В отличии от общественной жизни, в религиозной сфере не может быть и речи ни о какой торелантности, ибо всякое чуждое Христу учение – это и есть воинствующее антихристианство, волки в овечьей шкуре, расхищающее стадо Христово. Но если антихристианские силы не могут смириться с существованием Христа и Его Спасительной Церкви, то, наоборот, Православное Христианство, будучи единственной обладателем Святости – Правды Христовой, вполне снисходительно смотрит на все антихристианство, вместе взятое и не берется за меч войны, пока антихристы первыми не нападут на сторонников Спасителя. Православная Церковь, не принимая чуждое Христу за правду, все же до последнего надеется, что заблудшие в вере и в понимании Бога опомнятся, раскаются и придут к одному для всех Богу-Отцу: «Ибо приблизилось Царство Небесное!», то есть дела и вера человечества настолько уже плохи, что для искупления человека понадобилось воплощение Божие в Богочеловека. И вот как раз в этом, можно сказать самом главном, и отличие христиан от всех нехристиан. А то ведь как – сколько их сегодня обвинителей христолюбцев во всех грехах, в чем, конечно, есть немалая их личная вина, но все же большинство христиан осознанно не признает грех за правду и вступает в бой с грехом, тогда как нехристиане обычно не видят разницы между добром и злом, грехом и святостью. Да, и вся эта страшная борьба с миром греха, плоти и дьявола без помощи Христа немыслима! То есть только у благочестивых христиан есть непостыжимая надежда и упование на Бога – Христа, единственно Который и прощает, и милует, и наказывает, и обожает, и воскресает, и дарует Вечную Жизнь. Только представим жизнь через миллион лет (а это все равно неизбежно!). Что останется от того, чем мы так сегодня дорожим и над чем плачем? Где мы будем, создания Божии? Поэт Тютчев размышляет так:
Да, вы сдержали ваше слово:
Не двинув пушки, ни рубля,
В свои права вступает снова
Родная русская земля.
И нам завещанное море
Опять свободною волной,
О кратком позабыв позоре,
Лобзает берег свой родной…
Ну чем не пророчество Тютчева о воссоединении Крыма с Россией в 2014 году! Но читаем внимательно далее:
Счастлив в наш век, кому победа
Далась не кровью, а умом,
Счастлив, кто точку Архимеда
Умел сыскать в себе самом, -
Кто, полный бодрого терпенья,
Расчет с отвагой совмещал -
То сдерживал свои стремленья,
То своевременно дерзал.
Но кончено ль противоборство?
И как могучий ваш рычаг
Осилит в умниках упорство
И бессознательность в глупцах?
Ни в коем случае поэт не имеет ввиду самонадеянность и упование на свой разум, но чтобы, разумея Божие (что невозможно без покаяния), и исполняя заповеди от Бога, человек сподобляется благодати Божией и имеет счастливую возможность избегать греха и страстей. Самый умный в глазах людей человек, но без спасительной веры в Христа он - ничто в очах Божиих. По сути дела Тютчев делает намек на то, что по мере умножения в миру жизни не по Христу, человеку придется рассчитывать на одного себя. Тогда его спасение будет сопряжено только одному Богу ведомыми путями. Скорее всего, большинство людей так и не поймет, с какими христианами они жили и умирали. Но мало ли что скажут о нас, право или неправо, люди. А вот что скажет и как будет судить каждого Бог? Все небожие рухнет, «как ключ ко дну» (Тютчев), но самое малейшее Божие останется и перейдет в Царство Небесное. Поэтому поэт Тютчев и пишет:
И в Божием мире то ж бывает,
И в мае снег идет порой,
А все ж Весна не унывает
И говорит: «Черед за мной!..»
Вспомним же Святителя Иннокентия Херсонского: «И внемля ей (Весне), не унывай!» Воскресение и Вечная Весна – Христос всегда с нами, и не только в одном будущем веке, но уже в этом, если верим Духовной Весне и Любви. Это сейчас смуты и разделения, чтобы через них произошло укрепление одних и отпадение других, но будет едино стадо и един Пастырь – Господь наш Иисус Христос. «Преобразования в учреждениях политических подобны плоду в утробе матери; они имеют свое время зачатия, возрастания и, наконец, рождения. Революции подобны выкидыванию младенцев; редко выкинутое дитя остается живым. Следовательно, надобно ждать всегда времени разрешения? Да. Впрочем, и естественные роды требуют иногда хирургической помощи», - такова позиция Святителя Иннокентия Херсонского.
