Ну, и прочую чушь.
Не могу обижаться на людей: откуда им знать, кому на Кавказе жить хорошо? Никогда ведь не писали правду о том, что «старший брат» на то и старший, чтобы «младшему» дорогу уступать. Как за станком или в горячем цехе, так это – для «старшего», а «младшего» беречь надо от грыжи и усталости. Вот и придумали такие должности, как завскладом, завмаг, прораб и прочие, где «младший» мог бы себя не сильно утруждать. Ну, а если учесть, что у него еще тейп бесчисленный, то, как только один пролез, так и потянулась цепочка всевозможных родственников на аналогичные места, где и усушка, и утруска, и открытые махинации можно делать. Риска никакого, вокруг все свои, а если и «загремит» кто-то, так ненадолго. На Кавказе издревле барашка в бумажке почитали. Не взятка это, а подарок.
Конечно, не без того – нацкадры и в колхозах работали, на промыслах, на фермах, но там, где можно что-то иметь – исключительно только они, с некоторым процентом других нерусских. Плюс к этому привычка сорить деньгами (а чего их беречь, если легко достаются?), особенно на курортах или в министерствах. Вот и пошла слава о богатом Кавказе. Сильно укрепляли эту славу различные комиссии и проверяющие из стольного града. Гостей на Кавказе почитают – правда, не всех, а начальствующих. Не только угощение царское, но и подарки невиданные. Именно после такого гостеприимства и возлюбил известный наш «правозащитник» Сергей Ковалев своих будущих подшефных.
Ну, а поскольку ни к лику высокого начальства, ни к «младшему» брату мы не относились, то, соответственно, и жили на зарплаты и на то, что удавалось подработать. Кстати сказать, зарплаты у нас были ку-у-да меньше, чем это из России представлялось, и уж совсем не такие, какие москвичи получали. Да и покупать нам приходилось на «толчке» то, что они запросто в магазинах брали, по госцене. Поэтому в отпуск не к морю ехали, а в Москву, чтобы хоть одежду и обувь купить, не переплачивая семь шкур. Поэтому и жили от получки до аванса, потом занимая. Кому-то в жизни повезло больше, кому-то меньше, но так или иначе, шла она своим чередом, и каждый знал свой путь наперед.
Помню, какое всеобщее ликование вызвал приход к власти Горбачева. Буквально массовый психоз. Все себя именинниками почувствовали. Если бы этим ликующим людям дано было хоть на пару лет вперед заглянуть! Круто он наворотил, такую национальную кашу заварил – долго еще чесаться придется. Наверное, именно с его приходом совпало то, что я стал «видеть» немного вперед, я это называю интуицией, и научился анализировать обстановку. Должен с горечью признать, что все мои предсказания, к сожалению, сбылись – и даже гораздо страшнее, чем я этого хотел.
С машиной мне «повезло», но выбора особого не было. С каждым днем экономика все больше зверела. Гробится сельское хозяйство; химия, индустрия еще как-то держатся. И если на материке пока все тихо, то у нас в Чечено-Ингушетии уже вовсю перебои с зарплатой, вот-вот что-то рухнет. Надо спешить. В результате поисков удалось найти то, что с усилиями удалось оплатить. Договорились за 6 тысяч. Рассчитался золотым кольцом, подаренным мне моей матерью еще в застое (из расчета 500 руб.), облигацией займа черт-те какого года (тоже подарок родителей), выигравшей 2,5 тысячи, и 3 тысячами наличными, правда, часть пришлось брать в долг у родителей одной ученицы, и моя жена отрабатывала взятое еще полгода. В результате мы стали обладателями симпатичного белого кузова модели ЗАЗ-968М, с набором колес, с разобранной панелью и разобранным двигателем, шестилетней «молодости». Благодаря тому, что несколько лет машина простояла в сарае, коррозия ее не успела съесть, но вот куры, проживающие в сарае по соседству, видимо, частенько ее навещали. Впоследствии пришлось долго вычищать солому и куриный пух.
