Письмо от 21 июля 1946 г. генерал-лейтенанта А.П. Архангельского генерал-лейтенанту А.И. Деникину

«Брюссель

Копия.
21 июля 1946 года.

Ваше Превосходительство,
Отвечаю Вам на Ваше письмо от 16 мая не для бесполезной полемики и не для ненужного самооправдания, а исключительно для того, чтобы по чувству долга перед моими сотрудниками и чинами Рус. О. Воин. Союза привести некоторые данные в разъяснении ошибочности Ваших утверждений.
Не сомневаюсь, что всякий мало-мальски беспристрастный судья вынес бы всем обвиненным Вами иной, чем Вы приговор (как это и было со мной в 1919 г.) и признал бы, что если и были совершены "ошибки", то они были вызваны не желанием "послужить Гитлеру потом и кровью", а совершенно другими, чисто патриотическими жертвенными побуждениями, всегда одушевлявшими наши воинские организации.
По обстоятельствам времени приходится быть кратким, касаясь, главным образом, лишь Бельгии, Франции и Германии, а Балкан и Шюцкора лишь вскользь.
Вы усмотрели "кампанию против Вас, поднятую с достойным удивления единодушием с большевиками", в информации РОВС-а о Ваших выступлениях в Америке.
Трудно признать за кампанию против Вас совершенно естественное осведомление чинов Рус. О. Воин. Союза о Ваших докладах(1), для чего по РОВС-у были разосланы и газетные отчеты о них и выдержки из письма ген. Ионова, признанные Вами - "ложными", но сущность коих теперь вполне подтверждена Вашим письмом ко мне. Еще менее может быть признано "кампанией" против Вас те меры, кои мною были приняты для того, чтобы Вы были встречены в Америке нашими чинами с подобающим, как бывший Главнокомандующий, почетом и вниманием. Мало того, позднее, когда я уже узнал о Ваших выступлениях против РОВС-а и меня, я приветствовал начинания одного из руководителей его в защиту Вас при Ваших неприятностях с властями.
Нет, Рус. О. Воин. Союз, особенно при мне, "кампании" против Вас не вел и не ведет, считая ее для себя совершенно ненужной, - а для русского дела, как и всякие эмигрантские раздоры, и вредной.

Вы находите мой приказ от 1 сентября 1939 г. "обращением русских эмигрантов и воинов в ландскнехтов".
Вы, вероятно, забыли, что во Франции тогда были мобилизованы русские эмигранты, угроза их мобилизации была и в других странах(2), это было несчастье для русских, вынужденных проливать свою кровь за чуждые нам интересы, но избежать это несчастье(3) мы не могли и должны были его нести, сохраняя честь и славу русского имени. Именно об этом последнем и говорит мой приказ. Но Вам должно быть известно, что я был против добровольного вступления, а тем более отдельными русскими отрядами, в армии воюющих стран, раз не затронуты русские интересы, и в этом отношении мною и давались соответствующие указания.
Предложение "контингентов РОВС-а" генералу Маннергейму во время войны СССР против Финляндии.
С генералом Маннергеймом я обменялся письмами по вопросу о возможности для белых русских принять участие в войне против советской власти, считая, что победа Финляндии никак не могла угрожать существенным интересам России, а война, как всякий внешний толчок, могла повлечь за собой падение советской власти(4).
Ваши обвинения меня и начальников отделов РОВС-а в "челобитьях о привлечении чинов его на службу Германской армии и в пропаганде, толкающей чинов его на службу и в армию, и в иностранные легионы, и на работы в Германии, вообще всюду, где можно было бы потом и кровью" послужить Гитлеру и целям, поставленным им.
Эти обвинения обращены не по адресу (оговариваюсь, что о Шюцкоре будет сказано ниже). Обратимся к фактам.
а) Время от мая 1940 г. до начала войны с СССР. Германия в союзе с СССР.