Уже накануне своего ухода Тютчев пишет совершенно в христианском духе о судьбах носителей зла, в том числе и современных нам:
Знай, торжествующий, кто б ныне ни был он,
Во всеоружии насилья и обмана,
Придет и твой черед, и поздно или рано
Ты ими ж будешь побежден!
Так что не Бог «виноват» в том, что на земле царят насилие и разврат, а сами люди, своей же злобой себя и наказующие.
Тютчев – великий сердцеведец и мудрец. Даже такое известное стихотворение «Я встретил вас – и все былое», обращенное в популярный романс, обнаруживает в поэте незаурядную силу самых искренних чувств и бескорыстных мыслей. Это не просто обращение к близкому человеку, но отражение того, как поэт вообще относился к любому человеку на земле. Такое ощущение, что Тютчев встречает тебя, читающего его сердечные стихи и… поэт оживает, садится с тобой рядом, любуется жизнью и упивается с тобой слезами, и вообще проявляет лучшее, что есть у него:
Я встретил вас - и все былое
В отжившем сердце ожило;
Я вспомнил время золотое -
И сердцу стало так тепло...
Духовное общение не может умереть и прекратиться. Время на земле дорого для спасения души, оно на вес золота…
Как поздней осени порою
Бывают дни, бывает час,
Когда повеет вдруг весною
И что-то встрепенется в нас,-
Если ценим время, данное Богом для чистых и светлых чувств, то мы и живы, и осенью веет весною и что-то внутри нас трепещет и не верит во всеуничтожение… Жив Тютчев, и все мы живы только в Господе!
Так, весь обвеян духовеньем
Тех лет душевной полноты,
С давно забытым упоеньем
Смотрю на милые черты...
Как после вековой разлуки,
Гляжу на вас, как бы во сне,-
И вот - слышнее стали звуки,
Не умолкавшие во мне...
Тут не одно воспоминанье,
Тут жизнь заговорила вновь,-
И то же в нас очарованье,
И та ж в душе моей любовь!..
Тютчев не замыкается на своем лично пережитом чувстве, поэт через свое создает целое настроение, которое присуще светлым и чистым душам. Тютчев заверяет нас, но не нарочито и навязчиво, что все будет хорошо: если мы неотступно любим, то все и завершится неумирающей Любовью. Но не станем забывать, что духовная радость – это спосбность страдать ради Христа, презирать все суетное и идти скорбным путем к Вечной Радости – Христу, Которого у нас никто не отнимет, если мы сами не сделаемся недостойными Христа. Между прочим, неоценимой заслугой, если так можно сказать, православного литературоведения является то, что оно возвращает словам, напрмер, таким, как «радость», «любовь», «честь», «достоинство», «вера» прежний духовный смысл. Что только не говорят о любви, но есть ли у многоглаголящих реальная небесно-земная любовь, которая берется любить человека не за его общественное положение, заслуги и достижения, а за то, что он человек-мученик, да просто любящий и чистый перед Богом человек? Любить за молодые и красивые глаза, за те же губы не представляет большого труда. Но так ли много любящих в несчастьи, в муках? Сколько любящих другого человека за то, что тот такой же образ Божий, как и они, а не обезьяна? Когда плотскими суррогатами тленной «любви» отодвигается духовное и нетленное чувство, то и происходит то, о чем писал поэт Тютчев:
Любовь, любовь - гласит преданье -
Союз души с душой родной —
Их съединенье, сочетанье,
И роковое их слиянье,
И... поединок роковой...
