Буря. - Обыкновенные явления. - Толкования.

Покуда они разговаривали, поднялся вдруг вихрь, по Волге забегали зайчики, пыль на дорогах взвилась клубами и, точно дым, поднималась по горе в ущелье. Дождь полил как из ведра, и не прошло четверти часа, когда Василиса показалась с горшком щей из соседней избы; ветер сильно рвал её поддёрнутый синий сарафан, и босые её ноги, едва переступая, скользили по размокшей земле и глине.
- Ах, ты Господи! - сказала она, перешагнув порог. - Насилу донесла; и откуда взялся этот ветер? Точно с цепи сорвался.
- Ты чего спешила? Мы бы и обождали маленько, -  отвечал учитель.
- Кушайте, батенька, кушайте щи, пока горячи, на здоровье; я сейчас и кислое молоко подам: свежее, хорошее; а, пожалуй, дождя и не переждёшь, кругом обложило. А мне что? Одёжи не жалко, она старая.
Василисе и в ум не приходило себя собственно пожалеть под проливным дождём.
С этими словами, она короче прежнего поддёрнула свой сарафан и опять побежала в направлении к избе, где жила.
Буря всё становилась сильнее; так вдруг стемнело, что ни противоположного берега, ни неба, ни лесу нельзя было различить - всё слилось в один бурый цвет, и вода в Волге точно кипела, разливаясь крутыми волнами. Дождь лил какими-то страшными порывами, ударяясь о крышу амбара, под защитой которой, у маленького окошечка, Михаил Васильевич и Степаша обедали. Сокрушаясь обо всех тех, кого буря застигла и на воде, и на суше, Михаил Васильевич сказал:
- Плохо, я думаю, теперь на Волге! Зги Божией не видать.
- Просто беда, - отвечал мальчик.
С плотно замкнутой дверью у них было тепло, а буря, точно с Ледовитого моря, вдруг пригнала такой холод, что не прошло часу времени - сделалась точно поздняя осень; их маленькое окошечко тускнело, как от мороза; и ветер, и дождь в него так со злостью и барабанили. Михаил Васильевич не успевал обтирать его полотенцем, поглядывая с любопытством, что происходит на реке.
Василиса не несла молока.
- Видно, нам без молока сегодня надо обойтись, - сказал учитель.
- Я сыт, слава Богу, - отвечал мальчик. – Пожалуй, что Василисе Петровне его не донести - ведь так и ломит.
В эту минуту брякнула задвижка у двери.
- Никак пришла?
Дверь отворилась.
- И то она, - сказал Степаша.
- Берите, берите, батеньки, - спешила сказать Василиса, передавая горшок с кислым молоком. С неё ручьи воды так и бежали. Суконным своим толстым кафтаном, надетым нараспашку, она оберегала от дождя свою кринку и не входила в горницу Михаила Васильевича, чтобы поберечь её чистоту. Ноги её по самое колено были в густой глине, приставшей комьями к лаптям и онучам, которые она наскоро надела, отправляясь к учителю с кислым молоком.
- Ах, Василиса, - зачем ты это молоко принесла? Погляди ты только на себя, Бога ради, ведь это жалость! - заметил ей Михаил Васильевич.
- И, батенька, нам это не впервой; а погляди-ка ты лучше что бед на Волге. Ребята сказывали, что пароходную-то контору, вот тут, чуть-чуть пониже, совсем заливает; а там, крохотку повыше, две большущие барки с хлебом уж потопило у самого нашего берега; а вот судёнышко идёт с глиняной посудой, и теперь кричат, просят помощи; а как тут помочь? — Никак нельзя. Ни одна лодка против ветра и волны не подымется! Ведь у них, сердечных, все горшки переколотит: товар хрупкий, свален в лодке без укладки, просто так; лодку поворачивает с боку на бок, ну, значит, и горшки катаются, да бьются в черепки.
- А судохозяева, работники… что с ними? - спросил Михаил Васильевич.
- Народ, Бог милует, мало тонет; все как-нибудь, да справляются; а вот разорятся так много, - отвечала Василиса.
Всё, что она рассказывала, была истинная правда; страшная эта буря, которая налетела на чудный, тёплый и светлый день так неожиданно, так скоро, бушевала на Волге с неимоверною яростью. Михаил Васильевич набросил на плечи шинель и, несмотря на дождь, пошёл посмотреть, что делалось на реке.
Две большие барки с хлебом ударило о крутой правый берег, они дали течь и до самой палубы были уже под водою. Судохозяева суетились и хлопотали, чтобы канатами прикрепить их к берегу.
Пароходная контора, выстроенная на громадной барке, чуть-чуть уже была видна; волны гуляли на свободе поверх её палубы, и бедные рабочие таскали доски, канаты, шесты, багры и всё, что могло бы унести водою.
