«Я говорю о самой власти во всей сокровенности ее убеждений, ее нравственного и религиозного кредо, одним словом – во всей сокровенности ее совести. Отвечает ли власть в России всем этим требованиям? Какую веру она исповедует и какому правилу следует? Только намеренно закрывая глаза на очевидность, можно не замечать того, что власть в России – такая, какую ее образовало ее собственное прошедшее своим полным разрывом со страной и ее историческим прошлым, что эта власть не признает и не допускает иного права, кроме своего, что это право – не в обиду будет сказано официальной формуле – исходит не от Бога, а от материальной силы самой власти, и что это сила узаконена в ее глазах уверенностью в превосходстве своей весьма спорной просвещенности… Одним словом, власть в России на деле безбожна, ибо неминуемо становишься безбожным, если не признаешь существование Живого Непреложного Закона, стоящего выше нашего мнимого права, которое по большей части есть не что иное, как скрытый произвол. В особенности грустно и безнадежно в настоящем положении то, что у нас все привилегированное и официальное общество, благодаря направлению, усвоенному им в течении нескольких поколений, не имеет и не может иметь другого катехизиса, кроме катехизиса самой власти… И тем не менее никто лучше меня не осознает того, что мы пройдем через эту фазу, - мы обязаны через нее пройти, чтобы понести в пути все наказания, столь нами заслуженные» (А.Д.Блудовой 28.09.1857 г.)

Задавать в Самодержавной России середины ХIХ века вопрос, какую веру власть исповедует, это, на самом деле, выдает в поэте и дипломате Тютчеве недюжинного общественного мыслителя, имеющего глубокий религиозный взгляд на все, в том числе на природу власти. И сегодня многие в России скажут, что они православные, но дело-то в другом, - каково наше личное православие и православие ли это на самом деле? Православие – это не материальная сила или право, а Любовь. Любим ли мы Живого Бога, исполняем ли Закон Божий – вот в чем суть. Божьи ли мы или только прикрываемся Богом, и продолжаем творить свое самовластье? Это принципиальный вопрос. Если небожие под видом «божиего» творит вопреки Богу, если оно на деле не признает Закона от Бога, стоящего выше всяких человеческих конституций и прав, то любая власть в любой стране, в том числе и в России, безбожна по факту. А раз так, то 1917 год в России был неизбежен и подготовлен этой самым безбожием. За небожие надо отвечать перед Богом. Как это странно не покажется, и в любой области человеческой деятельности суть одна, не исключая поэзию - если творец сапог или стихов не признает авторитета Божией Власти, то ничего такого особенного он в жизни не совершит и не напишет, он живет впустую, хоть бы он был богат или известен среди людей.

Тютчева больше всего волнует позиция официальной России, так как известно из  русской народной мудрости, что «рыба гниет с головы». Поэтому поэт той же Блудовой пишет: «Если бы дух… мог каким-либо чудом переселиться во всех нас, сделаться душой власти, администрации, высших классов, - одним словом, всей официальной России, - тогда, быть может, нам и удалось бы спастись, то есть Святая Русь могла бы осуществить преобразования, ставшие неизбежными, не проходя через все испытания, столь ею заслуженные…».

