Обычно люди, привыкшие вращаться во всем земном, ожидают от наступления новых времен прекраснодушенствования, ворох «счастья» и прочего, что услаждает слух, зрение и особенно плоть. Принято среди них желать друг другу «будущего», причем непременно «светлого», но проходит год и становится ясно, что это еще один год бездушного и жестокого века. Был и не стало. Об этом без обиняков Тютчев написал так
Еще нам далеко до цели,
Гроза ревет, гроза растет, -
И вот – в железной колыбели,
В громах родился Новый год…
Потом Блок выскажется еще яснее: «Железный век, железные сердца»… Кстати, Федор Тютчев родился, когда Пушкину было всего четыре года. Они – великие вершины всего русского, и не только искусства, всей русской жизни, святая гордость России и дар миру, который все более и более уклоняется в грех самовластья и вседозволенности под вывеской «прав человека». Не изменит делу Христа Россия и Вселенское Православие, хоть бы осталось всего считанные тысячи верных Святой Троице. Эти верные – соль земли, а без Христа все - прах и тлен. Вот и поэты своими правдивыми и честными стихами задерживают время окончательного растления людей, быстрейшее распространение душевной гнили. Тютчев убежден, что спасительна только вера в Спасителя Христа, а все остальное не более чем туман
И эта вера в правду Бога
Уж в нашей не умрет груди,
Хоть много нерв и горя много
Еще мы видим впереди…
Таким образом, Тютчев строго различает Правду Божию от всех «правд» и «правдиц» человеческих. Если человек воспримет Правду от Бога, Евангелие внутрь себя, то он спасен и будет жив. Ведь Бог, создавший нас и входящий внутрь нас посредством Святого Причастия, прежде всего, не есть Бог мертвых, но живых. И кто осмелится отменить заповедь Бога о том, что искать нужно Царствия Божия и Правды, остальное приложится? Не исполнивший заповеданного, подлежит суду.
До сих пор находятся удивляющиеся тому, как может человек грешный извлекать из сокровенных тайников души нетленное, вечное и превосходящее разум? Но вспомним, как грешники отнеслись к Христу на земле, посчитав его за кого угодно, кроме Мессии. Так и с вестниками Христовыми. Более стоит удивляться тому, что праведникам удалось все-таки не сразу погибнуть от рук врагов, будучи сохраняемыми Благодатью Божией. Но еще более предивно, что грешное и смертное создание способно на великий подвиг Любви к Богу и к людям! Великие русские поэты, каждый со своими грехами и недостатками, стали святыми глашатаями Правды Божией в самой возвышенной творческой форме. Таково было неиспорченное в своей сути сердце их, исторгавшее неслыханное и чудесное. Это сердце в них устроил Сам Бог. Такова была Его воля о Ломоносове, Державине, Батюшкове, Пушкине и других великих в Боге поэтах России. От поэтов требовалось одно, чтобы они не уклонились от Правды Божией и согласились возвещать самое чистое, светлое и ясное Слово. Тут и тайны-то никакой нет на самом деле! Мы, конечно, можем воскликнуть в порыве: «Он - Тютчев, как и мы!» (т.е. и смертен, и грешен). Но мы – не он! Вот ведь в чем дело. Тютчев велик именно Правдой Бога-Творца, а что же мы сделали, чтобы величать Бога и сподобиться сотворить достойные плоды веры?
Нам могут задать вопрос: Вы считаете, что гениальность человека полностью зависит от веры в Бога? «Да!» - отвечаю я и привожу слова гения Пушкина: «Гений и злодейство – вещи несовместны». А это и значит, где добрый гений, там Бог, а где злодейство, там всегда дьявол. В какой мере мы приближаемся верой и делами к Богу, настолько и становимся совершенными и гениальными. С этой точки зрения очень внимательно стоит приглядеться к так называемым «гениям человечества», а гении ли они? Если встать на Церковную точку зрения, то весьма многие «гении» от людей предстанут в неприглядном виде, а то и слугами тьмы.
