2

Есть не­кий час…

              Тют­чев.

              Есть не­кий час – как сбро­шен­ная кла­жа:

              Ко­гда в се­бе гор­ды­ню ук­ро­тим.

              Час уче­ни­че­ст­ва – он в жиз­ни ка­ж­дой

              Тор­же­ст­вен­но-не­от­вра­тим.

              Вы­со­кий час, ко­гда сло­жив ору­жье

              К но­гам ука­зан­но­го нам – Пер­стом,

              Мы пур­пур Вои­на на мех верб­лю­жий

              Сме­ня­ем на пес­ке мор­ском.

              О этот час, на под­виг нас – как Го­лос,

              Взды­маю­щий из свое­во­лья дней!

              О этот час, ко­гда, как спе­лый ко­лос,

              Мы кло­ним­ся от тя­же­сти сво­ей.

              И ко­лос взрос, и час ве­се­лый про­бил,

              И жер­но­вов воз­жа­ж­да­ло зер­но.

              За­кон! За­кон! ещё в зем­ной ут­ро­бе

              Мной во­ж­де­лен­ное яр­мо.

              Час уче­ни­че­ст­ва! Но зрим и ве­дом

              Дру­гой нам свет, – ещё за­ря за­жглась.

              Бла­го­сло­вен ему гря­ду­щий сле­дом

              Ты – оди­но­че­ст­ва вер­хов­ный час!

Вто­рое сти­хо­тво­ре­ние по смыс­лу де­лит­ся на две час­ти. Точ­ка раз­де­ле­ния – се­ре­ди­на чет­вер­той стро­фы (За­кон! За­кон!). В пер­вой час­ти (час уче­ни­че­ст­ва) опи­сы­ва­ет­ся вре­мя и со­стоя­ние уче­ни­че­ст­ва. Ис­тин­ное уче­ни­че­ст­во тре­бу­ет от­ка­за от но­ши жи­тей­ской обы­ден­щи­ны (сбро­шен­ная кла­жа), от то­го, что при­выч­но, но пи­та­ет толь­ко на­шу гор­де­ли­вую са­мость, – и по­то­му в се­бе гор­ды­ню ук­ро­тим. Че­рез пе­ри­од уче­ни­че­ст­ва не­от­вра­ти­мо долж­на прой­ти ка­ж­дая че­ло­ве­че­ская ду­ша (в жиз­ни ка­ж­дой). Это не­обыч­ное со­стоя­ние (Тор­же­ст­вен­но… Вы­со­кий…) и тре­бу­ет осо­бо­го при­уго­тов­ле­ния. Необходимо от­казаться от всего недолжного: от жи­тей­ской суе­ты, её непрерывной борьбы всех против всех (сло­жив ору­жие), от сла­вы мир­ских по­бед (пур­пур Вои­на). Час уче­ни­че­ст­ва тре­бу­ет сми­рения, ас­ке­тич­но­сти (мех верб­лю­жий), от­шель­ни­че­ст­ва (на пес­ке). Это акт духовной ­кон­цен­тра­ции, внутреннего отрыва от дур­ной вре­мен­но­сти (из свое­во­лья дней) и об­ра­ще­ния к гор­не­му (взды­маю­щий). В ду­хов­ной кри­стал­ли­за­ции тор­же­ст­вен­ность и вы­со­кость это­го ча­са. Час уче­ни­че­ст­ва – час внут­рен­не­го ми­ра и спо­кой­ст­вия (сло­жив ору­жье), час ду­хов­но­го под­ви­га и про­зре­ния кладёт на­ча­ло слу­же­нию ис­тин­но вы­со­ко­му, про­бу­ж­да­ет спо­соб­ность ду­хов­но­го ро­ж­де­ния, созревания (спе­лый ко­лос) и твор­че­ст­ва. Это есть момент пло­до­но­ся­щий (кло­ним­ся от тя­же­сти сво­ей) и ито­го­вый (жер­но­вов воз­жа­ж­да­ло зер­но).