Отогнали на буксире в гараж знакомого в Заводском районе и приступил к ее сборке. Автомобильного опыта у меня практически не было, никаких схем тоже, но методом «бубочка к бубочке» за месяц работы (после рабочего дня) удалось оживить. Легче всего было разобраться с электрической частью, благо опыта в этом мне не занимать, но и железки в итоге встали на свои места, с помощью консультаций у спецов. Очень многого не хватало, но наши люди нигде не пропадут. Всегда можно пробежаться по соседским гаражам. Автолюбители – одна семья, а я еще и начинающий, разве кто не поделится «с барского плеча»?! Просиживать за работой приходилось далеко за полночь, а иногда и ночевал там же, в гараже. В тот день, когда машина начала впервые чихать, обрадованный успехом и чтоб не сглазить удачу, решил закончить пораньше. Было часов 9–10 вечера. Спускаться к трамваю минут 15, до Центральной. Потом до Грознефтяной, еще минут 20 пёхом до 12-го Треста – и дома. Маршрут наработанный, единственно, о чем я не подумал, так это о безопасном времени. Но тут надо внести небольшую ясность.
Уже много лет, начиная примерно года с 80-го, нормальные люди с наступлением темноты старались не покидать безопасные стены. Ведь мы жили в республике, в которой законы и власть были сугубо номинальными, а учитывая специфические черты местного населения, в вечернее время становилось, мягко говоря, небезопасно. Чечены всегда косо смотрели на иноверцев, а после того как Горбачев успешно раздробил страну и каждая национальность стала стремиться к суверенитету, изгнать «захватчиков» стали мечтать все. Кто-то это делал вполне цивилизованно, кто-то лишь начинал об этом говорить, чечены же приступили к решению этого вопроса по-своему. Даже в далекое застойное время наша республика занимала первые места по криминалу. Практически каждый чеченский или ингушский пацан ходил с ножом и без стеснения пускал его в ход. Грабежи, избиения, насилие были настолько обыденны, что уже не воспринимались. Ну разве что иногда, когда жертва оказывалась высокого полета, как, например, ведущая актриса одной из трупп, гастролировавшей в нашем драмтеатре. Чечены умудрились своровать ее сразу после представления, а нашли ее лишь на следующий день, порезанную на кусочки. Кроме того, органы смотрели на все это сквозь пальцы. Наготове всегда было утверждение о «горячей кавказской крови» и о том, что нельзя обижать «младшего» брата. Вот если ненароком русские парни изобьют чеченских, вот тут уже все поднималось на дыбы: «Как они посмели?!».
Некоторые уезжали, кто-то приезжал. Уезжающих было мало, как и везде. Кое-кто, в том числе и я, начинали понимать, что надвигается гроза. Сказать, что она разразилась внезапно, нельзя. У нас в городе выходила на листке программа телевидения, а на обратной стороне печатались объявления о междугороднем квартирном обмене. Вначале они занимали только четверть страницы, потом их стало больше. Я внимательно анализировал их количество и содержание.
Цифра уезжающих практически не увеличивалась, но число желающих приехать стало расти. Причем въехать стремились чеченцы. Вскоре объявления стали занимать всю вторую сторону и переползли на первую. Я четко понимал, что это означает. Говорил на эту тему с друзьями, знакомыми и родителями. Все от меня отмахивались – несерьезно, мол. Понятно же, что чечены и ингуши хотят жить в своей республике, ведь сейчас все хотят независимости. Не раз и я хотел обменяться и разговаривал на эту тему с женой. Она была за, но… Все упиралось в родителей. К сожалению, наше воспитание не позволяло сбежать самим и оставить родителей на произвол судьбы. Они же не собирались уезжать. Над моими прогнозами они смеялись. Говорили, что чечены перебесятся, получат свою суверенность, и все пойдет по-прежнему.
– Да и подумай сам, разве они могут обойтись без наших рук, ведь техника не для них, везде русские руки нужны. А нефтезаводы разве они потянут?