Почему же так? Да потому так, что союз одной души с другою душой может быть и не освящен свыше от Бога в Церковном Таинстве Брака. И тогда худо дело! Без Божиего благословления, что созиждется или устоит прочно? Если вообще смысл в любых союзах без Христа? Нет, и не может быть, и не должно быть. А такое ощущение, что преступного союзничества становится все больше и больше. Но поэта Тютчева волнует и то, что в поединке душ, не слабее, нет, а намного ранимее окажется та душа, которая настроена на высокодуховное состояние и жертвенную любовь:
И чем одно из них нежнее
В борьбе неравной двух сердец,
Тем неизбежней и вернее,
Любя, страдая, грустно млея,
Оно изноет наконец...
Но именно такое мученичество за другую душу и вменится человеку в венец. Мы с супругой прожили в браке 35 лет, из них в церковном браке 20 лет. Мы ощутили на себе и на детях разницу между так называемыми «гражданскими» союзами (а таковые были почти все в СССР), и венчанным браком. Это Небо и земля. Не то, чтобы мы стали успешнее и богаче, но счастливее во много раз это уж точно. Жить без Бога, без соприкосновения с Вечным – это худший род несчастья. Какой смысл в земле и во всем земном без Бога, в том числе и в том, что ты живешь со смертным человеком столько-то лет, и она и ты обратитесь в ничто…? Только недавно с удивлением узнали, что в подмосковной Балашихе Центральная библиотека носит имя великого русского поэта Ф. И. Тютчева. Есть и музей поэта в библиотеке. Так вот, мы с женой зарегстрировали брак именно в Балашихе. Это было первое место нашей офицерской службы в узле связи тогда 1-й армии Московского округа ПВО (ее еще называли «Конной»). Командиром части был полковник Г. Поверенный, а заместилем по политчасти подполковник А. Яшин. «Я вспомнил время – время золотое»… Бывают очень приятные сближения. А вот еще одно из них – музей поэта Федора Ивановича Тютчева был открыт в его родном Овстуге в 1957 году, в году нашего с братом Алексеем рождения в третий день января, как и у поэта Николая Михайловича Рубцова… Но не в сближениях, конечно, дело. Главное в том, что пока пламенеет жертвенная любовь, основанная на вере в Христа, Который во искупление людей пролил Свою Божественную Кровь, остается и надежда, что не все еще потеряно. А жениться и выходить замуж будут вплоть до Судного дня…
Мало кто понимает, что гениальный воодушевленный стих – это великая жертва, приносимая на алтарь Отечества нелегким трудом и верою. Тютчев сравнивает поэта с Божией птичкой. Птичка не может не петь то, что она должна исполнить, причем так, чтобы эта песня не была забыта ни Богом, ни людьми:
Сентябрь холодный бушевал,
С деревьев ржавый лист валился,
День потухающий дымился,
Сходила ночь, туман вставал.
И все для сердца и для глаз
Так было холодно-бесцветно,
Так было грустно-безответно, —
Но чья-то песнь вдруг раздалась…
И вот, каким-то обаяньем,
Туман, свернувшись, улетел,
Небесный свод поголубел
И вновь подернулся сияньем —
И все опять зазеленело,
Все обратилося к весне…
И эта греза снилась мне,
Пока мне птичка ваша пела.
(«Н. И. Кролю»)
Только та поэзия уникальна и бессмертна, которая воскресает человека и обращает его к Богу – Святой Троице и к Родине – Святой Руси. Так и есть! Пока слышишь и чувствуешь Тютчева, словно бы слышишь небесную песнопение. А все наши русские поэты-гении – это незабываемый хор небесный певчих! А все потому что, личная вера поэтов тесно переплелась с верой народа в лучшую, небесную и справедливую жизнь. Тютчев в письме к брату Николаю вспоминает о своей привязанности к дядьке из крепостных крестьян – Николаю Афанасьевичу Хлопову (помните, что и у Пушкина был такой дядька – Никита Тимофеевич Козлов, который нес смертельно раненного поэта на руках домой). Дядька Николай завещал своему воспитаннику Федору Федоровскоую икону Пресвятой Богородицы, которой поэт очень дорожил. На иконе надпись: «В память моей искренней любви и усердия к моему другу Федору Ивановичу Тютчеву. Сей образ по смерти моей принадлежит ему. Подписано 1826 марта 5-го. Николай Хлопов». Известно, что именно Федоровская икона Матери Божией является иконой Святой Царской Семьи Романовых.