После оккупации Франции и Бельгии многие русские, жившие в этих странах, остались без работы и вынуждены были поступать из-за куска хлеба (как и местные жители) на службу и на работу в германские учреждения, как на месте, так и в Германии. Прием на службу немцами проводился помимо РОВС-а [курсив автора письма - Прим. К. А.], к которому немцы питали недоверие. Даже в Германии прием на работы происходил помимо управления генерала Лампе.
Какая-либо пропаганда со стороны РОВС-а была просто излишней, ибо сама жизнь и ее условия заставляли людей идти на эти работы. Но руководители РОВС-а не возражали против поступления на работы и, насколько могли, даже помогали устройству и на местах, и для отъезда в Германию.
В 1941 г. немцы в оккупированных странах организовали сначала "Комитеты", а потом "Управления по делам русской эмиграции" (УДРЭ), получившие большие права в отношении русских эмигрантов. С их появлением деятельность управлений РОВС-а была сильно стеснена(5).
Предвидя эти стеснения и возможность затруднений в сношениях, я 10 апреля 1941 г. предоставил начальникам отделов широкие права и большую самостоятельность.
Через несколько дней после этого Гестапо воспретило мне мою деятельность, как начальника РОВС-а иначе, как под контролем местного начальника УДРЭ (тогда еще комитета). То же было сделано и в отношении местного начальника отдела РОВС-а. Не считая для себя возможным подчиняться такому контролю, мы оба совершенно отстранились от местной жизни, но я не счел возможным прекратить свои сношения с начальниками отделов и продолжал их, рискуя неприятностями всякого рода.
В Париже положение было более легкое, но и там генерал Витковский, не шедший на сближение с УДРЭ, был через некоторое время смещен генералом Головиным, вошедшим в состав последнего(6).
В Югославии РОВС был совершенно разгромлен тотчас после оккупации и генерал Барбович(7) устранен.
б) Время после объявления Германией войны СССР.
Война Германии против СССР была встречена в эмиграции с радостью и надеждами на свержение советской власти: большинство считало, что Германия будет вести войну только против советской власти и коммунизма, а не против России и Русского Народа, дабы обеспечить себе дружбу и помощь своего соседа. В России также ждали прихода немцев и встречали их, как "освободителей" цветами; войска сдавались целыми частями, не желая защищать советскую власть(8).
Позднейшие обстоятельства показали, что эти предположения были ошибочны.
На вопросы, обращенные ко мне нашими чинами, как относиться к призывам местного начальника УДРЭ записываться добровольцами в армию, формировать отряды и т. п., я отвечал, что надо выждать, пока не выяснится - ведет ли Германия войну против только советской власти и коммунизма, или война ведется против России и русского народа(9).
В развитие этих указаний и для разъяснения нашего положения мною была составлена 27 июля 1941 г. "Памятная записка по вопросу об участии Русской эмиграции и Русских воинских организаций в борьбе против советской власти и против коммунизма".
В этой записке я говорил, что борьба с советской властью и коммунизмом для нас имеет не только идеологический характер, но велась нами и должна вестись во имя России и Русского Народа. Будущее России после свержения большевиков не может не волновать нас. Необходимо определенное (со стороны немцев) заявление о целях войны для облегчения совести национальных русских сил, как внутри России, так и за рубежом.
Это было не "челобитье" о приеме на службу, а указание условий, при которых эмиграция могла [курсив автора письма - Прим. К. А.] бы принять участие в борьбе*.
Местный начальник УДРЭ10 - выразитель мнения Германского командования - на публичном заседании, в присутствии почти всей русской диаспоры, призывая помогать немцам, говорил о моей записке с большим негодованием и угрозами.
Зная из писем ген. Лампе, что и он, заявляя Германскому командованию о возможном и желательном для русской эмиграции участии в борьбе против СССР, возглавляемого Советским Правительством, также указывал на наши задачи по восстановлению Великой России. В таком же тоне говорил с представителями Германского командования и ген. Абрамов.
Все эти заявления еще более укрепили немцев в убеждении, что в силу своих национальных устремлений, Русские воинские организации для них неприемлемы и последние стали подвергаться еще большим стеснениям. Как я сказал выше, в Париже был сменен ген. Витковский, в Праге - капитан I ранга Подгорный" в связи с его статьями в издаваемой им "Информации", говорившими о русском национализме.
