Обычно большинство европейцев видят в нашем народе внешнее – культуру, характер, традиции и даже веру его, как непонятный и старинный обряд, но сущности народа нашего не знают, да и не хотят знать. Но так было всегда – благополучие не терпит крестоносцев и сторонится их. Свой-то для русского народа, даже из своих, не тот, кто грешит, а кто свят и идет узким путем в Царство Небесное. Того русский любит и почитает. Старец Зосима в «Братьях Карамазовых» Достоевского говорит: «А от нас и издревле деятели нродные выходили, отчего же не может быть и теперь? Те же смиренные и кроткие постники и молчальники восстанут и пойдут на великое дело. От народа спасение Руси. Русский же монастырь искони был с народом.. Народ верит по-настоящему, а неверующий деятель у нас в России ничего не сделает, даже будь он искренен сердцем и умом гениален. Это помните Народ встретит атеиста и поборет его, и станет единая Православная Русь. Берегите же народ и оберегайте сердце его. В тишине воспитайте его. Вот ваш иноческий подвиг, ибо сей народ - богоносец».

И это великая правда, что неверие, пр всей его бурной деятельности, не созидает, а вера двигает горы добродетелей. Только чистая, незамутненная в самом народе вера, братская не в лозунгах, а в делах, все освещает, дает добрый пример, изменяет во благо. Вот отчего так важное тихое, доброе, ласковое, а иногда и гневное, обличительное, призывное слово Православной Любви. Проистекает оно от Христа, от Святых Отцев Церкви и наших великих гениев бессмертной поэзии. Тот же русский инок, старец Зосима заключает: «НО СПАСЕТ БОГ РОССИЮ, ибо хоть и развратен простолюдин и не может уже отказать себе во смрадном грехе, но все же знает, проклят его смрадный грех и что поступает он худо, греша. Так что неустанно еще верует народ наш в Правду, Бога признает, умилительно плачет… Но спасет бог людей своих, ибо велика Россия смирением своим. Мечтаю видеть и как бы уже вижу ясно наше грядущее: ибо будет так, что даже самый развращенный богач наш кончит тем, что устыдится богатства своего пред бедным, а бедный, видя смирение сие, поймет и уступит ему с радостью, и лаской ответит на благолепный стыд его. Верьте, что кончится сим: на то идет. Лишь в человеческом духовном достоинстве равенство, и сие поймут лишь у нас. Были бы братья, будет и братство, а раньше братства никогда не разделятся. Образ Христов храним, и воссияет как драгоценный алмаз всему миру… Бу́ди, бу́ди!