В окошках небольшой её комнаты можно было видеть, как лавки, стол и стулья плавали в уровень с Волгой. Не прошло четверти часа, и вся эта громадная барка была уже под водою; а буря всё сильнее и сильнее завывала, раскатывая с шумом свои крупные с белыми гребешками волны и разбивая их по очереди о крутой берег.
Глину в иных местах так глубоко и сильно размыло, что целая баня вместе с нею съехала по скату горы на несколько шагов.
Колодезь, вырытый в пол-горе, до самого верху залило этой вязкой и жёлтой глиной и покрыло совершенно. Земля в нескольких местах дала трещины, и надо предположить, что непременно обвалится, что берег будет круче, и что едва ли амбар Михаила Васильевича устоит на месте.
Выстроенный, как и многие другие, на сваях, он стоял покуда твёрдо и прямо, но кто может решить, не возобновится ли такая буря снова и не понаделает ли больше ещё вреда, чем в настоящую минуту?
Прошло часа четыре, ни ветер, ни буря не утихали.
Сидя у столика перед зажжённою свечою, Михаил Васильевич был задумчив, и Степаша помалчивал. На дворе был час восьмой вечера.
- Дяденька, - сказал мальчик, пожав плечами, - я боюсь, как бы там, у нас крышу-то не снесло…
- Не бойся… А и снесёт, так беда невелика - мы её опять покроем.
- Я не про нас - а там, в Шмелёвке, у маменьки. Наше строение больно старо, пожалуй, что и развалится. Ну, а работника никого у неё нет - вот у меня, знаешь, сердце-то словно ноет - боюсь.
- Мы завтра, пожалуй, съездим да узнаем, или пошлём кого-нибудь наведаться, только бы Бог дал, погода поправилась; ты вперёд не горюй. Бог даст, ничего.
- Изба-то наша проконопачена, да всё дует - стара очинно, щели такие, что беда. А главное, сени плохи, и ворота; а под навесом просто кое-как-таки загорожено. Поди-ка в этот ветер, пожалуй, что по брёвнышку всё раздёргает. А она да бабушка - всего две бабы: как им справиться? Слышишь, как ветер ревёт.
- Мы здесь под горой, и прямо же на нас его упор, вот отчего и силён он так. Шмелёвка по ту сторону горы, значит в защите - там не должно быть такого ветра.
- Дай Бог, дай Бог!
Кто-то постучался у входа, и, заглядывая в дверь, показались по очереди головы человек шести-семи ребятишек: Антипа, Кондратья, Васи, Леонтья, Никитки, Петруши. Все это были уже мальчики подростки; они обтирали, как могли, ноги, чтобы не загрязнить горницы.
Как Михаил Васильевич ни любил чистоту, но детей любил ещё больше.
- Идите, идите, - сказал он ласковым голосом.
Мальчики сами уже распорядились, чтобы мокрые кафтаны и полушубки сложить в кучу, под навесом, у самого входа в амбар, тут же у стенки, и прикрыли их лубком из телеги, который случился у самых дверей.
- Что, ребята, - спросил Михаил Васильевич детей, когда они разместились, кто на лавке, а кто и на полу, - вы пришли с нами посидеть? Видно, дома скучно.
- Оно не скучно, - отвечал Антип, - а всё же, дедушка, с тобою веселее. Ты всё знаешь; вот мы и пришли спросить: откуда берётся эта вся вода, и этот страшнеющий ветер, и этот дождь? Вот Кондратий говорит, что вода вся с небеси.
- Известно, - продолжал самоуверенно Кондратий, - вода вся идёт с небеси, значит с дождём.
Михаил Васильевич улыбался.
- Это, друг, покуда известно тебе одному, а в книгах наших этого ещё не писано, - отвечал он, шутя, поглядывая на Кондратья, - а я тебе скажу, что вода водой, а дождь дождём. Может быть, ты того не знаешь, что наша вся земля - а она, сердечная, ух, как велика! - более чем на две трети покрыта морями, такими огромнейшими морями, и что конца им не видать.
- Ну, а дождь, всё же вода? - спросил Никита.
- Конечно, вода.
- Да отчего же он бывает?
