5 сентября 1918 г., советское правительство приняло печально известное постановление "О красном терроре", тем самым санкционировав массовое уничтожение лиц, отнесенных большевиками к числу их потенциальных противников. В советской историографии это событие преподносилась как вынужденная мера, применяемая в ответ на "белый террор буржуазии". Утверждалось, что в предыдущие месяцы карательные мероприятия советского государства отличались исключительным гуманизмом, и власти обратились к репрессиям лишь после убийства председателя Петроградской ЧК, Моисея Урицкого, и неудавшегося покушения на жизнь В.И.Ленина.
Как известно теперь, в реальности все было иначе. Физическое уничтожение неугодных режиму началось сразу же после Октябрьского переворота, постепенно приобретая все больший размах.
В 1917 г. Крыму суждено было первым открыть мрачную страницу террора. Именно здесь, задолго до придания массовым убийствам "врагов революции" официального статуса, были замучены сотни ни в чем не повинных людей.

Декабрь 1917: первые жертвы

Осенью 1917 г. на территории Крымского полуострова сложилась взрывоопасная обстановка. Известие о перевороте в столице было с негодованием встречено крымской общественностью. Против захвата власти большевиками выступили представители практически всех политических партий, по Таврической губернии прокатилась волна демонстраций протеста. Лишь в Севастополе в воинских частях и на кораблях Черноморского флота прошли митинги в поддержку Советов, завершившиеся массовой демонстрацией под лозунгом "Да здравствует пролетарская революция!". Центральный комитет Черноморского флота (ЦК ЧФ, Центрофлот) направил в Петроград приветственную телеграмму, а командующий флотом адмирал Александр Немитц отдал приказ о признании власти Советов.

Укрепляя свое влияние в массах, присланные из Петрограда большевистские агитаторы во главе с известным функционером Юрием Гавеном активно выступали на митингах, претворяя в жизнь указание центра – "превратить Севастополь в революционный базис Черноморского побережья", в Кронштадт юга. [1]
Произносимые ораторами пылкие и громкие лозунги способствовали разжиганию классовой ненависти и пробуждению звериных инстинктов.

28 октября 1917 г. газета "Революционный Севастополь" опубликовала по этому поводу эмоциональный, пугающий пророческой точностью материал:
"Во время вчерашней демонстрации, на митингах некоторые ораторы произносили речи о необходимости немедленно начать социальную революцию. Это было бы только смешно, если бы за этим не могли быть самые страшные последствия. Причины таких речей две. Одна: тот, кто говорит такую речь, не понимает о чем говорит. Темный человек… Вторая причина: тот, кто призывает начать социальную революцию, понимает значение слов "социальная революция", но совершенно не знает России. Человек с Луны, или человек из кабинета, а не из гущи народной. Тот, кто знает наш народ, тот никогда не станет звать сейчас к социальной революции. Чем могут кончиться такие призывы? Известно, чем.И уже вчера, под влиянием этих речей, в некоторых слоях народа, в городе и на Корабельной слободке говорилось о том, что надо устроить "Варфоломеевскую ночь", резать буржуев и т.д. А если такие социальные реформаторы по собственному усмотрению начнут "резать", то вы можете себе вообразить, во что выльется наша российская социальная революция…" [2] (выделено мной – Д.С.)

Дальнейшее развитие событий наглядно продемонстрировало, сколь верным было данное опасение.

6 ноября 1917 г. в Морском собрании Севастополя открылся 1-й Общечерноморский съезд, итогом которого стало упрочение позиций большевиков и принятие резолюции о формировании и последующей отправке на Дон для борьбы с атаманом Калединым отряда вооруженных матросов численностью 2500 человек.

Однако предпринятая попытка экспорта революции не увенчалась успехом. Встретив под Ростовом ожесточенное сопротивление со стороны офицерских и казачьих частей, красногвардейский десант возвратился обратно. 10 декабря 1917 г. в Севастополь были доставлены тела 18 моряков, погибших в сражении под Белгородом. Их похороны вылились в мощную демонстрацию, в ходе которой раздавались призывы к немедленному избиению офицеров.

12 декабря 1917 г. представители возвратившегося из-под Белгорода I-го черноморского революционного отряда заявили на заседании Севастопольского Совета, что отряд не только не признает его авторитета и распоряжений, но требует в 24 часа очистить помещение исполкома, угрожая в противном случае разогнать совет силой. [3]

Местные большевики тут же приняли декларацию о своем выходе из состава Совета, окончательно, по их мнению, скомпрометировавшего себя перед массами, и настаивали на его переизбрании.