Пропаганда в пользу немцев велась, но не руководителями РОВС-а - а УДРЭ и лицами, близко к ним ставшими и не поддерживавшими связи с РОВС-ом. Поступления на службу переводчиками, в организации Шпеера(12) и в иностранные легионы происходило помимо руководителей РОВС-а, даже и отдельных чинов Рус. О. Воин. Союза и без их посредства. У меня имеется приказ ген. Лампе, коим он сдерживал излишнее рвение некоторых лиц, стремившихся и в армию, и в разные организации.
В свое время мною было широко распространено разъяснение генерала Бискупского(14), в коем говорилось, что до окончания войны на Востоке из Русской эмиграции могут быть приняты лишь отдельные лица, отдающие себя при поступлении на службу всецело интересам Германской государственности, как доказательство того, что при настоящих условиях "наше время, время белой борьбы" еще не настало и нам в германских рядах не место. Но я должен тут же отметить, что поступавшие на службу к немцам в огромном своем большинстве, шли "не в интересах германской государственности" или для того, чтобы "послужить Гитлеру". Большинство, в том числе и отдельные чины РОВС-а, шло, чтобы помочь Русскому Народу. Знаю достоверно, что очень многие принесли много пользы русскому населению, предохраняя его от грабежей, насилий и смертных казней. Большинство переводчиков было убрано немцами с фронта, так как они, по
мнению немцев, слишком мироволили русскому населению(15).

* Подстрочная сноска в письме А.П. Архангельского: «Единственное мое "челобитье" - было ходатайство об освобождении чинов РОВС-а и моего ближайшего помощника, ген. Кусонского, арестованных немцами в день объявления войны СССР, содержавшихся в концентрационном лагере "Брондонк", без предъявления им каких-либо обвинений и без допросов. Ответа на свое ходатайство я не получил. Арестованные были освобождены после кончины генерала Кусонского (в конце августа 1941 г.), не выдержавшего условий заключения».

В доказательство обвинений меня в пропаганде, пораженчестве и даже "скорби", что мы не могли "послужить Гитлеру потом и кровью", Вы приводите некоторые отдельные [курсив автора письма-Прим. К. А.] фразы из моих писем, придавая им совершенно произвольный характер.
Сопоставляя эти фразы с общим смыслом моих писем, с указаниями, при каких условиях мы могли бы принять участие в войне - слова "горько и обидно" приобретают иной смысл, а именно скорби и горечи о том направлении, которое приняла немецкая политика в отношении России и Русского Народа, при коей нам нет места в ведущейся борьбе.
В условиях Германской цензуры и при "запрещении" мне моей деятельности я не мог высказываться так определенно, как это делаете теперь Вы, находясь в свободной стране, в Америке, и потому теперь легко выбирать из моих писем разные цитаты для того, чтобы сделать из них желательные для Вас выводы и даже "опровергнуть печатным словом наши информации". Однако немцы усматривали в моих письмах совсем не то, что теперь по отдельным цитатам находите Вы. И в результате за свои письма я подвергался и обыскам, и вызовам в разные учреждения для неприятных объяснений и "внушений".
Само собой разумеется, что я мог бы укрыться за "запрещение" меня и прекратить сношения с моими сотрудниками и чинами РОВС-а: тогда я не имел бы и неприятностей от немцев, и сохранил бы, подобно Вам "белые ризы", и никто не мог бы бросать мне обвинения в пораженчестве, в пропаганде и т. д., на основании выхваченных из моих писем цитат... Но я считал свой отход от деятельности в трудную минуту недостойным, и предпочел, рискуя неприятностями, оставаться связующим центром для чинов РОВС для сохранения нашего единения и давая информации и напоминая о задачах РОВС-а, вытекающих из сущности Белого Движения, поддерживать их дух и веру в то, что наше время, "время Белой Борьбы, в интересах России" еще придет. При добросовестном прочтении всех моих писем эти мысли нетрудно уловить. Но ни в одном письме, в его целом, нельзя найти призывов служить немцам и их интересам.
