Лермонтов – это герой нашего времени и сегодня. Он своим примером и творчеством призывает нас не любить мира и того, что в мире, так как, по слову Спасителя, «мир лежит во зле». Это на самом деле очень трудно – написать так, чтобы сохранить любовь к Богу в этом мире и отринуть соблазны этого мира. Без помощи Божией этот подвиг невозможен. Лермонтов через того же Печорина призывает нас бежать от лжи и клеветы этого мира, лишь бы не видеть и не слышать греховное и порочное. Поэтому слово у Лермонтова – это «булатный кинжал», разделяющий ложь от Правды, оружие отмщения и боя. На этом слове не кровь, «но светлая слеза – жемчужина страдания»… Доброе слово дается нам в спутники, как залог Любви, спасающей нас от бед и скорбей. Будем же и мы тверды душой в добре, как сам поэт Лермонтов, как его верное, звенящее светло и холодно против зла слово.

Немного даже в нашей великой поэзии стихотворений, которые есть само веяние Неба. Это даже не молитвы, а особые откровения Духа. Таким, несомненно, относится лермонтовское «Когда волнуется желтеющая нива…» Это сама жизнь, вдруг выступающая разом на чистый лист бумаги, и захватывающая тебя целиком без остатка. Лермонтов не просто описывает природу, но видит действия Духа в ней, именно то, что полезно для нашего смирения! Тут вся волнующая и верующая русскость, не боящаяся земли и устремленная в Небо! Сегодня очень много поэтов, умелых описателей различных внешних состояний природы, но дальше земной природы и смутных настроений автора дело не идет. Такой стих не затрагивает души и не приводит в умиление. Видя, как дивно Божие на земле, мы не должны излишне тревожиться – хмурить брови и сдвигать морщины на челе. Сердитость и гнев надо направлять на свой грех и злобу. Осуждение себя ведет к смирению, а смиренный – и только он один! – может постигнуть счастье на земле и в небесах увидеть Бога…

Поэтому-то Лермонтов, как истинный христианин верит «смертный рок, как в Божью милость» (Н.Рубцов), но не как уничтожение его тела и души. Тела святых праведников являются не тленом, но мощами, на которых совершается Божественная Литургия. Тела наши – суть храмы Божии и не осквернить эти храмы грехом – задача всей короткой земной жизни. Короткой по милости Божией, потому что долго терпеть порок и грех невозможно.

Но я без страха жду довременный конец.

Давно пора мне мир увидеть новый;

Пускай толпа растопчет мой венец:

Венец певца, венец терновый!..

Пускай! Я им не дорожил

Вот блестящая и одновременная спокойная отповедь христианина Михаила Лермонтова всем своим недоброжелателям, в том числе современным. Поэт хоть теперь и в новом небесном мире, но он жив более, чем мы, находящиеся под густым покровом земных разделений и бед. Его участь поэта-мученика по достоинству разрешена в Вечности, он в селениях Божиих, а что будет с нами неизвестно. Но ясно одно – не принимающий лермонтовских стихов многое теряет, если не все. Ведь мог бы усвоить величественное Божие, но пренебрег и остался «у разбитого корыта». Мы дошли до такой степени духовного неведения, что стали глухи и к церковной проповеди, и к Божественному глаголу великих русских поэтов. Нас ничего не трогает из Небесного, Святого! Мы не решительны в овладении духовными знаниями, поэтому и «вянем без борьбы». А, между тем, Лермонтов ясно говорит, что у христианского поэта в мире может быть только один венец – венец терновый, мучительный, который одевают на главу одержимые злобой люди. Разумеется, этим венцом – орудием пытки не стоит дорожить. Венец – лишь немой свидетель явных и тайных мучений поэта на Голгофе. Только с Голгофы можно сказать нечто, чтобы люди опомнились, покаялись и вернулись к Любви. Любовь никогда не перестает. Поэтому Лермонтов пишет в стихотворении, посвященном усопшему отцу: «Ужель теперь совсем не любишь ты?»

О, если так, то небо не сравняю

Я с этой землей, где жизнь влачу мою;

Пускай на ней блаженства я не знаю,

По крайней мере, я люблю!

