Проза Ольги Алексеевны Скопиченко, о которой вы вряд ли когда-либо слышали, не проза мастера или литературного гения, однако богатый и полезный материал для изучения жизни русских Маньчжурии и Шанхая межвоенного периода, а также тех счастливчиков, кто сумел бежать оттуда из лап Красной Армии и головорезов Мао в США во второй половине 1940‑х годов.
Ольга родилась в 1908 году в Сызрани. Революция занесла её семью сначала на Дальний Восток, а затем в Харбин, где и началась её литературная карьера. Ольга была лично знакома c писателем Арсением Несмеловым, чьи рассказы о жизни русских Китая вы уже не раз встречали в нашей рубрике.
В 1929 году Ольга переехала из Харбина в Шанхай, где днём работала на табачной фабрике, а вечером писала для местных русских и русско-харбинских газет и журналов: «Слово», «Шанхайская заря», «Рубеж», «Парус».
Если Несмелова и других мастеров харбинской прозы — Бориса Юльского и Альфреда Хейдока — с наступлением 1945 года либо расстреляли, либо насильно вернули «домой» советские коммунистические освободители, то проблемы для Ольги начались чуть позже, когда в затянувшейся китайской гражданской войне стали побеждать силы Мао. Она ретировалась на маленький остров Тубабао на Филиппинах, где прожила два года в лагере русских беженцев.
В ноябре 1950 году Ольга приехала в Сан-Франциско, одно из главных мест, наряду с Австралией, ставшее приютом многих русских, бежавших из Китая. Здесь долгие годы она участвовала эмигрантской общественной жизни. В частности, сотрудничала с сан-францисской газетой «Русская жизнь», этаким консервативным антиподом либерального «Нового русского Слова».
В ноябре 1950 году Ольга приехала в Сан-Франциско, одно из главных мест, наряду с Австралией, ставшее приютом многих русских, бежавших из Китая. Здесь долгие годы она участвовала эмигрантской общественной жизни. В частности, сотрудничала с сан-францисской газетой «Русская жизнь», этаким консервативным антиподом либерального «Нового русского Слова».
Русская жизнь на западном побережье США 1945–70‑х гг. — абсолютно нераскрытая тема, которую я надеюсь со временем рассказать в нашей рубрике. Творчество Ольги нам поможет. Именно здесь в 1950‑е годы уже немолодые русские мужички-белоэмигранты, под тёплым калифорнийским солнышком опубликуют библию сегодняшнего родноверия — «Велесову Книгу», в то время как на соседней улице другой русский парень — молодой химик Саша Шульгин изобретёт в своей лаборатории экстази и другие дизайнерские наркотики, а ЦРУ тут же рядышком будет тестировать ЛСД на студентах, ищущих лёгкий заработок… Но, я отвлёкся!
Рассказ Ольги «Пароходный заяц» посвящён русским в Китае начала 1930‑х годов. А жизнь по эту сторону Тихого Океана, признаться, была не так ярка, как в блаженных Штатах. Судите сами: мало того, что в Китае идёт вялотекущая гражданская война, регион и так не шибко богатый, а Маньчжурия с недавних пор оккупирована, отнюдь не самыми человеколюбивыми людьми на земле — японцами… Однако наша 18-летняя героиня не унывает и едет зайцем с долларом в кармане, на авось, из Харбина в Дайрен (китайское название Порт-Артура), чтобы отправиться в путешествие на пароходе…
Настроение рассказа и дух времени мне слегка напомнили 1990‑е годы. Грязное, грубое, жёсткое, и безденежное для большинства время. Но когда ты молодой, тебе всё интересно, да и кажется, что в принципе, вообще, не всё так плохо! Ведь другого ты не видел и не знаешь, и второй молодости не будет никогда!
«Пароходный заяц»
Ольга Алексеевна Скопиченко (1908—1997 гг.)
Сан-Франциско, начало 1990‑х годов
Когда вам восемнадцать лет то мир кажется таким же необъятным, как безбрежные просторы моря, вояж по которому вам предстоит совершить… Нет ничего страшного в том, что в кармане у вас за вычетом ещё не купленного пароходного билета остаётся что-то около доллара и что возможность покупки этого самого билета подлежит большому сомнению.