Итак, что Божественно и не противоречит Евангелию, то и совершенно, то только и гениально! Кто удостоился Царства Небесного, будь то Святитель, затворник, монах, юродивый, праведник в миру, тот и гений!
Мир неумолчен в своем стремлении излить из себя все, что у него есть, своего рода раскаленную лаву добра и зла. Поэтому Тютчев в своем «Молчании» исповедует следующее:
Молчи, скрывайся и таи
И чувства и мечты свои -
Поэт не за то, чтобы молчать перед лицом зла, нет, а о священном молчании, без которого невозможен разговор человека с Богом. Без священного молчания человеку ничего не удастся сохранить и приумножить внутри себя. Стоит ли открывать душу, если тебя не спрашивают?
Пускай в душевной глубине
Встают и заходят они
Безмолвно, как звезды в ночи, -
Любуйся ими - и молчи
Но Тютчев не был бы Тютчевым, если бы не сказал о молчании нечто гораздо большее, на уровне вселенского таинства
Есть некий час, в ночи, всемирного молчанья,
И в оный час явлений и чудес
Живая колесница мирозданья
Открыто катится в Святилище Небес…
Известно, что все без исключения святые подвижники Церкви любили молиться в уединении, а многие еще и умной молитвой… Именно ночь, когда стихает людская суета, и открываются Небеса, была для них лучшим временем общения с Богом.
Тютчев за плодотворное молчание, которое терпеливо переносит скорби, гонения, нападки и не устает молиться неизреченно. Ведь враг наш принадлежит к мысленному миру, посему и воевать не с ним, а с его злобными мыслями, надо посредством добрых мыслей, не обязательно высказываемых направо и налево. В конце концов, не Господь ли предупредил всех рассказчиков, что за каждое праздное слово даст ответ человек (сначала думай, потом говори):
Как сердцу высказать себя?
Другому как понять тебя?
Поймет ли он, чем ты живешь?
Мысль изреченная есть ложь,
Взрывая, возмутишь ключи, -
Питайся ими – и молчи
Согласно Священного Писания не только мысль есть ложь, но и человек есть ложь. И сказано это не для унижения человека, а чтобы человек понимал разницу между собой и Богом, и, понимая, смирялся. А где смирение, там и приближение к Богу, уничтожение разницы между созданием и Создателем. Если и говорить, то говорить полезное нам и другим. Что толку невежде или неверу говорить о Боге? «Васька слушает, да ест». Пока человек не определился и не утвердился в правильном различении добра и зла, полезного от бесполезного, ему самому надо говорить меньше всего. В нужное время при подвижничестве человека Господь определит и поставит на соответствующую работу. Поэзия любит тех, кто дорожит каждым словом. Другое дело, если тебя нелукаво вопрошают о твоей вере и просят объяснить что-то из душеполезного. И опять же лучше прибегать к авторитету Евангелия и Святых отцов, чем высказывать свое незрелое и, тем более, противоречащее Церкви. Отсюда могут происходить ереси. Посему молчание во всех смыслах полезнее и плодотворнее многоглаголания. Не случайно так много в Церкви прославлено святых затворников и молчальников. Одно время в молчании и затворе пребывал преподобный отец Серафим Саровский.
Лишь жить в себе самом умей –
Есть целый мир в душе твоей
Таинственно – волшебных дум;
Их оглушит наружный шум,
Дневные разгонят лучи, -
Внимай их пенью – и молчи!
