Несколько строк из отзывов современников о книгах М.Ф. Ростовской:

Покойная детская писательница, М.Ф. Ростовская, прекрасно знала детскую душу. Все её повести дышат редкой теплотой и задушевностью. В «Звёздочке», сборнике рассказов, чрезвычайно тепло написаны рассказы: «Пара голубей» и «Контрабас». В первом рассказывается, какое влияние может иметь на ребенка страсть к постороннему делу, мешающему его занятиям. В «Контрабасе» описывается судьба даровитого деревенского мальчугана, сумевшего заинтересовать своим талантом по музыке «сильных мира сего» и, благодаря этому, выбившемуся на артистическую дорогу. Рассказ «Буянка Тоня» не безынтересен и не бесполезен даже для взрослых. В сборнике «Четыре времени года» рисуется в тёплом, доступном детскому пониманию рассказе жизнь крестьянских детей зимой, весной, летом и осенью. Очень живо переданы впечатления автора из поездки по Тверской губ. В рассказе «Жучка» рисуется тот же быт, но в более обширных размерах. Между прочим, описывается поход крестьян на богомолье. Последняя книжка посвящена приключениям мальчика-итальянца, явившегося со своей родины искать счастья в Петербург.
Журнал «Родина».

Новое издание этих изящно изданных и снабжённых прекрасными рисунками детских книжек известной в детской литературе писательницы М.Ф. Ростовской, красноречиво говорит об интересе их для маленьких читателей. И, на самом деле, ясность и простое изложение в связи с нравственным содержанием рассказа делают эти книжки чрезвычайно полезным подарком для детей. Крупная, чёткая печать, необходимая для начинающих грамотеев - качество не последнее в детской книге.
Газета «Свет».

Писать хорошие и занимательные детские книги дело весьма трудное. Для этого кроме беллетристического таланта, необходимо обладать ещё особенными способностями понимать детей, их потребности, уметь подлаживаться к ним. Но главное - для того, чтобы писать хорошие книги для детей, необходимо питать к ним истинную, разумную любовь. Всеми этими качествами вполне обладала известная писательница детских книг М.Ф. Ростовская. Все её детские книги пользуются заслуженным успехом, чему лучшим доказательством служит то, что книги её выдержали несколько изданий. В этих книжках маленькие читатели найдут целый ряд весьма занимательных рассказов, познакомятся со многими интересными явлениями из естественной истории и окружающей природы, а главное - ближе и основательнее узнают простой народ, крестьянских детей, их житьё-бытьё и обстановку. Прочтя рассказы г-жи Ростовской, маленькие читатели и читательницы из нашего интеллигентного общества невольно проникнутся любовью к нашему простому народу и крестьянским детям и, когда вырастут, то непременно пожелают принести им посильную пользу.
(Отзыв газеты «Новое Время»).

*

Мария Ростовская

КРЕСТЬЯНСКАЯ  ШКОЛА

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ.
ГЛАВА I.

Село Высокое.
Добрый человек. - Понятие о Боге и природе.

За полторы тысячи вёрст от Петербурга, на Волге, на её нагорной стороне, раскинуто село Высокое - красивое и богатое.
Главная, впрочем, его краса, это - большая каменная церковь, во имя Казанской Божьей Матери, а его богатство - отличная чернозёмная почва, на которой всё, что ни посадишь, изобильно родится.
Тому года два, в самое половодье, в половине мая пароход остановился под горою; тогда подъехала к нему рыбачья лодка, в неё прыгнул какой-то господин, и через минуту лодочка причалила к берегу. Ребятишки играли в кучке, тут же на песке.
- Никак, к нашему попу гость приехал, - сказал один из них.
- И то гость, - подхватили другие.
В это время по крутой дороге в гору тихо поднимался барин; это был мужчина лет пятидесяти, худощавый, высокого роста, скромно одетый, в серой круглой шляпе; на вид, его стариком назвать было нельзя, а длинные усы и длинные волосы, выходившие из-под шляпы, были совершенно седые, как серебро.