Братья, не бойтесь греха людей, любите человека и во грехе его, ибо сие уж подобие божеской любви и есть верх любви на земле. Любите всё создание Божие, и целое и каждую песчинку. Каждый листик, каждый луч божий любите. Любите животных, любите растения, любите всякую вещь. Будешь любить всякую вещь и тайну Божию постигнешь в вещах. Постигнешь однажды и уже неустанно начнешь ее познавать всё далее и более, на всяк день. И полюбишь наконец весь мир уже всецелою, всемирною любовью. Животных любите: им Бог дал начало мысли и радость безмятежную. Не возмущайте же ее, не мучьте их, не отнимайте у них радости, не противьтесь мысли Божией. Человек, не возносись над животными: они безгрешны, а ты со своим величием гноишь землю своим появлением на ней и след свой гнойный оставляешь после себя — увы, почти всяк из нас! Деток любите особенно, ибо они тоже безгрешны, яко ангелы, и живут для умиления нашего, для очищения сердец наших и как некое указание нам. Горе оскорбившему младенца. А меня отец Анфим учил деток любить: он, милый и молчащий в странствиях наших, на подаянные грошики им пряничков и леденцу, бывало, купит и раздаст: проходить не мог мимо деток без сотрясения душевного: таков человек. Пред иною мыслью станешь в недоумении, особенно видя грех людей, и спросишь себя: «Взять ли силой али смиренною любовью?» Всегда решай: «Возьму смиренною любовью». Решишься так раз навсегда и весь мир покорить возможешь. Смирение любовное - страшная сила изо всех сильнейшая, подобной которой и нет ничего. На всяк день и час, на всякую минуту ходи около себя и смотри за собой, чтоб образ твой был благолепен. Вот ты прошел мимо малого ребенка, прошел злобный, со скверным словом, с гневливою душой; ты и не приметил, может, ребенка-то, а он видел тебя, и образ твой, неприглядный и нечестивый, может, в его беззащитном сердечке остался. Ты и не знал сего, а может быть, ты уже тем в него семя бросил дурное, и возрастет оно, пожалуй, а всё потому, что ты не уберегся пред дитятей, потому что любви осмотрительной, деятельной не воспитал в себе. Братья, любовь - учительница, но нужно уметь ее приобрести, ибо она трудно приобретается, дорого покупается, долгою работой и через долгий срок, ибо не на мгновение лишь случайное надо любить, а на весь срок. А случайно-то и всяк полюбить может, и злодей полюбит. Юноша брат мой у птичек прощения просил: оно как бы и бессмысленно, а ведь правда, ибо всё как океан, всё течет и соприкасается, в одном месте тронешь — в другом конце мира отдается. Пусть безумие у птичек прощения просить, но ведь и птичкам было бы легче, и ребенку, и всякому животному около тебя, если бы ты сам был благолепнее, чем ты есть теперь, хоть на одну каплю да было бы. Всё как океан, говорю вам. Тогда и птичкам стал бы молиться, всецелою любовию мучимый, как бы в восторге каком, и молить, чтоб и они грех твой отпустили тебе. Восторгом же сим дорожи, как бы ни казался он людям бессмысленным. Други мои, просите у Бога веселья. Будьте веселы как дети, как птички небесные. И да не смущает вас грех людей в вашем делании, не бойтесь, что затрет он дело ваше и не даст ему совершиться, не говорите: «Силен грех, сильно нечестие, сильна среда скверная, а мы одиноки и бессильны, затрет нас скверная среда и не даст совершиться благому деланию». Бегите, дети, сего уныния! Одно тут спасение себе: возьми себя и сделай себя же ответчиком за весь грех людской. Друг, да ведь это и вправду так, ибо чуть только сделаешь себя за всё и за всех ответчиком искренно, то тотчас же увидишь, что оно так и есть в самом деле и что ты-то и есть за всех и за вся виноват. А скидывая свою же лень и свое бессилие на людей, кончишь тем, что гордости сатанинской приобщишься и на бога возропщешь. О гордости же сатанинской мыслю так: трудно нам на земле ее и постичь, а потому сколь легко впасть в ошибку и приобщиться ей, да еще полагая, что нечто великое и прекрасное делаем. Да и многое из самых сильных чувств и движений природы нашей мы пока на земле не можем постичь, не соблазняйся и сим и не думай, что сие в чем-либо может тебе служить оправданием, ибо спросит с тебя Судия Вечный то, что ты мог постичь, а не то, чего не мог, сам убедишься в том, ибо тогда всё узришь правильно и спорить уже не станешь. На земле же воистину мы как бы блуждаем, и не было бы драгоценного Христова образа пред нами, то погибли бы мы и заблудились совсем, как род человеческий пред потопом. Многое на земле от нас скрыто, но взамен того даровано нам тайное сокровенное ощущение живой связи нашей с миром иным, с миром горним и высшим, да и корни наших мыслей и чувств не здесь, а в мирах иных. Вот почему и говорят философы, что сущности вещей нельзя постичь на земле. Бог взял семена из миров иных и посеял на сей земле и взрастил сад свой, и взошло всё, что могло взойти, но взращенное живет и живо лишь чувством соприкосновения своего таинственным мирам иным; если ослабевает или уничтожается в тебе сие чувство, то умирает и взращенное в тебе. Тогда станешь к жизни равнодушен и даже возненавидишь ее. Мыслю так.