Одним словом, когда вам восемнадцать лет… Всё остальное пустяки. Некупленный билет, правда, изредка всплывает в памяти и слегка беспокоит.
Тем более, что в Харбине было ясно сказано о невозможности достать билет именно на этот пароход, а до следующего надо минимум три дня жить где-то между небом и землёй… потому что, как было уже указано выше, в кармане очень не густо, а никаких знакомых в пароходном городе нет и в помине.
Но можно ли думать о таких пустяках, когда поезд мчится минуя станции и полустанки и мир кажется особенно заманчивым и прекрасным в этом мелькании сопок, степей и домов.
Будущее… Будущее захватывающе интересно: сколько новых, новых встреч, новых знакомств готовит в будущем чародейка судьба. Так много неизведанного в жизни. И жизнь такая длинная, полноценная, занимательная.
Практичность… О, да, конечно, последние самостоятельные годы университетской жизни несколько приучили к этой самой скучной практичности и она, эта практичность и заставляет справляться на узловых станциях «а нельзя ли приобрести билет на пароход…ну, да, который согласован с поездом?»
Совершенно определённый, отрицательный ответ заставляет как-то планировать своё будущее пребывание между небом и землёй в ожидании следующего парохода.
Можно будет часами сидеть на железнодорожной станции будто ожидаю поезда, а днём… Очень будет интересно посмотреть город, съездить в Порт Артур… Ах да, ехать будет не на что…
Ну, что ж, можно в крайнем случае и не ездить… Если разделить доллар на три дня, можно будет понемногу питаться хлебом что ли… Да и не страшно, если придётся немного поголодать — подумаешь важность, точно не приходилось голодать в свои студенческие дни… Зато на пароходе полагается стол…там можно и отъесться, чтобы не очень уж голодающей прибыть к родным.
Иными словами, всё складывается хорошо… Недурно было бы, конечно, поговорить с кем-нибудь, расспросить о Дайрене… Как там, например, разрешается или нет ночевать на вокзале… И вообще так сказать ориентироваться.
И словно в ответ на мысли, дверь купе открывается и на пороге появляется фигура европейца. Некто высокий и в сером…проходит к дивану, бросает в сетку маленький дорожный саквояж и вежливо приподняв шляпу садится напротив.
Что он русский, в этом нет никакого сомнения, и бывший военный, конечно. Это общая подтянутость, выправка, выдержанность…
Дорожные разговоры вспыхивают всегда незаметно… Упавшая книга, открытое окно, задвинутая дверь купе… Да разве мало предлогов для вагонной беседы
К сожалению, спутник, посланный самим небом, едет только до промежуточной станции и надо торопиться расспросить его обо всём, что касается этого «пароходного» города Дайрена.
Собеседник оживляется и начинает расписывать красоты Дайрена, суровость Порт Артура, обворожительную прелесть морского вида.
— Вы говорите у вас нет согласованного билета!? Право же это не лишено удачи! Три дня в Дайрене… Вы успеете как следует осмотреть город, побываете в Порт Артуре, покупаетесь в море. Сейчас самое благодатное время. Вы, ведь в первый раз совершаете это путешествие? Я с большим удовольствием укажу вам приличный и недорогой отель. И вы прекрасно используете время в ожидании парохода.
«Не то, не то!.. Ну как его спросишь?.. Можно ли ночевать на вокзале или… разрешается ли ночью сидеть в каком-нибудь саду? Как спросишь!..»
Будь это свой брат, студент, можно было бы, нимало не смущаясь, рассказать ему свои злоключения, а то солидный взрослый человек, разговаривает, как со взрослой совсем путешественницей… И вдруг признаться… что перспектива сидеть три дня до следующего парохода не так уж лучезарна.
А между тем это единственный шанс… Через полчаса будет его станция, а дальше Дайрен, куда поезд приходит ночью и прямо необходимо навести всякие деловые справки.