- Чтобы вам растолковать как-нибудь яснее, что такое именно дождь, вот смотрите на моё окошечко: оно теперь немного потускнело - а мы посидим ещё с полчаса, и капли воды, точно дождевые, побегут по нём. От чего же это происходит... Как вы думаете? Вы видели, что я на окошечко ничего не наливал. Эти капельки сами собою образовались - незаметно, от теплоты, от паров, которые постепенно ложились на стекло. Точно так подымаются незаметные пары и от земли, и от воды. Если они очень густы, что зависит от разных причин, - то из них делается туман, и он ближе стелется к земле, или к воде. В другие разы, эти самые пары, так же незаметно поднимаются повыше и потом, точно так же незаметно, падают опять на землю, в виде росы, накопляясь капельками, они видны на цветах, на крышах, на всём плоском и гладком. А иногда они поднимаются ещё гораздо выше, собираются кучками, становятся облаками или тучами, ходят по небу и потом, скопившись много вместе, падают на землю дождём. Вот оно как случается - поняли ли вы меня, дети?
- Поняли, - отвечали два голоса.
- Оно не хитро, сейчас понять можно, - сказал Федя.
- Значит, - продолжал Степаша, - что туман, что роса, что дождь - всё одна причина.
- Точно так: всё это в разных видах те же пары, которые как от земли, так и от воды поднимаются кверху. Кондратий, ты теперь понял ли, что вода идёт не с небес, а что, напротив, дождь скопляется в небесах от того только, что из воды и из земли тёплые пары туда поднимаются?
- Понял, - сказал мальчик, почёсывая за ухом, - я ж этого никогда прежде не слыхивал!
- Мало ли чего, голубчик, ты не слыхал. А всё-то это, как научишься наукам, и просто, и естественно, и так верно, что ничего-таки одного без другого не бывает: дождя без облаков, облаков без испарений или паров, паров без земли или воды.
- Дедушка, - спросил Антипка, - а откуда же вдруг возьмётся эта гибель воды? Нынешний разлив такой, что и старики такого не запомнят. У нас вода на семь сажень поднялась против Волги - да и теперь, в июне месяце, всё ещё не сошла? Откуда её нанесло?
- Когда летом бывают сильные дожди, земля их помаленьку в себя вбирает. Всё, что на земле растёт, также втягивает в себя эту воду: растут леса, на полях хлеб, на лугах трава. А с октября месяца, как земля начинает мёрзнуть, она уже в себя воды всасывать не может, да и дождевые капли не падают водою, а становятся снежинками. Снег идёт в наших краях почти шесть месяцев. В эти полгода, если снега большие, шутка ли - что наберётся воды и на горах и в долинах! Если весна бывает медленная, то есть, если день тает, а два опять морозит, снег сходит помаленьку, тает не вдруг, и разлив не бывает такой сильный. Если же как ныне, до мая стояли морозы, а там пришло вдруг тепло, да и снега всю зиму были ужасные, что же удивительного, что и воды скопилось много? Я же вам когда-то говорил, разве зёрен на ниве меньше? Разве листьев на деревьях не тьма-тьмущая? По-нашему, по-людскому, всё это громадно, а перед величием Божиим и земля-то наша вся с кулачок, с горсточку.
Дети захохотали.
- Что ты думаешь, Степаша: я так сказал, или пошутил? Так нет… помни мои слова. Бог даст, будешь ты учиться и сам увидишь, что земля перед всем остальным, Богом созданным, не больше горсточки.
- Ну, а ветер что? - спросил Никишка.
Михаил Васильевич взял со стола тетрадь и, помахивая ею перед носом детей, сказал:
- Вот вам и ветер.
Мальчики очень потешались его толкованиями - такими ясными.
Они поглядывали друг на друга, и улыбающиеся рожицы как будто сообщали один другому взаимно удовольствие.
- А кто же его дует, навевает? - спросил Вася.
- Верно, Бог, - прервал его Леонтий.
- Вот я вам и это постараюсь растолковать. Вы видите, что здесь никакого в комнате ветра нет, а я взял вот эту тетрадь, стал ею махать, и вы почувствовали по лицу точно ветер. Поэтому я моею тетрадью что-то толкал, что-то шевелил, чего глазами мы не видим. Это воздух; все люди, животные и даже растения им живы, им дышат: воздух окружает землю на огромное пространство, поднимаясь в вышину. Хотя воздух и нельзя видеть, но его можно чувствовать, его можно привести в движение, и тогда он становится ветром. Случалось ли вам войти, например, в избу, в самую тихую и хорошую погоду, и, открыв дверь, почувствовать, что вдруг вас так и прохватило от того, что окошечко в избе открыто?
- Случалось, сколько раз случалось, - отвечал Антипка, - это значит сквозной ветер.