Производится массовое разоружение офицеров. По этому случаю судовые команды выносят грозные резолюции: "Сметем всех явных и тайных контрреволюционеров, старающихся препятствовать на пути к завоеванию революции"; "Ни одного револьвера, ни одной сабли у офицеров быть не должно. Все виды оружия должны быть у них отобраны". [4]

Нагнетанию классовой ненависти способствовали находившиеся в Севастополе кронштадтцы, упрекавшие черноморцев в недостаточной революционности, и ставившие им в пример собственные "заслуги". (Задолго до Октябрьского переворота, в феврале-марте 1917 г. жертвами самосудов на Балтике стали 76 морских офицеров, в том числе командующий флотом вице-адмирал Адриан Иванович Непенин. По воспоминаниям очевидцев, "зверское избиение офицеров в Кронштадте сопровождалось тем, что людей обкладывали сеном и, облив керосином, сжигали; клали в гробы вместе с расстрелянными ранее людьми еще живого, убивали отцов на глазах у сыновей" [5]).
Эти события стали прологом к страшной трагедии, разыгравшейся в ночь с 15 на 16 декабря 1917 г.

15 декабря 1917 г. команда плавучих средств Севастопольской крепости обратилась в Совет с требованием создать военно-революционный трибунал с неограниченными правами для борьбы со "спекулянтами, мародерами, контрреволюционерами и другими преступниками революции". [6]
Вечером того же дня на эсминце "Гаджибей" команда арестовала 6 офицеров и решила поместить их в тюрьму. Но, так как там отказались принять арестованных "за отсутствием указаний", офицеров привели на Малахов курган и расстреляли. Этой же ночью арестовали и казнили десятки других офицеров. Среди убитых были начальник штаба Черноморского флота, контр-адмирал Митрофан Каськов; главный командир Севастопольского порта, начальник дивизии минных кораблей, вице-адмирал Павел Новицкий; председатель военно-морского суда, генерал-лейтенант Юлий Кетриц. Всего на Малаховом кургане 15-16 декабря 1917 г. было расстреляно 32 офицера. [7]
Город погрузился в пучину самосудов и жестоких погромов. Особенно трагические сцены разыгрывались на улицах Городского холма – Чесменской (ныне – ул. Советская) и Соборной (ныне – ул. Суворова), где было много офицерских квартир, и на вокзале.

Как вспоминал один из очевидцев этих событий, подполковник 6-го Морского полка, георгиевский кавалер, Николай Кришевский (сам чудом избежавший расправы), " вся небольшая вокзальная площадь была сплошь усеяна толпой матросов, которые особенно сгрудились правее входа. Там слышались беспрерывные выстрелы, дикая ругань потрясала воздух, мелькали кулаки, штыки, приклады… Кто-то кричал: "пощадите, братцы, голубчики"…кто-то хрипел, кого-то били, по сторонам валялись трупы – словом, картина, освещенная вокзальными фонарями, была ужасна.
Минуя эту толпу, я подошел к вокзалу и, поднявшись на лестнице, где сновали матросы, попал в коридор. Здесь бегали и суетились матросы, у которых почему-то на головах были меховые шапки "нанесенки", придававшие им еще более свирепый вид. Иногда они стреляли в потолок, кричали, ругались и кого-то искали.
- Товарищи! Не пропускай офицеров, сволочь эта бежать надумала, – орал какой-то балтийский матрос во всю силу легких.
- Не пропускай офицеров, не про-пу-скай… – пошло по вокзалу. В это время я увидел очередь, стоявшую у кассы, и стал в конец. Весь хвост был густо оцеплен матросами, стоявшими друг около друга, а около кассы какой-то матрос с деловым видом просматривал Документы. Впереди меня стояло двое, очевидно, судя по пальто, хотя и без погон и пуговиц, – морские офицеры.
Вдруг среди беспрерывных выстрелов и ругани раздался дикий, какой-то заячий крик, и человек в черном громадным прыжком очутился в коридоре и упал около нас. За ним неслось несколько матросов – миг и штыки воткнулись в спину лежащего, послышался хруст, какое-то звериное рычание матросов… Стало страшно…
Наконец, я уже стал близко от кассы. Суровый матрос вертел в руках документы стоявшего через одного впереди меня.
-Берите его, проговорил он, обращаясь к матросам.
-Ишь ты – втикать думал…
-Берите и этого, указал он на стоявшего впереди меня.
Человек десять матросов окружили их… На мгновенья я увидел бледные, помертвелые лица, еще момент и в коридоре или на лестнице затрещали выстрелы…" [8]

16 декабря 1917 г. в городе организован Временный военно-революционный комитет (ВРК) в составе 18 большевиков и 2 левых эсеров о главе с Ю. Гавеном. [9] В воззвании к матросам, солдатам и населению Севастополя ВРК сообщил переходе к нему всей полноты власти, призвал к сохранению спокойствия и революционной дисциплины. Приняты приказы о прекращении самочинных обысков и арестов, о запрещении покупки и продажи оружия. Прежний эсеро-меньшевистский Совет был распущен.