Гений вынашивает и производит свои произведения на свет, словно чадолюбивая мать ребенка в своем чреве под сердцем. Гениальные стихи написаны в буквальном смысле слова кровью страдальческого сердца, поэтому они и являются всенародным сокровищем не одного национального духа, но украшением всего человечества. Приведем слова Тютчева из его письма к жене в 1843 году, приведенным у Аксакова (в нем говорится о том, что перед отъездом Тютчева в его семье молились, а затем ездили к Иверской Божией Матери): «Одним словом, всё произошло согласно с порядками самого взыскательного Православия... Ну что же? Для человека, который приобщается к ним только мимоходом и в меру своего удобства, есть в этих формах, так глубоко исторических, в этом мире русско-византийском, где жизнь и верослужение составляют одно,... есть во всём этом для человека, снабжённого чутьём для подобных явлений, величие поэзии необычайное, такое великое, что оно преодолевает самую ярую враждебность... Ибо к ощущению прошлого - и такого же старого прошлого, - присоединяется фатально предчувствие несоизмеримого будущего». По сути дела, Тютчев воспринимает православную веру не просто как застывшую догму и богословие, но, прежде всего, как ВЕЛИКУЮ БОЖЕСТВЕННУЮ ПОЭЗИЮ. И впрямь, восхищение поэтов природой, людьми, жизнью, разве не имеет источника в Виновнике Жизни, Бытия природы и человека - Боге? Конечно, едва ли каким другим и могло быть мироощущение великого поэта. Вот этой живой поэзии души и сердца как раз и не хватает весьма многим искренне верующим людям, которые духовную жизнь ограничивают чтением молитв и акафистов, что само по себе имеет несомненную духовную пользу. Но без огня души и сердечной теплоты наша молитва и иные бдения могут просто стать неугодными Богу, тогда как будем продолжать считать, что мы являемся «великими верующими».
Не будем забывать, что гениальный поэтический дар – это искусство искусств. Он дается за непрестанную очистку сердца от всего наносного, неугодного Богу. Хоть Тютчев и заметил, что «всякий человек в определенном возрасте становится лирическим поэтом. Нужно только развязать ему язык», но сам-то Тютчев был поэтом поэтов, его жизнь была постоянным борением. Поэт признавался: «Вся эта подлость, глупость, низость и нелепость (речь идет о направлении умов в министерстве Нессельроде – прим. авт.) – все это возмущает душу более, чем способно выразить человеческое слово… Знаешь ли ты, что мы накануне какого-то ужасного позора, одного из тех непоправимых и небывало постыдных актов, которые открывают для народов эру их окончательного упадка, что мы, одним словом, накануне капитуляции?.. Но с таким чувством постоянной сердечной тоски можно ли находить какое-либо удовольствие в жизни?» (Э. Ф. Тютчевой, 9.06.1854 г.). Тютчев знал о чем говорил. Против России был осуществлен самый настоящий широкомасштабный заговор. Франция мечтала взять реванш за поражение в 1812 году, Англия и Франция при этом преследовали свои интересы. Министерство иностранных дел во главе с К. В. Нессельроде предоставляет неверную информацию Императору о реальном положении дел. И Тютчев как никто другой видит главных действующих лиц этого заговора не на Западе, а в самой России. В этой связи о своих коллегах по министерству он отзывается следующим образом: «Когда видишь до какой степени, эти люди лишены всякой мысли и соображения, а следовательно и всякой инициативы, то невозможно приписывать им хотя бы малейшего долгого участия в чем бы то ни было». Во многом благодаря Тютчеву, в начале 1856 года Нессельроде был, наконец, смещен с поста министра. На его место заступил в апреле князь А. М. Горчаков. Горчаков и Тютчев не прерывали дружеских отношений, потому не удивительно, что новый министр сразу же привлек поэта в круг живейших политических интересов. Раз уж речь снова зашла о прозападном канцлере Нессельроде, то приведем отрывок письма Тютчева родителям: «Еще раз поручаю вам жену и детей — любите их меня ради. Мне, признаюсь, иногда очень грустно за жену. Никто на свете не знает, кроме меня, как ей должно быть на сердце… Мне бы очень хотелось, чтобы во время своего пребывания она поддержала некоторые связи и чтобы, если можно, удалось ей познакомиться с графиней Nesselrode. Я теперь на опыте уверился, как на нашей службе подобные связи необходимы. Без этого тотчас попадешь в <1 нрзб.>. Уверен, что с вашей стороны вы сделаете все возможное (Любек. Воскресенье. 15/27 августа 1837 г.).