…Помни особенно, что не можешь ничьим судиею быти. Ибо не может быть на земле судья преступника, прежде чем сам сей судья не познает, что и он такой же точно преступник, как и стоящий пред ним, и что он-то за преступление стоящего пред ним, может, прежде всех и виноват. Когда же постигнет сие, то возможет стать и судиею. Как ни безумно на вид, но правда сие. Ибо был бы я сам праведен, может, и преступника, стоящего предо мною, не было бы. Если возможешь принять на себя преступление стоящего пред тобою и судимого сердцем твоим преступника, то немедленно приими и пострадай за него сам, его же без укора отпусти. И даже если б и самый закон поставил тебя его судиею, то сколь лишь возможно будет тебе сотвори и тогда в духе сем, ибо уйдет и осудит себя сам еще горше суда твоего. Если же отойдет с целованием твоим бесчувственный и смеясь над тобою же, то не соблазняйся и сим: значит, срок его еще не пришел, но придет в свое время; а не придет, всё равно: не он, так другой за него познает, и пострадает, и осудит, и обвинит себя сам, и правда будет восполнена. Верь сему, несомненно верь, ибо в сем самом и лежит всё упование и вся вера святых. Делай неустанно. Если вспомнишь в нощи, отходя ко сну: «Я не исполнил, что надо было», то немедленно восстань и исполни. Если кругом тебя люди злобные и бесчувственные и не захотят тебя слушать, то пади пред ними и у них прощения проси, ибо воистину и ты в том виноват, что не хотят тебя слушать. А если уже не можешь говорить с озлобленными, то служи им молча и в уничижении, никогда не теряя надежды. Если же все оставят тебя и уже изгонят тебя силой, то, оставшись один, пади на землю и целуй ее, омочи ее слезами твоими, и даст плод от слез твоих земля, хотя бы и не видал и не слыхал тебя никто в уединении твоем. Верь до конца, хотя бы даже и случилось так, что все бы на земле совратились, а ты лишь единый верен остался: принеси и тогда жертву и восхвали Бога ты, единый оставшийся. А если вас таких двое сойдутся, то вот уж и весь мир, мир живой любви, обнимите друг друга в умилении и восхвалите Господа: ибо хотя и в вас двоих, но восполнилась правда Его. Если сам согрешишь и будешь скорбен даже до смерти о грехах твоих или о грехе твоем внезапном, то возрадуйся за другого, возрадуйся за праведного, возрадуйся тому, что если ты, согрешил, то он зато праведен и не согрешил. Если же злодейство людей возмутит тебя негодованием и скорбью уже необоримою, даже до желания отомщения злодеям, то более всего страшись сего чувства; тотчас же иди и ищи себе мук так, как бы сам был виновен в сем злодействе людей. Приими сии муки и вытерпи, и утолится сердце твое, и поймешь, что и сам виновен, ибо мог светить злодеям даже как единый безгрешный и не светил. Если бы светил, то светом своим озарил бы и другим путь, и тот, который совершил злодейство, может быть, не совершил бы его при свете твоем. И даже если ты и светил, но увидишь, что не спасаются люди даже и при свете твоем, то пребудь тверд и не усомнись в силе Света Небесного; верь тому, что если теперь не спаслись, то потом спасутся. А не спасутся и потом, то сыны их спасутся, ибо не умрет свет твой, хотя бы и ты уже умер. Праведник отходит, а свет его остается. Спасаются же и всегда по смерти спасающего. Не принимает род людской пророков своих и избивает их, но любят люди мучеников своих и чтят тех, коих замучили. Ты же для целого работаешь, для грядущего делаешь. Награды же никогда не ищи, ибо и без того уже велика тебе награда на сей земле: духовная радость твоя, которую лишь праведный обретает. Не бойся ни знатных, ни сильных, но будь премудр и всегда благолепен. Знай меру, знай сроки, научись сему. В уединении же оставаясь, молись. Люби повергаться на землю и лобызать ее. Землю целуй и неустанно, ненасытимо люби, всех люби, всё люби, ищи восторга и исступления сего. Омочи землю слезами радости твоея и люби сии слезы твои. Исступления же сего не стыдись, дорожи им, ибо есть дар Божий, великий, да и не многим дается, а избранным».

Мы слышим Слово о Любви, выдохнутое как бы едиными монашескими устами. Это Слово Самой Матери - России, ибо Пресвятая Богородица есть Первоверховная Игумения Вселенской Церкви и без Нее ничего не делается и не сказывается у истинных подвижников благочестия. Слова старца Зосимы – это целое духовное откровение сотаинника Божией благодати, которое высказано миру накануне ужасных событий, постигших Россию в ХХ веке. Считается, что это слова святого старца, записанные Достоевским при личной встрече, но мы смеем предположить, что это сам мудрый старец Достоевский высказывается о самом главном и важном, так как ничего подобного мы не читаем ни у одного из подвижников Церкви. Ни одна проповедь не похожа на то, что говорит старец Зосима. Это даже и не проповедь, и ни наставление, и не увещевание, а именно: откровение русского инока всему миру. Возможно, это и есть новый русский язык, богоносный и благовестный, НОВОЕ СЛОВО МИРУ.

Поэтому одна только Россия, как государство и Церковь, могла выстоять в такой борьбе со злобой духов поднебесных и их последователями в людях. Но в результате поверглась не Россия и ни тем более Церковь Греко-Российская, а то что в России и в Церкви не соответствовало уже Богу, поэтому и разрушилось. Народ победил нехристей и лжехристов, так как, по слову того же Достоевского, «Россия народна, Россия не Австрия, в каждый значительный момент нашей исторической жизни дело всегда решалось народным духом и взглядом».

