Как бы помогали или не помогали нам родные и близкие, человек выходит на жизненную дорогу один и только ему решать с кем ему быть – с Богом или с дьяволом. Ведь третьего ничего нет и не будет.
Выхожу один я на дорогу;
Сквозь туман кремнистый путь блестит;
Ночь тиха. Пустыня внемлет Богу,
И звезда с звездою говорит.
В небесах торжественно и чудно!
Спит земля в сияньи голубом...
Что же мне так больно и так трудно?
Жду ль чего? жалею ли о чем?
Уж не жду от жизни ничего я,
И не жаль мне прошлого ничуть;
Я ищу свободы и покоя!
Я б хотел забыться и заснуть!
Но не тем холодным сном могилы...
Я б желал навеки так заснуть,
Чтоб в груди дремали жизни силы,
Чтоб дыша вздымалась тихо грудь;
Чтоб всю ночь, весь день мой слух лелея,
Про любовь мне сладкий голос пел,
Надо мной чтоб вечно зеленея
Темный дуб склонялся и шумел
Несомненно, что Господь вразумляет Лермонтова, что именно сказать! Невозможно повторить (да и не нужно!) такое, ни сказать лучше. Лермонтов пишет очень тихо, прикровенно, смиренно, чтобы и нам передать святое настроение. Поэт говорит: «Смотри, как дивен мир Божий! Да трудно на земле, но путь блестит, далеко не все земное предалось дьяволу и злобе, и звезды на небе не просто горят, но говорят между собой! Как в небесах торжественно и чудно! И земля в сиянии голубом – все это дано тебе человек, цени дар жизни и не греши произвольно. Не жди ничего такого от земного, тленного и не жалей о прошедшем – так угодно Богу, чтобы все двигалось к Нему – Источнику Жизни. Цени сейчас эту Богом дарованную минуту и благодари за нее Бога, за возможность исполнять дела любви, и Господь поможет тебе и упокоит тебя - ты будешь жив всегда!» Уснуть для земли, для тлена и всегда радоваться Вечной Жизни - Богу – вот о чем это стихотворение Лермонтова.
В книге «Премудрости Соломона» сказано: «праведник, если и рановременно умрет, будет в покое; 8) ибо не в долговечности честная старость и не числом лет измеряется. 9) мудрость есть седина для людей, и беспорочная жизнь - возраст старости. 10) как благоугодивший Богу, он возлюблен, и, как живший посреди грешников, преставлен. 11) восхищен, чтобы злоба не изменила разума его, или коварство не прельстило души его. 12) Ибо упражнение в нечестии помрачает доброе, и волнение похоти развращает ум незлобивый. 13) достигнув совершенства в короткое время, он исполнил долгие лета.14) ибо душа его была угодна Господу, потому и ускорил он из среды нечестия. А люди видели это и не поняли, даже и не подумали о том. 15) что благодать и милость со святыми Его и промышление об избранных Его. 16) Праведник, умирая, осудит живых нечестивых, и скоро достигшая совершенства юность - долголетнюю старость неправедного. 17) ибо они увидят кончину мудрого и не поймут, что Господь определил о нем и для чего поставил его в безопасность. 18) они увидят и уничтожат его, но Господь посмеется им. 19) и после сего будут они бесчестным трупом и позором между умершими навек, ибо Он повергнет их ниц безгласными и сдвинет их с оснований, и они вконец запустеют и будут в скорби, и память их погибнет. 20) в сознании грехов своих они предстанут со страхом, и беззакония их осудят их в лице их».
Надо ли много говорить о том, что эти слова полностью исполнились на жизни и творчестве великого поэта М.Ю.Лермонтова, гордости Православной Святой Руси!
«…Вспомните «Родину» Лермонтова… Поэзия, согретая личным чувством поэта, становится явлением народной жизни, историческим фактом. Ни один русский поэт доселе не был так способен глубоко проникнуться народным чувством и дать ему художественное выражение как Лермонтов» (В.О.Ключевский).