В июле - августе 1835 года Ф. И. Тютчев, в ту пору коллежский асессор, второй секретарь Российской миссии в Мюнхене, посещал находившегося на лечении в Карлсбаде вице-канцлера К.В.Нессельроде и просил его о повышении в должности. Нессельроде обещал вспомнить о Тютчеве «при первой же возможной вакансии». К концу 1835 года Тютчев был переименован в младшего секретаря миссии. Вряд ли о таком повышении думал поэт, обращаясь к Нессельроде. Кроме того, он был произведен в надворные советники и пожалован в звание камергера. В мае 1836 года Тютчев пишет в письме князю Гагарину: «Гомподин вице-канцлер хуже тестя Иакова. Тот, по крайней мере, заставил своего зятя работать только семь лет, прежде чем отдал ему Лию, для меня же срок был удвоен. В конце концов, они правы. Поскольку я никогда не воспринимал службу всерьез, службе тоже не грех посмеяться надо мной. Между тем положение мое становится все более и более ложным… Я не могу мечтать о возвращении в Россию по той простой и восхитительной причине, что мне не на что там будет существовать (курсив – авт.), с другой стороны, у меня нет ни малейшего разумного повода упорно подвизаться на поприще, которое ничего не обещает мне в будущем». И. Н., Е. Л. Тютчевым и Д. И. Сушковой (31 декабря 1836/12 января 1837 г., Мюнхен) поэт пишет: «Вице-канцлер пишет мне любезные письма и неоднократно самым благосклонным образом высказывался на мой счет. Стало быть, если он ничего не делает для меня, на это есть другие причины. Может быть, он полагает, что привязанность, столь искренняя, как та, которую он ко мне питает, не нуждается во внешних проявлениях». 10/22 ноября 1839 года Тютчев получил четырехмесячный отпуск, после которого не вернулся на службу. 30 июня/12 июля 1841 года «за долговременным неприбытием его из отпуска предписано не считать его более в ведомстве Министерства иностранных дел» - значится в его формулярном списке. Тютчев был также лишен придворного камергерского звания. «Графиня Нес<сельроде> вернулась несколько дней назад, и я должен завтрашний вечер провести вместе с ней у Вяземских», - читаем мы в другом письме Тютчева. По приезде в Петербург Тютчев хлопочет о возвращении на службу и, обнадеженный заверениями Нессельроде, рассчитывает на удачный исход дела. 7 декабря он писал родителям: «…Несколько лиц, близких к вице-канцлеру, утверждают, что я буду иметь полное основание остаться довольным и что начнут с того, что вернут мне ключ». В этом ожидании он пишет новое письмо к родителям. Повышения в чине не произошло. С 16 марта 1845 г. Тютчев вновь числится в ведомстве Министерства иностранных дел. 14 апреля того же года ему возвращено звание камергера и с 15 февраля 1846 года он получает назначение чиновником особых поручений VI класса при государственном канцлере, что соответствовало чину коллежского советника, полученному им в 1839 году (Формулярный список о службе Ф.И.Тютчева. 1872 г. РГИА. Ф.776. Оп.11. Ед.хр.115. Л.12об.).