Но имен­но здесь, на вы­со­тах вос­хо­ж­де­ния (вы­со­кий), об­на­ру­жи­ва­ет­ся, что это не итог, а (как подлинное уче­ни­че­ст­во) при­уго­тов­ле­ние, пред­те­ча (мех верб­лю­жий – оде­ж­да Ио­ан­на Пред­те­чи) че­го-то дру­го­го, ещё бо­лее вы­со­ко­го (ещё за­ря). Здесь рет­ро­спек­тив­но путь уче­ни­че­ст­ва осоз­на­ёт­ся как по­слу­ша­ние ав­то­ри­те­ту, за­ко­но­пос­лу­ша­ние (За­кон! За­кон!). Но­вое со­стоя­ние уже на­ро­ж­да­ет­ся (в зем­ной ут­ро­бе) и бу­дет не от­ме­ной ста­ро­го, а его рас­кры­ти­ем и ис­пол­не­ни­ем. Оно пре­до­щу­ща­ет­ся (зрим и ве­дом) как не­об­хо­ди­мое и же­лан­ное (во­ж­де­лен­ное) бре­мя (яр­мо). Вы­со­ты уче­ни­че­ст­ва – это зар­ни­цы (за­ря) дру­го­го све­та. И вслед за со­стоя­ни­ем уче­ни­че­ст­ва гря­дет со­стоя­ние сво­бо­ды (оди­но­че­ст­ва вер­хов­ный час – со­стоя­ние пол­ной не­обу­слов­лен­но­сти, стоя­ния один на один с со­бой, са­мо­оп­ре­де­ляе­мо­сти, – это при­ня­тие сво­бо­ды).

Итак, сти­хо­тво­ре­ние в це­лом вы­ра­жа­ет опыт уче­ни­че­ст­ва и об­ре­те­ние сво­бо­ды как ис­тин­но­го ито­га уче­ни­че­ст­ва. Здесь сво­бо­да осоз­на­ёт­ся как сво­бод­но при­ни­мае­мое бре­мя (во­ж­де­лен­ное яр­мо) и как выс­шее со­стоя­ние (Бла­го­сло­вен). В сти­хо­тво­ре­нии вы­ра­же­на жа­ж­да твор­ца-по­эта в Учи­те­ле как Бо­ге, сво­бод­ном и да­ря­щем сво­бо­ду. И лич­но­ст­ное об­ра­ще­ние к ча­су сво­бо­ды (Ты) рас­кры­ва­ет, что в нём про­ис­хо­дит встре­ча лич­но­сти че­ло­ве­че­ской и Лич­но­сти Бо­же­ст­вен­ной, по­эта-твор­ца и Ии­су­са Хри­ста.

3

              Солн­це Ве­че­ра – до­б­рее

              Солн­ца в пол­день.

              Изу­вер­ст­ву­ет – не гре­ет –

              Солн­це в пол­день.

              От­ре­шён­нее и крот­че

              Солн­це – к но­чи.

              Умуд­рён­нее, не хо­чет

              Бить нам в очи.

              Про­сто­той сво­ей – тре­во­жа –

              Ко­ро­лев­ской,

              Солн­це Ве­че­ра – до­ро­же

              Пес­но­пев­цу!

              Рас­пи­нае­мое тьмой

              Еже­ве­чер­не,

              Солн­це Ве­че­ра – не кла­ня­ет­ся

              Чер­ни…

              Низ­вер­гае­мый с пре­сто­лу,

              Вспом­ни – Фе­ба!

              Низ­вер­гае­мый – не до­лу

              Смот­рит – в не­бо!

              О, не мед­ли на со­сед­ней

              Ко­ло­коль­не!

              Быть хо­чу тво­ей по­след­ней

              Ко­ло­коль­ней.

В треть­ем сти­хо­тво­ре­нии про­ти­во­пос­тав­ля­ют­ся два об­раза: Солн­це Ве­че­ра и солн­це в пол­день. По­лу­ден­ное солн­це – вы­ра­же­ние се­ре­дин­но­го цар­ст­ва, ми­ра се­го. Солн­це в пол­день – это об­раз кня­зя ми­ра се­го, по­гло­щён­но­сть зем­ным уст­рое­ни­ем и полная со­сре­до­то­чен­но­сть на мирских делах – то в Вет­хом, что про­ти­во­сто­ит Но­во­му. Это ис­пе­пе­ляю­щий, но не со­гре­ваю­щий взор гроз­но­го вла­сти­те­ля и жёс­то­ко­го су­дии (изу­вер­ст­ву­ет – не гре­ет). Не взра­щи­ваю­щий и ве­ду­щий ав­то­ри­тет за­ко­на (За­кон! За­кон!), а гне­ту­щее и ос­ле­п­ляю­щее (бьёт в очи) за­кон­ни­че­ст­во. Вет­хое – на пол­пу­ти, и по­то­му, от­вер­гая пыш­ность (в про­ти­во­по­лож­ность про­сто­му) зем­но­го цар­ст­ва, по­эт (пес­но­пе­вец) стре­мит­ся к дру­го­му Об­ра­зу (Солн­це Ве­че­ра – до­ро­же…). Солн­це Ве­че­ра – это об­раз Но­во­за­вет­но­го Бо­га (Ве­чер – с боль­шой бу­к­вы), Солн­це Ве­че­ра – Свет не­ве­чер­ний; крот­че – кро­тость го­лу­би­ная. Оно – в про­ти­во­по­лож­ность ста­ро­за­вет­но­му – не не­по­сред­ст­вен­ный вер­ши­тель зем­ных су­деб (от­ре­шён­нее), а Муд­рость, да­рую­щая нам сво­бо­ду:

              Умуд­рён­ное, не хо­чет

              Бить нам в очи.

Не ос­ле­пи­тель­ный и ос­ле­п­ляю­щий ав­то­ри­тет, не гос­по­дин, а Ос­во­бо­ди­тель ми­ра от раб­ст­ва.

Солн­це Ве­че­ра про­бу­ж­да­ет эс­ха­то­ло­ги­че­скую уст­рем­лён­ность к кон­цу, как за­вер­ше­нию ми­ро­вых су­деб. Ко­гда зем­ное (днев­ное) скро­ет­ся, от­кро­ет­ся но­вое цар­ст­во, цар­ст­во не­бес­ное. И по­то­му Солн­це Ве­че­ра – не от ми­ра се­го, и все­гда (еже­ве­чер­не) рас­пи­на­ет­ся ми­ро­вым злом (рас­пи­нае­мое тьмой – «…те­перь ва­ше вре­мя и власть тьмы» – Лк. 22,53). Но не ус­ту­па­ет рас­пи­нае­мым си­лам (не кла­ня­ет­ся чер­ни), и пес­но­пев­ца при­зы­ва­ет при­нять кре­ст­ные му­ки со­твор­че­ст­ва Бо­гу (вспом­ни Фе­ба). Зем­ные цар­ст­ва пре­хо­дя­щи и бес­ко­неч­но ру­шат­ся их пре­сто­лы. В зыб­ком цар­ст­ве мир­ской обы­ден­но­сти есть толь­ко один проч­ный ка­мень и по­то­му тво­рец-пес­но­пе­вец

              Низ­вер­гае­мый – не до­лу

              Смот­рит – в не­бо!

В про­ти­во­пос­тав­ле­нии Вет­хо­го и Но­во­го, цар­ст­ва зем­но­го и эс­ха­то­ло­ги­че­ской уст­рем­лен­но­сти, ав­то­ри­те­та, за­ко­на – с од­ной сто­ро­ны, и люб­ви, сво­бо­ды – с дру­гой, по­эт вы­би­ра­ет и твор­че­ски ут­вер­жда­ет сво­бо­ду-лю­бовь:

              Быть хо­чу тво­ей по­след­ней

              Ко­ло­коль­ней.

В наш мятущийся век по­эт ощу­ща­ет се­бя по­след­ним стол­пом (ко­ло­коль­ней) ут­вер­жде­ния Ис­ти­ны.

4

              Па­ло пре­ни­же волн

              Бре­мя днев­ное.

              Ти­хо взош­ли на холм

              Веч­ные – двое.

              Тес­но – пле­чо с пле­чом –

              Вста­ли в мол­ча­нье.

              Два – под од­ним пла­щом –

              Хо­дят ды­ха­нья.

              Зав­траш­них спя­щих войн

              Вождь – и вче­раш­них,

              Мол­ча сто­ят двой­ной

              Чёр­ною баш­ней.

              Змия муд­рей сто­ят,

              Го­лу­бя крот­че.

              – От­че, возь­ми в на­зад,

              В жизнь свою, От­че!

              Че­рез все не­бо – дым

              Во­инств гос­под­них.

              Бо­рет­ся плащ, двой­ным

              Вздо­хом при­под­нят.

              Рев­но­стью взор разъ­ят,

              Мо­лит и роп­щет…

              – От­че, возь­ми в за­кат,

              В ночь свою, От­че!

              Празд­нуя но­чи вход,

              Ды­шат пус­ты­ни.

              Тяж­ко – как спе­лый плод –

              Па­да­ет: – Сы­не!