Пытаясь обуздать разбушевавшийся поток ненависти, придать ему хотя бы какие-то рамки, 17 декабря 1917 г. Севастопольский комитет РСДРП (б) выпустил воззвание "Против самосудов!", в котором говорилось: "Гнев народный начинает выходить из своих берегов…партия большевиков решительно и резко осуждает самочинные расправы…Товарищи матросы! Вы знаете, что не у большевиков искать контрреволюционерам пощады и защиты. Но пусть их виновность будет доказана народным гласным судом…и тогда голос народа станет законом для всех". [10]

Тем не менее, в ночь с 19 на 20 декабря было убито еще 7 человек. Среди них – надворный советник доктор Владимир Куличенко; преподаватель Минной школы Черноморского флота, лейтенант Владимир Погорельский; настоятель военной Свято-Митрофаниевской церкви на Корабельной стороне протоиерей Афанасий Чефранов (расстрелян на паперти храма); исполнявший обязанности старшего офицера линейного корабля "Евстафий", капитан 2 ранга Василий Орлов (пытался бежать, но был заколот штыками и забит прикладами в коридоре арестного замка (современная пл. Восставших, торговый комплекс "Новый бульвар"). [11]

18 декабря 1917 г. переизбирается Севастопольский Совет. Большевики получили 87 мест из 235, их союзники, левые эсеры – 86. Большинство из 50 беспартийных поддержали большевиков. Председателем Совета был избран большевик Николай Пожаров.

Стараниями эсеровско-большевистской верхушки, террор, первоначально носивший неуправляемый "классово-стихийный" характер, стремительно начал приобретать все более организованные, "революционно целесообразные" формы. [12]

12 января 1918 г. Объединенное заседание Севастопольского Совета, Центрофлота, Совета крестьянских депутатов, представителей городского самоуправления, главного заводского комитета порта, главного комиссара Черноморского флота, социалистических организаций и представителей всех судов и частей приняло решение о создании Военно-революционного штаба (ВРШ) для решительных действий против контрреволюции, что " Севастополь не остановится ни перед какими средствами для того, чтобы довести дело революции до победного конца ". [13]
Излишни пояснения, какие именно средства большевики собирались использовать для выполнения этой задачи.

Январские казни

Следом за Севастополем в начале января 1918 г. в кровавый омут погрузились другие крымские города. Ссылаясь на материалы Особой комиссии по расследованию злодеяний большевиков, состоящей при Главнокомандующем Вооруженными силами Юга России, генерал Антон Иванович Деникин свидетельствовал: "Описание падения крымских городов носит характер совершенно однообразный: "К городу подходили военные суда…пушки наводились на центральную часть города. Матросы сходили отрядами на берег; в большинстве случаев легко преодолевали сопротивление небольших частей войск, еще верных порядку и краевому правительству (правительствам?), а затем, пополнив свои кадры темными, преступными элементами из местных жителей, организовывали большевицкую власть".[14]

Наглядной иллюстрацией свидетельству белого генерала служат трагические события в Евпатории. Вечером 14 января к городу подошли военные корабли Черноморского флота – гидрокрейсер "Румыния", транспорт "Трувор", буксиры "Геркулес" и "Данай". На следующее утро "Румыния" в течение сорока минут обстреливала город из шестидюймовых орудий, а затем на берег высадился десант в количестве до 1500 матросов и вооруженных рабочих. К прибывшим тотчас присоединились местные "пролетарии", и к 10 часам утра город был полностью захвачен большевиками.

Первые три дня в городе шли нескончаемые обыски и аресты. В поисках оружия матросы вламывались в дома, и выносили оттуда все ценное. Арестовывали дворян, офицеров, чиновников, и тех, на кого указывали как на контрреволюционеров. Сопротивлявшихся убивали на месте. За три дня было арестовано свыше 800 человек.

Несчастных отводили на пристань в помещение Русского общества пароходства и торговли, откуда после краткого опроса перевозили на транспорт "Трувор".