Остается сказать о Балканах и о Шюцкоре, составившем настоящую трагедию русской эмиграции. В Шюцкоре сплетаются и искренний идеализм, и вера в возможность борьбы против большевиков и коммунизма, поддерживаемая убеждением в неизбежности перемены политики немцев в отношении России, и неоднократный обман со стороны немцев, и личные интересы немногих отдельных лиц. Тут была и пропаганда о поступлении в Шюцкор (но не на службу немцам).
Для того, чтобы судить беспристрастно о Шюцкоре нужно иметь все данные. У меня их нет и я не берусь ни защищать, ни оправдывать, ни обвинять инициаторов и руководителей Шюцкора.
Но я категорически возражаю против утверждения, что Шюцкор образовался из-за желания "послужить немцам и их целям". В образовании Шюцкора люди видели осуществление заветной мечты, лелеянной в течение четверти века о новом наступлении с оружием в руках против красных поработителей своей Родины. Нельзя также забывать, что в первое время части корпуса действовали не против сербских партизан(16), а против коммунистических шаек, которые с начала войны Германии против Югославии истребляли сербское буржуазное население и белых русских (еще до образования Шюцкора было убито до 300 человек в разных пунктах Югославии).
К возникновению Шюцкора в Югославии РОВС отношения не имел. РОВС был по приходу немцев разгромлен, все его руководители отстранены и их место заняли представители организации, относившиеся к РОВС-у и ко мне лично скорее враждебно. О Шюцкоре я узнал много позднее его формирования, равно как и об отправке пополнений чинами РОВС-а из Болгарии узнал после того, как отправки уже начались. Имею основания думать по письмам генерала Абрамова, что он согласился помочь генералу Штейфону(17), стоявшему во главе Шюцкора, и призывал чинов РОВС-а к вступлению в Шюцкор (но не на службу немцам), будучи совершенно уверен в неизбежности, но необходимости, перемены политики немцев по отношению к России.
Остановить формирование и пополнение Шюцкора ни я, ни кто другой не имели ни малейшей возможности. Я мог только в переписке со своими сотрудниками указывать на недостатки Шюцкора и условий его применения, при которых он не мог принести русскому делу ту пользу, какую он мог бы принести при иных условиях |(18)
На этом я заканчиваю свои краткие разъяснения о действиях РОВС-а и его руководителей во время войны.
Ваши обвинения РОВС-а в разных прегрешениях и недостатках мы слышим не в первый раз. На просьбы руководителей РОВС-а формулировать их определенно - дабы помочь РОВС-у их изжить - Вы всегда уклонялись от прямого ответа.
Ныне Вы поспешили, на основании имевшихся у Вас данных о действиях РОВС-а, далеко не полных, обвинить РОВС в тяжких преступлениях и ошибках и присудить безапелляционно его и его руководителей к моральной смерти.
На это я напомню Вам, что РОВС, пережив многие тяжкие удары, нанесенные ему советской властью, и все попытки многих лиц и организаций разложить и раздробить его, всегда находил в себе внутренние силы, чтобы сохранить и свое единство, и свой дух, и заветы Белого Дела, и жертвенную готовность, не на словах только, а и на деле, служить России и Русскому Народу.
Найдет он и теперь эти силы, чтобы пережить и новые на него нападки и Ваш, слишком поспешный приговор.
Объединяя в своих рядах и около себя лучшую часть Белого Воинства, он найдет и правильные пути для своего служения Родине. Всегда стремясь к единению всей эмиграции для борьбы с нашим общим врагом, он готов принять и всякое добросовестное и доброжелательное указание и на "ошибки прошлого" и помощь в изыскании путей своего служения, ни на что, при этом, не претендуя для себя.
Ваши оскорбления, по адресу моих сотрудников и меня лично, я, не желая вступать в этом отношении на Ваш путь, оставляю без ответа.
Примите уверение в искреннем к Вам уважении.
(подпись) А. АРХАНГЕЛЬСКИЙ».

