I.
Далеко это было. Так далеко и давно, что люди старую сказку точно мираж, мелькнувший в сожжённой солнцем пустыне, вспоминают. Что-то мерещилось в огнистом воздухе над её золотыми песками, а что, - никто толком рассказать не может. Такие сны бывают. Яркие, сверкающие, а померещится в окне утренний луч, тусклый, робкий, процеженный сквозь грузные серые тучи, - и от пленительных видений неясное, смутное в душе. Силишься вернуть трепетавшую призрачными радугами грёзу, но от неё только нежный запах опавшего цветка кругом. Точно и не было ночной яви. Никогда не росли и не улыбались голубым высям эти цветы. И, главное, сказка - как напев, родившийся в горах. Подхватил его ветер, разнёс по ущельям в долины, и кажется, что счастливая песня родилась не здесь, а в тридевятых царствах. У каждого ручья и под каждой скалой поют её, и везде она своя. Так и с волшебными вымыслами баяна. Один был витязь, а десятки племён ведут свой славный род от него, могучего, отважного…
Я помню такую ночь, которая и до сих пор, кажется, всеми звёздами смотрит в мою душу… Точно они вспыхнули и мерцали во мне, а в синеве надо мною я видел только их отражение. Весь день я не сходил с седла, минуя одну вершину за другою. Тысячи ветвей бросали на меня розовые и белые лепестки; нежные, едва раскрывшиеся почки касались моего лица, оставляя на нём, сожжённом зноем, тихую ласку своей прохлады. Звонко смеялись ручьи, и гремели водопады. Орлы с базальтовых игол срывались в недосягаемые поднебесья, и в терновнике по сторонам слышалось порою недовольное ворчание потревоженного зверя.
На гребне утёса горел сторожевой костёр, точно на носу сказочного корабля. И мы на этой каменной площадке неслись в очарованную даль, где мечты должны были облечься в прекрасные очертания, а сны - обернуться желанными звуками. У красного огня костра точно горело бронзовое лицо певца, и под его руками плакали гусли… Священные гусли, потому что их народу этих гордых высот оставил Витязь Лучезарный… Неведомо откуда пришёл он, и Бог весть, в какой дали исчез. Но на этих струнах он спел свою первую и последнюю для меня песню. Последнюю потому, что утром я уже был на плоском берегу, и следующая ночь меня застала под иероглифами созвездий, среди прислушивающихся к чему-то таинственному, священному, далёкому знойных вод. И вершина каменного утёса, и сторожевой костёр, и песня бронзового баяна точно канули в иной мир, «откуда нет возврата, куда дороги нет».
II.
Были времена, когда отвратительные, кровожадные чудовища ходили, ползали и летали по всей земле, громадные, могучие. Воспоминания о них сохранились в ярком мифе огнистых китайских драконов. Один из них и до сих пор в ночи лунных затмений пытается проглотить нашу бледную спутницу. Святой Георгий Победоносец поразил другого. Южно-американский царь удавов, когда его поймал в яму, подобную бездне, великан, согласился быть для него постоянным мостом через широкую, как море, Амазонку. Племена и народы ходили по его чешуе, и он выговорил себе право пожирать последних. Вот почему с тех пор в боях воинственных племён Мараньона все - впереди, и никто не желает быть в тылу. Георгий Победоносец был не у одних христиан. У него много братьев, и они рассеяны по всей земле. Их чудесные копья поражают всю гидру насилия, и потому освободившиеся рабы от Индийского до Атлантического океанов считают его своим святым…
- Я вам спою великую славу Витязя Лучезарного… Раскалённые угли этого костра покрылись бы, как птичий глаз, сизым веком золы от блеска его лица. Под его взглядом, - как ни высоко взрывается сторожевое пламя, - оно бы припало к самой земле и закуталось в удушливый дым. Ночь трепетала перед Витязем Лучезарным. И когда он восходил на самые выси первозданных утёсов, племена повитых сумраком долин думали, что это солнце зажигает алтари в поднебесьях. Тогда много по злополучному миру бродило богатырей и титанов, но их боялось жалкое, ещё не ведавшее своей силы человечество. О Витязе Лучезарном оно знало лишь, что небесный странник друг ему, и туда, где пройдёт он, уже бессильно вползти и обвить людское жильё змеиными кольцами неумолимое рабство. Только раз, когда через пылавшую зноем пустыню он хотел пронести воскрешающую песню вглубь Африки, её безумные народы встретили прекрасного паладина свободы ненавистью и злобой. Тысячи камней полетели в его золотые латы и звёздную кольчугу. Один разбил в его руках лютню, от звуков которой пробуждались племена, и в адские бездны бежали демоны насилья и гнёта. Витязь Лучезарный опалил этих людей своим праведным гневом, и они, как дерево на костре, обуглились и почернели. Проклял их великой анафемой: «Рабы, будьте рабами, пока не завершится круг времён». И ушёл оттуда в зелёный мрак кельтских лесов, где у голубоглазых и белокурых жриц на каменных алтарях были такие же лютни. С тех пор Витязь Лучезарный долго ещё странствовал по целому миру.
III.