Немецкий поэт Боденштедт описывает свои впечатления от встречи с Лермонтовым на Кавказе: «У вошедшего была гордая, непринужденная осанка, средний рост и замечательная гибкость движений. Вынимая при входе носовой платок, чтобы обтереть мокрые усы, он выронил на пол бумажник или сигарочницу и при этом нагнулся с такой ловкостью, как будто был вовсе без костей, хотя плечи и грудь были у него довольно широки. Гладкие, белокурые, слегка вьющиеся по обеим сторонам волосы оставляли совершенно открытым необыкновенно высокий лоб. Большие, полные мысли глаза, вовсе не участвовали в насмешливой улыбке, игравшей на красиво очерченных губах молодого человека. Одет он был не в парадную форму: на шее небрежно повязан черный платок; военный сюртук не нов и не доверху застегнут, и из под него виднелось ослепительный свежести белье. Эполет на нем не было. Серьезная мысль была главной чертой его благородного лица, как и всех значительнейших его творений, к которым его легкие, шутливые произведения относятся, как его насмешливый, тонко очерченный рот к его большим, полным думы глазам». Именно из перевода Боденштедта потомки узнали о таком четверостишии Лермонтова
Нет, я не изменял своей стране,
Своих отцов достоин я вполне
И – походить на вас нисколько не желаю –
На костылях чужих, как вы, не ковыляю
Оказалось, что он переводил на немецкий лермонтовские строчки прямо с рукописи, которая до нас не дошла на русском языке.
Михаил Лермонтов не любил всего того в мире, в чем не было или было слишком мало поэзии, например, писателя В.Скота. «Он сух», - писал поэт Белинскому.
После возникновения препятствий при переводе из Московского в Петербургский Университет, Лермонтов делает решительный шаг в своей жизни. Неожиданно для всех он поступает в Школу гвардейских подпрапорщиков и кавалерийских юнкеров и в лейб-гвардии Гусарский полк. Очевидцы так описывали его незаурядную внешность в то время: «Умный взгляд, хорошо очерченные губы, черные и мягкие волосы, очень красивые и нежные руки» (А.Г.Шан-Гирей). Вместе с Лермонтовым в Школе учились два брата Мартыновых, из которых меньший станет убийцей поэта. Что было бы, посвяти себя Лермонтов не военной, а гражданской службе? Вопрос вполне риторический, ибо новый Мартынов наверняка бы отыскался, разумеется, не из числа тех, кто почитал общенациональный гений Лермонтова. Возможно, что уже со времени обучения в элитном военном заведении у Николая Соломоновича Мартынова началась возгораться личная зависть к юнкеру Михаилу Лермонтову. Вероятно, свою роль сыграло и то обстоятельство, что Лермонтова относили к преуспевающим Столыпиным, а, как известно, теми же винными откупами, в том числе на Кавказе, занимался Соломон Мартынов. Так что любой удар по Столыпиным был в прямом смысле выгоден всем Мартыновым и иже с ними… Сын Соломона Мартынова Николай завидовал Михаилу Лермонтову не в выправке, не в умении владеть оружием, не в выездах на лошади, а в том, о чем писала Растопчина к А.Дюма: «…Живость, ум и жажда удовольствий поставили Лермонтова во главе его товарищей, он импровизировал для них целые поэмы на предметы самые обыденные из их казарменной или лагерной жизни. Эти пьесы, которые я не читала, так как они написаны не для женщин, как говорят, отличаются жаром и блестящей пылкостью». Кроме того, мы знаем, что Лермонтов в Школе сделался лучшим рисовальщиком. Графика в исполнении Лермонтова поражает своей выразительностью и пластичностью, верной и моментальной схваченностью изображаемого. По рисункам Лермонтова можно изучать его эпоху. Наверняка поэт Лермонтов, как один из замечательных художников России еще не раскрыт до конца. Не пришло ли время отдельно издать картины и графику Лермонтова с пояснениями специалистов-искусствоведов (например, рисунки Лермонтова на рукописи к повести «Вадим» имеют нечто общее рисунками Леонардо да Винчи). К этому добавим, что в детстве Михаил Лермонтов занимался лепкой, и С.