              Смолк­ло в своём хле­ву

              Ста­до люд­ское,

              На зо­ло­том хол­му

              Двое – в по­кое.

Есть не­кий час, ко­гда опа­да­ют вол­ны мир­ской (по­лу­ден­ной) су­ет­но­сти (бре­мя днев­ное) и об­на­жа­ет­ся суть ве­щей: как всё есть и как бы­ло. Веч­ные двое – это пред­веч­ные Адам и Ева. Во всём, что про­ис­хо­дит в ми­ре, при­сут­ст­вуют и ло­гос­ность и со­фий­ность (в бо­же­ст­вен­ном ас­пек­те), и му­же­ст­вен­ность и жен­ст­вен­ность (в че­ло­ве­че­ском ас­пек­те). Веч­ные двое – это со­тво­рен­ные Бо­гом ду­хов­ные пер­во­об­ра­зы че­ло­ве­ка, уже со­вер­шив­шие оп­ре­де­лён­ный вы­бор, но ещё не при­няв­шие плоть. Опи­сы­ва­ет­ся пред­стоя­ние (взош­ли на холм) пе­ред На­ча­лом. Мир ещё не на­чал быть (ти­хо взош­ли), не на­ча­лось тво­ре­ние (вста­ли в мол­ча­нье), всё про­ис­хо­дит ещё до вре­ме­ни (веч­ные). По­эти­че­ская реф­лек­сия кон­цен­три­ру­ет­ся на этом про­об­раз­ном со­стоя­нии, вы­яв­ляя в нём слож­ность от­но­ше­ний и по­тен­ций.

Гря­ду­щие бит­вы за пре­об­ра­же­ние (зав­траш­них спя­щих войн) соз­на­ют­ся как со­вме­ст­ное слу­же­ние (тес­но – пле­чом с плечом), как бо­го­че­ло­ве­че­ское де­ло, и по­то­му два – под од­ним пла­щом (в дан­ном слу­чае это плащ Бо­жий – срав­ни­те его плащ из трип­ти­ха «Бог»). С дву­мя – и Тре­тий – это Сам Тво­рец, по­ро­див­ший их ду­хов­ную сущ­ность (Вождь вче­раш­них войн). Но тво­ре­ние не окон­че­но, в зав­траш­них вой­нах при­зван уча­ст­во­вать и че­ло­век: Адам-муж­чи­на и Ева-жен­щи­на. Под во­ди­тель­ст­вом Бо­га (Вождь вче­раш­них), но сво­бод­но при­няв и сво­бод­но осу­ще­ст­вив. По­это­му низ­вер­же­ние в ха­ос, при­ня­тие пло­ти не есть итог об­ма­на, прель­ще­ния или лож­но­го вы­бо­ра (змия муд­рей), а ре­зуль­тат сво­бод­но­го при­ня­тия бре­ме­ни со­твор­ца Божь­е­го.

Двое сми­рен­но го­то­вы (го­лу­бя крот­че) на при­ня­тие во­пло­ще­ния. Но как не­ве­ро­ят­но труд­но со­вер­шить этот шаг, об­ру­ши­ваю­щий в скорбь и стра­да­ния, в му­ки ро­ж­де­ния, шаг, рет­ро­спек­тив­но про­кля­тый че­ло­ве­че­ст­вом, ог­лу­шён­ным зем­ным му­че­ни­ем. Уже за­не­се­на но­га над ли­ни­ей, от­де­ляю­щей рай­ский мир пер­во­об­ра­зов от хао­ти­че­ских бездн. Но пред­стоя­щее не­ве­ро­ят­ное бре­мя сры­ва­ет с уст моль­бу:

              От­че, возь­ми в на­зад,

              В жизнь свою, От­че…

– то есть в уют, те­п­ло­ту и ук­рытость око­ло­бо­же­ст­вен­но­го со­стоя­ния. Как че­ло­ве­ку не дрог­нуть, ес­ли Сам Гос­подь мо­лил «про­нес­ти ча­шу сию ми­мо Ме­ня!..» (Лк. 22, 42).

Но Бог не ос­та­вит, обод­рит, уте­шит и воо­ру­жит. Не оди­нок че­ло­век в ми­ро­вой бит­ве за пре­об­ра­же­ние, всё бо­же­ст­вен­ное с ним: ан­ге­лы, ар­хан­ге­лы, пре­сто­лы, се­ра­фи­мы... –

              Че­рез все не­бо дым

              Во­инств Гос­под­них…

Двое уже го­то­вы со­вер­шить, внут­рен­не уже в бу­ду­щей бит­ве:

              Бо­рет­ся плащ, двой­ным

              Вздо­хом при­под­нят.