Витязь Лучезарный был и здесь, в долине, над которой священным жертвенником огнистых зорь стоит этот утёс. И тут, свившееся тысячами колец вокруг вековечных дубов, лежало беспощадное чудовище рабства, казавшегося непобедимым и вечным. Вокруг, как холодная болотная трясина, расползался страх, и в том, кого засасывали в омута, прежде всего, гасли и вера, и воля, и ум… Чудовище питалось кровью и мозгом людей. Ему поклонялись жалкие, пресмыкавшиеся в рабьем обожествлении зла племена и каждый вечер к самой пасти его гнали своих лучших детей. И до того дошёл ужас падения, что и эти жертвы подлого злодейства считали свою судьбу завидной и прекрасной. Ведь, в пасти и утробе злобного божества они делались его частью, чёрною кровью вливались в его жилы. Питали и удваивали злую мощь его мускулов и железо его когтей… Раз к пасти смрадного дракона гнали девушку, которой неведомою тайною мирового творчества дана была красота, мечта и песня… Лучшей жертвы обожествлённому чудовищу не могли придумать жившие одним трепетом рабы… Оно ещё спало… Солнце только что опускалось за этот утёс, и злополучная осталась перед вонючею пастью насилия, прикованная к священному дубу… Вдохновенная песня за пределами мира будит его великие силы… Глядя в последний раз на загоревшиеся золотые облака розовевшего неба, жертва запела восторженное слово о грядущем спасении, о светлом победителе, который со своих высот сойдёт в темничные юдоли замученных невольников… Вера родит мечту. Мечта зовёт чудо, и не успели ещё шевельнуться кольца разбуженного ползучего ужаса, как на этот утёс упала из золотого облака огнистая молния, расплавленным извивом сбежала вниз, и перед медленно, лениво, привычно разевавшеюся пастью поднялся Витязь Лучезарный…
IV.
Пою славу Рыцаря Лучезарного! Пою великую победу добра и правды!.. Пою руку бойца, направлявшую смертельные удары в извивающиеся кольца и огнедышащую пасть. Пою благодатную победу свободы над рабством чёрную кровь которого в этот вечер пили жадные трясины смрадной юдоли. Пою торжество свободы над покорною мукою податливых и жалких душ… Такая же, как и сейчас, синяя, звёздная ночь прозрачным сумраком обвила землю, а Витязь Лучезарный вёл спасённую девушку на эту вершину… И казалось ей, что рядом солнце, потому что перед ними всё горело живым и тёплым светом от горных высей до последнего кремня под её ногами… И здесь, где сейчас пылает сторожевой костёр, Витязь Лучезарный снял висевшую за его спиною лютню и под её отзывчивые струны спел в первый и последний раз, в укор прошлому и завет будущему, свою песню…
«Верьте, потому что только верующие мечтают, а в мечте дерзновение безумной попытки и в безумии завоевание чуда…
Пойте, потому что в божественной песне родится вера…
Не обкрадывайте себя, не ждите чуда сверху и со стороны, - оно в вашей мысли, в вашей вере, в вашей мечте… Если бы ты не верила и не мечтала, - ты бы не дождалась меня и благородной кровью только напитала гнусную утробу извечного дракона.
Боритесь, потому что только борцы побеждают. Пусть не ослабевают руки, высоко поднимаются хоругви красоты, правды и любви… Ибо красота, правда и любовь сплавляют в сталь неодолимого меча разъединённые, расползающиеся по сторонам силы…
В союзе - сила… Будьте все за каждого и каждый за всех. Потому что и все, и каждый служат одному великому, безмерному, ослепительному счастью рая на земле свободы и правды…
Не верьте, что поколеблются ноги, и ослабеет рука. Это - иллюзия: сила не в вашем теле, которому указан предел, а в духе. А духу, мысли и мечте мера - весь мир с его солнцами…
И, умирая за вечную правду, радуйтесь! Ваша смерть - залог грядущего счастья: оно растёт из могилы, которой поклонятся те, кому мы завоевали вашею кончиною победу света над тьмою!
Направляющий силу удара и не верующий в неё промахнётся.
Проповедующий истину и не верующий в неё никого не убедит.
Сеющий доброе и не верующий в доброе пожнёт зло.
Сомнение есть червь, подтачивающий семя. Земля бесплодна для такого… Оно не воскреснет, ибо душа его выпала из него ранее погребения в борозду посева.
Не бойтесь смерти, - доброе не умирает… Сомкнувший веки на кресте живёт в миллионах…
Имейте отвагу презирать злое, и неодолимые кольца вчерашнего чудовища разомкнутся перед вами, и из поражённой пасти его чёрная кровь хлынет на воскресшую землю…
Будьте каждый за всех и все за каждого»…
V.
Спасённая девушка пала к рогам певца и воителя.
И когда поднялась, Витязя Лучезарного уже не было перед нею… Только из недосягаемого лазурного звёздного струились сюда, на эту вершину, трепетные звуки радостных струн…
Вечной памятью для павших
И надеждой для живых.
Вас. Немирович-Данченко.
(Русское Слово. 1913. № 297 (25 декабря/ 7 января 1914). С. 4)
(Подготовка текста и публикация М.А. Бирюковой).
Библио-Бюро Стрижева-Бирюковой |