Примечания:
1 Второй доклад А.И. Деникина «Пути русской эмиграции» носил уже открытый характер и состоялся в Нью-Йорке 5 февраля 1946. На этом докладе вкратце были повторены тезисы первого.
2 По некоторым оценкам, из 3 тыс. русских, мобилизованных во Французскую армию, погибли 450 человек (См.: Назаров М.В. Миссия русской эмиграции. Т. I. М., 1994. С. 287). Из 27 тыс. русских, проживавших к 1940 в Югославии, более половины приняли подданство. Несколько сот русских, служивших офицерами в Королевской армии, доблестно исполнили свой долг во время бесславной кампании в апреле 1941, когда многие югославские офицеры бросили своих подчиненных. Во главе вверенных кавалерийских полков погибли полковник Дараган и подполковник Скачков. В командование полком после дезертирства всех офицеров вступил подпоручик Шелль, погибший в бою и похороненный с почестями сербскими крестьянами.
После 6 апреля 1941 только в управление Белградского военного округа было подано около 200 заявлений от русских эмигрантов, не имевших гражданства, но желавших вступить в ряды Королевской армии (BAR. Коллекция Ю.К. Мсйсра. Мейер Ю. К. Русская эмиг¬рация в Югославии к началу войны Германии против Советского Союза. Машинопись. Л. 1,6; Коллекция Е.Э. Мссснсра. Воспоминания. Часть V. Л. 107, 119).
3 Так в тексте.
4 А.П. Архангельский здесь уклонился от более подробного описания усилий РОВС во время советско-финляндской войны 1939-1940 и участия чинов Союза в акции Б.Г. Бажанова, считая, по-видимому, что если все подробности не стали достоянием общественности, то в сложной политической ситуации 1946 и с учетом розыска Бажанова советскими репатриационными органами, не стоит привлекать к ним внимания А.П. Деникина.
5 В письме от 30 апреля 1941 А.П. Архангельский в частности писал А.А. фон Лампе из Брюсселя следующее: «"Согласование" моей деятельности с господином Войцеховским [начальником УДРЭ в Бельгии - прим. К. А.] сильно равно запрещению ее» (Цит. по: HIA. Коллекция А.П. Архангельского. Коробка 4. Письмо от 30 апреля 1941 А.П. Архангельского - А.А. фон Лампе).
6 Генерального штаба генерал-лейтенант Головин Николай Николаевич (1875-1944) - выдающийся русский военный теоретик, историк, популяризатор военных знаний и один нз организаторов военного обучения русских эмигрантов, профессор. После немецкой оккупации части Франции (1940) - активный сотрудник Комитета по делам русских эмигрантов, преобразованного в 1942 в УДРЭ, выступал за открытое сотрудничество с Германией ради свержения сталинской государственной модели на родине, с 1943 поддерживал мероприятия по формированию РОА. 9 октября 1942 генерал-лейтенант Н.Н. Головин подписал приказ № 7 no ОРВС во Франции, в соответствии с которым начальник I (Французского) отдела генерал-лейтенант В. К. Витковский 15 октября передал должность генерал-майору Е.Ю. Бему.
7 В оккупированной Сербии РОВС потерял право свободной деятельности, которым пользовался до войны. Генерал-лейтенант Барбович Иван Гаврилович (1874—1947) 21 января 1933 вступил в должность начальника IV (Югославского) отдела РОВС, кроме того, с 5 апреля 1939 был вторым заместителем начальника РОВС генерал-лейтенанта А.П. Архангельского. Сведений о формальном расформировании IV отдела после оккупации Югославии в 1941 автор публикации не обнаружил. Достоверно известно лишь, что никакая деятельность русских организаций в оккупированной Сербии не могла осуществляться помимо БДРЭ.