Он нёс под мышкой свёрнутый дождевой зонтик и небольшой чемоданчик, а в правой руке держал палку, на которую опирался, поднимаясь в гору.
Погода была ясная, весёлая. Дети полюбопытствовали, вскочили с песчаного берега, на котором строили что-то из щепок, и издали бежали за приезжим, покуда он действительно не вошёл в дом священника.
- Я говорил - к попу, - заметил один из них.
- К попу, так к попу, а нам какое дело.
И ребятишки снова отправились под гору, ближе к воде.
Кто был приезжий - вряд ли и теперь кто-нибудь знает.
Он вошёл к священнику и попросил отпереть ему церковь.
Священник поспешил исполнить его просьбу, взял ключи - и они пошли вместе.
Приезжий был задумчив; он вошёл в церковь, помолился, приложился к образам, и тут же сказал, что тридцать пять лет не был в Высоком.
Потом, поблагодарив священника, отправился один на сельское кладбище. Долго по нём ходил, как будто присматриваясь к местности, - всё чего-то искал глазами; увидев на конце между кустов почти заросший круглый большой камень, стал на колени, поднял глаза к небу, перекрестился, потом припал к камню грудью, - и если бы кто-нибудь был поблизости, то верно бы услыхал, что он тяжко вздохнул и едва ли не заплакал.
Минут через десять, он приподнялся, сел на камень и обратился к реке. Кладбище было в полгоры, и вид с него расстилался прекрасный.
Глаза приезжего были красны. Он снял шляпу и, вместе с палкой, положил у своих ног. Потом облокотился на руку и задумчиво стал глядеть в даль.
На его добром лице был отпечаток какой-то задушевной думы: видно было, что он смотрит далеко, а вблизи ничего не видит, ничего не замечает.
Вечер был такой дивный, тёплый, золотой. Курчавые, белые облачка, точно барашки, гуляли по голубому небу; озарённые лучами вечернего солнца, они как будто бежали за гору домой, и по спинкам их ложился нежный розовый цвет. И стадо казалось такое большое, большое, что и конца ему не было видно.
Река, как широкая золотая поляна, раскинутая под горою, лежала неподвижно. Тишь была совершенная, а если бы бросить щепочку, щепочка всё-таки поплыла бы шибко вниз, несмотря на то, что вода как будто ни одной струйкой не колыхалась.
Что думал наш приезжий, Бог его знает: он никому и после того не рассказывал, - но верно думал что-нибудь благое. Глаза его, поднятые кверху, были полны кроткого, тёплого выражения, всё лицо сияло спокойствием, добрая улыбка как будто говорила, что на душе у него было светло и радостно. Он сидел один-одинёшенек, но видно было, что он думал о ком-то милом. Видно было, что могилка под его ногами была ему не чужая.
Надо предполагать, что тут лежал кто-нибудь близкий и дорогой его сердцу, и что, вспоминая о нём, он как будто его слушал, и хотя и без слов, но с заметною любовью радовался, что Бог его опять привёл к родимому месту.
Всё это живо рисовалось на его лице.
Он целый час просидел на камне, потом встал, поклонился до земли и пошёл большою дорогою в село.
Когда он возвратился к священнику, то застал его с семейством за самоваром.
- Не угодно ли вам чаю? Мы уж и поужинали, да сегодня день постный, так хозяйка подумала, что лучше вас чаем попотчевать, - сказал священник.
- Очень вам благодарен, батюшка; я без чаю, как без хлеба, жить не могу, и теперь выпью с большим удовольствием стаканчик, а покуда мы и потолкуем о деле. Позвольте спросить, батюшка, ваше имя?
- Меня зовут Андреем; вот пятый год, что живу, благодаря Бога, здесь в селе покойно и счастливо. А вы откуда изволили пожаловать?
- Я из Петербурга. Хочу здесь поселиться и буду вас просить, отец Андрей, помочь мне...
- А чем именно? - спросил священник.
- Нельзя ли мне здесь нанять избу, покуда свою не поставлю?