Самый верный и точный образ Святой Руси – Русь Молитвенная, в молчании переносящая наскоки и буйство мира, плоти и диавола. Но не только о священном молчании писал поэт Тютчев. Понять гениального поэта мы вернее всего сможем через то, как он относится к другим гениям. Федор Иванович Тютчев не мог остаться в стороне от прославления имени А. С. Пушкина, его свободного и смелого дара, которым многие планы и дела тьмы были вскрыты и развенчаны. Напомним, что по отзыву Андрея Краевского стихи Тютчева привели Пушкина в умиление. Об изумлении и восторге тютчевскими стихами Пушкина в 1859 году писал П. Плетнев. Юрий Самарин сообщал, что Пушкин целую неделю носился с рукописным собранием Тютчева. В свою очередь, Тютчев, возможно, впервые высказался о всемирном значении Пушкина: «Мне приятно воздать честь русскому уму, по самой сущности своей чуждающемуся риторики… Вот отчего так Пушкин высоко стоит над всеми современными французскими поэтами». И не только, добавим мы, французскими, но и всеми остальными! Начнем с тютчевского «К оде Пушкина на вольность»:
Огнем свободы пламенея
И заглушая звук цепей,
Проснулся в лире дух Алцея -
И рабства пыль слетела с ней.
От лиры искры побежали
И вседробящею струей,
Как пламень Божий, ниспадали
На чела бедные царей.
Тут все ясно! Это о поэтической лире и лире не одного Пушкина, но всех, кто творит слово «из пламя и света» (Лермонтов). Но чтобы от лиры побежали искры и ниспадали с нее пламенем Божиим на других, в том числе даже царей, нужно самому поэту пламенеть огнем Божественной свободы. Иначе ничего не получится. Поэтому и по-настоящему счастлив всякий, кто охвачен огнем Божественной Любви
Счастлив, кто гласом твердым, смелым,
Забыв их сан, забыв их трон,
Вещать тиранам закоснелым
Святые истины рожден!
И ты великим сим уделом,
О муз питомец, награжден!
Гениальный поэт рождает не просто слово, не просто хорошее и доброе слово, но «святые истины» и вещает их «тиранам», то есть не обязательно властителям, но тем, кто не знает и не хочет знать Святости, из-за кого страдают другие. Пушкина убили именно тираны, то есть те, для кого Россия была не более чем «эта страна». Тютчев пытался предупредить Пушкина! Как бы его стихи не вызвали негодование тиранов, «свободы гения и славы палачей», то есть всех тех, для кого травля неугодных им была едва ли не любимым занятием в жизни. Известный исследователь жизни и творчества Пушкина и Тютчева Д. Д. Благой подробно и на фактах обосновал, что заговор против Пушкина носил международный характер с участием дома Нессельроде.
Воспой и силой сладкогласья
Разнежь, растрогай, преврати
Друзей холодных самовластья
В друзей добра и красоты!
Но граждан не смущай покою
И блеска не мрачи венца,
Певец! Под царскою парчою
Своей волшебною струною
Смягчай, а не тревожь сердца!
Но не только легкая политизированность и горячность некоторых пушкинских стихов тревожили Тютчева. Вместе с врагами растревожились и те граждане, которые готовы были в Пушкине видеть «революционера». С одной стороны, враги России видели в Пушкине защитника национальных святынь – Православия, Самодержавия и Народа, а, с другой, – часть граждан, не особо понимающих, что к чему, готова была возвести поэта в борца с царским режимом. Кстати, враги России и Пушкина тоже искусно и ловко выставляли поэта в качества вольнодумца и несерьезного человека. Так что Пушкину пришлось очень сложно. Поэтому Тютчев и призывает Пушкина смягчать силой слова, «волшебною струной» нравы, особенно тех, кто развратился самым страшным духовным недугом самовластья. Задача поэзии по Тютчеву – обратить грешника к Христу, сделать из самовластного гордеца друга добру и красоте. Это действительно величайшая задача любой поэзии! Все остальное будет не так важно, даже при всем добродушии и мастерстве художника. И вот же что, Тютчев говорит о венце Пушкина! Более того, у Пушкина «царская парча»! Пушкин – Царь слова! Пушкин царит над всем недостойным Царствия Небесного, тленным и злобным и призван смягчать скорбные и озлобленные сердца. Велико назначение русского поэта!
Уже после гибели Пушкина, Тютчев снова обращается к его гению в «29-ое января 1837» И начинает он, казалось бы, со странного вопрошения:
Из чьей руки свинец смертельный
Поэту сердце растерзал?