- Точно так и есть; поэтому, чтобы воздух в избе превратился в сквозной ветер, надо было открыть окно и против него дверь, и этим самым воздух потянет точно в трубу, с особой силой, потому что, войдя, мы отворяем дверь с размаха, сразу. Точно такой же сквозной ветер бывает и на улице, на дворе, и на Волге, и между горами, и потом высоко в небесах, между облаками и тучами. Только там не дверь, не окошко его производит, а другиие причины, которые мы не видим глазами, а можем найти, если станем наблюдать, то есть замечать со вниманием, за всеми переменами, беспрестанно совершающимися около нас. Часто бывает так, что причина сильного ветра или бури случилась где-нибудь очень от нас далеко, и их принесло к нам из-за тридевяти земель; а всё же мы видим их страшную силу, и эта сила производит у нас большие беды, как например, сегодня. Кто её знает, откуда эта буря прилетала? Ударяя о воды Волги, вы видите, как она их раздразнила! В ветре великая сила; а как вода расходится, она ещё страшнее. В морях бури бывают такие, что волны подымаются, как горы огромной вышины; и случается так, что ветер уймётся, совсем стихнет, а вода всё ещё улечься не может и волнуется иногда лишних полсутки. Кроме случайного ветра, есть ветры постоянные - я о них не стану теперь рассказывать, потому что науку надо изучать помаленьку. Знайте только то, что всякий ветер ничто другое, как воздух, который приведён в движение, чем и как - наука знает, но сразу всего не истолкуешь. Будете учиться - и этому научитесь. Помните главное, что причина ветров всё-таки теплота солнечных лучей, которые, нагревая землю, нагревают ею и воздух, и этим самым производят сильные перемены в окружающем нас пространстве. Земля так велика, что солнечные лучи не равно на неё падают; поэтому в одном месте тепло, в другом холодно; это главная причина, по которой и в воздухе, нас окружающем, есть точно невидимые реки, одни тепла, другие холода, которые проходят из конца в конец на неизмеримые пространства и, сливаясь или сталкиваясь, производят ветры. Если кому из вас, дети, придётся заниматься наукою, обо всём этом она вас научит. И наука такая прелесть, что от неё не оторвёшься. Что больше учишься, то больше учиться всё хочется.
С этими словами Михаил Васильевич встал, подошёл к своему окошечку и потихоньку его отпер, заглядывая, что погода? Она всё по-прежнему бушевала и, по причине сумерек, на неё смотреть ещё было как-то и скучнее, и страшнее.
Петя, один из детей, который меньше других понимал, что говорил учитель, соскучился и захотел было выйти на улицу, он открыл дверь, и свечка в один миг погасла.
- Петька, - закричал Кондратий, - ты куда? Ишь, какой! Огонь погасил.
- Вот он, сквозной-то ветер, - заметил Михаил Васильевич, - без тени неудовольствия, мы сейчас спичку зажжём и опять будем с огнём.
И действительно, не прошло и минуты, и комнатка снова озарилась приятным светом, и мальчики поняли ещё яснее истолкования учителя.
- Дяденька, можно ещё у тебя кое-что спросить? - сказал скромно Степаша.
- А про что?
- А всё про тот же.
- Да что же именно?
- Вот, хоть бы, отчего зимою холодно, а летом тепло?
- Известно от чего, - прервал Степашу Кондратий, - летом солнце греет, а зимою нет.
- А разве солнце не то же самое, что зимою, что летом? - заметил учитель.
- Нет, должно быть, что не то самое, - отвечал мальчик, запинаясь.
- Так, по-твоему, друг, должно быть два солнца: где же теперь зимнее, куда оно спряталось? А я тебе и всем вам скажу, что Бог создал мир давно, очень давно, не года, не сотни годов, а целые тысячи лет прошло с тех пор, и зажжённое Его волею небесное светило горит, не переставая ни на единую минуточку.
- И ночью-то? - спросил Антип.
- Слушайте, что я вам расскажу. Солнце так велико, что как бы я не хотел вам это растолковать, вы всё-таки, пожалуй, меня не поймёте. Оно в несколько сотен тысяч раз больше земли; а как земля велика, и это сообразить вам трудно. С наукой вы ко всему этому легко научитесь, а покуда я постараюсь так, наглядно, кое-что вам об этом растолковать. Вот постойте, дети, у меня тут есть такая славная штучка, посредством которой всё это будет вам понятнее.
Михаил Васильевич вынул из своего сундучка отлично сделанные маленький земной глобус и машинку, представляющую планетную систему. Мальчики с любопытством окружили стол, Степаша в особенности не сводил с него глаз, которые так и светились вниманием и живым любопытством.