- Это трудно: вам с непривычки в крестьянской избе покажется и душно, и грязно... да и живут они тесно... везде народу битком набито.
- На лето, я думаю, можно было бы и в амбаре устроиться, - заметила попадья, - а к осени всегда и новая изба поспеет. Коли вам не нужно обширное помещение, амбары есть совсем новые.
- Я один - поэтому мне нужен небольшой угол, и в чистом амбаре мне очень будет хорошо.
- Оно и правда; великим постом только, никак, амбары у нас и поставлены, и зерна хлеба ещё в них не бывало, значит, ни мышей, ни крыс не водится, и будет вам покойно. Если угодно, я завтра у крестьян всё расспрошу и дам вам ответ.
- Благодарю вас.
- Позвольте же мне узнать, с кем я имею удовольствие беседовать?
- Меня зовут Михайлом Васильевичем Рыбниковым.
Приезжий ничего более не сказал, да и священник, чтобы ему не наскучить лишними расспросами, замолчал.
Хозяйка сама разливала чай, так опрятно: салфеточка на столе лежала толстая, но чистая, самовар как жар горел, и пар белыми клубами тянулся в отворенное окошечко.
За столом, кроме священника с женою, сидело трое детей: девочка лет двенадцати, мальчик - шести и другой четырёх лет - не более.
Они смирно слушали, о чём разговаривали большие, и не мешали никому ни словом, ни движением.
- Паша, подай из шкафа ножик, - сказал отец.
Девочка проворно исполнила его приказание.
- Никак у вас деток троечка? - спросил Михайло Васильевич.
- Четвёртый в колыбельке. Слава Богу, все четверо дети здоровые.
- Ваня уж читает, - сказала попадья.
- А который ему год?
- На Пасхе минуло шесть лет.
- Не рано ли вы его присадили к азбуке?
- Сам просит, - с добродушной улыбкою отвечал священник, - а мы и рады.
- Нет, - продолжал приезжий, - рано, верьте, что рано. Не будет тут толку. Пусть лучше ещё годика два растёт на свободе и укрепляется телесно. Ученье не игрушка, а на дело и силы нужны.
- Вот, Пашу не учим, она только по хозяйству помогает, - заметила мать. -Девочке на что знать грамоту?
- Разве девочка и мальчик не равно Божие созданье? - спросил Михайло Васильевич. - Разве она не тот же человек? А что же такое и грамота или ученье? Только лучший и легчайший способ знать повеление Божие - знать, что худо, что хорошо. С помощью книг - поэтому, с помощью людей умных, которые их сочинили, легче рассматривать всё видимое, созданное премудростью Божией. Разве всё это не так же полезно и отрадно, как девочке, так и мальчику?
Паша устремила глаза на приезжего и не сводила с него взгляда - сердечко её бессознательно понимало, что в его словах было живое желание и для неё света и пользы.
- Вы совершенно правы, Михайло Васильевич, - отвечал священник. - Но подумайте только сами, какое у нас затруднение в книгах! Уж не то, что для ребятишек, и самому иногда так хочется почитать, а где их взять? Да и дороги они очень нашему брату: с четырьмя детьми нельзя бросать рублями. А какую же вы книжку дешевле рубля купите?
- Надо надеяться, что за это дело теперь ревностно взялись, и что книги для народа будут дешевле. Первое начали со Святого Писания. Теперь Евангелие можно получить за гривенник.
- Слава Богу, - отвечал священник с заметным удовольствием. - Да благословит Бог тех, кому пришла эта благая мысль. Он перекрестился.
- Какой славный у вас чай, - заметил Михайло Васильевич попадье, по минутном молчании.
- Это вы нагулялись, так вам и кажется, что он хорош, - отвечала она скромно, - чай обыкновенный, фамильный.
- А как зовут ваших сыновей? - продолжал расспрашивать приезжий, видя, что дети смотрели на него с большим любопытством.
- Старший Иван, второй Михайло, а маленький Алексей.