Кто сей Божественный фиал
Разрушил, как сосуд скудельный?
В музей-квартире Пушкина на Мойке, 12 стоило бы зачитать этот тютчевский отрывок! Потому что там любому посетителю говорят в лоб без обиняков: «Пушкин погиб на дуэли от руки Дантеса». Другие толкования неуместны… Но вот Тютчев считает иначе и задается вопросом: «Из чьей же руки был выпущен смертельный свинец в Пушкина?» Гении неугомонны в поисках правдивых ответов. Кто посмел разрушить национальную, да что там, мировую гордость, как ни в чем не бывало? У Тютчева роль «свинца смертельного» явно принадлежит словесной травле поэта, растерзавшей ему сердце, а не одно тело. И вот вывод Тютчева – кто бы не стоял за этим гнусным убийством, он не больше не меньше – «цареубийца». Это несмываемое клеймо, с которым виновные предстанут на Страшный Суд Божий… И если цареубийцам позор и проклятие, то Пушкину Тютчев говорит противоположное: «Мир, мир тебе, о тень поэта/Мир светлый праху твоему». Здесь чисто православная оценка Тютчевым Пушкина и его врагов: поэт-пророк Пушкин и всякий верующий в Христа есть царь, господствующий над грехом, а его гонители – убийцы царствующего и любящего добродетель царя. «Мир всем», - говорит Христос и поет Церковь. Но мира как не было, так и нет. Неужели Бог и святые ошиблись: сказали одно, а выходит другое? Да ничуть! Наоборот, Христос и святые Его противостоят миру злобы так, что злобе ничего не остается, как убивать. Так злобность выдает свое бессилие. И смотрите, стихам убиенных поэтов злоба ничего не могла противопоставить такого, чтобы ею восхищались: все пустота и томление духа.
Великий Тютчев так говорит о Пушкине
Назло людскому суесловью
Велик и свят был жребий твой!..
Подобно Лермонтову, Тютчев поднимает вопрос не только о венцености Пушкина, но и его святости! Если жребий свят, то и человек этого жребия, несомненно, свят. И это не «судьба» какая-то, а призвание Свыше, предназначение на определенный подвиг. Тютчев замаскировал это словами «Ты был богов орган живой». Сам он и Пушкин, и все последующие великие поэты на Руси ни в каких богов не верили, кроме Истинного Бога нашего Иисуса Христа. Просто Тютчев осторожничал, понимая, что его и так поймут. «Но с кровью в жилах... знойной кровью», - вот это земное в Пушкине и использовали его враги, искусно разыграв многоходовую комбинацию, завершившуюся западней. Пролитие невинной крови – великое злодеяние. Но Пушкин после этого стал самым настоящим мучеником в Церкви и в народе: «И осененный опочил/Хоругвью горести народной». Народ сразу понял, что убит их певец, праведник, праведный Авель Русской Поэзии. Отсюда и «хоругвь»…
Вражду твою пусть Тот рассудит,
Кто слышит пролитую кровь...
Поскольку все убийцы тщательно маскировали свои действия, и, более того, Пушкина обвинили во всем, то Тютчев и оставляет гибель поэта на Суд Божий. Бог все рассудит и каждому воздаст по делам его. Вполне в духе Лермонтова: «Но есть и Грозный Судия, Он ждет…». А какое заключение:
Тебя ж, как первую любовь,
России сердце не забудет!..
Не забудет Россия и Тютчева за такое признание в любви к Пушкину, да еще за многое другое чисто тютчевское, но согласное с Пушкиным. 12 апреля 1865 года скончался Цесаревич Николай. Тютчев посвятит этой кончине прекрасное стихотворение. Вчитайтесь в него внимательно, и вы обнаружите в нем и кончину великого Пушкина, и всякого православного христианина, любящего Святую Русь:
Все решено, и он спокоен,
Он, претерпевший до конца, -
Знать, он пред Богом был достоин
Другого, лучшего венца -
Другого, лучшего наследства,
Наследства Бога своего, -
Он, наша радость с малолетства,
Он был не наш, он был Его...