Как бы страшно не жилось на земле, какой бы ужасной не представлялась смерть, надо жить и жить достойно, то есть ради Бога и ближнего. «Умри за веру и Отечество, и ты приимешь жизнь и венец на небе» (Святитель Филарет Московский). Совершенно спокоен поэт прел лицом ухода в иную жизнь

Пора уснуть последним сном,

Довольно в мире пожил я;

Обманут жизнью был во всем,

И ненавидя и любя

В ненависти к греху и злобе и одновременно в любви к Богу и святости должна протекать жизнь христианина. У Лермонтова она и была такой, предельно сжатой во времени, но зато такой плодоносной и многополезной для других, словно бы яркая комета промчалась перед земными жителями и скрылась из глаз в таинственной космической бездне.

Почему-то, хотя и понятно почему объявлено «богоборческим» следующее стихотворение Лермонтова:

Я не для ангелов и рая

Всесильным Богом сотворен;

Но для чего живу, страдая,

Про это больше знает Он

Здесь вовсе нет никакой такой «желчи» и «иронии», как иные утверждают. Уста говорят от избытка того, что в нас, а если внутри нас сложилось неверное понимание высокодуховных вещей, то это не значит, что высокодуховность перестает быть. «Не для ангелов и рая» означает, что поэт понимает свое предназначение – осуществлять пророческое служение сначала и, прежде всего, на земле. Сначала страдание, крест, а потом, Бог даст, если заслужим, рай и Ангелы. Здесь Лермонтов говорит о приоритетах, а не о том, что он отвергает то и другое, ибо существование рая и Ангелов есть для христианина аксиома, не требующая доказательств. Неужели Лермонтову надо было горделиво заявить наоборот: «Я для Ангелов и рая сотворен», мол, отстаньте, я выше вас – умнее, талантливее и все такое? «Для чего мы живем и особенно для чего страдаем» - это вопрос вопросов духовной жизни. Когда мы не знаем ответа на него или сомневаемся, то что делаем? Правильно, обращаемся за вразумлением к Богу, так как Он все знает и всем помогает спастись, проходя, как и Он на земле в образе Предвечного Сына Божия – Христа, через страдания, чтобы умертвился наш грех, и в немощах сила Божия совершалась.

Как демон мой, я зла избранник

«Все! Ничего не надо более!» - вопят антилермонтоведы и псевдолермонтоведы, - «Вырвалось же, наконец! Вот признание самого Лермонтова, что он одержим своим особенным даже демоном (?!?) и является избранником зла!» Но, кто это выдумал, господа, фанфароны? С каждым человеком от его рождения на свет Божий рядом Ангел-Хранитель (и то после принятия Таинства Святого Крещения) и демон, не оставляющий человека до самой смерти и после смерти истязующий душу о совершенных ею в теле грехах. В этом смысле поэт и говорит, что он, рожденный с Божественным огнем, становится в мире прелюбодейном и развратном «избранником зла». Не избранник зла – разве что закоренелый злодей, то есть окончательно утвердившийся в злобствованиях человек. Такого демоны оставляют в покое. Если бы не Благодать Божия, то человек, оставленный Богом, сразу бы погиб, преданный в руки дьяволу. Чем дальше, тем больше становится людей, не верующих в существование демонов или бесов, а это им только и надо: пусть человек живет, как хочет, как на ум ему придет, вернее, как мы, бесы ему внушим, и он будет наш. Лермонтов не сомневался, что бесы есть и они – самые яростные и последовательные противники нашего спасения. Более того, он раскрыл нам, в чем заключается демонизм и его влияние на человека, чтобы предупредить нас. Осознать зло - значит немедленно начать бороться с ним

Как демон, с гордою душой,

Я меж людей безпечный странник,

Для мира и небес чужой

Нигде, упаси, Господи, Лермонтов не говорит, что он – демон, но «как демон», что не одно и тоже. Он подчеркивает главное в демонизме – гордость. Он же, поэт - лишь безпечный странник, то есть положившийся в волю Божию раб Его, гордящийся Им одним и одному Богу виднее, как меня и всех спасти, я же должен исполнить заповеди Божии и свое предназначение на земле). Итак, для мира греха я чужой, ибо знаю его губительную силу и не надеюсь на себя, но на Бога, и не знаю до смертного часа, спасусь или нет, стану ли своим Богу в раю или чуждым Бога в аду.