- Так ты мне тёзка, - заметил Михайло Васильевич, ласково протягивая руку мальчику, который, подперши локотком пухленькую щёчку, совсем запутался маленькой ручонкой в прекрасных русых кудрях.
Сперва мальчик поглядел на приезжего с каким-то испугом, даже попятился немного назад, но через минуту, как будто невольно, повинуясь какой-то притягивающей силе, поднял обе ручонки и тихо к нему потянулся.
- Поди ко мне, Миша, поди, милый мальчик, - сказал Михайло Васильевич, целуя ребёнка. Он взял его на руки, посадил на колена, вынул свои серебряные часы, с цепочкой и печатью, и положил всё это перед ним на столе.
Ребёнок с радостью принялся разглядывать невиданные им вещи, и старшие дети с неменьшим любопытством подсели к гостю.
- Они вас беспокоят? - спросила мать.
- Нисколько, я детей люблю, - отвечал гость, прижимая к себе Мишу.
- Где же бы мне ночевать? - спросил Михайло Васильевич. - Здесь нет ли какого-нибудь постоялого двора?
- Нет никакого! Михайло Васильевич, да не угодно ли остаться у меня? В этой горнице никто не спит, и всё так чистенько. Надеюсь, что здесь никто вас не будет беспокоить. А между тем, мы завтра похлопочем, чтобы устроить вам поудобнее помещение.
- Премного благодарю вас, отец Андрей, за доброе предложение. Если случится, с радостью и я вам услужу, а покуда примите хотя устную благодарность.
На другой день, когда в доме священника все встали, Михайла Васильевича в горнице не было: он вместе с солнцем вышел в поле и, гуляя по горам и оврагам, знакомился с давно забытою местностью.
В этот же день отец Андрей устроился со старостой насчёт его нового амбара и за недорогую цену - два рубля серебром. Все лишние вещи были из него вынесены, и вновь приезжий барин пошёл сам прибирать своё новое жилище. По случаю разлива, вода подходила к амбару близёхонько, но это-то особенно и нравилось новому постояльцу.
На двух козлах настлали доски, и вышла кровать. Ни стола, ни стульев не было; но всё это со временем должно было устроиться помаленьку, и Михайло Васильевич не показывал ни малейшего нетерпения. В этом неприхотливом помещении зажил он тихо и смирно.
Вообще, скоро в селе все к нему пригляделись. Он всегда был занят, всегда что-нибудь делал, а в часы отдыха и свободы его любимым занятием были дети.
Он по целым часам с ними не расставался. Часто к нему приставали и подростки, и беседа тогда была и разумная, и дельная. Он никогда не скучал их вопросами, всегда отвечал на них ясно и добросовестно, и никогда их не обманывал, будучи уверен, что как ребёнок ни мал, но правду всегда ему легче понять, чем ложь.
Иногда ходил он вместе с ними удить рыбу, или в лес и по горам, - и ребятишки до того его полюбили, что едва только издали завидят, как бегут кучею, окружат его и спрашивают - куда он идёт?
Они его прозвали, за седые волосы, дедушкою, и это прозвание сделалось общим.
Когда случалось Михайлу Васильевичу лазить с детьми по оврагам, то, несмотря на его седины, он был чрезвычайно ловок и проворен, так что ребятишки от него часто отставали. Поэтому один раз Ваня, сын священника, спросил его с удивлением:
- Дедушка, от чего ты такой прыткий?
- От того, что я себя не балую, - отвечал Михайло Васильевич.
- От чего же ты такой седой?
- От того, видно, чтобы вы все меня, как дедушку, любили.
- Мы тебя и так любим, - сказали несколько голосов вместе.
- Спасибо, дети, да ведь и я вас люблю; оно и выходит, что долг платежом красен.
Когда по вечерам он выходил из своего амбара, где постоянно у окошка что-то писал и читал, тогда, обыкновенно, собирал детей около себя и садился на пороге своего домишка, рассказывая им что-нибудь замечательное. Дети, сидя у него в ногах, слушали его с большим вниманием.
