Так звали в Северо-Западной армии добровольца графа Шувалова, вошедшего в 1919 году в состав Талабского полка. Стрелки промеж себя называли его “наш Павлик”. Павликом Шуваловым он остался и поныне в памяти всех немногих офицеров, жизнь которых пощадила судьба во дни легендарного похода на Петроград.

В этом уменьшении имени совсем не было оттенка фамильярности или развязности: были любовь, привязанность и немножко неуклюжая, но очень теплая русская ласка.

Все, кто только ни встречался с Павликом Шуваловым, все добровольно и легко пленялись обаянием его аристократической простоты, его здоровой и беззлобной веселости, непринужденному чувству товарищества и быстрой способности к дружеской услуге.

В Северо-Западной армии никого нельзя было удивить храбростью, да, впрочем, об этом достоинстве никогда и не заходила речь. В бою берегли друг друга. Но особенным вниманием и с тревогою следили за Павликом Шуваловым, потому что он еще до наступления на Петроград потерял ногу и ходил с протезом.

Около графа Шувалова всегда безотлучно находился другой Шувалов, просто Шувалов, преданный Павлику с каким-то безграничным, собачьим обожанием. Во время атаки он ходил как тень рядом с графом и, если случалось, что у графа Павлика Шувалова заскакивал протез, то Шувалов-стрелок нагибался и выпрямлял его. Боязнь смерти была совершенно чужда Павлику. С обычной безпечной и прекрасной улыбкой он говорил иногда:

– Одного бы я не хотел: это, чтобы меня ранило в живот. Противно.

Недобрая судьба точно подслушала его: он умер от смертельного ранения в полость живота.

Шел ночной бой в окрестностях Царского Села. Большевики стреляли из тяжелых орудий с бронепоезда “Ленин” и с Гатчинского шоссе. Павлик Шувалов вместе со своим преданным стрелком Шуваловым тянули пулемет, с трудом опозноваясь в ночном мраке, изредка озаряемом дальними взрывами снарядов. И вдруг, в самой середине Талабского полка оглушительно грохнула бомба, сотрясая землю. Смутный говор пошел по рядам стрелков и офицеров: “нашего Павлика ранило… Павлика Шувалова убило…”

Командир полка генерал Пермикин, только что нынешним утром назначивший графа Шувалова своим адьютантом, поспешил к месту взрыва. При свете ручного фонаря он стал приглядываться.

Но в эту секунду ослепительный луч вражьего прожектора набрел на место катастрофы и, ярко осветив его, остановился.
Стрелок Шувалов лежал ничком на земле недвижно и беззвучно. Павлик Шувалов лежал на спине и тихо сдержанно стонал. Пермикин нагнулся к нему. Слабая мученическая улыбка показалась на бледных устах Павлика.

– Конец, – прошептал он, – в живот… умираю.
Пермикин старался его ободрить.

– К чему отчаиваться, граф Павлик? И не такие еще раны заживают. Даст Бог поправитесь…

Павлик слегка покачал головой: – я не боюсь. Была бы спасена Россия… – простонал он, – а у меня к вам, ваше превосходительство, покорнейшая просьба.

– Ради Бога. Пожалуйста. Все, что могу.

– Умоляю вас, отойдите от меня подальше. Их артиллерия сюда пристрелилась.

Пермикин отказался и продолжал стоять над Павликом, ожидая носилок.

Через минуту, точно очнувшись, граф Шувалов сказал еле слышно:

– Ваше пре…ство, разрешите курить.

Генерал вставил в рот папироску и зажег. Сделав одну затяжку, Павлик Шувалов выронил папироску и замолк, лишившись чувств. Вскоре он умер.

Могила его безвестна. Но живым памятником ему осталась незабываемая, теплая, нежная память о нем всех знавших этого прекрасного человека, положившего за други своя и молодую радостную жизнь и чистую душу.

“Была бы спасена Россия!”

А. Куприн

Источник: sluzhbasviaziliv00live.pdf (vk.com)