Евпаторийский рейд стал местом массовых жестоких казней. За 3 дня -15,16 и 17 января 1918 г. большевиками было убито и утоплено не менее 300 человек. [15] Кровавые экзекуции производились матросами на гидрокрейсере "Румыния" и транспорте "Трувор". На "Румынии" казнили так: "лиц, приговоренных к расстрелу, выводили на верхнюю палубу и там, после издевательств, пристреливали, а затем бросали за борт в воду. Бросали массами и живых, но в этом случае жертве отводили назад руки и связывали их веревками у локтей и у кистей, помимо этого, связывали и ноги в нескольких местах, а иногда оттягивали голову за шею веревками назад и привязывали к уже перевязанным рукам и ногам. К ногам привязывались колесники". [16]

По свидетельству Н. Кришевского,"все арестованные офицеры (всего 46 человек), связанными руками были выстроены по борту транспорта и один из матросов ногой сбрасывал их в море, где они утонули. Эта зверская расправа была видна с берега, там стояли родственники, дети, жены… Все это плакало, кричало, молило, но матросы только смеялись.
Среди офицеров был мой товарищ, полковник Сеславин, семья которого тоже стояла на берегу и молила матросов о пощаде. Его пощадили – когда он, будучи сброшен в воду, не пошел сразу ко дну и взмолился, чтобы его прикончили, один из матросов выстрелил ему в голову…
Ужаснее всех погиб штабс-ротмистр Новицкий… Его, уже сильно раненного, привели в чувство, перевязали и тогда бросили в топку транспорта "Румыния". [17]
С берега за казнью Новицкого наблюдали жена и 12-летний сын, которому обезумевшая от горя женщина руками закрывала глаза, а он дико выл. [18]

На транспорте "Трувор" убийства совершались следующим образом: по распоряжению членов революционного трибунала к открытому люку подходили матросы и по фамилии вызывали на палубу жертву. Вызванного под конвоем проводили через всю палубу и вели на так называемое "лобное место". Здесь жертву окружали со всех сторон вооруженные матросы, раздевали, рубили руки и ноги, отрезали нос, уши, половые органы, и сбрасывали в море. После этого палубу смывали водой, удаляя следы крови. Казни продолжались целую ночь, а в среднем каждая экзекуция длилась 15-20 минут. Во время казней с палубы в трюм доносились неистовые крики, и для того, чтобы их заглушить, транспорт "Трувор" пускал в ход машины и как бы уходил от берегов Евпатории в море.

В расправах над офицерами и "буржуазией" особенно деятельное участие принимала преступная семья Немичей. Три сестры – Антонина, Варвара и Иулиания (Юлия) входили в состав трибунала, разбиравшего дела арестованных. "Революционное правосудие" сестрам помогали вершить супруг Иулиании, солдат Василий Матвеев, и сожитель Антонины, Феоктист Андриади. Обязанности среди палачей распределялись следующим образом: Иулиания допрашивала заключенных и оценивала степень "контрреволюционности", а ее муж определял "буржуазность". [19] Антонина следила за исполнением приговоров, а по некоторым сведениям, лично участвовала в расправах. [20]

Остальные члены революционного трибунала также вносили свою лепту в дело борьбы с "буржуазией". Председательствовавший на заседаниях командир "Румынии", матрос Федосеенко, любил повторять: " Все с чина подпоручика до полковника – будут уничтожены ". [21]
Один из большевистских палачей, матрос Куликов, говорил на одном из митингов, что " собственноручно бросил в море за борт 60 человек ". [22]

Массовые убийства продолжались и после отплытия кораблей от берегов Евпатории.
В ночь на 24 января из евпаторийской тюрьмы были вывезены на автомобилях и расстреляны 9 человек, среди которых граф Николай Клейнмихель, гимназист Евгений Капшевич, офицеры Борис и Алексей Самко, Александр Бржозовский.

По воспоминаниям современника и очевидца этих событий, Алексея Сапожникова, "местом расстрелов стала городская свалка, а в отдельных случаях задержанных выводили на улицу и убивали тут же у дома. Все это происходило ночами, по-видимому, днем даже профессиональным убийцам эта бойня безоружных людей казалась неудобной". [23]
Трупы казненных зарывали в специально приготовленных ямах, либо выбрасывали в море, привязав к ногам груз.