Их занимали все его рассказы. У Михайла Васильевича голос был звучный, но чрезвычайно мягкий, он прямо шёл в душу; к тому же он говорил просто, ясно, всегда находил случай затронуть сердце своих слушателей, и они, сами того не замечая, привязались к нему какою-то невидимою силою, которая со дня на день крепче связывала учителя с учениками.
Как-то один раз, когда они гуляли, он спросил у них: хотят ли они учиться азбуке?
Иные молчали, опустив голову и глаза; другие, не отвечая на вопрос, посматривали по сторонам, и ни один не сказал ни слова.
- Что же вы молчите? - спросил он опять ласково.
- Нет, - сказал решительно один смельчак, - азбуку учить не хотим.
- Значит, ещё рано, - подумал про себя Михайло Васильевич. - Не хотите, так и не надо, - ответил он вслух, - вас никто не принуждает; будете поразумнее - сами придёте просить, чтобы вас учили.
- Да что же в ней, в азбуке-то? - спрашивали дети.
- Как что? Азбука значит буквы, а из букв слагаются слова, а из слов - человек ведёт речь; а речью можно научиться всему доброму, полезному, благому.
- Этого мы за азбукой не знали, - заметил лихо Федя, бойкий и смелый мальчик: он трепал кончик своего пояса.
- Мало ли чего вы не знаете? А любите ли вы слушать, когда я что-нибудь рассказываю?
- Уж как не любить... всё бы слушал, так хорошо! - отвечало несколько голосов.
- Откуда же всему этому я научился, как вы думаете?
- Я думаю, и тебе кто рассказывал, дедушка...
- Мне книги рассказывали... и не знай я азбуки, был бы как вы сами. Ничего не разумея, живёте вы себе день за день, а всё около нас требует ученья, всё с ученьем можно наладить к лучшему... Избу ли поставить, поля ли вспахать, урожай ли удвоить, больную ли скотину вылечить - всему-то азбука поможет... А ещё главное: азбукой написано Святое Писание, а по Святому Писанию каждый человек научится, как лучше на свете жить. Святое Писание значит - Слово Божие; как же не пожелать читать его самому, вникать в каждое его приказание? Разве не великое дело научиться, какая такая воля Божия, или Божий закон?
- Ты нам расскажи что-нибудь, дедушка, о Боге-то, - сказала девочка лет двенадцати, Луша, - мы послушаем; это лучше всего, как ты про Бога говоришь.
- С радостью. Я люблю Бога - больше всего на свете. Про Него рассказывать мне всегда отрадно. Он наш общий Отец, и Царь, и Бог.
Он сел на пригорке, дети расположились кучкою вокруг него; он спросил:
- Знаете ли, дети, отчего Бог наш Отец?
- Нет, не знаем, - отвечали они.
- От того, что он нас любит, как отец. У вас, дети, у всех почти есть отцы земные. Вы видите явно их любовь потому, что они вас кормят, одевают, согревают, растят; но разве отец земной может накормить, если Отец Небесный не даст хлеба, или всего другого для вашей жизни? Разве он может одеть и согреть, если Отец Небесный ему не поможет в его вседневных заботах? Если бы солнце не согревало землю, у нас была бы вечная стужа, и мы погибли бы от голода и холода. Если бы не было ни льна, ни шерсти, вас не во что было бы одеть. Любовь Бога, как любовь самого доброго отца, разделена на всех людей ровно, даже на добрых и на злых. И доброго и злого греет Его сияющее солнце, и добрым и злым Его благодатные дожди оживляют землю, и всё на ней растёт и процветает. Кто же может быть на свете добрее нашего Небесного Отца? Кто же может любить людей больше Его, и с большею справедливостью называться их Отцом? Помните, дети, то, что ваши отцы земные, без помощи Отца Небесного, такие же почти немощные, слабые, беззащитные, как и вы сами. Отец Небесный один их сохраняет, милует, питает и согревает; поэтому любите Отца Небесного, молитесь Ему и славьте Святое Его имя. Знаете ли, отчего Бог Царь?
- Не знаем, - опять сказали дети.