А. Раевский рассказывал, что двенадцати лет он «вылепил из воску спасение жизни Александра Великого Клитом при переходе через Граник». Слоны и колесница, украшенные бусами, стеклярусом и фольгой, играли тут главную роль. Очевидно, что Мартынов не умел так находчиво шутить в компаниях и делать колкости, как это получалось у Лермонтова. Душа у Николая Соломоновича была сродни ящику Пандоры, в который он откладывал свой негатив до поры до времени. Уже одно то, что он оставил воспоминания об убитом им или при его прямом содействии Лермонтове само говорит за себя. Хорошо, что царь Ирод не оставил своих воспоминаний о беседах с Крестителем Господним Иоанном, им казненном… Лермонтов в отличие от одиозного и фанатичного Мартынова, наоборот, был гибок и в зависимости от обстоятельств мог изменяться так, как того требовало наилучшее разрешение той или иной конкретной ситуации с наибольшей духовной пользой. Разумеется, противниками Лермонтова такое поведение интерпретировалось по-своему. Лермонтов был невыносим для лоботрясов и недалеких людей, всегда односторонне, а то и извращенно воспринимающих жизнь. А.Ф.Тиран вспоминал: «В школу мы поступали не моложе 17 лет, а доходило до 26; все из богатого дома, все лентяи, один Лермонтов учился отлично». Немудрено, что разное отношение к жизни и к учебе само собой служило препятствием между поэтом и его однокашниками. По многим причинам, и, прежде всего, духовным, Лермонтов объективно был выше остальных. Невниманием к другим Михаил пытался повернуть их на другой путь – труда и молитв, поэтому и не нашел понимания. Лермонтов и далее не собирался никому спускать лень, пошлость, ложь, натянутость и неискренность, так что многим действительно приходилось туго. Если бы недруги Лермонтова следовали христианским идеалам так же твердо, как поэт, то они наверняка долго бы еще благодарили Лермонтова за то, что он срывал с них маски, открывая им то, что они не желали видеть. Так что не Лермонтов «наживал себе врагов», а люди сами себе есть худшие враги. Будь они умнее и прислушайся к Лермонтову, то и у них имелся бы шанс измениться, а выходило, что Лермонтов или Рубцов «мешали» другим жить по своим прихотям и инстинктам.
При всех несовершенствах военной службы, она в любом случае остается наиболее безкорыстным служением Отчизне, когда человек не только душу, но и саму жизнь свою готов отдать ради других. Это совсем другая среда, где многое сплачивает и вдохновляет на совсем иные взаимоотношения, чем в гражданском обществе. Если бы Михаил Лермонтов не был сыном пехотного капитана и русским офицером, если в силу уже одного этого не сталкивался с героями Отечественной войны 1812 года – своим современниками, разве смог бы он, будучи гражданским чиновником, написать свое знаменитое «Бородино»? Если бы поручик Лермонтов не участвовал в боевых схватках, родились бы из-под его пера слова о военной и духовной брани? Ведь духовная брань по своей стратегии и тактике ничем не отличается от военной брани.
Без всякого сомнения, поэзия – это есть не что иное, как служение Творцу всеми мыслями, чувствами и словом. Кто поет Богу, тот молится дважды! Слово есть застывшая музыка. Если внутри нет пения, если мы не слышим «незримых певчих пение хоровое» (Н.Рубцов), то мы несчастнее всех? Поганое слово борется с добрым, святым словом в тщетной надежде угасить его влияние и спасительную помощь. Так что Лермонтов служил Богу и на поле брани, и в духовной битве против злобы, отстаивая Россию и веру.