Но если мои родители были еще не совсем старые, им не требовался уход и в крайнем случае они были способны на «резкий старт» (как оно потом и вышло), то с родителями жены оказалось гораздо труднее. Они были практически полными инвалидами. Ее отец мог с палкой до Аракеловского минут за 40 дойти, хотя идти всего метров 300, а вот мать могла только по квартире передвигаться. Поэтому нам приходилось приносить продукты, ходить в аптеку и каждый вечер помогать им по дому. Они тоже не хотели покидать насиженное место, хотя у них и была прекрасная возможность, ведь их сын (старший брат моей жены) был профессором во Владивостоке и занимал в городе известное положение. Но он не проявлял никакого желания забрать своих родителей, да и они не хотели срываться. Поэтому нам с женой и пришлось остаться. Правда, учитывая предстоящие перемены не к лучшему, мы поспешили обзавестись транспортом, как бы трудно это не было. И, как оказалось впоследствии, он не раз спасал нам жизнь.
Обычно я возвращался из гаража после 12-ти ночи. К тому времени было уже более-менее спокойно. Все уже успевали нагуляться и разбрестись восвояси. В этот раз, счастливый, я просто не подумал, что выбрал неудачное время – было часов 9–10. Запрыгнул в полупустой трамвай, сел на одно из передних сидений за водителем и погрузился в мысли о том, что еще можно усовершенствовать в «машинном» процессе. В вагоне было несколько пожилых людей, сидевших кое-где по салону. На следующей остановке вошла кучка молодых чеченов, и, остановившись у заднего стекла, они начали гоготать. Я понимал, что если они обратят на меня внимание, мне несдобровать, но до моей остановки оставалось всего два проезда, и я надеялся, что пронесет. Однако надеялся зря. Голоса стали приближаться и становились все более злыми и визжащими, они накручивали себя.
Мгновенный расчет: по голосам – четверо. Уповать на «джентльменскую» драку глупо. Недаром еще двести лет назад таким вот присвоили кличку – «шакалы». Плюс к этому ножи. Если начну сопротивляться, все равно зарежут, но тогда под угрозой и моя жена, ведь они не успокоятся, пока не отомстят семье своей жертвы, которая посмела сопротивляться. Оставалось одно: скрипеть зубами и терпеть.
– Ну что, жид? Здесь тебе не Москва...
Удар сбоку в лицо! Очки вдребезги, кровь залила глаз. Удары еще и еще… Перестал что-либо соображать, в ушах звон, только одна мысль: не двигаться и не упасть. Остановка; голоса стали удаляться.
Попробовал провести ревизию. Осколок стекла над глазом – выдернул. Кто-то подал разбитые и измятые очки. Сказал спасибо и бросил их на пол. Встал, осмотрелся, один глаз еще видит: те же самые пожилые люди, все смотрят вниз, в пол. Я их понимаю и не осуждаю. Только одна старушка-чеченка, сидевшая недалеко от меня, начала охать.
– Вах-вах! Что они с тобой сделали, хулиганы?!
Вот тут я не выдержал – ручьем потекли слезы. От бессилия, от необходимости сдерживать себя и не пытаться дать сдачи, от стыда и ненависти к себе…
– А что же ты раньше молчала? Ведь это же ТВОИ внуки! Они же ОБЯЗАНЫ тебя слушать! А теперь ты меня жалеешь? Запомни!!! Когда вас будут уничтожать как бешеных собак, будут убивать твоих детей, внуков, вспомни меня! Вспомни, как ты молчала!
Трамвай остановился, я вышел. Как дошел домой, не помню.
1991…
Жизнь с каждым днем становится все веселее. Безвластие. Нет, конечно, людей в милицейской форме на улицах полно, но республика уже вышла из подчинения каким-либо законам. Кого эта милиция бережет – неизвестно. На улицах полно вооруженных чеченов в штатском и в пятнистом. Зарплаты и пенсии задерживаются на несколько месяцев и полностью не выдаются. Задержки становятся все продолжительнее. Захвачено и разграблено новое высотное здание КГБ. Позже подробности захвата мне рассказал наш знакомый, майор КГБ, работавший в этом здании. В выходной день в здании было только двое дежурных. Их пост находился в вестибюле. Когда толпа стала ломиться в запертые двери, один дежурный, русский, пошел к дверям, чтобы переговорить с толпой. Его напарник, чечен, несколько раз выстрелил ему в спину, после чего открыл двери и впустил всех желающих. Начался грабеж и вандализм. Бандиты захватили тысячу полных комплектов обмундирования и вооружения для спецназа. Но грабили не только это. Тащили все, вплоть до авторучек и бумаги. Что не могли взять, крушили на месте. В здании имелась уникальная телефонная аппаратура. Таких комплектов было выпущено всего 5 или 6 на весь Союз, стоили они колоссальных денег. Аппаратура была расстреляна и разбита.