- На земле есть цари земные - они Богом поставлены на управление народов. Например, царь русский, королева английская, король шведский и много других; но во всех делах царей земных один Царь Небесный помощник и покровитель. Цари земные управляют каждый своим народом, своим царством, своими землями, а Царь Небесный управляет всем миром, всеми царями и народами, всеми царствами, то есть всею землёю. С того дня, как Он сотворил эту громадную землю, с морями и горами, с небесами и светилами небесными, всемогущий Бог во всём завёл такой порядок, что много-много прошло, не годов, а тысяч лет, и мир Божий всё стоит прекрасный и великолепный; ничто в нём не расстраивается, не портится... Мир Божий всё стоит цел и невредим. Человек, самый простой, должен понять и почувствовать, какое у Бога премудрое и прочное строение, когда с самого создания мира зима сменяется весною, земля под снегом отдыхает и с первыми тёплыми днями всё зазеленеет - взойдёт травка, распустятся деревья, запоют и встрепенутся птички, даже на небе точно праздник - и светло, и тепло и радостно. Солнце, как золотом обольёт всю землю. Волга, точно какой-нибудь могучий богатырь, сбросит с широких плеч тяжёлую ледяную корку, с шумом и треском разломает её в куски - и покатит волнами шибко, шибко, только гляди, да любуйся! Вода всё прибывает, весело смотреть, точно море - даже страшно. Ну, как всё будет прибывать выше, да выше? Что тогда? Но Царь Небесный указал Волге её предел и путь, и Волга веками каждый год разливается, покрывает долины, бежит шибко, а там начнёт спадать, повинуясь повелениям Божиим, с самого сотворения мира. Я вам говорю о Волге, дети, потому, что она у нас перед глазами, а на земле сколько морей, перед которыми она не больше, как маленький ручеёк. Моря хотя и громадны, каких вы себе и вообразить не можете, но и они, по повелению Божию, земли не заливают. Посмотрите на дожди: если бы законы Царя Небесного не определили, сколько им падать на землю, сколько нужно воды, чтобы достаточно смочить её поверхность, - и дожди могли бы залить нас, потому что природа богата и щедра... Вы не понимаете, что это за слово, природа?
-  Нет, не понимаем, - отвечало несколько голосов.
- Природой мы называем всё, что создано Богом, а не людьми. Например, небо, земля, вода, горы, леса, облака, тучи, реки, всё-всё. Будете вы, Бог даст, постарше, я вам много ещё и другого об этом слове расскажу и растолкую, а покуда будем природой называть всё, что у нас перед глазами и сотворено Богом. Я говорил, что и дожди могли бы залить землю, потому что в природе всё громадно. Если бы, например, сосчитать вёдрами, сколько воды принесло к нам с последним дождём, который здесь был тому дня четыре, - так вы испугались бы. Сотнями тысяч пришлось бы считать, и всё не сосчитаешь. Дождь всего лил день, а когда бы он шёл день и ночь сряду - три месяца, чтобы тогда было? Посмотрим теперь около себя; осенью, в уборку хлеба, когда Бог благословит на нивах урожаем, - каково богатство? Пересчитаешь ли, сколько тут зёрен? Не царская ли щедрость в этой щедрой производительнице, которую мы называем природой. Вы сами знаете, дети, что без дождей и без воздуха, то есть без помощи самой природы, все труды крестьянина пропали бы даром. Скажите мне правду, понимаете ли вы меня?
- Как не понимаем! - воскликнул Антип; мальчик весело улыбался. - Ты, дедушка, знатно рассказываешь - от слова до слова, я всё понимаю.
- Ну, скажи мне - ваше село природа, что ли?
Мальчик задумался.
- Или церковь? Природа или нет?
- Нет, - сказал мальчик решительно. - Село мужики срубили, а церковь каменщики построили, из города никак приезжали - значит, руками человеческими.
- Дельно ты отвечаешь, друг, спасибо. Что же такое природа?
- А вот горы и, почитай, луга, на той стороне, и Волга... Ну, а лодки - нет, и пароходы - нет.