Рев­ни­во опе­ре­жая во­ин­ст­ва Гос­под­ни (Рев­но­стью взор разъ­ят…), ре­шаю­щий шаг пред­ва­ря­ет мо­лит­ва:

              От­че, возь­ми в за­кат,

              В ночь свою, От­че!

То есть не на­зад (в на­зад), а впе­рёд, в На­ча­ло, ко­то­рое для Кон­ца (за­кат, ночь – Солн­це Ве­че­ра). Это по­эти­че­ское по­вто­ре­ние вслед за Гос­по­дом: «…не Моя во­ля, но Твоя да бу­дет» (Лк. 22, 42).

Вы­бор со­вер­шён, сво­бод­но вы­пол­не­на Бо­жья во­ля, Бо­же­ст­вен­ное Пре­дус­та­нов­ле­ние. Че­ло­век как лю­би­мый блуд­ный сын уда­ля­ет­ся от Божь­е­го серд­ца в хо­лод и мрак хао­са (пус­ты­ни). Но этот уход ока­зы­ва­ет­ся пер­вым соб­ст­вен­но че­ло­ве­че­ским ша­гом на пу­ти со­твор­че­ст­ва Бо­гу, на пу­ти к Са­мо­му Бо­гу. Пер­вый шаг по­ло­жил На­ча­ло ми­ро­во­му дню, но совершён он во имя Кон­ца, как вен­ца тво­ре­ния, и по­то­му так встре­ча­ют на­ча­ло-ко­нец (ночь) сти­хии ме­о­ни­че­ские, жа­ж­ду­щие су­ще­го:

              Празд­нуя но­чи вход,

              Ды­шат пус­ты­ни.

Ды­ха­ние пус­тынь – это жа­ж­да земли жи­ви­тель­но­го пре­об­ра­жаю­ще­го на­ча­ла. Во след ухо­дя­щим па­да­ет Бо­жие бла­го­сло­ве­ние: «Сы­не!» в нём всё: и то, что они – ча­да Бо­жьи, лю­би­мые и не­заб­вен­ные да­же в са­мых даль­них стран­ст­ви­ях; и то, что Сын Бо­жий – с ни­ми и гря­дёт.

По­след­няя стро­фа вновь воз­вра­ща­ет в со­стоя­ние до­на­чаль­но­сти, об­на­жён­но­сти су­ти. Всё опа­да­ет, ус­по­каи­ва­ет­ся, смол­ка­ет, и то­гда про­яв­ля­ет­ся, что пред ми­ром на вы­со­те тво­ре­ния –

              На зо­ло­том хол­му:

              Двое – в по­кое.

Это точ­ка Аль­фа и Оме­га, в ко­то­рой при­сут­ст­ву­ют и На­ча­ло, и Ко­нец. Точ­ка из­ли­ва­ния апо­фа­тиз­ма и про­ник­но­ве­ния в апо­фа­ти­ку, в Бо­же­ст­вен­ную безд­ну. В тай­ну и мрак Бо­же­ст­вен­но­го ло­на, где Бог ещё в от­но­ше­нии к Се­бе, а не к ми­ру. В без­молв­ную пус­ты­ню Бо­же­ст­вен­но­го ни­что. И там при­от­кры­ва­ет­ся, что тео­го­ни­че­ские (бо­го­со­зи­да­тель­ные) про­цес­сы со­еди­не­ны с ан­тро­по­го­ни­че­ски­ми (че­ло­ве­ко­со­зи­да­тель­ны­ми), при­от­кры­ва­ет­ся со­веч­ность че­ло­ве­че­ско­го и Бо­же­ст­вен­но­го со­твор­че­ст­ва. Двое при­сут­ст­ву­ют уже в пред-тво­ре­нии, в ло­не Бо­же­ст­вен­но­го мол­ча­ния:

              Ти­хо взош­ли на холм…

              Вста­ли в мол­ча­ньи…

              Мол­ча сто­ят двой­ной…

              Смолк­ло в своём хле­ву…

              Двое – в по­кое…

Опубликовано в

Литературно-общественный журнал "Голос Эпохи", выпуск 3, 2014 г.