Позже русские ребята, техники из центрального отдела охраны, были «приглашены» как специалисты, чтобы восстановить работоспособность аппаратуры хотя бы частично. Как своему бывшему коллеге они рассказали мне, что они там увидели. Все здание было превращено в один огромный туалет и свинарник. Ободранные, грязные стены, кучи кала в коридорах, лужи мочи и блевотины. На аппаратуру нельзя было смотреть без содрогания. Порубленные кабеля; вырванные из панелей провода; там, где находились индикаторы или лампочки – разбросанные и раздавленные блоки и платы. Конечно, ни о каком восстановлении и речи быть не могло. Но даже если бы что-то и можно было сделать, ребята не имели желания об этом говорить. Они уже знали, что это будет работой на врага.
Как бы убежденно ни говорили, что все работают только за деньги, люди уже начали просыпаться. Не все продается и покупается…
Захват произошел, Москва предпочла его не заметить, чечены убедились в своей безнаказанности. Но об этом знали немногие даже у нас в городе, ведь никого не интересуют подобные ведомства и их судьба. Гораздо больший резонанс в городе вызвало похищение ректора нашего университета – Канка- лика.
Цель похищения была довольно проста, несмотря на последующие официальные версии и объяснения. Чечены дали понять, кто в республике хозяин, и что будет с теми, кто этого не понял. Шел процесс выдавливания «неверных» со всех руководящих должностей. Среди наших знакомых были люди разных слоев, в том числе и руководители предприятий и заводов. От них мы уже слышали о том, что чечены предлагают им добровольно уйти со своих должностей. Но всерьез никто к этому не относился, и только после демонстративного похищения ректора все поняли, что это не шутки. Похищение происходило нагло и открыто. Среди рабочего дня, во время обычных занятий, подъехали вооруженные чечены в штатском, прошли в кабинет ректора, вывели его, запихнули в машину и благополучно уехали. Свидетели происшедшего резко все «забыли» и отказались что-либо говорить. Через несколько месяцев официальных поисков где-то якобы нашли сожженный труп, но настоящей правды мы, видимо, не узнаем никогда. Только в одном можно не сомневаться: смерть Канкалика была ужасной, ведь попасть в руки зверей в людском облике – это страшно.
Каждый день ходим на работу, обсуждаем новости, и при этом постоянное ощущение какого-то сна, нереальности происходящего. Вроде все, как всегда, но что-то угрожающее висит над головой. Стали постреливать. Магазинные полки начинают пустеть. Продуктами можно запастись только на базаре. Цены растут, но денег практически нет. Взять из сберкассы свои кровные, то, что откладывалось годами на «черный» день – невозможно. Вечером город пустеет. Где-то вспыхивают перестрелки. Кто с кем воюет, неизвестно. Те, у кого есть огороды или дачные участки, отваживаются на вылазки только в дневное время, но часто бесполезно. Урожай уже кем-то собран, а от сторожей ничего толком не добьешься. Да и что может сделать дедуля с двухстволкой против бандитов, вооруженных современным оружием? Единственное, что он может – забиться в свою хибару и молиться, чтобы его не тронули.
Мне на работу позвонил отец.
– Ты был прав, срочно ищи, кому продать нашу квартиру, мы с матерью хотим уехать.
– Дозрели?
– Да. Это ужасно. По телефону говорить не хочу, приезжай.
«Хрущевка» моих родителей стояла в центре, на улице Партизанской, напротив Художественного фонда республики. С четвертого этажа они собственными глазами наблюдали картину, которая со временем стала обычной в разных местах города. Возле здания фонда проходили несколько русских парней. Мимо них проехала «волга», потом остановилась. Из нее выскочили вооруженные чечены и буквально в упор изрешетили ребят из автоматов. Потом не спеша сели в машину и так же не спеша уехали. Ни о каких мафиозных разборках речи быть не могло, у нас такого никогда не водилось. Когда мои родители увидели это, до них наконец дошло, что такое «независимая Ичкерия». Они прошли войну, воевали, но эта картина потрясла их своей бессмысленной жестокостью.