- А откуда же взялась природа?
- Должно быть, она дело Божеское.
- Так точно. Вот почему единого Бога зовут Богом. Он один Творец всего видимого и невидимого в великолепном мире, который нас окружает. Посмотрите, дети, на небо - теперь солнце на закате, - какие краски в свете нарисуют эти золотые, розовые, красные оттенки? Посмотрите, как дивно всё это большое пространство точно заревом сияет.
И Михайло Васильевич показывал рукою на самый закат.
- А тут, вправо, заметьте эти чудные облачка на чисто-голубом небе; они точно жемчужные или серебряные, а по краям совсем золотые. Если бы нам можно было увидать ангелов Божиих, то, кажется, и не придумал бы великолепнейшего чертога, в котором небесные жители могли бы явиться перед нами. Святое Писание называет Небо престолом Божиим, а землю подножием ног Его, и в одной молитве написано - Небеса и земля поведают Славу Божию - и, действительно, глядите, дети, может ли быть что-нибудь прелестнее всего того, что теперь видно около нас со всех сторон?
Дети смотрели на небо с таким любопытством, как будто в первый раз природа являлась перед ними в её великолепной красе.
Слова Михайла Васильевича сильно действовали на их детские души. Они как будто новым, небывалым светом озаряли и ум, и сердце этих бедных, слепых ребятишек, которые до тех пор никогда не слыхали ничего подобного и росли почти так же мало разумно, как ягнята, их окружающие.
- Дедушка! - спросил с некоторою робостью Леонтий, мальчик лет четырнадцати. - А Бог сам тоже живёт на небеси?
- Бог не человек, зачем же ему иметь где-нибудь особый дом или жилище? Он живёт во всём, им созданном, во всём движущемся и живущем. Бог - дух! Бога никто никогда не видал, поэтому нельзя рассказывать, какой Он. Когда вы будете старше, то из Святого Писания узнаете, что Бог везде - Бог себя показывает людям во всей природе, их окружающей, и, ближе всего, в наших собственных сердцах. Он избрал человека, как самое разумное созданье из всего, им созданного, и не разлучается с ним ни день, ни ночь. Один человек изо всех творений на земле сознаёт в себе самом, что должен быть Творец всего видимого, один человек может Его любить и Ему молиться.
- Да как же его любить? - спросил Антип.
- Вот, что я тебе скажу. Представь себе, что ты был где-нибудь зимою на морозе - в лесу, набрёл на избу и вошёл в неё; изба пустая, но тепло натоплена, так в ней хорошо обогреться и отдохнуть! В душе твоей, кому ты скажешь спасибо: печке ли? дровам ли? или тому, кого и не видишь, но кто избу натопил? Ты, верно, про себя скажешь: «Эх, добрый человек, спасибо ему, что изба так хорошо натоплена!»
-  Поди, как дельно! Ан, и взаправду, - отвечал мальчик, - сами дрова в печку не влезут...
- Я ещё тебе скажу другой пример. Слушай: ты плыл по Волге, в лодке; лодку вдруг опрокинуло: ты плаваешь сам, но река широка, ты устал, и страшно тебе, как бы не утонуть. Вдруг видишь ты, что кто-то кинул тебе верёвку с поленцем. Ты ухватился за поленце - а в душе своей, верно, благодаришь не поленце и не верёвку, а того невидимого спасителя, который бросил их, желая помочь тебе. Понимаешь ты меня? - спросил Михайло Васильевич Антипа.
- Понимаю, понимаю.
- Это значит, ты одет в холод в полушубок. Да ведь овчинка взята с барана, которого невидимая рука Божия создала на твою пользу. Кого же благодарить? Кого же любить за согревающее тебя тепло, как не Бога?
- Точно, что так... Ну, а с лодкой-то как же это? Расскажи, дедушка?
- Да вот, хоть бы вчера, кто из вас со мной по оврагам ходил?
- Мы трое, - сказали дети.
- Который-то чуть-чуть не расшибся, когда споткнулся и упал. Если бы он не попал в густые сучья куста, то был бы в самом низу, на камнях, и страшно подумать... Чья же невидимая рука пособила? Скажи-ка сам?