«К. В. Нессельроде рассматривает «слишком пылкие речи», произносимые Тютчевым в салонах на злободневные политические темы, как враждебные выступления». Это было написано К. Пфеффелем в 50-е годы. Если мы вспомним, что незадолго до того, в 1838 году, Нессельроде уволил после более чем двадцатилетней службы крупнейшего дипломата века А. М. Горчакова (который вообще не имел собственно служебных прегрешений), становится особенно ясно, что изгнание Тютчева было обусловлено неугодностью его поэтической и политической позиции, а не какими-либо проступками. Конечно, длительная неявка в Петербург была проявлением недисциплинированности. Но она все же являлась только поводом, а не истинной причиной полного отлучения Тютчева от дипломатии. Известно, что в Петербурге А. С. Пушкин закатил всесветский скандал супруге Нессельроде, которая вывозила Наталью Гончарову на бал в Аничковом дворце без ведома поэта. Позднее поэт называл Марию Нессельроде нелюбимой им «сильнее, чем Булгарин». Несельроде, в ведомстве корого в то время числился А.С. Пушкин, чтобы неугодного поэта перевели снчала на юг, а затем и в ссылку в Михайловское. Именно Марии Нессельроде приписывают анонимные письма, приведшие к дуэли Дантеса с Пушкиным, после которой супруги Нессельроде пытались защищать французского офицера. Есть еще один известный всем факт, но в этом ряду вполне уместный - внук канцлера Нессельроде Анатолий Дмитриевич, был организатором в 1918 году «Русского массонского комитета в Париже».
А. О. Смирнова-Россет передает слова М. Д. Нессельроде о Тютчеве: «Вот и Тютчев - один из тех, кто заставляет меня смеяться. Это правда, что Нессельроде заставил его покинуть дипломатию. Он был первым секретарем в Турине, посланник попросил отпуск на шесть недель, за это время у Тютчева умирает жена. Мсье оставляет архивы у фабриканта сыра и отправляется разъезжать от потрясения, чтобы найти вторую жену. Находит ее в Швейцарии и женится. Не получая известий из Турина, встревоженный Нессельроде велит написать начальнику канцелярии. Тот отвечает, что первый секретарь уехал, не доверив ему архивы. Вы хорошо понимаете, что нет возможности держать в министерстве подобного человека» (Смирнова-Россет А.О. Дневник. Воспоминания. М., 1989. (Литер памятники. С.499). Поскольку в мемуарах Смирновой-Россет часто встречаются неточности, то комментаторы полагают, будто она могла слышать историю о потерянных архивах и шифрах от самого Тютчева и вложить ее в уста Нессельроде. Однако в этой тираде столько нелестной для поэта неправды, что вряд ли стоит ее приписывать самому Тютчеву. Широко распространенная легенда о том, что Тютчев якобы потерял дипломатические шифры «в суматохе свадьбы» полностью опровергнута опубликованной в «Летописи жизни и творчества Ф.И.Тютчева» (М., 1999. С.224) сопроводительной депешей №28, составленной Тютчевым между 20-25 июня/2-7 июля 1839 г., в которой сообщается: «В соответствии с распоряжением, которое содержится в циркуляре, направленном Вашим Превосходительством Иператорским миссиям за границей 20 <декабря> 1838 года, считаю своим долгом воспользоваться первой возможностью переслать с квартальным курьером в Императорское министерство таблицы шифров - № 153, 154 и 155, ныне отмененные». И русский посланник вовсе не был в коротком отпуске - Тютчев больше года исполнял обязанности посланника в качестве поверенного в делах, и в то время как место посланника оставалось свободным, он его так и не получил. Именно в это время он регулярно пишет на имя вице-канцлера К.В.Нессельроде депеши по текущим политическим проблемам, которые и сегодня (они опубликованы только частично) могут по праву считаться образцом настоящей политической публицистики и расширяют наше представление о творческом наследии Тютчева. Но дарования Тютчева не были оценены, и признание М.Д. Нессельроде «Нессельроде заставил его покинуть дипломатию…» - сегодня звучит как обвинение в адрес вице-канцлера. Отношение Марьи Дмитриевны Нессельроде к великим русским поэтам было довольно последовательным. Если с А. С. Пушкиным она была в открытой вражде, ненавидела его за эпиграммы в адрес ее самой и ее отца министра финансов при Александре I Д. А. Гурьева, то к Тютчеву жена вице-канцлера испытывала пренебрежительно-холодное отношение, ее прием, оказываемый ему, - был всего лишь светскою любезностью. А до эпиграммы Тютчева «Нет, карлик мой! трус беспримерный!..» (1850) на ее мужа К. В. Нессельроде, проводившего проавстрийский курс внешней политики, она совсем немного не дожила… Если так можно сказать, явно нессельродовский след прослеживается в устранении выдающегося поэта и дипломата России А. Грибоедова, о чем уже немало написано современными исследователями.