Вот эти слова самого Лермонтова приоткрывают причину того, почему Лермонтов решил стать воином: «Видел я образчики здешнего общества: дам, весьма любезных, молодых людей, весьма воспитанных: все вместе они производят на меня впечатление французского сада, очень тесного и простого, но в котором с первого раза можно заблудиться, потому что хозяйские ножницы уничтожили всякое различие между деревьями…». Не так ли и сегодня – под толерантностью, респектабельностью и благовоспитанностью укрываются такие ужасные грехи и такая безнравственная нивелировка народа, что диву даешься. Лермонтов явно не хотел себя связывать себя со светским обществом. Но и в армия была, как говорится, не малина. Годы, проведенные в Школе, Лермонтов назовет «страшными».
Понятно, почему поэта Лермонтова у нас до сих пор (!) принято считать «вздорным» обидчиком и «несносным» забиякой, «выходки которого остановила только пуля Мартынова» (!??). Это явно притянутая к оправданию злодейства ложь. Во-первых, вина Мартынова доказана судом. А вот факт из жизни: Потапов пригласил к себе в имение в Воронежской губернии двух товарищей лейб-гвардии гусарского полка Реми и Лермонтова. Дорогой они узнали, что у Потапова гостит дядя его, свирепый по службе генерал. Слава его была такая, что Лермонтов ни за что не хотел ехать к Потапову, утверждая, что все удовольствие деревенского пребывания будет нарушено. Реми с трудом уговорил Лермонтова продолжать путь. За обедом генерал любезно обошелся с молодыми офицерами, так что Лермонтов развернулся и сыпал остротами. Отношения Лермонтова и генерала приняли складку товарищескую. Оба после обеда отправились в сад, а когда Потапов и Реми через полчаса прибыли туда, то увидали, к крайнему своему изумлению, что Лермонтов сидит на шее у генерала. Оказалось, что новые знакомые играли в чехарду. Когда затем объяснили генералу, как Лермонтов его боялся и не хотел продолжать пути, генерал сказал назидательно: «Из этого случая вы можете видеть, какая разница между службою и частной жизнью... На службе никого не щажу, всех поём, а в частной жизни я такой же человек, как и все». Но и это сильнее всяких вымыслов антилермонтовцев доказывает, что поэт всегда был открыт для простого, дружественного общения, но когда чувствовал ложь и фальш, то переходил к другим действиям. Даже от немца Ф.Боденштедта не укрылось самое существенное в Лермонтове: «Он мог быть кроток и нежен, как ребенок, и вообще в его характере преобладало задумчивое, часто грустное настроение». А вот еще одно свидетельство, в частности, Н.П.Раевского, и не просто о его любви к поэту и человеку Лермонтову, а о том, что «любили мы его все. Особенным неженкой он не был, а пошлости, к которой он был необыкновенно чуток, в людях не терпел, но с людьми простыми и искренними и сам был прост и ласков».
Известна «Юнкерская молитва» М.Ю.Лермонтова. По языку она очень близка к стилю Пушкина с его иногда мягкой и жизнелюбивой иронией. Надо же было как-то выживать в условиях «страшной» армейской казенщины, преодолевая ее невинной веселостью. На самом деле Лермонтов прекрасно понимал, чего стоит суровая армейская школа. Она ему очень пригодится в дальнейшем. Нас заинтересовали последние четыре строчки из его «Молитвы»
Я, Царь Всевышний,
Хорош уж тем,
Что просьбой лишней
Не надоем
Дальнейшие события в жизни поэта Лермонтова показали, что это не слова, брошенные на ветер, а на самом деле его христианско-нравственная позиция. Стоит ли сильно докучать Богу, если Он лучше нас знает, что полезно для нашего спасения? Надоедливость Богу в прошениях о земном называется Святыми Отцами многоглаголанием. От нас требуется исполнение заповедей Божиих. Прошение о помиловании и избавлении от греховных скверн без покаяния и исправления внутреннего нашего человека Богом не будет исполнено. Нигде Лермонтов имя Божие не упоминает всуе или намеренно использует богословие для неуклюжей проповеди. Наоборот, все у поэта целомудренно, выстрадано и поэтому легко, свободно и искренно. Великий поэт в России – это всегда практический богослов, апостол святых настроений, мыслей и чувств. У гениального поэта все созданное – дивный сплав духовного и светского, монашеского и мирского. Поэтому поэтические гении Руси почитаемы всеми, как Церковью, так и теми, кто по каким-то причинам еще не вошел в область Святого Духа. Еще в XIX и даже в ХХ веке духовная миссия великих русских поэтов была не прояснена до конца. Иные видели в Пушкине, Лермонтове и в Рубцове великих художников слова, отказывая им в сугубой религиозности; другие, наоборот, признавая, что они – все же поэты от Бога, не видели в них самих пример совершенства и т.