Римский вопрос – это вопрос о том, что дроже миру – общечеловечкий Рим с его внутренней разнузданностью и отступничеством или богочеловеческая Россия Духа, вступившая в борьбу со всяким проявлением греха, Россия милующая и пребывающая в терпении до конца. Если Тютчев с Достоевским критикуют Европу по очень веским причинам, то это означает одно – что они любят Европу и желают ей лучшей доли, нежели сейчас. По тому же Достоевскому «нам от Европы нельзя отказаться. Европа нам – второе Отечество. Европа нам почти так же всем дорога, как Россия, в ней все Афетово племя, а наша идея – объединение всех наций этого племени, и даже дальше, до Сима и Хама. Как же быть? СТАТЬ РУССКИМИ, во-первых, и ПРЕЖДЕ ВСЕГО…

…Каждый англичанин прежде всего старается быть англичаниным во всех фазах своей жизни, и даже любить человечество старается не иначе, как в виде англичанина… Пусть есть народы благоразумные, честные и умеренные, спокойные, без всяких порывов, торговцы и кораблестроители, живущие богато и с чрезвычайной опрятностью, ну и Бог с ними, но все же далеко они не пойдут; это непременно выйдет середина, которая ничем не сослужит человечеству: этой энергии у них нет,.. веры в то, что хочешь и можешь сказать последнее слово миру, что обновишь наконец его избытком живой силы своей, веры в силу своей любви и жажды служения человечеству, - нет, а только такая вера есть залог самой высшей жизни наций, и только ею они и принесут всю ту пользу человечеству, которую предназначено им принести».

Достоевский продолжает: «Если национальная идея русская есть, в конце концов, лишь ВСЕМИРНОЕ ОБЩЕЧЕЛОВЕЧЕСКОЕ ЕДИНЕНИЕ, то, значит, вся наша выгода в том, чтобы всем, прекратив все раздоры до времени, стать поскорее русскими и национальными… НАДО ДЕЛАТЬ ТОЛЬКО ТО, ЧТО ВЕЛИТ СЕРДЦЕ,.. обязательна и важна решимость ваша делать все ради ДЕЯТЕЛЬНОЙ ЛЮБВИ… Будьте только искренни и простодушны… ВСЯКИЙ, КТО ИСКРЕННЕ ЗАХОТЕЛ ИСТИНЫ, ТОТ УЖЕ СТРАШНО СИЛЕН.  Кто хочет приносить пользу, тот и с буквально связанными руками может сделать бездну добра. Истинный делатель… непременно отыщет и успеет хоть что-нибудь. У на одно изучение России сколько времени займет, потому что ведь у нас лишь редчайший человек знает нашу Россию. Жалобы на разочарование совершенно глупы: радость на воздвигающее знание должна утолить всякую душу и всякую жажду, хотя бы вы только по песчинке приносили пока на здание. Одна награда вам – Любовь, если заслужите ее. Положим, ва не надо награды, но ведь вы делаете дело Любви, а, стало быть, нельзя же вам не домогаться Любви. Но пусть никто и не скажет вам, что вы  и без Любви должны были сделать все это, из собственной, так сказать, пользы, и что иначе вас бы заставили силой.  Нет, у нас в России надо насаждать другие убеждения, и особенно относительно понятий о свободе, равентстве и братстве. В нынешнем образе мира полагают свободу в разнузданности, тогда как настоящая свобода – в одолении себя и воли своей, так чтобы под конец достигнуть такого нравственного состояния, чтоб всегда во всякий момент быть самому себе настоящим хозяином. А разнузданность желаний ведет лишь к рабству вашему. Вот почему чуть-чуть не весь нынешний мир полагает свободу в денежном обеспечении и в законах… А между тем это в сущности не свобода, а опять-таки рабство, рабство от денег. Напротив, самая высшая свобода – не копить и не обеспечивать себя деньгами, а «раздать всем, что имеешь, и пойти всем служить». Если способен на то человек, если способен одолеть себя до такой степени, - то он ли после этого не свободен? Это уже высочайшее проявление воли! Заметим, что такое в нынешнем образованном мире равенство? Ревнивое наблюдение друг за другом, чванство и зависть: «Он умен, он Шекспир, он тщеславится своим талантом; унизить его, истребить его» (не из-за этого ли, в том числе, были убиты Пушкин, Лермонтов, Есенин и Рубцов – прим. авт.). Между тем настоящее равенство говорит: «Какое мне дело, что ты талантливее меня, умнее меня, красивее меня? Напротив, я этому радуюсь, потому что люблю тебя… Если ты, по твоим способностям, приносишь в сто раз больше пользы мне и всем, чем я тебе, то я за это благословляю тебя, дивлюсь тебе и благодарю тебя… Если так будут говорить все люди, то, уж конечно, они станут и братьями… от полноты радостной жизни, от полноты Любви…»