Оставив Евпаторию, перенесемся на Южный берег Крыма. В начале января 1918 г. здесь разыгралась своя кровавая драма. 13 января 1918 года курортный город Ялта и его окрестности после четырехдневного сопротивления со стороны эскадронцев (крымскотатарских вооруженных формирований) и офицерских дружин были захвачены большевиками, преимущественно командами матросов с миноносцев "Керчь", "Гаджибей" и транспорта "Прут". Практически сразу же в городе начались массовые аресты. Схваченных офицеров доставляли на стоявшие в порту миноносцы, допрашивали, затем выводили на мол и расстреливали. Так всего за три дня красногвардейцы казнили более ста человек. [24]

Живший в то время в Крыму известный политик и общественный деятель, князь Владимир Алексеевич Оболенский, приводит в своих воспоминаниях следующие подробности совершаемых большевиками кровавых расправ:
"…В Ялте офицерам привязывали тяжести к ногам, и сбрасывали в море, некоторых после расстрела, а некоторых живыми. Когда, после прихода немцев, водолазы принялись за вытаскивание трупов из воды, они на дне моря оказались среди стоявших во весь рост уже разлагавшихся мертвецов…" [25]

Не всех арестованных доставляли на миноносцы. Некоторых красногвардейцы и матросы убивали прямо на улицах, на глазах горожан, и тут же грабили трупы. Так погиб прапорщик Петр Савченко, покинувший обстреливаемый орудийным огнем санаторий Александра III, где он находился на излечении. Передвигающегося на костылях молодого офицера лишили жизни за то, что он не смог ответить, куда направились татарские эскадронцы.

Жертвами "революционного правосудия" стали и многие мирные жители. По данным Особой комиссии по расследованию злодеяний большевиков, "достаточно было крикнуть из толпы, что стреляют из такого-то дома, чтобы красногвардейцы и матросы немедленно открывали огонь по окнам указанного помещения. По такому окрику были убиты домовладелец Константинов и его дочь. Не удовольствовавшись пролитою неповинною кровью, убийцы разграбили квартирное имущество Константиновых и часть мебели отвезли в дар своему комиссару Биркенгофу". [26]

Одновременно с арестами и расстрелами в городе проходили повальные обыски. Под видом поиска спрятанного оружия шел самый беззастенчивый и неприкрытый грабеж. Разграблению подверглись гостиницы, частные квартиры, санатории, магазины, лавки, склады. "Экспроприированные" ценности частью передавались в распоряжение местного военно-революционного комитета, частью – присваивались красногвардейцами и матросами, а также их добровольными помощниками из числа местных люмпенов. Общая стоимость уничтоженного, испорченного и похищенного имущества в одной только Ялте составила свыше 1 млн. рублей. [27]

Кошмаров террора не избежала и Феодосия. 2 января 1918 г. в городе состоялся солдатский митинг, стремительно перешедший в вооруженный мятеж. Был сформирован военно-революционный комитет и организован штаб Красной гвардии во главе с бывшим прапорщиком, большевиком Иваном Федько. 4 января 1918 г. на помощь восставшим из Севастополя на эсминце "Пронзительный" прибыл отряд матросов под командованием анархиста Алексея Мокроусова. Позже подошли эсминцы "Калиакрия" и "Фидониси", доставившие новый десант.

В городе было введено осадное положение. Изданный в начале января приказ Феодосийского ВРК №3 призывал горожан сообщать обо всех "лицах, ведущих антисоветскую агитацию", и прямо предписывал расстреливать на месте всех "скрытых агентов контрреволюции", ведущих агитацию против советской власти.

Начались аресты и расстрелы офицеров и "буржуазии". Одним из первых эта скорбная участь постигла известного феодосийского домовладельца, генерал-майора Сергея Шелковникова. Его и еще 6 офицеров арестовали и заключили в тюрьму, и через несколько дней расстреляли. Имеются сведения о расстреле в Феодосии в этот период также генерал-майора Николая Яковлева (по другим сведениям – он был убит в Николаеве). [28] Всего в Феодосии было расстреляно более 60 человек. [29]

Те из обеспеченных горожан, кому посчастливилось уйти от расправы, в середине января были обложены денежной контрибуцией в 5 млн. рублей. Были разорены многие дачи, в том числе помещение картинной галереи известного художника И.К. Айвазовского. Несколько полотен великого мастера были исколоты штыками, а некоторые проданы прямо на улице. [30]

