Вся квартира пахнет куличами. Тёмно-золотистые, важные, они лежат на подушках, и все ходят вокруг них на цыпочках, кончиками пальцев поворачивают их на другой бочок, чтобы не залежались, взволнованно поглядывают на часы - не пора ли вынимать другие? - Осторожно заглядывают в печку, совещаются...
- Просто, куличное царство! - вздыхает Зина.
Зине скучно. До заутрени далеко, делать нечего, да и надо вести себя хорошо, чтобы не нагрешить перед заутреней. Яйца она уже покрасила, осторожно обтёрла масляной тряпочкой и уложила в большую миску с светло-зелёной травкой. И лежат они разноцветной горкой, как камни самоцветы в сказке. На кровати разостлано Зинино праздничное платье - всё в белых оборках и голубых бантах. И для кос две голубых ленты она сама выгладила утюгом. Но надевать всю эту красоту тоже ещё рано. Будет заутреня, будет разговенье - первый раз в Зининой жизни! Ночью, как взрослая! Будут красивые яички и христосование, но это всё будет, будет... А что сейчас-то делать?
И вдруг Зининому тоскливому скитанию по комнатам приходит неожиданный и какой интересный конец! На коленях у бабушки, в комнату которой забрела Зина, сверкают и переливаются цветными зайчиками, пестрят разноцветными узорами, стеклянные, фарфоровые, восковые и ещё разные, разные пасхальные яички. Такой роскоши Зина никак не ожидала найти у бабушки!
- Ой, бабуня, - став на колени у бабушкиных ног и облокотившись на кресло, так и запела, тоненьким от восхищения голоском, Зина, - ой, можно ли мне посмотреть? Ох, и красивые же какие? И где ты их взяла столько? И почему я раньше у тебя их не видала?
- Не всё можно видеть, - говорит странные слова бабушка. И лицо у неё сегодня странное, не как у всегдашней Зининой бабушки, а такое как будто загадочное. Зине делается ещё интереснее, и она совсем тесно придвигается к бабушке и снизу вверх заглядывает в знакомое, в мелких морщинках, лицо.
- Что это за яички, бабуня?
Бабушка взглядывает поверх очков на Зину, и будто огонёк яркий вспыхивает в её глазах.
- Это моя жизнь, Зиночка!
Жизнь? Зина непонимающе смотрит на цветные шарики, потом снова на бабушку.
- Вот смотри!
Всё угластенькое, золотистое, стеклянное яичко бросает весёлые зайчики на бабушкины пальцы. В каждом трёхугольничке Зина видит своё лицо – много-много Зининых лиц в этом чудном яичке.
- Когда моя мама похристосовалась со мной этим яичком, мне было семь лет, и я тоже первый раз на заутреню шла. У меня было голубое платье и длинные кружевные панталончики из-под платья до самых белых туфелек, а волосы золотистые и в длинных локонах.
Зине даже дыхание захватывает от такой картины. Ей чудится, будто не её лицо, а золотистая головка девочки в старинном платье кивает из блестящих треугольничков…
- А это, - бабушка берёт тёмно-голубое, в белых ландышах и розовых бантиках, яйцо, (кажется, если приложить к нему ему глаз, то будешь на морском дне, где всё голубое, голубое, и волны тихо ходят, и странные цветы колышутся), - это мне подарила моя учительница, когда я гимназию кончала.
- Бабушка! - Сегодня сгорбленная бабушка - была гимназисткой! Нет, сегодня особенный день для Зины! Она никогда ни о чём таком не думала!
- А вот в этом яйце.
Бабушка берёт чудесное атласное, всё в золоте яичко и осторожно раскрывает. Внутри оно розовое, и голубые незабудки.
- В этом яйце я нашла это кольцо, - и бабушкины пальцы осторожно поворачивают тоненькое колечко с сердечком из ярко-красного камня, а по бокам два светлых, как росинки.
- Кто же его туда положил? - с блестящими от восторга глазами спрашивает Зина.
- Мой жених, твой дедушка.
- Жених? Дедушка был жених? А ты невеста?
Зина вскакивает на ноги и начинает кружиться и хлопать в ладоши.
- Ой, бабуня, золотая! И ты была в длинном белом платье и фате? Неужели правда? Ты была красивая? Очень? Правда?
- Все красивые, когда молодые, Зинушка. А ещё красивее, когда счастливые. А я тогда очень счастлива была.
- Значит, и очень красивая была, - твёрдо говорит Зина, - я же знала!
Бабушка берёт светло-жёлтенькое восковое яичко с золотым крестиком и незабудками и говорит:
- А знаешь, кто подарил мне это?
- Тоже жених? - в восторге спрашивает Зина.
- Да нет, - улыбается бабушка, - это один маленький мальчик вынул все деньги из своей копилки и упросил няню купить для его мамы пасхальную писанку. А знаешь, кто он?
- Кто?
- Твой папа.
- Па-а-па? И у него была копилка? - всплескивает руками Зина. - Ой, я даже не верю!
- Да и я иногда не верю, - усмехается бабушка и начинает осторожно перебирать пёструю груду. Вдруг Зина вскрикивает и начинает смеяться.
- Бабуня, смотри какое смешное и некрасивое яйцо! Неужели тебе его подарили?