- Вот это весь мир, - продолжал учитель, указывая на планетную систему. – Видите в самой средине шар: это солнце. Этих кругов около солнца нет, да и солнце не проткнуто насквозь прутиком; оно держится само собою; а это сделано для того, чтобы всё это можно было легче растолковать. Около солнца, как я уже вам сказал, пустота; в этой пустоте движутся, не останавливаясь ни на одну минуту, вот как вы видите, сколько разных шаров? Никто наверно не знает, каше это такие миры; а по науке, они не только не меньше, а иные гораздо даже и больше земли, и точно так же, как и она, обращаются вокруг солнца. Первый, вот этот, всего ближе к солнцу: его зовут Меркурий, второй - Венера, третий - наша земля. Потом Марс, Юпитер, Сатурн, Уран, Нептун и другие; но мы займёмся только землёю. Она кругла и ходит вокруг солнца ровно год времени. От этого движения на земле бывает лето и зима. Вот смотрите, на земле разные царства; я воткну булавку на то место, где наша Россия.
С этими словами Михаил Васильевич булавкой отметил место России на земном шаре и, поставив его как следует по направлению к солнцу, продолжал:
- Точно так наш шар земной находится теперь против солнца. Видите ли, как его лучи прямо падают на ту сторону, где Россия? Это-то и есть главная причина, почему у нас тепло и лето. От солнечной теплоты теперь всё у нас растёт и зеленеет, и все летние месяцы мы пользуемся прекрасною погодой. Через три месяца, то есть в сентябре, земной шар будет вот где; вы видите, что солнечным лучам нельзя будет уже согревать Россию по-прежнему, они будут падать гораздо косее, отложе; а через шесть месяцев, то есть в декабре, у нас в России будет зима, потому что шар земной вот как отклонится от солнца, и его лучи едва-едва будут по нём скользить на том месте, где воткнута булавка, то есть, где лежит на большом пространстве наша Русская земля. Поняли ли вы меня?
- Постой, постой, дяденька, - сказал Степаша, - как же так?.. Расскажи ещё, я сразу не пойму.
Не теряя терпенья, Михаил Васильевич ещё раз слово в слово повторил своё истолкование и убедился, что мальчики наконец поняли действительно.
- Вот оно что! - сказал Никитка. - Правда, что зимою солнце совсем мало греет; да его мало и видно: чуть выглянет, смотришь, ау, оно уж и закатилось.
- На это я тебе скажу, друг, что солнце стоит неподвижно, а это земля около него ходит. У неё два движенья: одно суточное, другое годовое. От годового бывает, как я вам показывал, лето и зима, а от суточного - вот смотрите я вам покажу и растолкую... от суточного земля вертится, как колесо, вот так...
Он поспешил показать, как шар земной сам на оси поворачивается.
- Когда эта сторона обращена к солнцу, для неё день, а когда она повернётся от него в другую сторону, у неё ночь. Например, мы живём вот тут, - указал Михаил Васильевич и снова воткнул в шарик булавку. - Пока эта сторона земли освещёна солнцем, у нас день; а земля повернулась, и солнца более не видать, нам и кажется, что оно закатилось, тогда у нас ночь.
- А разве солнце не садится? - спросил опять Антип. - А как же так, завсегда даже видно, с высокой-то горы, как оно-таки прямо за Волгу опускается, точно как ядро красное.
- Это тебе кажется, друг, что оно опускается, а опускается-то земля; то есть она всё повёртывается безостановочно, плавно и ровно, так, что мы, люди, этого движения совсем не замечаем и только посредством науки узнали, как так земля около солнца ходит? Понимаете ли вы все, что я вам толкую?
- Можно понять, отчего же не понять! - говорили мальчики.
- А вот как же, мы на шару живём, и ночью-то головой вниз, значит, поворачиваемся, а всё не валимся? - спросил Кондратий. Земля повернулась книзу, значит и нам бы надо валиться книзу.
- То-то, друг, что дела Божии не то, что дела рук человеческих. С земли, что ни брось, днём ли, ночью, всё равно, а земля всё опять к себе тянет невидимою, притягивающею силою. Брось камень вверх, он шибко полетит, а потом опять воротится к земле.
- Дяденька, - спросил Степаша, продолжая разглядывать планетную систему, - а что же это за ядрышки? - указывая на другие планеты.
- Это такие же ядра, или шары, как земля. Вот этот первый Меркурий, второй Венера, а там земля, а после неё Марс, Юпитер, Сатурн, Уран и Нептун. Наука дошла до того, что наверно высчитывает, как они около солнца ходят...
- Да где же они? - спросил Леонтий. - Ведь это игрушка; а в небеси, кроме солнца, ничего не видать.
- Их днём не видать; они от земли слишком далеко, а ночью они светятся и горят, как звёзды.
- Ах, ты Господи! Да от чего же они горят, когда они то же, что земля? - спросил Антип.
- Они светятся, и светятся потому, что на них упадает солнечный свет из-за нашей земли. Вот видали ль вы, когда нам кажется, что солнце совсем ушло за Волгу, уж около нас ни одного луча не видишь, а крест на колокольне всё ещё светится и точно горит? От того, что он высоко; так и с планетами: у нас уж ночь, темно, а на них солнце издали светит.