В ночь с 13 на 14 января 1918 г. большевиками (без боя) взят Симферополь. Как и в других городах полуострова, установление советской власти в крымской столице ознаменовалось массовыми грабежами, арестами и расстрелами. Уже 14 января красногвардейцами был убит известный симферопольский благотворитель, сотрудник общества "Детская помощь", председатель санитарного попечительства, Франц Францевич Шнейдер.
" В Симферополе , – писал в своих воспоминаниях князь В.А.Оболенский, - тюрьма была переполнена и ежедневно из нее вызывали людей на расстрел пачками ". [31] Только за одну ночь в городе было расстреляно 100 офицеров и 60 мирных граждан. [32] Особенно тщательно разыскивались и уничтожались чины Крымского штаба. Так, вечером 14 января 1918 г. в районе Карасубазара (ныне – г. Белогорск) отрядом красногвардейцев захвачены и немедленно расстреляны 50 офицеров [33], в том числе бывший начальник штаба Крымских войск, полковник Александр Макухин. Тогда же был убит настоятель Покровского храма села Саблы (ныне с. Партизанское Симферопольского района) протоиерей Иоанн Углянский. Тело расстрелянного палачи запрещали предавать земле под угрозой расстрела. Только 28 января останки священнослужителя были перевезены в Симферополь и захоронены по христианскому обычаю. В некрологе, напечатанном в "Таврических епархиальных ведомостях", говорилось, что отец Иоанн стал жертвой "тех темных сил, которые в революционное время обыкновенно направляют свои удары против христианства, Церкви Христовой и ее служителей". [34]

Помимо расстрелов, большевиками практиковались и более мучительные и жестокие способы казней. На симферопольском железнодорожном вокзале, избранном матросами-черноморцами одним из своих главных опорных пунктов, схваченных "контрреволюционеров" забивали до смерти прикладами, кололи штыками. Нескольких офицеров бросили живыми в паровозные топки.

Разграблению и осквернению подверглись многие церкви и храмы. В день взятия Симферополя, 14 января 1918 г., матросами был произведен обыск у архиепископа Симферопольского Димитрия: "Все взламывалось и вскрывалось. В архиерейскую церковь бандиты шли с папиросами в зубах, в шапках, штыком прокололи жертвенник и престол. В храме духовного училища взломали жертвенник… Епархиальный свечной завод был разгромлен, вино выпито и вылито. Всего убытка причинено более чем на миллион рублей". [35]

Кровавый февраль

21 февраля 1918 г. в связи с начавшимся германским наступлением советское правительство издало декрет "Социалистическое отечество в опасности!", один из пунктов которого прямо провозглашал:
" Неприятельские агенты, спекулянты, громилы, хулиганы, контрреволюционные агитаторы, германские шпионы расстреливаются на месте преступления ".
Наряду с этим, в декрете содержался призыв: " мобилизовать батальоны для рытья окопов под руководством военных специалистов. 6) В эти батальоны должны быть включены все работоспособные члены буржуазного класса, мужчины и женщины (выделено мной – Д.С.), под надзором красногвардейцев; сопротивляющихся – расстреливать ". [36]
Данный декрет был передан на места телеграммой, а 22 февраля 1918 г. опубликован в печати ("Правда", "Известия ЦИК").

В Крыму, где массовое истребление "врагов революции" активно проводилось, начиная с декабря 1917 г., распоряжение Совнаркома спровоцировало новую вспышку террора.

Особенно трагические события произошли в Севастополе. Около 21 часа 21 февраля 1918 г. на линкоре "Борец за свободу" состоялось собрание судовых комитетов, которое решило "заставить буржуазию опустить голову". Намечен был ряд действий, "вплоть до поголовного истребления буржуазии". [37]

К 12 часам на Каменной пристани (Находится на западном берегу Южной бухты, ниже бывшего Дворца культуры строителей) собралось более 2500 вооруженных матросов. Разбившись на отряды, черноморцы под лозунгами "Смерть контрреволюции и буржуям!", "Да здравствует Социалистическая Революция!", около 2 часов ночи 23 февраля 1918 г. вошли в город, где начали массовые обыски, грабежи и убийства.

Одними из первых мученической смертью погибли глава Таврического мусульманского духовного управления и председатель мусульманского комитета, муфтий Челебиджан Челебиев, контр-адмирал Николай Львов, капитан 1-го ранга Федор Карказ, капитан 2-го ранга Иван Цвингман и старший городовой севастопольской полиции Синица, содержащиеся в городской тюрьме.