Знакомых среди чеченцев у нас было много, но выбрать из них наиболее подходящего покупателя, чтобы за эти же деньги не пришлось платить собственной жизнью, оказалось трудно. Через неделю вопрос уже был решен. Один из наших приятелей, преподаватель университета, интеллигентный парень нашего возраста, с удовольствием воспользовался этой возможностью. У него из России возвращались родственники, и довольно символическая стоимость квартиры, так как цены уже сильно упали из-за большого оттока населения, их только обрадовала. За несколько дней перед продажей квартиры отец попросил меня перегнать его «пятерку» к родственникам в Прохладное. Сам он водителем был аховым: если сказать честно, не накатал на ней за 3 года даже обкатки, и такого пути просто не осилил бы. Это путешествие было, мягко говоря, очень рискованным, ведь часто водителей убивали даже за более старые машины. Случаев было много, причем убивали не только «неверных», но даже и своих, а тут практически новая, экспортного варианта, «пятерка». Но выхода не было. Отец с ней расставаться не хотел, это была его любимая игрушка, которую он смог купить, честно отработав всю свою жизнь. Выезжал только иногда, на рыбалку и в гости, остальное же время сдувал с нее пыль и елозил губкой.
Собирался я недолго. Положил в багажник 2 канистры бензина, так как перебои с бензином были уже довольно часты, для маскировки – старую сеть, еще какого-то рыбацкого хлама, и 2 бутылки водки в бардачок. Конечно, водку я брал не для того чтобы пить, – эта «валюта» всегда была в ходу. Утром, пораньше, пришел в гараж, перекрестился, хоть и был еще некрещеным, и стартовал. Самое страшное и рискованное – пересечь нашу границу.
До поста, отделяющего Чечено-Ингушетию от Осетии, я доехал часов в 10 утра. Старался специально попасть туда не слишком рано, чтобы не привлечь к себе лишнего внимания, а так, чтобы какое-то движение уже началось. Подъезжал тоже не очень быстро. Как назло, ни одной машины-попутчика не было, да и кому охота шляться, на пулю нарываться? Машин вообще практически не встретил.
Не повезло. От костра, горевшего невдалеке от поста, окруженного кучкой людей, кушавших шашлык, отделилась фигура и, пошатываясь, пошла ко мне, даже не делая знака остановиться. Чуть не волоком, за ремень, «джигит» тащил автомат, а возле отдыхающих у костра стоял крупнокалиберный пулемет, направленный вдоль дороги по направлению к Осетии. Конечно, если нажать на газ, то через несколько секунд я смогу оторваться на сотню-другую метров, и он вряд ли попадет, реакция у него не та, но пулемет установлен уж очень удачно, и дальность стрельбы у него куда больше, а машина, к сожалению, может двигаться только по этой прямой дороге. Пришлось тормозить и делать радостное лицо. Вышел из машины. «Джигит» с опухшим, небритым лицом даже не взглянул на меня.
– Что в багажнике?
Увидел канистры.
– Вино?
– Да нет, бензин – на рыбалку еду, где там заправляться?! А водку, конечно, прихватил, какая же рыбалка без водки?
Только тут «джигит» поднял на меня взгляд – правда, не знаю, видел он меня или нет, настолько этот взгляд был бессмысленным.
– Водка – это хорошо, а то у нас кончилась.