Но между ним и между нами
Есть связи естества сильней:
Со всеми русскими сердцами
Теперь он молится о ней, -
О ней, чью горечь испытанья
Поймет, измерит только та,
Кто, освятив собой страданья,
Стояла, плача, у Креста...
Горе матери у Тютчева принимает вселенский масштаб страданий Матери Божией у Креста Сына Своего. Грехами и прочими мерзостями мы оскорбляем Крестную смерть Господа за нас и Пресвятую Богородицу. Отвергаем Воскресение и Вечную Жизнь. Не безумие ли это!
Уже позднее Тютчев напишет по другому поводу
Кому они не близки, не присущи –
Жуковский, Пушкин, Карамзин!..
Тютчев намеренно подчеркивает народную славу выдающихся русских словесников еще при их жизни. Так, поэту В.А.Жуковскому Тютчев посвятил очень теплые, задушевные строки. Из них можно составить представление, что ценит в человеке и поэта сам Тютчев:
В нем не было ни лжи, ни раздвоенья –
Он все в себе мирил и совмещал…
Блаженны миротворцы, ибо они сынами Божиими нарекутся…
Поистине, как голубь, чист и цел
Он духом был…
Он стройно жил, он стройно пел…
(Тютчев еще в юношеские годы познакомился с Жуковским, который бывал в доме его родителей. Позднее он встречался с ним за границей. «Он человек необыкновенно гениальный и весьма добродушный, мне по сердцу", - писал Жуковский о Тютчеве). Но если таков поэт Жуковский, признавший Пушкина выше себя, то каков же гений Пушкина на самом деле! И в тютчевских стихах разве мы находим все то, что так ценил в Жуковском и Лермонтове сам Тютчев. Тот же «души высокий строй, создавший жизнь его, проникший лиру», ту же лиру, завещанную миру как «лучший подвиг свой». Ведь это не простая лира, а лира «взволнованная», которой до всего самого светлого и ясного есть дело, которая есть даже не сколько инструмент, а рука помощи всем кто страждет и плачет в мире:
В нем сердце истомилось
И дух упал... Но сильная
К нему Рука спустилась -
И к небу, милосердая,
Его приподняла!..
(Из Мадзони)
Тютчев задается далеко не риторическим вопросом:
Поймет ли мир, оценит ли его?
Скорее всего, мир греха останется равнодушным к волнениям поэта и даже к его помощи. Если уж отвергли Спасителя и казнили Святость, то что тут много говорить. Но Христос сказал, что взойдя на Крест, Он привлечет к Себе очень и очень многих. Более того, все по примеру Его взявшие свой крест, не останутся без награды. Поэтому Голгофа поэтов в мире греха и плача закономерна. Люди до того развратились душой, что способны понять святое, когда его уже распинают мучители и палачи.
Достойны ль мы священного залога?
Иначе говоря, достойны ли мы Ломоносова, Державина, Батюшкова, Жуковского, Пушкина и других великих поэтов, того священного, что было в них самих и в их бессмертных стихах? Увы, ответ можно дать вполне категоричный – в общей своей массе мы недостойны великого священного, оставленного нам в наследство от поэтов России. Мы не даем отпор клеветникам России и русских поэтов ни словом священным, ни достойной жизнью во славу Божию. Оттого и распоясалось зло в ХХ веке, что мы не послушали поэтов-пророков, решив, что мы умнее, лучше и прагматичнее их, мол, что с них взять, они не от мира сего, оторваны от реальной жизни, а у нас уж точно все получится… Вот и расхлебываем теперь кашу из добра и зла…
Но если по Тютчеву великие наши поэты оставляют священный залог, то все покушающиеся клеветать на них, покушаются, страшно сказать, на Святое, Церковное, Огнеизносящее, что не останется без последствий. И если они не опомнятся и не покаются, и не сотворят противоположное своим умыслам, то не видать им ничего из Божественного:
Иль не про нас сказало Божество:
«Лишь сердцем чистые, те узрят Бога!» |