Согласно свидетельству очевидца, морского офицера Владимира Лидзаря, обреченным "…связали руки назад (вязали руки матросы и рабочий, плотничий мастерской Севастопольского порта Рогулин)… Их повели…Никто из обреченных не просил пощады… Дорогой до места убийства, в Карантинной балке, как передавал потом рабочий Рогулин, их истязали: больного старика Карказа били прикладами и кулаками, и в буквальном смысле слова волокли, т.к. он болел ногами и не мог идти, адмирала Львова дергали за бороду, Синицу кололи штыками, и глумились над всеми… Перед расстрелом сняли с них верхнюю одежду и уже расстрелянных, мертвых били по головам камнями и прикладами". [38]

Расправившись с первой "партией" узников, в 4 часа утра матросы возвратились в тюрьму, и, грязно ругаясь, вытащили из камер, избивая, полковников Шперлинга и Яновского, прапорщиков Гаврилова и Кальбуса, поручика Доценко, капитана II ранга Вахтина, лейтенанта Прокофьева, мичмана Целицо, севастопольских обывателей Шульмана (пробили голову) и Шварцмана (сломали ребро), инженера Шостака и матроса Блюмберга. Последним двум каким-то чудом удалось бежать. Остальные были убиты. [39]
Очевидец вспоминал:"Всем обреченным связали руки, хотя полковники Яновский и Шперлинг просили не вязать им руки: мы не убежим, говорили они…И эти пошли на свою Голгофу, не прося пощады у своих палачей, лишь у мичмана Целицо выкатились две слезинки – мальчик он еще был, вся жизнь у него была впереди, да прапорщик Гаврилов о чем-то объяснялся с бандитами…Их увели, а нам, оставшимся, сказали: мы еще придем за вами…Минут через 15-20 глухо долетел в камеру звук нестройного залпа, затем несколько одиночных выстрелов, и все смолкло…Мы ждем своей очереди…Мы лежим на койках, и глаза нашим обращены то к иконам, то на окно, где за стеклом медленно-медленно приближается рассвет. Губы каждого невнятно шепчут: Господи, спаси, защити, ты единственный наш заступник, единственная наша надежда…Боже, как медленно, томительно приближается рассвет, минуты кажутся вечностью. Что пережито было за это время – не в силах описать ни одно перо…Послышались шаги и глухой говор…Звякнули ключи, провизжал отпираемый замок, и этот звук точно ножом кольнул в сердце…Они? Но нет, это отперли нашу камеру надзиратели. Началась поверка. Мы вышли в коридор. Пустые и мрачные стояли камеры, в которых еще вчера было так оживленно. Казалось, незримый дух убитых витает в них. В соседних камерах уцелело очень мало народу. Мы обнялись, расцеловались, мы плакали…Сколько в эту кошмарную ночь было перебито народу в Севастополе, никто не знает. <…> И неудивительно, если вы встретите севастопольца, преждевременно поседевшего, состарившегося, с расстроенным воображением, – никто не ждал этого. Никто не ожидал, что люди могут быть такими зверями …" [40] (выделено мной – Д.С.)

В ту ночь офицеров убивали по всему городу. Вот как погибли друзья Н. Кришевского:
Полковник Я.И.Быкадоров. При обыске нашли миниатюру Государя, работы его жены. Убили на месте.
Полковник В.А. Эртель. Командовал конным полком на Кавказе, приехал на несколько дней в отпуск к семье. Как ни убеждал моряков, что не принадлежит к Севастопольскому гарнизону, все было напрасно. Видя, что смерть неизбежна, попросил завязать глаза.
"-Вот мы тебе их завяжем!.. – сказал один из матросов и штыком выколол несчастному Эртелю глаза… Его убили, и труп три дня валялся на улице, и его не выдавали жене. А Эртель был дивный человек, которого все любили, а солдаты – боготворили…" [41]

Наряду с офицерами, уничтожались имущие горожане. 23 февраля 1918 г. некоторых из них – тех, кто не успел собрать или не сумел выплатить полностью контрибуцию, сначала собрали в помещении Севастопольского Совета, откуда затем перевели в Морское собрание. О том, что с этими несчастными сталось в дальнейшем, поведал в своем выступлении на 2-м Общечерноморском съезде матрос Беляев (судя по всему, противник кровопролития):
"Когда все люди были собраны в одной комнате, я посмотрел на них: там были и офицеры, и священники, и так, просто разные, кто попало. Там были совсем старые, больные старики. Половина матросов требовала уничтожить их. Была избрана комиссия, куда попал и я. Я старался, чтобы люди шли через эту комнату. Людей было много, были и доктора, была уже полная зала. <…>Никто не знал арестованных, ни того, за что их арестовали. Больше стоять было негде. Пришла шайка матросов и требовала отдачи. Я уговаривал, что офицеры на выборных началах, доктора и старики. Ничего не слушали. Согласились вывести из зала. А около 12 час. ночи звонит телефон из городской больницы, меня спрашивают, что делать с 40 трупами, что около больницы. И тогда я узнал, что всех поубивали. Я слыхал, что в Стрелецкой бухте на пристани много убитых. Я обратился снова в Совет.<…> Но все меры были бессильны, матросы разбились на отдельные кучки и убивали всех". [42]

Тела казненных складывали на платформы, бросали в автомобили и свозили на Графскую пристань. Отсюда их погружали на баржу, выводили в море, и там, привязав груз, топили.
Всего по городу за две ночи (23 и 24 февраля) было расстреляно 600 человек.