8 Перечисленные А.П. Архангельским факты действительно имели место в начальный период войны. В 1941, по сведениям Генерального штаба Главного командования сухопутных сил Германии, в плен на Восточном фронте попали от 3,35 млн. до 3,8 млн бойцов, командиров и военнообязанных. В то же время в советском плену к 1 января 1942 оказались всего чуть более 9 тыс. немецких военнопленных. О настроениях белой эмиграции свидетельствует следующий факт. По нашим подсчетам, в европейском антинацистском Сопротивлении участвовали в среднем от 300 до 400 русских эмигрантов, кроме того, до 4—4,5 тыс. эмигрантов были призваны в армии союзных государств. В вооруженных формированиях на стороне Германии и ее союзников, а также в их разнообразных военных структурах служили 15-20 тыс. представителей русской диаспоры.
9 Здесь надо обратить внимание на то обстоятельство, что когда цели НСДАП в отношении России и политика на оккупированных территориях СССР окончательно выявили свой колониальный характер, прежние иллюзии в белой военной эмиграции сменились уверенностью в том, что неизбежные военные поражения заставят Германию кардинально изменить цели и методы войны против СССР и это будет иметь огромные последствия. Кроме непримиримых белоэмигрантов и власовцев, подобные взгляды разделяли многие представители германского дипломатического корпуса, генералитета, участники антинацистской оппозиции в Вермахте.
10 Войцеховский Георгий (Юрий) Леонидович (24 ок¬тября [ст. ст.] 1905, Калиш - 1944, Брюссель?) - общественно-политический деятель. Сын советника Калишского губернского правления, надворного советника (на 1905) Л.П. Войцеховского, расстрелянного в Киеве Всеукраинской ЧК в ночь с 8 на 9 июля 1919. В 14 лет в Киеве вступил в подпольную молодежную антибольшевистскую организацию. Вместе с матерью просидел в Киевской ЧК 6 месяцев (1920-1921), неоднократно выводился на инсценированные расстрелы, но никого из членов организации не выдал. В 1921 выкуплен родственниками вместе с матерью. В эмиграции в Польше с 1921. Получил среднее образование в Варшаве, учился в Высшей школе политехнических наук (не окончил). 4 мая 1928 три раза стрелял из револьвера по машине советника полпредства СССР Лизарева. но промахнулся. Варшавским окружным судом осужден на 10 лет каторги, в 1929 срок сокращен до 5 лет. Срок отбывал в Варшаве, в Мокотовской каторжной тюрьме, от повторного смягчения наказания отказался. Освободился 14 сентября 1933. В эмиграции в Бельгии. Участник монархическо-легитимистскнх организаций. После немецкой оккупации Бельегии - начальник УДРЭ. Убит неизвестными обмундированными в форму РОА. (Справка составлена по: HIA. Коллекция С. Л. Войцсховского. Материалы коробок № I и 11).
11 Капитан I ранга Подгорный Яков Иванович (? - после 1945) - на 1940 - начальник бывшего VI (Чехословацкого) отдела РОВС, который в связи с разделом Чехословацкого государства в мае 1939 вошел в состав ОРВС, жил в Брно. Дата смещения Я.И. Подгорного нами не установлена.
12 Шпеер Альберт (1905-1981) - государственный деятель III рейха, архитектор. После 1939 - начальник штаба строительных работ «Шпеер», с 1942 - имеперский министр вооружений и боеприпасов, сумевеший в кратчайший срок резко увеличить производиетельность германской промышленности.
13 Вероятно, А.П. Архангельский пишет лишь о себе и о Б.Г. Гартмане. Ситуация не выглядела столь однозначно, так как, например, в оккупированной Франции начальники отделов и групп РОВС положительно относились к отправке отдельных русских эмигрантов и чинов РОВС на оккупированные территории, прибывавших на родину в разном качестве. Правда, осуществлялись подобные акции с большими трудностями из-за препятствий, которые чинили немцы. Вот чем их мотивировал генерал В.К. Витковский в письме к капитану А.С. Шторху от 12 июня 1942: «Чем больше честных русских патриотов поедет на Восток - тем лучше для нашего дела. Едущие туда в той или иной форме являются посредниками между освобожденными русскими людьми и немецкими властями. Первым они во многом окажут помощь, вторым - они многое разъяснят. В подтверждение этого моего взгляда я и сам подал соответствующее заявление с принципиальным согласием на поездку на восток» (Цит. по: BAR. Коллекция РОВС. Коробка №140. Папка «ROVS Organizational Records. I otdcl /1940-1946 concerning French provinces)).Информация № 55/9 Тулузского района РОВС от 20 июля 1942. Курсив автора публикации).