Прочти, мою с его судьбою

Воспоминанием сравни

И верь безжалостной душою,

Что мы на свете с ним одни

«Проклят всяк, надеющийся на человека» - вещает нам Священное Писание. Все грешны, все под грехом («…из них едва ли есть один/До преждевременных добравшийся морщин/Без преступленья иль утраты!..» или «И некому руку пожать в минуту душевной невзгоды») и очень часто приходится спасаться в одиночку, надеясь только на милосердие Божие, и не веря себе до последнего вздоха.

Перед нами послание Лермонтова-христианина к родившемуся ребенку. Не это ли вдохновленное Свыше приветствие следует нам читать своим на день их рождения

Ребенка милого рождение

Приветствует мой запоздалый стих.

Да будет с ним благословенье

Всех Ангелов небесных и земных!

Да будет он Отца достоин,

Как Мать Его, прекрасен и любим;

Ангелы земные – это те же дети, как и те, кто всю жизнь подвизался во Христе. Поэт явно имеет ввиду Отца Небесного и Матерь Божию! А как иначе: ведь земной отец может быть, к сожалению и недостойным человеком, но тут категорично – быть достойным Отца Небесного, уподобиться Ему в богоподобном смирении и в Божественной кротости – «Кто умалится, как это дитя, тот больше в Царствии Небесном» (Мтф. 18;4) и исполнить заповедь «Будьте совершенны, как совершенен Отец ваш Небесный». «Да будет он, как Мать Бога, прекрасен и любим!», независимо от того, какого пола ребенок, лишь бы он унаследовал душевную красоту и любовь. Будем же как Пресвятая Богородица, всю Себя посвятившую Богу и потому ставшей способной родить Богомладенца. В Матери Божией воссиял Свет, само Царство и Держава Жизни! Вот каково истинное назначение человека! Вот для чего человек не просто рождается из чрева матери, но призывается на подвиг, подобный тому, что совершила Пресвятая Богородица в земной жизни

Да будет дух его спокоен

И в правде тверд, как Божий Херувим

Кто другим предлагает такое предивное, тот и сам предивен: и вот уже великий поэт Руси Михаил Лермонтов предстает пред Родиной и миром именно Божиим Слугой, непоколебимым в вере по подобию своего небесного покровителя – Архангела Михаила! Сколь не силилось зло смутить и устрашить поэта, он остался твердым в отстаивании Правды, как небесный адамант. Ничего не выражало в нем беспокойства перед земным, преходящим, житейским.

Пускай не знает он до срока

Ни мук любви, ни славы жадных дум

О какой любви ведет речь поэт? Да все о той же – плотской любви, которая по сравнению с духовной Небесной Любовью не более чем суррогат. Плотская любовь мучает, а Небесная учит, утешает, не мыслит зла, не надмевается и совершает другие чудеса. Лермонтов не против законной плотской любви, но и ей должно быть в свое время. Жажда же славы, известности проистекает от гордости, ее невозможно ничем насытить и удовлетворить.

Пускай глядит он без упрека

На ложный блеск и ложный мира шум

Мало понять, что у временного, земного мира «ложный блеск» и «ложный шум» - всем этим мир и завлекает в свои сеть мир, князем которого является человекоубийца сатана, но он желает, чтобы ребенок на всю житейскую мишуру смотрел бы без упрека. Все есть в этом падшем мире, но не все полезно для нашей души. Упрекать безполезно, нужно жить по Евангелию.

Пускай не ищет он причины

Чужим страстям и радостям своим

И выйдет он из светской тины

Душою бел и сердцем невредим!

Вот цель – убеленная Богом душа и сердце, утвержденное в любви! Если это есть, то жизнь будет прожита не напрасно. «Судьбе, как турок иль татарин,/За все я равно благодарен;/У Бога счастья не прошу/И молча зло переношу» («Валерик» 1840). Нам бы так - за все благодарить Бога, не просить у него счастья, а спасения и терпения на преодоление скорбей.

Андрей Башкиров

для Русской Стратегии

http://rys-strategia.ru/