Во Всеподданнейшем отчёте III отделения за 1829 год можно прочитать следующее: «Общество, особенно средние классы, в массе странным образом предубеждены против графа Нессельроде. Его всегда подозревают в тайной приверженности венскому кабинету и в предусмотрительной близости с Меттернихом…» Небезинтересно, что Миттерних был так же, как и Нессельроде женат на графине и тоже Марии - Элеоноре фон Кауниц-Ритберг, внучке известного государственного деятеля князя Венцеля Кауница. Салон графини Марии Миттерних имел влияние на европейские дела. Сын Миттерниха Рихард - также дипломат, посол в Париже. Салон супруги Рихарда (и одновременно племянницы) Полины считался первым в Париже эпохи Второй империи. Нелицеприятную оценку действиям Дома Нессельроде дает друг поэта К. Батюшкова и сам поэт П. П. Вяземский: «Самовластно председательствовала в высшем слое петербургского общества и была последней, гордой, могущественной представительницей того интернационального ареопага, который свои заседания имел в Сенжерменском предместье Парижа, в салоне княгини Меттерних в Вене и в салоне графини Нессельроде в доме министра иностранных дел в Петербурге. Ненависть Пушкина к этой последней представительнице космополитного олигархического ареопага едва ли не превышала ненависть его к Булгарину. Пушкин не упускал случая клеймить эпиграмматическими выходками и анекдотами свою надменную антагонистку. К несчастью, эти эпиграммы не сохранились». Такого круга человек знал, что говорил… Странно другое, как не могли сохраниться эпиграммы Пушкина?.. Возможно, что они из то же из разряда мифов, чтобы обелить действия дома Нессельроде против великого поэта.
Наконец, приведем небольшой отрывок из книги состявшего в дружеских отношениях с поэтом Николаем Рубцовым писателя В. Кожинова «Пророк в своем отечестве» (Федор Тютчев – Россия век ХIХ): «Нессельроде был, как мы еще увидим, и его (Тютчева – прим. авт.) главным врагом. «Связь» Тютчева и Пушкина со всей определенностью выразилась и в этом… Более того, и непосредственные «исполнители» убийства Пушкина - Геккерн и его «приемный сын» Дантес - были достаточно хорошо известны Тютчеву. Ведь изгнанный в 1837 году из России Геккерн через пять лет сумел стать голландским послом в Вене и сыграл свою роль в подготовке того отвратительного предательства, которое совершила Австрия по отношению к своей давней союзнице России во время Крымской войны. Что же касается выученика Геккерна, Дантеса, он был позднее доверенным лицом Луи-Наполеона — одного из главных организаторов Крымской войны; за свои «заслуги» Дантес был возведен в сан сенатора Франции. Словом, главные враги Пушкина были в стане главных врагов Тютчева. Поэтому история гибели Пушкина имеет самое прямое отношение к Тютчеву. Через пятнадцать лет после гибели Пушкина благонамеренный Карл Пфеффель, брат второй жены Тютчева, сообщит ей о Нессельроде, — в то время уже канцлере: «Канцлер рассматривает возможно слишком пылкие речи, произносимые Тютчевым в салонах на злободневные политические темы как враждебные ему выступления. Считаю своим долгом вас об этом предупредить, чтобы вы убедили Тютчева утихомириться». Тютчев, однако, не утихомирился. Через два года он писал о Нессельроде: «Вот какие люди управляют судьбами России!.. Нет, право, если только не предположить, что Бог на небесах насмехается над человечеством… невозможно не предощутить переворота, который, как метлой, сметет всю эту ветошь… Лет тридцать тому назад барон Штейн, человек, наиболее ненавидевший… Нессельроде и ему подобных, встретившись с нашим теперешним канцлером на каком-то конгрессе, писал про Нессельроде… в своих письмах: «Это самый жалкий негодяй, какого я когда-либо видел». |
