Приобрести книгу в нашей лавке:

https://vk.com/market-128219689?screen=group

Приезд генерала Корнилова  в Москву. Препятствия, чинимые ему Временным Правительством. Особое совещание. Предполагавшийся арест всего правительства.

Приближался день 12 августа 1917 года Комитет наш располагал точными сведениями из ставки, что ген. Корнилов приедет. Время было тревожное. Керенский имел портфели нескольких министерств, а комиссаром при ставке был Савинков. Всюду уже проникала провокация: офицеры — враги народа, надо их вырезать... В то время командующим войсками московского округа был друг Керенскго — ген. Верховский.

5 августа я отправилась с некоторыми членами комитета к ген. Верховскому, чтобы узнать точно, в котором часу и которого числа приедет ген. Корнилов на особое совещание. Каково было наше удивление, когда, выйдя к нам, еще молодой генерал Верховский заявил следующее: он, как командующий войсками, никакой встречи Корнилова допустить не может и если таковая состоится, то «всю рвань», которая будет встречать Корнилова, он разгонит вооруженной силой.

Когда мы об этом рассказали в комитете, тотчас решено было собрать команду в 300 солдат, вооружить их винтовками и отправить в штаб главнокомандующего. Так и сделали. К 5 час. вечера наша команда выстроилась перед зданием штаба. Я стояла в стороне, следя за тем, что произойдет. Председатель комитета Крылов в сопровождении двух солдат отправился к ген. Верховскому и заявил, что привел с собою ту команду, в которую собирался стрелять командующий войсками...

Крылов был бледен, как полотно. Я очень боялась за него,зная,что у него револьвер. Этот разговор продолжался около часу. Что говорил ген. Верховский припомнить не берусь, но говорил много. Выйдя от него, Крылов сказал мне: «Сволочь, трусы, губят Россию»!

Команда ушла в казармы. Комитет на собрании все же решил встречать Корнилова.

Около 4 час. дня, 10 августа, я была у гр, Бобринской. Приходит один из членов комитета, говорит, что ко мне приехал какой-то князь из ставки. В комитете встретил меня полковник, помнится — князь Голицын, и рассказывал, что приехал из ставки специально к нам и что ген. Корнилов прибудет в Москву 12 августа в 10 час. утра на Александровский вокзал. «О том, как встретить ген. Корнилова, вы сами знаете, — добавил он, — постарайтесь сообщить во все юнкерские училища и иностранные миссии».

Полковник ушел. Мы сейчас же заказал букет из белых цветов с национальными лентами и надписью «Отцу бежавших от бежавших из плена его детей».

Два дня объезжали мы все организации и юнкерские училища, сообщая, что Корнилов будет в Москве 2 августа. Так была подготовлена пышная встреча нашему герою.

Настал давно ожидаемый день. В 6 час. я приехала в комитет, в половине десятого мы отправились на вокзал с развернутым знаменем. Вся площадь перед вокзалом, как и прилегающие улицы, была занята войсками и командами юнкерских училищ;на вокзале были представители всех иностранных миссий, много дам с цветами. Мы прошли на перрон. Начальник станции сообщил нам по секрету, на какой путь придет поезд. Почетный караул заняли юнкера Александровского училища, потом стала наша команда под развернутое знамя, с терновым венком на белом поле и георгиевскими лентами. Дальше стали представители всех родов оружия, женский батальон и т. д. На перроне появился какой-то довольно пожилой генерал. Он подошел к нам и тихо сказал: «Молодцы бежавшие».

Мы долго ждали, поезд все не приходил. Солдаты нервничали: может что-нибудь случилось с Корниловым? Было без четверти час, когда поезд подошел к перрону.

Корнилов вышел из вагона при громком «ура» выстроившихся войск. Поздоровавшись с почетным караулом и приняв рапорт, он приблизился к нам. Его сопровождали офицеры ставки и много иностранных офицеров. Крылов подошел к Корнилову, представил ему «бежавших» и сказал какую-то речь. После Крылова подошла я с букетом цветов и сказала приветствие от имени бежавших из плена, прося Корнилова принять почетное председательство нашего союза. Говорила я и о том, что в плену, томятся миллионы солдат о которых забыла родина.

Корнилов ответил: «Сестра, поблагодарите от меня бежавших, до глубины души тронут их любовью к родине. Испытав плен на себе самом, сделаю все, что будет в моих силах, чтобы остальные пленные вернулись скорей на родину». Затем, став на ступеньки вагона, Корнилов произнес длинную речь, обращенную к войскам. Его отнесли на руках на площадь перед вокзалом, где он сказал вторую речь. Кончил, и войска начали перед ним дефилировать.Когда проходила наша команда, Корнилов протянул к нам руку и громко крикнул: «Молодцы бежавшие, спасибо бежавшие»!

Команде приказали не расходиться из казарм, — она могла еще понадобиться, — а начальствующие вернулись в комитет. Я села у телефона. Все время телефонировали нам то из юнкерских училищ, то из союза офицеров, армии и флота и т. д., спрашивая, готова ли наша команда, может ли явиться с винтовками по первому требованию?

Часа в 4 приехал какой-то полковник (фамилии его не помню) и сказал, чтобы мы держали команду в полном боевом снаряжении, так как возможно произойдет арест особого совещания, и команда понадобится, как надежная сила. Но до позднего вечера телефона не было, арест не состоялся. Думаю, что потом об этом пожалел сам Корнилов, так как это был тот единственный момент, когда он могь ,опираясь на настроение Москвы и народных масс, объявить себя диктатором, арестовав все правительство. Он этого не сделал. Это было большой ошибкой.

Вечером явился к нам князь Друцкой-Соколинский, редактор газеты «Война и миръ».

Весь комитет был в сборе, сидело у нас в номере много офицеров, бывших на излечении в московских госпиталях и поддерживавших с нам связь. Не помню кто из наших солдат заметил тогда, что теперь конец Корнилову: раз он не арестовал Керенского, тот его арестует...

И действительно, события стали развиваться быстро. Корнилов и еще много генералов были арестованы Временным Правительством и заключены в Быхове.

После ареста Корнилова нам стало ясно, почему Керенский не хотел разрешить сформирования дивизии из бежавших. Тогда уже он боялся Корнилова.

В комитете внимательно следили за событиями, каждый из наших солдат хорошо понимал, что правящие тогда круги не учитывают надвигающейся угрозы большевиков. Все, что говорилось на закрытых собраниях «московского совета рабочих и солдатских депутатов», нам хорошо было известно, так как членом совета был один наш солдат, посещавший все его тайные заседания.