Приобрести книгу в нашей лавке:

https://vk.com/market-128219689?screen=group

Приезд американской миссии Краснаго Креста в Россию с полковником Томсеном во главе. Представители американского Красного Креста на концерте в пользу пленных. Мой визит американцам, разговор о событиях и порядках в России, письмо американскому народу.

В августе прибывало в комитет очень много солдат из плена. У меня все прибавлялось работы, к тому же не мало было хлопот с устраиваемым концертом в пользу бежавших, назначенным на 27 августа в ресторане «Яръ».

Концерт прошел блестяще, лучшия силы московских государственных театров приняли участие, цветы продавала Вера Холодная и прибывшая из заграницы известная танцовщица Боргарио. Помню, что Вера Холодная получила за одну розу тысячу рублей, князь А. Трубецкой продал мои записки о пребывании в плену, на американском аукционе, за 21.000 рублей. Поздно ночью, в самый разгар веселья, явилась в зал довольно значительная группа иностранных офицеров. Но зал был переполнен, не было мест даже в швейцарской. Пришлось уступить им один из столиков, на котором продавались цветы.

Сначала мы не обратили внимания на вошедших. Но спустя некоторое время вся эта группа подошла ко мне. Они оказались представителями американского Красного Креста, только что прибывшими в Россию.

Старший из них, полковник Томсен, представился и представил мне всех остальных офицеров. Говорили мы по-русски.

— Скажите, сестра, — обратился ко мне полковник, — нужна ли наша помощь России? Мы приехали в Россию, чтобы снабдить ее лекарствами и всем необходимым для санитарного ведомства. Кроме того идут с правительством переговоры о возможно широкой помощи пленным. Но приехав сюда, мы решительно ничего не можем добиться, у нас создалось впечатление, что Россия в нашей помощи не нуждается. Нас даже приняли в Петрограде так, что лучше и не говорить. Вообще порядка здесь никакого нет, невозможно ни с кем сговориться... Итак... скажите: нужна ли наша помощь России?

Я была озадачена и ответила, что будучи полькой, от имени России говорить никак не могу, но что от имени больных, раненых и пленных могу сказать: помощь нужна немедленно, тысячи русских умирают с голоду в плену.

— За наше пребывание в Москве,— продолжал полковник Томсен, — я очень интересовался учреждениями, работающими на пленных, и много слышал о вашей работе. И потому, как представитель Красного Креста, прошу вас собраться и самой приехать в Соединенные Штаты. Ручаюсь, что у нас вы получите все нужное для ваших пленных и вам не придется больше собирать денег по ночным притонам.

Я просила у полковника разрешения заехать к ним, чтобы продолжить наш разговор. Мне было назначено 4 часа дня 28 августа, на Николаевском вокзале: миссия жила в поезде.

Я простилась с американцами. Был второй час ночи. Меня окружили наши офицеры, вид у них был весьма взволнованный. Что случилось? Капитан Брусованский рассказал мне, что все офицеры получили приглашение от командующего московским округом ген. Верховского на тайное совещание в здании штаба; он сказал им, что генерал Корнилов — изменник, так как выступил вооруженной силой на Петроград. Многие офицеры закричали: — «Изменник Керенский, а не Корнилов!» Тогда генерал Верховский спросил, кто за Керенского, а кто за Корнилова. Все в один голос закричали: «Да здравствует Корнилов!» После этого Верховский замолчал и позеленел от злости. Он спросил офицеров: «Значит вы, господа офицеры, против Временного Правительства? Можете разойтись». Все рассказанное капитаном Брусованским произвело очень сильное впечатление на комитетских солдат, у всех было одно желание — идти с Корниловым, помочь ему спасти Россию...

На следующий день, 28 августа, в 4 ч. дня мы отправились, взяв два букета цветов, на Николаевский вокзал на розыски поезда американской миссии. Кроме меня, от офицеров пошел капитан Бернасовский и поруч. Дружинин, а от солдат — вольноопределяющийся Юберт и солдат Сацук. Не так было легко разыскать поезд американской миссии, о котором никто ничего не знал, даже начальник станции, уверявший, что такого поезда и нет вовсе. Объездив все вокзалы, мы опять вернулись на Николаевский и, наконец, нашли поезд на одном из запасных путей.

Нас встретил полковник Томсен, видимо очень обрадованный нашим приходом. Он уже не ждал нас. Мы объяснили причину опоздания, на что полковник ответил: «Неудивительно, Россия сейчас — пожар в сумасшедшем доме».