Два года спустя, 8 (21) февраля 1920 г. газета "Крымский вестник" писала:"История Севастополя знает много кровавых событий, но и среди них февральские ночи займут первое место по той бессмысленной кровожадности, которая их сопровождала…
Нужно только вспомнить лужи крови на улицах, изуродованные трупы, подвозимые на автомобилях к баржам для погребения, бледных женщин с печатью смертельного отчаяния, мечущихся по улицам… Ведь все это было так недавно, всего два года тому назад.
Мало в Севастополе семей, так или иначе не затронутых февральскими убийствами. Много погибло тогда людей, которые еще долгие годы могли бы приносить пользу родине.
Убийство – всегда преступление. Но эти убийства были дважды преступны, т. к. была пролита кровь ни в чем не повинных, беззащитных людей…
Кто убивал – мы не знаем. Слишком сумбурно и волнующе было то время, чтобы беспристрастное расследование могло найти виновников преступлений, совершенных в те ночи. Мы их не знаем: убивала озверелая толпа, в которой не было ничего человеческого. Убивала для того… чтобы убивать.
Два года прошло с тех пор… Образы погибших живут в наших сердцах, и мы никогда не забудем тех, кто пал жертвою безумия и ужаса наших дней..." [43]

Массовые расстрелы в феврале-марте 1918 г. прошли и в других городах Крыма. В ночь с 23 на 24 февраля 1918 г. в Симферополе матросы из отряда анархиста Семена Шмакова, узнав о событиях в Севастополе, произвели аресты "буржуев". Были расстреляны как "наиболее известные своей контрреволюционной деятельностью", так и своевременно не внесшие контрибуцию лица.

В ночь на 1 марта 1918 г. из Евпатории исчезло около 30-40 человек – в основном, зажиточных горожан и 7-8 офицеров. Все они были схвачены и убиты по заранее составленным спискам. На автомобилях их тайно вывезли за город и расстреляли на берегу моря. Несмотря на то, что решение о расправе принималось местными властями, было объявлено, что на город совершили нападение анархисты и увезли горожан в неизвестном направлении. Позже, "при раскопке могилы и при осмотре трупов оказалось, что тела убитых были зарыты в песке, в одной общей яме глубиной в один аршин. За небольшим исключением, тела были в одном нижнем белье и без ботинок. На телах в разных местах обнаружены колото-резаные раны. Были тела с отрубленными головами (у татарина помещика Абиль Керим Капари), с отрубленными пальцами (у помещика и общественного деятеля Арона Марковича Сарача), с перерубленным запястьем (у нотариуса Ивана Алексеевича Коптева), с разбитым совершенно черепом и выбитыми зубами (у помещика и благотворителя Эдуарда Ивановича Брауна). Было установлено, что перед расстрелом жертв выстраивали неподалеку от вырытой ямы и стреляли в них залпами разрывными пулями, кололи штыками и рубили шашками. Зачастую расстреливаемый оказывался только раненым и падал, теряя сознание, но их также сваливали в одну общую яму с убитыми и, несмотря на то, что они проявляли признаки жизни, засыпали землей. Был даже случай, когда при подтаскивании одного за ноги к общей яме он вскочил и побежал, но свалился заново саженях в двадцати, сраженный новой пулей". [44]

Жестокие убийства, погромы и грабежи прекратились лишь после изгнания большевиков с территории полуострова в апреле-мае 1918 г. После этого красные дважды будут захватывать Крым – в 1919 и в 1920 г., и всякий раз установление советской власти будет сопровождаться массовыми репрессиями, конфискациями имущества и изъятием продовольствия у крестьян. И если в 1919 г. строители "нового общества" не проявили себя в полной мере, то после окончательного завоевания полуострова осенью 1920 г., они наверстают упущенное, уничтожив людей в десятки раз больше, чем за предыдущие годы.

Автор выражает благодарность исследователю проблем истории Гражданской войны в Крыму, магистру государственного управления, члену Союза русских, украинских и белорусских писателей Автономной республики Крым, Вячеславу Георгиевичу Зарубину и доктору исторических наук Сергею Владимировичу Волкову за предоставленный материал и неоценимую помощь, оказанную в процессе написания данного очерка.