Достоевский отвечал будущим оппонентам насчет того, что все это «фантазии» и «русское решение вопроса»: «В этой фантазии «русского решения вопроса» несравненно менее фантастического и несравненно более вероятного, чем в европейском решении». Истинно любящего человека в России всегда хватало, а вот будущего всеевропейского человека мы еще днем с огнем не видели. Не тогда ли он является, когда нужно перейти скопом через Буг либо Неман? Достоевский предупреждает, в том числе и нынешних творцов мировой и региональной политики: «С неготовыми, с невыделанными к тому (к всеобщим порядкам и принципам – прим. авт.) людьми никакие правила не удержатся и не осуществятся, а, напротив, станут лишь в тягость».

А вот вера Достоевского: «Я же безгранично верую в наших будущих и уже начинающихся людей… Зато все ищут Правды прежде всего, и если б только узнали, Где Она, то для достижения Ее готовы были бы пожертвовать всем, даже жизнью… Если они вступят на путь Истинный, найдут его наконец, то увлекут за собой и всех, и не насилием, а свободно. Прежде чем проповедовать людям: «как им быть», покажите это на себе. Исполните на себе сами, и все за вами пойдут» («Дневник» 1887). Но святые угодники Божии - это и есть всегда новые люди, исполнители Евангелия! Вот почему за ними идут миллионы таких же как и они крестоносцев. И только такой движение к Богу, а не от Него в обратную сторону спасительно. Разве Христос пришел отменить Закон и пророков? Нет же, Христос пришел исполнить всякую Правду Отца Небесного. Стать настоящим русским, таким образом, означает – стать членом Матери-Церкви Русской, так как грехами нерадивые ее сыны и отступники хулят и ругают собственную Мать. А за это Богом определено возмездие, если не покаются.

«И действительно, - заключает Достоевский, - чем сильнее и самостоятельнее развились бы мы в национальном духе нашем, тем сильнее и ближе отозвались бы европейской душе и, породнившись с нею, стали бы тотчас ей приятнее. Тогда не отворачивались бы от нас высокомерно, а выслушивали бы нас. Мы и на вид тогда станем совсем другие. Став самим собой, мы получили наконец человеческий, а не обезьяний. Мы получим вид свободного существа, а не раба, не лакея, нас сочтут тогда за людей, а не за международную обшмыгу, не за стрюцких европеизма, либерализма и социализма. Мы и говорить будем с ними умнее теперешнего, потому что в народе нашем и в духе его отыщем новые слова, которые уж непременно станут европейцам понятнее».Разве это не задача новой русской литературы в ХХI веке! В письме к Н. Н. Страхову в 1870 году Достоевский пишет: «Явиться с «Арапом Петра Великого» и с Белкиным («Повести Белкина» - то и другое – произведения А.С. Пушкина – прим. авт.), - значит решительно появиться с ГЕНИАЛЬНЫМ НОВЫМ СЛОВОМ». Вот оценка одни гением гениальности другого, причем Достоевский – это едва ли не самый гениальный писатель России, а Пушкин – гениальнейшщий поэт.

Итак, Достоевский верует, что только в истинно церковном народе, в вере этого народа, осеняемом Святым Духом, отыщется новое слово для России и мира. Тогда эта вера уже получила свое подтверждение, ибо два величайших поэта Руси ХХ века – Есенин и Рубцов были уже выдвиженцами не дворянского, элитного общества, но русского верующего в Бога народа!

«Да и сами мы поймем тогда, - пророчествут Ф. М. Достоевский, - что многое из того, что мы презираем в народе нашем, есть не тьма, а именно свет, не глупость, а именно ум, а поняв это, мы непременно произнесем в Европе такое слово, которое там еще не слыхали. Мы убедимся тогда, что настоящее социальное слово несет в себе не кто иной, как народ наш, что в идее его, в духе его заключается живая потребность всеединения человеческого, всеединения уже с полным уважением к национальным личностям и к сохранению их, к сохранению полной свободы людей и с указанием, в чем именно эта свобода и заключается, - ЕДИНЕНИЕ ЛЮБВИ, гарантированное уже делом, живым примером, потребность на деле истинного братства, а не гильотиной, не миллионами отрубленных голов».