Нас пригласили в поезд. Мы прошли в вагон сестер милосердия и поднесли им наши букеты, но так как сестер было много, то они разделили цветы, каждая взяла по цветку. Полковник Томсен сказал мне: « Мы, американцы, знаем и верим, что русский солдат воевать умеет, когда хочет».

Из вагона сестер мы прошли в вагон офицеров, где угостили нас чаем и сделали фотографические снимки. Я передала полковнику письмо от комитета бежавших к американскому народу, в котором мы горячо благодарили американцев за желание помочь пленным и просили оказать эту помощь как можно незамедлительнее.

Прочтя письмо, полковник Томсен сказал:

— Еще раз прошу вас, сестра, окажите честь американцам, приезжайте к нам, мы будем ждать вас.

Простившись с американцами, мы направились в комитет: вечером состоялось очень важное заседание, на котором упомянутый выше Юберт сделал доклад о намерении большевиков захватить власть и о предложении, внесенном в совет рабочих и солдатских депутатов, присоединить 6ежавших из плена к совету. Я заявила, что если комитет согласится с этим предложением, то я выйду из его состава. Тогда все единогласно ко мне присоединились.

Помню затем 5 сентября — у нас опять было заседание, на котором присутствовали некоторые члены петроградского союза бежавших и много офицеров, находившихся в московских лазаретах, и почти все офицеры, которых только можно было собрать из состава офицеров 34 категории. Союз помещался рядом в гостинице «Дрезден». Для отвода глаз из нашего комитета были открыты двери в офицерский комитет (расположенный в двух комнатах). На заседании было решено соединиться с находящимися в то время в Москве офицерами, сделать военный переворот, захватить власть и объявить диктатором генерала Корнилова.

Но кто возьмет руководство нашими солдатами? А главное — кто будет руководить всем переворотом? Решили обратиться к генералу Брусилову, бывшему тогда в Москве. Никто не подозревал тогда, что Брусилов окажется тем, чем он казался впоследствии: изменником. Тем более, что он являлся представителем союза георгиевских кавалеров. Мы постановили на следующий же день пойти к генералу Брусилову. Отправились со мною хорошо знакомый Брусилову капитан Бернасовский, председатель союза Крылов и еще два офицера.

Около получаса просидели мы в гостиной с г-жей Брусиловой, интересовавшейся тем, что нужно нам от генерала. Потом вышел он сам, в черной черкеске, и попросил к себе в кабинет. На объяснение о цели прихода он ответил:

— Вы не первые ко мне с таким предложением, но должен вам сказать, как всем вашим предшественникам, что почитаю всю эту затею авантюрой, во главе которой я, генерал Брусилов, стоять не намерен. Довольно того, что генерал Корнилов оказался изменником и, собрав бунтовщиков, пошел против правительства. Советую вам, господа офицеры, успокоиться. Существует правительство, которое стоит на страже государства.

На этом окончился наш визит Брусилову. Вечером в комитете началась лихорадочная работа. На всех пишущих машинках, какие были у нас и в союзе офицеров, печаталось письмо генерала Корнилова, доставленное кем-то из офицеров, с просьбою распространить его среди населения Москвы. Поработав всю ночь, наши солдаты расклеили это письмо Корнилова по всей Москве и в первую очередь, конечно, оклеили им здание совета рабочих и солдатских депутатов. Можно себе представить удивление советчиков, когда они увидели нашу работу!

Ожидая к утру обыска, мы даже переменили ленты на пишущих машинках. Действительно, в 4 часа утра явились, по приказанию совета, вооруженные солдаты с обыском. Начальник отряда заявил: «В совете имеются точные сведения, что письмо Корнилова печатается у вас в комитете». Наши солдаты были на удивление спокойны. Крылов ответил только: «Ищите».

Обыск, разумеется, не дал никаких результатов.

Утром на Скобелевской площади собралась огромная толпа. В ней открыто выступали с речами большевики, призывая народ вырезать буржуев и офицеров. По мере того, как сменялись ораторы, менялся и смысл речей. Много интересного говорилось о Корнилове и Керенском. Какой-то матрос заметил, что Корнилов бежал из Быхова, где был арестован со многими генералами после неудачного похода на Петроград. Толпа быстро подхватила: «Бежал, бежал Корнилов!» «Вот видите товарищи, — закончил матрос, — Корнилов сказать велел: — Я от бабушки ушел, я от немцев ушел, и от вас, дураков, уйду... и ушел». Речь понравилась... Толпа стала кричать: браво, правильно!