На её руке лежит тёмно-красное яйцо. На нём грубо нацарапан крест и какие-то слова. Но Зина сразу перестаёт смеяться и испуганно смотрит на бабушку. Какое бледное стало лицо у бабушки. И слёзы на глазах! Что это?
- Ты ещё очень глупенькая девочка, Зина. Я не сержусь на тебя, хотя ты мне сделала очень больно твоими словами.
- Я не хотела, - шепчет Зина, - я не хотела, бабуня!
- Это некрасивое яйцо, Зина, самое красивое и дорогое для меня на свете. Его сделал слепой мальчик, мой сын, твой покойный дядя Сеня. Ты слыхала про дядю Сеню, правда?
- Который так чудно играл.. на скрипке и умер на Пасху, когда двери в Рай открыты? - спрашивает тихонько Зина, вспоминая папины рассказы.
- Да, - грустно говорит бабушка.
Она тихонько проводит пальцами, как бы гладит бедное, некрасивое яичко.
- И я верю, что он в раю, Зинушка, потому что Бог любил его...
- Как ты знаешь это? - спрашивает ещё больше заинтересованная Зина.
Знаю, потому что Бог оказал ему большую милость, исполнил его самую горячую просьбу.
Зина прижимается щекой к коленям бабушки и, не сводя глаз с деревянного яичка, просит:
- Расскажи, пожалуйста, расскажи про это.
- Сеня родился слепым, - говорит бабушка, и её голос вздрагивает, будто что-то сделало ей больно. - Когда он вырос, он очень горевал, что не может увидеть лицо своей мамы, меня, значит. Он всё осторожно водил пальцами по моим щекам, глазам, губам и расспрашивал меня, как я выгляжу. Ночью он часто плакал и, когда я подходила к его кроватке, весь в слезах прижимался горячей щекой к моему лицу и шептал всегда одно: «Я хочу видеть тебя, моя мама! Я хочу видеть тебя!».
Широко открытые Зинины глаза не отрываются от бабушкиных губ, но они видят и быстрые светлые слезинки, сбегающие по её щекам. И так жалко Зине бабушку, так жалко слепого мальчика!
- И что было с ним дальше? - тихонько спрашивает Зина.
Бабушка, словно очнувшись, взглядывает на Зину и вдруг радостно и светло улыбается:
- А дальше было чудо! - говорит она.
- Чудо? - переспрашивает Зина.
- Да! Сеня много молился Богу. Я знала о чём - он сам сказал мне. Он так сказал мне, Зина: «Раз Бог сделал меня слепым, значит, так надо. Я не буду просить Его сделать меня зрячим, это слишком много, для этого надо быть лучшим, чем я. Но я буду просить Его дать мне на одну маленькую минуточку - увидеть тебя, моя мама! Я буду так крепко, так горячо просить Его, как только смогу...
- И он просил Бога, Зинушка. И Бог услышал...
- Услышал, - повторяет с горящими щеками Зина. - Ой, бабуня, как же это было?
- Это было на заутрене, мы всегда брали Сеню с собой, и он так радовался. Он стоял передо мной с зажжённой свечкой в руке, такой красивый в своём новом синем костюмчике с большим белым воротником, волосы у него были совсем золотистые, и никто не верил, что он слепой, такие ясные были его глаза. Он наклонил голову, и я знала, что он молится. Вот в первый раз раздалось «Христос Воскресе». Сеня повернулся ко мне похристосоваться и - вдруг схватил меня за руку! Глаза его смотрели прямо на меня, и тут я поняла, что они видят. Сеня видел меня. Лицо у него зарумянилось, губы улыбались, а глаза - новые, живые, зоркие! - смотрели на меня! Они бегали быстро, как будто обегали каждую чёрточку моего лица и вдруг - наполнились слезами, и Сеня с плачем упал головой мне на плечо.
Бабушка прикрыла себе рукой глаза, и Зина видела, как дрожали сухонькие тёмные её пальцы.
- Когда Сеня поднял лицо, его глаза были прежними – ясными тихими и невидящими, но какая счастливая улыбка была у него на лице!
- Христос Воскресе, моя мама! Я так рад, что видел тебя! Я знаю, что у тебя голубые глаза и такие красивые кудрявые волосы! И ты улыбаешься как раз так, как я думал. Теперь я всегда буду помнить, какая моя мама!
- И он подал мне яичко, которое сам выточил из дерева, покрасил и надписал. Ты посмеялась над ним, Зинуша, но теперь ты поймёшь, почему мне оно так дорого. Для меня оно самое красивое в мире, потому что в нём любовь моего бедного слепого мальчика. Поняла?
- Поняла. Бабуня, а он больше никогда не видел?
- Нет, никогда! Но он больше никогда и не жаловался и больше не плакал по ночам. Бог исполнил его просьбу, - говорил он, - и теперь ему хорошо, и он очень счастливый мальчик. Он был такой ласковый, такой славный и добрый, что мы не удивились, когда Бог его взял от нас. Богу такие нужны. Теперь он за нас на небе Богу молит.
- А я за него буду молиться на заутрене, - сказала Зина, - и всё время буду про него помнить!
Бабушка ласково кивнула головой и снова склонилась над разноцветной грудой на своих коленях.
- Я понимаю теперь, почему бабушка назвала это - «моя жизнь», - подумала Зина и на цыпочках вышла из комнаты. Мама звала её одеваться в церковь.

Март 1953 г.

(«Православная Русь», № 6 за 1953 г.)

Библио-Бюро Стрижева-Бирюковой