Конечно, и без этих справок не пропадёшь, всё же… Город-то совсем не знакомый, будь то Харбин и думать бы не пришлось, побродить бы хоть ночь по вокзальному перрону, или вздремнуть на скамье в первом классе и вся недолга. А там… Бог его знает, может там и вокзалы то совсем по-другому устроены.
И как раз в тот момент, когда случайный спутник описывал в каком именно отеле приличнее всего остановиться, неожиданный вопрос прервал его объяснения:
— А скажите, если там на вокзале ночевать… не… ничего?.. Можно?
— На вокзале… Но почему на вокзале? Что за странная фантазия?!..
Тут уж пришлось идти ва-банк:
— Ах, какой вы! Ни в каком отеле остановиться я не могу по той простой причине, что у меня в кошельке что-то около доллара. Ну, вот и хочу узнать какие правила в Дайрене, чтобы…ну… «согласоваться» с ними что ли эти три дня.
— Это, конечно, если на пароход не попаду. Только я обязательно попаду… Должна попасть!..
Во-первых, меня дома ждут, во-вторых, на море я и с парохода налюбуюсь…
— Слушайте, да как же вы. Неужели у вас никого нет знакомых в Дайрене?
— Никого.
— Да как же вас отпустили без денег?!..
— Собственно меня никто не пускал. Потому что я, вот уже два года совсем самостоятельно живу. Просто, не хватило денег на дорогу, из дома прислали, ну сами понимаете, не было же у меня расчёта на то, что пароход забит до отказа.
Поезд замедляя ход и скрипя тормозами, подходил к станции.
— Слушайте. Вы не обидитесь… если я вам предложу занять у меня деньги. Пожалуйста не отказывайтесь, мне сейчас слезать…Поймите, я обязан помочь вам. Одна в портовом городе три дня без копейки… Ведь это же невозможно…
И не дав опомниться, он быстро вынул из бумажника деньги и положил их на стол, вместе со своей визитной карточкой:
— Вы напишите мне, как добрались.
— Ну, что вы, не надо!.. Я…
Но поезд уже подошёл к полустанку и через минуту случайный спутник исчез.
Вот так история! Вместо сведений о городе получить деньги, и ещё от совершенно незнакомого человека… Ну, ну! А главное и поблагодарить-то как следует не пришлось. Да что там поблагодарить, надо было просто отказаться от этих денег. Тоже дипломатка, выспросила обиняками! Так сразу всё и выложила… Получилось нечто в роде рождественской девочки, заблудившейся в улицах. Только дудки, эти тратить не нужно! Добраться до дому, вложить в конверт и с благодарностью отослать. А то, только, что мама на дорогу выслала, не успела приехать снова, её просить, вынь да положи ещё столько-то!.. Нет, так не годится. Но какой он всё же, милый! Ведь он даже не знает, кто я!..
К Дайрену подошли ночью. Огромное помещение вокзала кипело и пестрело толпой приехавших, встречающих, носильщиков, отельных агентов и прочего люда. И сразу же, вмешавшись в толпу, в крытом помещении вокзала, стало ясно, что ночевать там негде, а ходить по перрону всю ночь, тоже вряд ли позволят.
Волей не волею, а приходилось подумать о пристанище на ночь.
— Истрачу один доллар… Доложить доллар будет несложно, — и вспомнив название отеля, рекомендованного случайным спутником удалось найти знакомую надпись на шапочках вертящихся среди толпы агентов.
Маленький, скромный номер расценивался доллар за ночь, ужина не надо… Ссылка на усталость помогла. Дорогой удалось выспросить отельного гида всё относительно парохода.
Билетов не было. Пароход шёл переполненный какой-то группой туристов, и продажа билетов была уже закрыта.
— Погостите у нас до следующего. Если проехаться по городу пожелаете, я вам могу всё показать.
Проехаться не хотелось, сидеть три дня тоже особого желания не было… И узнав когда и от какой пристани отходит пароход… осталось только лечь спать… строго приказав отельному бою разбудить ровно в семь.
Узкие, чистенькие улицы Дайрена, пестрота магазинов, яркое ласкающее солнце… Всё такое пьяняще молодое, в это раннее утро. Очень хотелось бросить пытаться попасть на недосягаемый пароход, остаться в этом солнечном городке, полюбоваться морем, покупаться в его соленых брызгах, пожить на манер курортной заезжей гостьи.