Всё это истолкование Михаил Васильевич дополнял при помощи свечки, которая у него на столе горела и заменяла солнце; а земной шар представлял большой круглый клубок ниток, который он проткнул, для большей ясности, костяной палочкой из своего ящика с красками, и на ней клубок поворачивал.
- Дяденька, а вот это какое ядрышко? - спросил опять Степаша, указывая на луну, которая на тоненькой проволоке прикреплена была к земле.
- Это месяц; он ходит вокруг земли, как земля ходит вокруг солнца. Месяц также от того только светит, что его освещают солнечные лучи.
- Что же, дедушка, - спросил Антип, - стало быть, это всё большущие земли, и там живут люди?
- Ну, живут ли ещё там люди, это Бог ведает. О сию пору учёные могли только узнать наверно, что эти светила, огромные ядра, как их назвал очень хорошо Степаша, ходят всегда одним и тем же путём; но какие они собственно? Есть ли на них моря, люди, горы, леса? -  Этого никто досмотреться не мог. Через увеличительные стёкла, вставленные в особенные инструменты, которые называют телескопами, можно смотреть на луну, когда видна первая её четверть, и тогда совершенно ясно видно, что на ней есть горы, и горы эти точно меловые, такие ослепительно белые. Я сам несколько раз смотрел в телескоп, и много, много дивился... чему бы вы думали?
- А чему бы, в самом деле? - спросил Степаша.
- Тому, главное, что человек дошёл же до того, что через телескоп он смотрит на месяц, и точно месяц к нему ближе вдруг спустится: настолько ближе, что легко можно его разглядывать, точно он близёхонько плывёт.
- И горы-то на нём высокие? - спросил Кондратий.
- А так вот гребешками и стоят, и тень от них так и видно, как ложится. А сами-то они, точно из самого чистого алебастру. Вы знаете, что такое алебастр?
- Знаем, вот здесь, недалеко, его ломают; это такой мягкий, белый камень.
- Ну, а земля там на месяце - такая же чёрная, как у нас?
- Нет, там все одного белого, как мел, цвета; и как кажется - там никто не живёт и ничто не растёт. Я вам сказывал, что около земли, на большое пространство, есть воздух. Люди, звери и птицы им дышат, растения и цветы также нуждаются в воздухе, чтобы расти; ну, около месяца воздуха, кажется, совсем нет, и никакого следа жизни также не видать.
- Ведь, поди, чего только на свете нет? - сказал, покачивая головою, Степаша.
- И замечайте, дети: ну, что человек перед этим громадным миром? Почти что не больше червяка; а так как Бог вдохнул в него дух разума, только один человек понял, почувствовал, что должен же быть Творец и Бог, всё создавший; только один человек пожелал изучить, как так сложилась земля, как всё на ней живёт и движется, от земли человек поднял глаза к небесам, к солнцу и к звёздам, и увидел, что всё в мире одно с другим связано и так премудро, так крепко, неизменно, что он поневоле пал на колени перед невидимым Богом и стал ему поклоняться и славить Святое и Великое Имя Творца вселенной.
- Уж и действительно, - заметил Антипка, - никакая тварь Бога не знает.
- На что лошадь, собака - умные твари, а всё же с самого сотворения мира они то же, что и прежде были - и ничего даже для себя собственно лучшего не придумали, ни о чём не рассудили, ничего не устроили.
- А человек что? - спросил Федя.
- Как, что человек? Разве я вам не рассказываю, чего он не доискался? Я всё говорю наглядно, просто; а ведь учёные-то - чтобы не сказки сказывать, а правду - всему приискивают верные доказательства. Например, они говорят, что земля вокруг солнца ходит, так наукою-то своею они это выводят так верно, как дважды два четыре. Они вперёд говорят, вот завтра в таком часу начнётся день, а через неделю - в таком; примерно возьмём так: в котором часу закатится солнце в Успеньев день? Они так высчитывают, что ни одной минуточкой не ошибутся. Поэтому я вам-то рассказываю, что доказано и верно.
- Дяденька, - спросил Степаша, - и все-то звёзды, всё равно, что земля?
- Нет, друг, наука разделяет звёзды на движущиеся и на неподвижные. Движущиеся или, как их называют, планеты, именно те светила, которых путь, или течение, или ход, как хотите, известен - так верно, что всякий учёный может сказать: «Вот в такой-то день эта звезда будет на этом месте».
- И так-таки, на это самое место она и придёт? - спросил, покачивая головой, Кондратий. - Поди, какая хитрая штука эта наука!