14 Генерал-майор Василий Викторович Бискупскнй (1878-1945) - начальник УРДЭ в Германии в 1936— 1945.
15 Из воспоминаний участника Белого движения в рядах Марковской дивизии, чина РОВС, полковника Андрея Дмитриевича Архипова (1893-1979), служившего в 1942-1943 в одном из русских батальонов при 9-й армии Вермахта и откомандированного с Восточного фронта в Германию в апреле 1943 за систематические контакты с местным населением и за «национальную работу» среди молодежи на оккупированных территориях: «Немцы населенные пункты партизан сжигали, мы с этим пытались бороться, докладывая немцам, что население не виновно в том, что партизаны нередко занимали их деревни. Часто наши доводы действовали на немцев и крестьяне считали нас своими спасителями». (Цит. по:  Bundcsarchiv-Militararchiv Freiburg. Militargcschicht-lichc Sammlungcn 149/6. StrcitkrSnc des Komitces zur Bcfrciung dcr Volkcr Russlands. Архипов А.Д. Из воспоминаний командира 1-го пехотного полка 1-й дивизии ВС КОНР. S. 75а-76.)
16 Отметим, что отношения с сербскими партизанами (четниками) Д. Михайловича у корпусников оставались скорее благожелательными не только первое время, но и большую часть войны - до 1944. Неоднократно обе стороны оказывали друг другу существенную помощь в боевых операциях против бойцов НОАЮ, часто четники предоставляли подразделениям РК ценную развединформацию. Ситуация изменилась к лету 1944, когда поражение Германии стало неизбежным в ближайшее время. Одни из чинов РК писал, что теснимые титовцами «отряды королевских четников жались к нам и немцам, играя какую-то двойственную роль: то союзников, то противников, обезоруживавших "в целях снабжения" неосмотрительно доверившиеся им мелкие подразделения. Время, когда можно было бродить вдвоем и даже по одному по сербским селам, прошло. Даже в ближайших окрестностях Белграда бродили мелкие группы партизан, нападавшие на отдельных людей» (Цит. по: Полянский А. Мы и четники // Русский Кор¬пус... Указ. соч. Т. II. С. 249). В дальнейшем участились случаи открытия четниками фронта в совместных боевых операциях.
17 Генерального штаба генерал-лейтенант Штейфон Борис Александрович (1881-1945) - начальник штаба Русского Корпуса 12-14 сентября 1941 в чине генерал-майора, временно командующий РК с 14 сентября по 2 октября 1941, с 2 октября 1941 по 30 апреля 1945 - командир РК. Генерал-лейтенант Вермахта (1943), в январе 1945 без всяких условий подчинил РК командованию ВС КОНР. Во время занятий в федеральном Военном архиве ФРГ осенью 2005 автор публикации обнаружил новые материалы, позволяющие утверждать о том, что скоропостижная смерть генерала Штейфона, вероятнее всего, все-таки стала результатом самоубийства.
18 Один из чинов РОВС, оказавшийся на южном участке Восточного фронта, осенью 1942 в частности писал в Париж: «Казаки как-то сравнялись с пришлым иногородним элементом. Как и все население СССР они подавлены, принижены, нужно будет приложить немало усилий, чтобы встряхнуть их. Гипноз советской власти еще настолько силен, что на самостоятельные выступления они еще не решаются, нужно хорошее руководство извне. О Зарубежье им известно очень мало. Но если с ними начать говорить о белой эмиграции - то они живо ей интересуются и отзываются тепло. У них теплится надежда, что в Зарубежье есть какая-то единая живая сила, своя, которая им тоже поможет разделаться с большевиками. Вот где широкое поле деятельности для резвых, крепких духом, кадров Русского Охранного Корпуса». (Цит. по: Александров К.М. Русские солдаты Вермахта. С. 521).
ganfayter