Вдруг началась драка на площади между рабочими и солдатами. Многих тут же арестовали и повели в совет. Вечером происходило бурное заседание. Некоторые члены тоже передрались, и все от того, что солдатские депутаты требовали начертания на печати совета — «Совет солдатских, рабочих и крестьянских депутатов», а депутаты рабочих требовали чтобы надпись печати осталась, как была, т. е. «Совет рабочих, солдатских и крестьянских депутатов».

Депутаты рабочих кричали, что революцию они первые сделали, а не солдаты, на что солдатские депутаты заявляли, что если бы солдаты не поддержали рабочих, то сегодня рабочие сидели бы не в совете, а по тюрьмам.

Наш комитет точно знал, что большевицкое выступление назначено на 27 октября, о чем мы и довели до сведения командующего войсками полковника Рябцева, назначенного на эту должность после Верховского. Новый командующий войсками заявил, что это нас не касается, и посоветовал заниматься своими делами.

Между тем все чаще и чаще заходили в «Дрезден» вооруженные солдаты, а рабочие стали выбрасывать из гостиницы всех частных жильцов, захватывая их помещения. Вскоре очередь дошла и до военных организаций, — за исключением нашего союза, с которым все же совет считался.

В один прекрасный день гостиницу «Дрезден» объявили реквизированной, навезли телефонов, пулеметов, много разного оружия. Видно было, что здание превращается в некий штаб. О чем думало в те дни Временное Правительство и командующий московскими войсками полковник Рябцев — не знаю. Тогда же появилось в гостинице множество евреев и евреек, занявших в третьем этаже несколько комнат, и в первый же день, по их водворении, — если только память мне не изменяет, — стала выходит «Правда», в которой сразу, на первой же странице, появился призыв к избиению офицеров и буржуев, причем генералы Алексеев, Корнилов и все остальные объявлялись изменниками народа.

Я никак не могла понять, что же наконец происходит, как Временное Правительство позволяет издавать такую газету. Когда я передала ее нашим солдатам, все члены комитета были в сборе. Кроме того было несколько солдат из нашей команды, с винтовками. Солдаты решили разгромит преступную редакцию. Я, конечно, не старалась их удерживать, напротив, советовала не медлить. Солдаты побежали наверх.

Не прошло и пяти минут, как раздался страшный шум: ломалась мебель, рвались газеты, а по лестнице сыпались члены редакции, крича: «Товарищи, разбой». Помню, как Крылов бил какого-то еврея на лестнице, приговаривая: «Это за Алексеева, это за Корнилова, от русских солдат»...

Видя что делается, я позвонила по телефону в нащу команду, в то время расположенную в цирке Соломонского, прося о помощи: комитет наш несомненно подвергался опасности.. Вскоре, действительно, явились вооруженные солдаты из совета. К этому времени наша команда, успев совершит все, что полагалось, спокойно сидела в комитете, где находилась тогда гр. В. Бобринская. Советская солдатня и рабочие вошли к нам и, не говоря ни слова никому из членов комитета, подошли ко мне и к гр. Бобринской и заявили, что мы арестованы. Я насмешливо удивилась: «Не может быть!» А члены комитета тут же взяли в руки винтовки, обступили меня и гр. Бобринскую и потребовали немедленного удаления вооруженных рабочих. В ту же минуту явилась наша подмога, человек двадцать вооруженных винтовками комитетских. Начались пререкания. «Мы должны увести арестованных», — заявил один из рабочих, указывая на меня и на графиню. «Разойдись, сволочь этакая», — крикнул Крылов, «перестреляем вас тут, как собак»... Рабочие убрались, но явился какой-то латыш, член совета, и потребовал, чтобы мы приказали команде разойтись. Но, поняв, что ссориться с нами не в их интересах, член совета извинился предо мною, говоря что никакого распоряжения арестовать меня совет не давал. Так этот эпизод был ликвидирован.

Зато вечером, на заседании совета.наш комитет обзывапи «корниловской сволочыо, старорежимниками, которых нужно разогнать» и т. д. Когда же член нашего союза спросил, зачем реквизирована гостиница «Дрезден», то ему ответили, что совет распоряжения не давал, и о том, что туда оружие свозят, ничего не знал.

15 октября «Дрезден» был совсем захвачен рабочими и превращен в военный штаб. В московском совете все ночи напролет происходили заседания; к зданию совета подкатывали грузовики, наполненные оружием, и доставлялись пулеметы. Отсюда оружие развозилось в разные части Москвы, особенно — в рабочие кварталы. Что же делал в эти дни полковник Рябцев?