- Не хитрая, друг, а мудрая; и мудрая потому собственно, что всё в ней просто, ясно, безо всякой хитрости или лукавства, то есть безо всякой лжи. Кроме планет или вот этих шаров, которые по величине занимают главные места в небесном пространстве, оно наполнено неисчислимым множеством светил других родов и свойств. Есть тьма звёзд неподвижных. Есть звёзды с огненными хвостами. Слыхали ль вы про таких?
- Как не слыхать! Мы даже видали, - отвечал Никитка, старший из мальчиков. - Вот как была война, тому никак годов пять - ведь какая явилась страшная звезда. И хвост у неё был дугой, точно из огненных перьев; только она не летала, она чуть-чуть поднималась и никак с месяц и больше, всякий день была видна, только всё пониже, всё пониже, пока за горами не пропала.
- Что же было в ней страшного? - спросил учитель.
- Ну, кабы она упала на землю, да её зажгла?
- Видишь, что придумал, а, по-моему, она была красавица из красавиц.
- Так ты её видел, дедушка?
- Целыми часами я с неё глаз не сводил, бывало - выйду на улицу, да пойду на набережную. В Петербурге большая есть река, прозывается Нева, вот как Волга. И сяду я на каменную лавочку на Неве, и гляжу не нагляжусь на чудную эту комету.
- Как её прозывали? - спросил Федя.
- Все звёзды с огненными хвостами называются кометами. В старые годы, когда наукам мало кто учился, с появлением кометы люди пугались, предсказывали разные несчастья, невзгоды; а теперь очень хорошо знают, что кометы  - блуждающие светила, которые в числе миллиона других совершают свой путь в небесном пространстве. Только эти светила летят неимоверно быстро против всех других.
- Как так? Вот та, что я видел, точно на одном месте стояла.
- Тебе это так казалось, друг. Она так далеко летит от нас, так высоко, что нам нельзя и замечать скорости её движения. Посмотри, когда пароход или расшива на всех парусах идут по Волге: издали нам кажется, что они чуть-чуть подвигаются вперёд, иногда в полчаса они едва-едва подойдут, а здесь разве далеко видно? Может быть, всего вёрст десять будет! Комета же летит так далеко, несколько сот тысяч вёрст от нас. Её видно потому только, что в ней такой великолепный свет. Бывали такие кометы, что даже днём, при солнечном сиянии, их можно было разглядеть на небе.
- Да вот, хошь бы месяц, его зачастую и днём видно; только днём-то он совсем белый, как облачко, а света никакого не даёт.
- В нём свет, что днём, что ночью, всё тот же; только днём при свете солнца он пропадает. Разведите на дворе огонь днём, и его чуть будет видно, тогда как ночью огонь виден очень, очень издалека.
- Правда, совершенная правда, - заметил Степаша. - Ты говоришь, дяденька, сущую правду, - повторил он, по минутном молчании. - Днём уж какой от огня свет.
- Да не пора ли вам, ребята, спать? - спросил Михаил Васильевич детей. - Ведь уж становится поздно, это за бурей-то вечера не видать; сегодня с обеда темно.
- Мы спать не хотим, мы всё бы слушали, - сказал Кондратий. Он взял со стола планетную систему и стал её рассматривать со вниманием.
- И все эти шары круглые, и земля тоже круглая; да кто же её знает, что она круглая? - сказал Степаша.
- А вот я тебе сейчас расскажу, почему знают, что земля круглая. Возьмём хоть бы Волгу: если глядеть вдоль по реке, можно видеть за 20 или 25 вёрст. Не великое ещё расстояние; но между тем, если издали покажется пароход, что прежде всего видно? Дым. А там мачты и труба, а уж гораздо после самый пароход. Точно так же и расшиву, прежде видны её мачты, паруса, а уже там самое судно. Это доказывает, что хотя мы глазами и не можем видеть, что на воде есть выпуклость, но всё-таки должны в том удостовериться, потому что доказательства верны, как дважды два четыре. Ещё замечали ль вы, ребята, что горы всегда издали видны! Хотя бы под горой был целый город, всё же гору гораздо прежде увидишь. А что земля кругла, как шар, это доказали лучше всего путешественники и мореходцы. Они отправлялись когда по земле, на лошадях, когда по морю на кораблях, и всё ехали прямой дорогой, например, отсюда, - продолжал Михаил Васильевич, указывая на клубок ниток, проткнутый костяной палочкой, - и всё ехали, и всё ехали, и наконец, приезжали на первое место.
- Эко диво! - сказал Степаша. - А долго ли они так объезжали всю-то землю?
