В этом ласковом сиянье,
В этом небе голубом
Есть улыбка, есть сознанье,
Есть сочувственный прием.
И святое умиленье
С благодатью чистых слез
К нам сошло как откровенье
И во всем отозвалось...
Есть Духовная Весна – Христос! Христос во втором славном пришествии окончательно уничтожит зло и настанет вечный мир Христов! А пока время испытания, борьбы и поражений, но вместе с ними и побед, и венцов. И вот же искусство так Искусство - говорить о Боге не всуе, ни нарочито, не напирая, а самим словом и чувством через него выраженном подвигать человека к нетленному небесному состоянию. В этом и состоит христианская от Бога гениальность наших поэтов. Поэты говорят с нами с креста. И в этом нет никакого преувеличения. Следующие стихи Тютчева подтверждают это:
Нет дня, чтобы душа не ныла,
Не изнывала б о былом,
Искала слов, не находила,
И сохла, сохла с каждым днем, -
Как тот, кто жгучею тоскою
Томился по краю родном
И вдруг узнал бы, что волною
Он схоронен на дне морском
Многодневное страдание… У кого душа ноет каждый день, да не сколько о житейском, а о насущном духовном хлебе?.. Ох, как трудна и нелегка задача жизни – умертвить в себе ветхого, тленного человека и похоронить в глубинах своих мертвецов – убийственно действующие страсти. Поэтому Тютчев и восклицает:
Я, царь земли, прирос к земли!..
Мне дано властвовать над пороком и грехом, а я вместо этого погребен под ними заживо и, кажется, нет спасения ниоткуда…
Не знаю я, коснется ль благодать
Моей души болезненно-греховной,
Удастся ль ей воскреснуть и восстать,
Пройдет ли обморок духовный?
Вот так чисто в христианском ключе ставит Тютчев проблему воскресения человека из греховного, вполне мертвого состояния. Уже слышны голоса, что и Тютчев не лучше нас, мол, грешить и писать гениальные стихи – это две вещи несовместные. Но это, на самом деле, как мы и раньше говорили, хула. Только их страдальческого сердца, из сердца признающегося, что из всех грешников первый я есть, и может рождаться великое и смиренномудрое слово. Здесь нет никакого парадокса, ибо святые подвижники искренне считали себя хуже всех. Батюшка Серафим кланялся всякому проходящему мимо него человеку. И делал он это ввиду того, что смирялся, потому что любил всех и желал всем спастись, даже когда от себя гнал будущих декабристов. Тем бы раскаяться до того, но ведь не раскаялись и натворили много зла.
У Тютчева происходит удивительное, а именно: у него вера, та самая вера во Христа, которая сегодня в мире не в почете, объявлена «устаревшей» и «не способной изменить мир», обретает ясные Материнские черты! У Тютчева Вера – это Мать! Воистину это так, ибо Вера – начало и конец спасения:
О вера, вера, мать чудес родная,
Дерзну ли взор туда поднять,
Откуда весть летит благая!
Великое заблуждение человека во все времена по Тютчеву состоит в том, что он не просит веры у Бога, не молится. Поэтому неутоленость духовной жажды и рождает внутри человека разочарование, уныние, забвение всего Божиего (неверие). Как очень мудро заметил Тютчев:
Не скажет ввек, с молитвой и слезой,
Как ни скорбит перед замкнутой дверью:
«Впусти меня! - Я верю, Боже мой!
Приди на помощь моему неверью!..»
Тютчев приходит к убеждению, что как родная мать не может обмануть своих детей, так и Вера не может никого подвести, как сказал Христос, «вместо хлеба дать камень или вложить змею» своим детям, в том числе непослушным Матери…
И эта вера не обманет
Того, кто ею лишь живет,
Не всё, что здесь цвело, увянет,
Не всё, что было здесь, пройдет!
В природной радуге («О, в этом радужном виденье…») поэт видит не просто явление, но символ послепотопного завета человека с Богом. Природная радуга растает, земная жизнь пролетит, как сон, но завет никто не может отменить или изменить: Бог и человек нужны друг другу. Земная жизнь – испытание в горниле неистовых страстей, в своего рода разожженной огненной печи, в которой жизненный шлак переплавляется в золото: «Золото испытывается в огне, а люди, угодные Богу в горниле уничижения». Бог умер за нас, а мы даже ради уничтожения своих грехов и очищения совести не хотим поработать.
Несомненная заслуга великих поэтов Руси, особенно Ф.Тютчева, в том, что их христология живет и действует в стихах настолько естественно, мощно и органично, что перед нами, и внутри нас разворачиваются самые глубокие чувства, переживания и видения. В тютчевских шедеврах христианство разлито до того дивно и прикровенно, что мы буквы, слова и строки воспринимаем, как единосущный целительный и всепримирительный елей для нашей души. Не в силах понять, как может быть составлен такой елей, мы наслаждаемся его Божественным воздействием. Христианство Тютчева выстрадано всем строем его жизни, прошедшей в скитаниях, тревогах, искушениях, падениях и даже поражениях, но никогда Тютчев не позволил себе высказать в стихах даже тени пустого злорадства, тем более, злобы на кого-то другого, просто так ради самолюбия. Сила христианского страдания и отлилась в гениальных размышлениях, видениях и даже пророчествах. Поэт живет на грани двух миров: видимого и невидимого, испытывая все, что приближается как из одного, так из другого мира:
О, вещая душа моя!
О, сердце, полное тревоги,
О, как ты бьешься на пороге
Как бы двойного бытия!..