Очень хотелось.
Но ведь деньги чужие!.. И пришлось бы потом просить у мамы, а Бог знает какие у них дела сейчас. Нет, надо добиться своего, во что бы то ни стало!..
Багаж курсистки не очень сложный багаж. А, если эта курсистка не из белоподкладочных, а обыкновенная… Стопроцентная курсистка, то багаж её вряд ли очень внушителен.
Так что взять сверток, заменяющий и чемоданчик, и несессер, и вообще всё, подмышку и замешаться в толпе провожающих очень не сложно.
Пароход обычный, немного грязный, немного неуклюжий морской пароход, у входа билеты не проверяли, только спросили: едет, или провожает.
— Провожаю тётку, — ответ очень солидный и тычет пальцем в сторону толстой дамы, нагруженной свертками и узелками.
На море больше не любовалась, внимательно разглядывала пароходную палубу… и…
Знаете, на корме есть такой крытый навес для багажа, заваленный мешками и корзинами.
Среди плотно сдвинутых мешков как-то образовалась дыра, вроде ниши. Оглядеться по сторонам, нагнуться, словно уронила что-то… и нырнуть в эту нишу было делом нескольких минут.
Ох, как билось сердце!.. Не заметил ли кто-нибудь?..
Ведь уж если называть вещи своими именами, так ведь просто-напросто обыкновенный пароходный заяц. А если поймают… Высадят.
Пароход переполнен этими американскими тощими и крикливыми туристками.
Они суетятся и снуют по палубе первого и второго классов внизу. Палубных пассажиров тоже набито битком… Не может быть, чтобы никто не видел манёвр с залезанием за мешки. Чудо будет, если никто не заметил!
Лежать неудобно и душновато.
Пароход отходит в десять, сейчас восемь с половиной. Это значит, полтора часа ещё!
Вылезти можно только когда отойдут от пристани. В море не высадят, а остановок никаких. На худой конец сдадут полиции в Тьянцзине, но там то уж дома, позвонить отцу, он выручит как-нибудь.
Да и потом деньги же на билет имеются, заплатить есть чем.
А вдруг не пройдёт номер, вдруг будут передвигать эти мешки и… откроют неожиданного зайца?
Над головой застучали шаги, послышались голоса, затем по палубе провезли что-то тяжёлое.
Только бы не сдвинули мешки, а то придавят. И без того здесь тесно и очень неудобно. Да и задавить чего доброго могут!..
Воображаю, как ужаснётся мама. Девушки в её время не путешествовали подобным образом. Пароходный заяц, нечего сказать, — почётное звание!
А в общем, если подумать, так даже забавно. Целое приключение.
Лишь бы всё обошлось благополучно, лишь бы не нашли до выхода в море.
Минуты тянутся томительно долго, затекли и ноги и руки, можно только лежать на боку, повернуться негде.
Да и опасно очень-то копошиться, чего доброго какой-нибудь матрос заметит, что мешки подозрительно двигаются.
Нет, уж лучше, потерпеть немножко.
Но как долго не отходит этот противный пароход. Наверное прошло уже не полтора часа, а часа четыре, пять!..
Ох, как больно ногу, кажется дольше не выдержать, пусть высаживают, пусть три дня в отеле, пусть! Наплевать на деньги!.. Просто сил нет, как ломит ноги!!!
И тут же устыдила себя: а ещё метишь в какие-то героини, о каких-то подвигах мечтаешь… Тоже героиня, два часа среди багажа пролежать не можешь… Экое шляпство!
И когда ноги затекли до того, что хотелось кричать от боли, раздался такой милый, прощающийся гудок парохода.
Мерно закачались доски палубы, чуть заёрзали мешки, послышались крики, последние приветствия на всех языках, где-то совсем над головой кто-то громко по-русски крикнул:
— Пишите, Марья Петровна!..
Повернула руку так, чтобы виден был циферблат ручных часов и следила ещё: тридцать минут, нет, сорок, тогда уж наверное не вернут.