д.. Правду знали лишь сами великие поэты и те из великих писателей России, которые недвусмысленно поклонились праведности и Пушкина, и Лермонтова, например, Гоголь и Достоевский. Нелегко понять небожителей, если они живут среди развращенного мира, как праведный Лот. Не так ли жил и творил на земле поэт Николай Рубцов, скромный страдалец, но без раздумий ополчившийся на все темное, фальшивое и злое. Имевшие в себе дух противления Истине Христа, немедленно вооружились против и Пушкина, и Лермонтова, и многих других, чтобы они не смели разоблачать дела тьмы и тлетворного зла. Иные упрекали Лермонтова при его жизни в том, почему он пишет о демоне, о высшем свете и т.д., когда можно пополнять и пополнять к «Бородино» и «Песня про купца Калашникова» все новые и новые шедевры. Как объяснить людям важность борьбы за Святость, а не только воспевание русской жизни и подвигов русского солдата. Бородино-то должно быть внутри нас, когда ненавистные мысли-французы вот-вот готовы разорить внутренний храм нашей души, а мы делаем вид, что ничего страшного не происходит. Патриотизм у Лермонтова и у Рубцова не носит отвлеченный или сугубо национальный, «квасной» характер. Это патриотизм созидания души, чтобы она воевали против воинствующих на нее духов злобы и тех, для кого Святая Русь всегда была поперек горла. Но Святость и Церковь будет всегда. Никакой разгул вседозволенности и даже антихристианства не поглотит из малейшего Святого. Поэтому наш народ переживает не за «модели» развития, и даже не за будущее, а за настоящее святое и зорко стоит на страже всего достигнутого Церковью, то есть верующим Народом, в области Святого Духа. Каждый новый день – это возможность либо спастись, либо умереть в грехе. Что выберем?
Поэтому Лермонтов – это духовный ратоборец за все святое, народное, что переживет века. Великаны русского таинственного слова в едином духе изобразили схватку русского витязя с врагом. В изображении великих поэтов русский витязь предстает как бы собирательным образом всей Воинствующей против духов злобы России. У Лермонтова изображена не просто Россия, а Святая Русь в «шапке золота литого», то есть увенчанная Церковным куполом с победным крестом
В шапке золота литого
Старый русский великан
Поджидал себе другого
Из далеких чуждых стран.
За горами, за долами
Уж гремел об нем рассказ,
И померяться главами
Захотелось им хоть раз.
И пришел с грозой военной
Трехнедельный удалец, -
И рукою дерзновенной
Хвать за вражеский венец.
Но улыбкой роковою
Русский витязь отвечал:
Посмотрел – тряхнул главою
Ахнул дерзкий – и упал!
Кстати, иные не без основания видят в лермонтовской схватке дерзновение несвятого Запада развенчать Святую Русь (в образе кремлевской колокольни Ивана Великого), что само по себе великое кощунство, которое естественно никогда не исполнится. Но мы очень отчетливо усматриваем в этом противоборстве личный подвиг поэта Лермонтова, который был на несколько голов выше своих убийц, посмевших дерзнуть на национальное достояние России. «В эту минуту, - с пафосом, не краснея за ложь, пишет князь Васильчиков, - я взглянул на него и никогда не забуду того спокойного, почти веселого выражения, которое играло на лице поэта перед дулом уже направленного на него пистолета». Тот же Васильчиков во время следствия в переписке с убийцей обмолвится, что Мартынов вовсе и не умел стрелять из пистолета…
Андрей Башкиров
для Русской Стратегии
http://rys-strategia.ru/ |