Обычно восторгаются тютчевскими стихами о природе и женской красоте, не осознавая, что вся эта легкость далась Тютчеву ценой сильнейших душевных мук и переживаний, если можно так сказать, кровью. И опять же, у Тютчева даже природа и земная женщина пронизаны энергией сверхкрасоты, а, значит, и предназначены не для одного поклонения и почитания, а для осуществления той же природой, женщиной, да и той же Россией, гораздо более высокого духовного призвания и совершенства.
Тютчева отнюдь не случайно мучает вопрос, какое же может быть такое счастливое будущее на земле для всех, если позади и в настоящее время совершены такие преступления против человека, природы и Бога, что их не загладить будет всему будущему человечеству, вместе взятому?.. Неужели наплюнем на кровавую историю, забудем все и станем жить припеваючи? И в нашей современной нам жизни что указывает на то, что человеческое общество стало жить нравственнее? Так что же, спросят нас, выхода нет? Выход всегда есть, особенно если это выход ведет к Богу. Не нами сказано: «Корень премудрости – бояться Господа, а ветви ее – долгоденствие». Иначе говоря, если бы человечество на деле взялось за покаяние и исполнение верой заповедей Божиих, то оно быстро бы преуспело в добрых делах и на земле бы наступил долгожданный и долгий мир. А те старые боли, раны, убийства одних другими?
Но старые гнилые раны,
Рубцы насилий и обид,
Растленье душ и пустота,
Что гложет ум и в сердце ноет, -
Кто их излечит, кто прикроет?..
И Тютчев дает, как самый настоящий апостол и пророк, предивный ответ:
Ты риза чистая Христа
И это не какая-то там доморощенная философия и бессильное морализаторство от общечеловеков без Христа, а Мать - Вера, выраженная в самой светлой и ясной форме! Без Христа человечество ничего не сможет из нетленного, да и тленного. Выйдут новые преступления и кровь. Казалось бы все просто: «Не делай зла и тебе никто не сделает зло». И как раз сущность Христианства в этом и состоит, чтобы научиться не делать зло. Но много ли настоящих незлобных, смиренных и кротких христиан? Поэтому зло, распространяясь быстрее добродетели, создает у неразумных иллюзию, что де зло-то и господствует в мире, а раз так – то будем веселиться, прожигать жизнь, ведь все умрут – и добрые, и злые. Но кто все внимание вперяет в Христа, тому не до умствований, быть бы спасенным, успеть избавиться от своих бесчисленных грехов. Господь милует и прощает тех, кто к Нему обращаются с молитвой и с желанием исправиться. Он их покрывает, как батюшка в Таинстве исповеди, Своей чистой ризой. Другое в этом смысле удивительно, что все наши поэты именно не по форме, не по уставу, не по обряду восприняли Христа, а всем своим болезнующим и покаянным сердцем. Ведь можно все исполнять по букве и чину, а в духе быть чужим Богу. Поэты же Руси шли больше путем преподобной Марии Египетской, скитавшейся в пустыне и ни к чему не преклонявшейся в ней, кроме Христа. Все поэты были странниками и скитальцами, что Батюшков, что Пушкин, что Лермонтов, что Тютчев и т.д.. Даже если некоторые из русских витязей слова не пребывали в странствованиях, то они в душе были такими странниками, что еще важнее, чем бесцельно перемещать тело из одной точки пространства в другую.
Душа хотела б быть звездой…
В эфире чистом и незримом
Вот затаенная мечта поэта! Рубцов, например, искал зеленые цветы, то есть то, что его вырывало из повседневности и житейскости. Он точно был уверен, что там, за гранью земного, есть такие цветы! У Бога все есть! И Бог все дает человеку, чтобы спастись и наследовать вечное и нетленное. Только человек не хочет понимать своего и Божиего блага, сам себя делая несчастливым и лишенным небесных услад.
Христианство не только все время ругают и гонят, Его считают этакой «идиллией» и «сказочкой для неудачников». Но жизнь и смерть – это такие реальности, всю правду о которых знает лишь Христианство, поэтому впору назвать профанами от лукавого тех, кто кичится земным мудрованием, не видя далее собственного носа. Духовное фанфаронство – род самого большого несчастья, ибо оно трудно лечится, так что и в русском народе говорят с сожалением: «Горбатого могила исправит».
Сердце, радостно, от избытка светлых чувств поющее Богу благодарные песни, можно смело сравнить с фонтаном. Кто был в Петродворце, тот не мог не любоваться каскадами парковых фонтанов, хотя на самом деле все это не более, чем искусно устроенные водометы, да к тому же в обрамлении странных языческих героев. Другое дело – живое, бьющееся любовью сердце, неистощимо доставляющее в самый купол небес поток добрых мыслей, чувств и слов! Конечно, Бог все видит и за такую работу воздает сторицей.
Здесь фонтан неутомимый
День и ночь поет в углу
И кропит росой незримой
Очарованную мглу.
И в мерцанье полусвета,
Тайной страстью занята,
Здесь влюбленного поэта
Веет легкая мечта
Конечно, игривость и фонтанированность в стихах более присущи легендарному Пушкину, чем Тютчеву. Но всем поэтам до всего – и злого, и доброго есть дело. Потому что они из смеси добра и зла выделяют самое нужное, спасительное и увлекательное для наших душ. Рубцов, правда, уже не писал ничего о фонтанах. Только однажды он описал искусственный «фонтан» от прорвавшегося вдруг на улице водовода… |