- В старые годы, когда ещё пароходы не ходили, кругосветные путешествия были трудные и длинные предприятия. Парусный корабль против ветра не всегда может идти, да и без ветра будет стоять на одном месте, поэтому мореходцу приходилось выжидать благоприятной погоды, так уж какая тут могла быть скорость!.. Ну, а с пароходами совсем другое дело: дуй ветер, откуда хочет, а он всё себе идёт, да идёт. Разве только с бурею не всегда легко справиться, но и тут искусство мореплавателей - великое дело. Опять-таки можно подивиться, как человек, который перед всею-то вселенной, как капля в море, а между тем, он и корабль выстроил, и придумал машину, с помощью которой корабль его идёт против больших и страшных волн, и этот же маленький человек управляет своим чудным пароходом, когда буря его ломает и бросает, как щепочку. Хороший моряк справится и тут, и тут докажет, что человека Бог создал на великие дела.
В эту минуту Степаша обратил своё внимание на земной глобус и спросил:
- А это земля, что ли?
- Земля; но я в другой раз расскажу вам о ней кое-какие подробности. Теперь пора спать; как-то вы до своих изб доберётесь? Ведь, поди, как размыло дорогу.

Дети все собрались и по одному вышли на улицу. Погода не унималась, холод был как в сентябре; ветром так и ломило. Волны с шумом бились о берег и размывали его всё больше и больше.
Михаил Васильевич, провожая ребят за двери, видел, с каким хохотом, подобрав портчишки, кафтаны и полушубки, почти до живота, они перебирались по скользкому скату и, хватаясь друг за друга, не только не помогали один другому, но ещё как будто нарочно более мешали идти; и весело ему было, что бойкая эта компания так неприхотлива и так шутя переносит все тягости нашей суровой русской погоды.
Когда человек умеет справляться со всеми его окружающими невзгодами, он сам себе господин. Он весел и здоров. И конечно, богатырь тот, кому всё нипочём: и грязь, и слякоть, и холод, и ветер.
Прежде чем лечь спать Михаил Васильевич, по своему обещанию, стал рядом со Степашей и начал было молитву Господню, когда мальчик, приподнявшись на обе коленки, прервал его:
- Постой, дяденька, постой маленько, дай прежде три земные поклона положить... Видишь, что стою... Слава тебе, Господи! - он усердно кланялся и крестился.
И Михаил Васильевич, видя восторженную радость мальчика, сам крестился и кланялся до земли, повторяя за ним:
- Слава тебе, Господи, слава тебе, Господи, слава тебе, Господи!
Потом они прочитали вместе «Отче наш», и Михаил Васильевич прибавил ещё к своей обыкновенной молитве:
- Помилуй, Господи, всех плавающих и путешествующих, и пошли им ангела-хранителя!
Потом они простились и легли. Но не спалось Михаилу Васильевичу, буря крепко его беспокоила, - она не только не утихала, но всё становилась страшнее.
Под самым селом Волга поворачивает вправо и образует маленький залив, в котором прибой волн так был силён, что нанёс и лодки, и доски, и большие брёвна, и огромные пни. Их так и валило друг на друга.
Лодку с горшками, с которой кричали и просили помощи, течением и ветром также прибило к берегу, но к счастью, что стоящая на трёх якорях огромная коноводная машина загородила собою силу ветра, и бедное судёнышко с горшками кое-как добралось до берега и кинуло якорь у самой горы. А судохозяева, успокоившись за свой груз, преспокойно завалились спать. Их лодка была в безопасности, они это знали, и потому не о чем было и тревожиться.
Михаил Васильевич слишком тридцать пять лет не видал Волги и родимых берегов. Он и забыл, какие бывают бури; поэтому его добрая, кроткая душа волновалась и заботилась; и всё-то ему мерещилось, что его зовут, что нельзя же лежать на боку, когда, может быть, людям нужна его помощь, когда, может быть, кто-нибудь и погибает.
Он забывал, что в такую погоду, когда ветер так силён, нет никакой возможности подняться против него в плохой лодке, как они почти все у рыбаков и крестьян, и поэтому тут делать нечего, а надо сидеть и терпеливо выжидать, чтобы буря утихла.
Наши приволжские крестьяне так к этим бурям привыкли, что и не обращают на них внимания; они приговаривают: «Народу мало тонет, слава Богу», и не думают даже, как бы улучшить свои незатейные, да и ненадёжные судёнышки, живут себе день за день; поэтому можно предположить наверно, что кроме Михаила Васильевича все крепко спали в селе, и что тосковало только и тревожилось его доброе и тёплое сердце.
К рассвету стало чуть-чуть потише, дождь прошёл, кое-где показались на небе светлые пятна вместо сплошного бурого неба; видно было, как густые тучи бежали, ветер был тише, и белая пена, поднятая волнами, расплывалась круглыми узорами по всей реке.

© Copyright: Библио-Бюро Стрижева-Бирюковой, 2017