Я мгновенно нырнул в бардачок и протянул ему обе бутылки. Он схватил их и, уже отворачиваясь от меня, сказал:
– Будешь ехать обратно, вина прихвати…
Стараясь не спешить, я сел в машину, завел и медленно тронулся с места. Стал плавно набирать скорость. Вперед я практически не смотрел – дорога пустая, только в заднее зеркало – не встает ли кто от костра к пулемету, и все время наращивал и наращивал скорость. Несколько километров, разделяющие посты Чечни и Осетии, пролетел мгновенно, как мне показалось, хотя это были одновременно и самые долгие секунды в моей жизни. Когда я оторвал взгляд от зеркала, то увидел впереди осетинский пост, бетонные блоки поперек дороги, на обочинах ежи и поперечные нашлепки на асфальте. Сразу начал тормозить, но скорость была огромной и влетел на эти нашлепки на весьма приличной скорости. Еще метров двадцать–тридцать чувствовал себя, как на гигантском вибростенде, с трудом удерживая руль. Наконец машина в последний раз ударилась и заглохла. Приехал... От поста ко мне уже бежала цепочка людей в милицейской форме, на ходу передергивая затворы автоматов. Я поспешил выйти и сразу поднял руки. Старший из них, осетин, посмотрел на мои номера, потом на лицо, и сказал не то вопросительно, не то утвердительно:
– Русский? Из Чечни?
Мне оставалось только кивнуть головой. Автоматы опустились.
– Помощь нужна?
– Нет. Хочу только осмотреть машину, ей здорово досталось.
Осетин заулыбался.
– Штраф за превышение я тебе выписывать не собираюсь, хотя несся ты, как на гонках. Страшно было?
Я неопределенно пожал плечами – не могу же я признаться, что было очень страшно.
– Ничего, теперь не волнуйся, езжай спокойно. Все в порядке, ты не первый оттуда.
Мне протянули сигарету, и только теперь я заметил, что у меня сильно дрожат руки. Покурил, отдышался, заглянул с разных сторон под днище, подергал железки и тяги, до которых мог дотянуться. Вроде ничего не оторвалось. Крепкие же у нас машины делают! Попробовал завести. Завелась – правда, не с первого раза, а со второго. Послушал внимательно – звук чистый. Вспомнил, полез во внутренний карман за документами, вытащил. Осетин опять заулыбался.
– Не надо. С тобой и так все ясно. Обратно не собираешься?
– Машину отгоню и вернусь. Там жена.
Он участливо покачал головой.
– Да… Ну, тебе виднее. Удачи!
– Спасибо.
Помахал автоматчикам рукой, сел в машину. Прополз между блоками и постом и уже не спеша поехал дальше. Когда проезжал мимо следующего поста, меня даже не остановили, хотя внимательно смотрели. Видимо, им сообщили с того поста. За этот день я пересек пять или шесть республиканских границ, специально старался сделать круг. Зачем? Не знаю, на всякий случай. В Прохладном поставил машину к родственникам в гараж, оставил им ключи и документы на машину, и вечером сел на проходящий поезд – обратно в Грозный.
Через несколько дней погрузили вещи родителей в контейнер, и в этот же день сели на поезд. Очень трудно было достать билеты на конкретное число, пришлось напрячься, много переплатить, но выехать надо было сразу. За продающими квартиры охотились. Только наивные люди могли остаться в городе после продажи. И часто к таким приходили ночные гости. Мы старались избегать глупого риска. Родители попросили, чтобы я проводил их к родственникам в Рязань. Доехали без проблем; правда, из купе лишний раз старались не высовываться. В Рязани нас встречали. Когда мы вышли на пустой перрон, нас охватило какое-то странное чувство нереальности. Мы ехали в машине по городу, отвечали на вопросы, но это чувство нас не покидало. И только когда мы сели за накрытый стол, наконец-то поняли, в чем дело: нигде не было бесчисленных вооруженных людей, ни в штатском, ни в пятнистых комбинезонах. Мы просто отвыкли от нормальной, мирной жизни. Конечно, у нас не было войны, но город был фронтовым. Мать спросила:
– Может, ты останешься, не будешь возвращаться?
– Мама, там же Ирина!
– Да, я понимаю…
И вдруг с ней случилась истерика:
– Да за что же вам это? Ну ладно, мы воевали, но ведь то были фашисты! А вам-то за что? Вам за что умирать???
Ее с трудом успокоили…
Через день, рано утром, я уехал обратно. Попросил, чтобы никто меня не провожал. Встал затемно, оделся и вышел. Вещей у меня не было, только билет и деньги.
Больше матери живой я не видел. Теперь я не могу посетить даже ее могилу… |