- Бог помог, - отвечал Федя, - действительно, что так; когда бы не этот куст, больно бы я расшибся.
- Так точно, дети, в жизни, на каждом-таки шагу, мы чувствуем около себя невидимое присутствие Божие. Его всемогущая, но невидимая рука ежечасно нас спасает, милует, питает и согревает, как же нам не любить Его? Уразуметь Бога мудрено! Мы даже не разумеем, как так из крошечного зёрнышка вырастает большое дерево? Или отчего река бежит, как будто уходит, и вода в ней всё не убывает, где же нам уразуметь Того, Кто своим единым словом так премудро создал всю эту великую землю, с несравненно ещё величайшими небесами? Но любить Бога, молиться Ему и легко, и отрадно. И потому, если поутру и вечером каждый из вас, усердно перекрестившись, скажет только: «Благодарю Тебя, Боже мой!», он этими краткими словами выразит очень верно и просто искреннюю свою любовь.
Михайло Васильевич замолчал, все дети также молчали. Минуты через полторы он заметил, что сидящая у его ног девочка, лет тринадцати, Катя, приподняв головёнку, не сводила с него глаз.
- Что ты, Катя, на меня так смотришь? - спросил он.
- Ничего, - ответила она, - так, просто... Ты так хорошо рассказываешь, что слаще всяких песен, всё бы тебя слушала...
В это время последние лучи солнца, из-за розового прозрачного облака, светлым столбом так и осветили реку, разливая по ней какой-то великолепный огненный цвет; и горы, и леса, и село - всё озарилось новою красою, а жалкие, плохие стёкла в крестьянских избах загорались тысячами разноцветных огней, красивее всевозможных изумрудов и яхонтов, золота и серебра. Разве только пылающие угли могут гореть так ослепительно прекрасно.
- Видите, как солнце богато осветило ваши оконца? - спросил Михайло Васильевич. - Таких цветов, пожалуй, и в драгоценных каменьях не найдёшь.
Покуда он говорил, солнце опускалось ниже, и его яркие лучи стали постепенно угасать, только золотой крест на колокольне блестел ещё великолепным сиянием.
- Дети, пора домой; вон и стадо гонят, вон и мужики воротились с работы, - сказал он.
- Пора, пора, - отвечала Катя, - крест на колокольне загорелся, значит, солнышко село...
Михайло Васильевич встал, и ребятишки все бросились бежать к селу, догоняя стадо, которое возвращалось домой, и каждый из них спешил загонять во двор свою скотину. Он шёл тихими шагами сзади всех, опираясь на палку, и задумчиво поднимался в гору, потом, дойдя до своего амбара, сел на любимый порог.
Не прошло двух часов времени, и в селе всё угомонились. Воцарилась совершенная тишина, все улеглись на сон грядущий, только в окошке у священника виден ещё был огонек. Скоро, впрочем, как только на колокольне ударило одиннадцать часов, и этот огонёк потух, тогда и Михайло Васильевич встал, вошёл в свой уютный уголок и, замкнув за собою задвижку, усердно помолился Богу за добрый прошедший день. Его душа была исполнена благодарности к Царю Небесному. Он чувствовал, что достиг цели, к которой стремился. После многих огорчений, вдали от городского шума и суеты, между людьми простыми и добрыми, - с его христианскою чистою любовью, он на каждом шагу находил случай быть полезным - и каждое его доброе слово падало, большею частью, на добрую землю, чтобы принести плод сторицею. Он жил мирно, счастливо, безбедно.
Надо сказать, что в этот же вечер не в одной избе села Высокого за здоровье Михайла Васильевича было положено несколько земных поклонов, и не один отец и мать, видя, что дети соби-раются молиться перед сном, приговаривали:
- Молитесь за него, дети, добрый он человек - поистине, что Христов! Никак Бог послал его в наше село для вашей пользы.


© Copyright: Библио-Бюро Стрижева-Бирюковой