Глупости какие, не будет же пароход из-за неё возвращаться. Нет, всё-таки лучше подождать немного.
Вероятно, всё это было очень забавно!
Набитая самым разношёрстным народом палуба, японцы контролеры, проверяющие билеты и вылезающая из-под мешков, растрёпанная, запыленная женская фигурка со свёртком в руках. Во всяком случае, добрую секунду все молчаливо созерцали этого неведомо откуда появившегося, перепачканного в муке (мешки оказались с мукой) и пыли пароходного зайца.
— Ваш билет, — был первый вопрос, заданный ей (выползшей из недр загруженной кормы).
— Но у меня нет билета. Я его не смогла достать…
Контролер заговорил что-то по-японски, и снова обратился к встрёпанному зайцу:
— Я сейчас узнаю, что мне с вами делать.
И ушёл.
Русские пассажиры немедленно окружили, забросали вопросами, дамы ахали, мужчины весело высказывали своё одобрение.
Было очень не по себе и от общего внимания и от грызущего душу сомнения, а вдруг да отправят обратно на шлюпке, ведь на пароходах есть такие специальные лодки.
Ясно чувствовала, что в волосах запуталась солома и нос в саже.
— Послушайте, барышня, вас наверное просто напросто оштрафуют. Так что волноваться нечего. А вот помыться вам следует, разрешите предложить вам свой несессер.
— Неужели же вы с самой посадки там сидели? Ведь, наверное там очень пыльно и грязно.
— А вы к кому едете?
— Хотите я угощу вас кофе с пирожками, чудесные пирожки, домашние.
— А ну как, покажите мне этого зайца. Ей-ей, в первый раз вижу девушку зайца.
Мальчишки другое дело, им на роду написано.
— Ай, да молодец!
Не успевала отвечать на все вопросы и восклицания…
Так и стояла, прижимая свёрток, пытаясь стереть сажу с носа и ещё больше размазывая её по всему лицу.
В восемнадцать лет всё пустяки… Даже амплуа пароходного зайца проходит безболезненно и просто.
Никуда её не высадили. Просто предложили купить билет и уплатить штраф, совсем в пустяковом размере. Только стола не дали, расчёта на лишнего пассажира не оказалось.
Да в столе не было никакой необходимости — весь этот день её до отвала закармливали всякими вкусными вещами, начиная от домашних пирожков и кончая шоколадом.
Пароходный заяц явление вообще довольно редкое, а пароходный заяц в юбке и с кудрявой головой, явление просто необычное.
Немудрено, что всю дорогу она ехала героиней дня.
Прямо, вот так, разом перешла с амплуа пароходного зайца, на амплуа героини.
И уже под вечер, улучив свободную минуту, написала письмо случайному спутнику. Письмо вышло длинным, пришлось описать свою краткую, но достаточно динамичную карьеру в качестве безбилетного пассажира. Приеду, деньги вложу в конверт и сразу сброшу на почту.
Совершенно неизвестно ещё что бы было без его денег, в отель-то даже и на ночь попасть бы не смогла.
Морем любовалась досыта.
И, как апофеоз приключения, получила от одного из палубных пассажиров самое формальное предложение и руки, и сердца, и кармана.
— Слушайте, рискните. Вы такая смелая. А характер у меня хороший, право же. Вы говорите журналистикой интересуетесь. Так вот гарантирую вам кабинет собственный и стол письменный, пишите сколько угодно…
День был яркий, радостный, солнечный. Море, никогда не виданное раньше переливалось тысячами искр, стелилось чудесным многоцветным живым шёлком. Впереди была встреча с родными, какая-то новая интересная жизнь, новые встречи… Много нового.
Позади были восемнадцать лет. Но ведь всем известно, что в восемнадцать лет всё, начиная от пустого кармана и кончая возможностью проехаться зайцем, сущие пустяки. Потому что в восемнадцать лет жизнь такая же яркая, большая и заманчивая, как морская даль, чуть позолоченная лучами раскалённого, летнего солнца.
https://vatnikstan.ru/archive/parohodnyj-zayacz/ | 