И тут мы сталкиваемся с очень интересным представлением Святой Руси Тютчевым! Обычно пишут и говорят, и мы не без того же, что Святая Русь – эта Русь если не идеализированная, то уж во всяком случае та самая Русь, Которая не причастна греху. Но, право, так ли это? Конечно, Русь там, на небесах, такова и есть – ничто  из порочного не входит в Царство Небесное. Однако же Бог не зрит на национальность или государственность, а то, что исходит из сердца человека. Просто число вошедших в небесные обители из Русской Православной Церкви весьма и весьма велико. Суть в другом, а именно: без порока может быть только одна Греко-Российская Соборная Апостольская Святая Церковь, как Тело Христово. Об этом еще говорил преподобный Серафим Саровский.  Глава Церкви – Христос – Он непорочен и то, что Его Церковь содержит нерушимо и свято, без всяких искажений. Ведь Церковь Бог основал на Самом Себе и Святых Апостолах. Поэтому Тютчев, говоря о Святой Руси, имеет ввиду не некую Русь в идеале, а именно Святую Праведную Русь борющуюся со злобой духов поднебесных. Кто против зла, тот в святых рядах! Вот как понимает поэт Тютчев Святую Русь и такое понимание очень важно! В самом деле, при земной жизни святых подвижников Церкви им не молились и не писали с них икон. Но, тем не менее, все чувствовали – это избранники Божии, сумевшие попрать грех и смерть силой Иисуса Христа, Главы Церкви. Поэтому шли к ним, просили у них помощи и т.д.. Но также и со Святой Русью! Почему то, что несомненно в отношении людей, не может быть в отношении государств и целых сообществ!?.. Где в Англии или Франции борьба Православия против тьмы и злобы, если в них Православие не доминирует, а если не доминирует, то где же и какое христианство у англичан или французов и христианство ли это вообще? Иное дело в России, где Вселенское Непорочное Православие нашло в сердцах сочувственный отклик и стало жить и управлять людьми. Принявший Православие и Святое Крещение в Нем, исполняющий обеты Крещения, кающийся в совершенных отступлениях от того, что людям заповедал Глава Православия – Христос, тот и свят и составляет Святую Русь. Все просто, если не лукавить и смотреть на все прямодушно. Поэтому-то, и пусть на нас за это не обидятся ни в Англии, ни во Франции, ни, к примеру, в Панаме, у них есть угодившие люди Богу, но Святой Англии, Святой Франции и Святой Панамы пока еще нет и нет именно в виду того, что они поставили сами себя вне Вселенского Православия. А то доходит до того, что Православие олицетворяется напрямую с Россией, мол, это русское какое-то чудачество и изобретение… Отчасти это может быть и лестно, но именно отчасти, потому что Вселенское Православие в лице Христа и Его Церкви избрало всех для спасения, да не все откликнулись, а Русь приняла Православие как наиболее благодатное и без всякого порока Апостольское Христианство со всеми вытекающими отсюда последствиями, в том числе и такими, что за такой подвиг именно славянский русский народ подвергается великим нападкам со стороны тех, для кого что христианство, что нехристианство, лишь бы им жилось по своим установленным правам и самовластью.

Нам тут же скажут, постойте, как же, вы что утверждаете, что Русская Церковь свята, но там такое творится, пусть даже есть Святая Русь, да и Церковь пусть Святая, но только не на земле… А мы не согласимся с ними и ответим так, что, да, во Вселенской Земной Воинствующей (не на людей и государства, а на грех и злобу бесовскую) Церкви немало недостатков, что не может не печалить. Но Земная Вселенская Православная и Греко-Российская Церковь, прежде всего, – это все-таки одна такая Чудотворная Святая Лечебница. А в Лечебнице не летают на крыльях или благодушествуют, а посредством Святых Церковных Таинств излечиваются самые отъявленные грешники. Значит, не смотря ни на что, Церковь Свята и Действующий в Ней Бог Свят! Иначе бы грешники оставались без помощи и погибали безвозвратно. И вот эта Святая Церковь, Которую составляют кающиеся грешники в России и возглавляет Сам Христос с Небесными Силами и сонмом святых и есть Святая Русь! А вне Церкви и Святости вообще ничего нет достойного внимания, хоть бы и называлось как угодно – «православным», «русским» и прочим. И в Панаме если есть Святое Вселенское Православие и Его подвижники, то они и составляют Святую Панаму, а не просто какую-то часть земли с населением, расположенным возле прорытого панамцами канала, официально и в обиходе называемого Панамой. Просто Панама пройдет, а Святая Панама вознесется к Богу. Что тут неосуществимого и неясного? По Тютчеву существует «мир русско-византийский, в котором жизнь и богослужение одно»! А это и есть мир святой! Именно этот мир и рождает святых угодников, например, юродивых ради Христа, которых Запад вообще не знает и все из-за того, что Запад – это иной мир, в котором жизнь – одно, а богослужение другое. Что труднее? С точки зрения человеческого неверия совмещение жизни и богослужения практически невозможное дело и даже есть сумасшествие. Но без того, чтобы жить и не служить Богу, не будет спасения. Тут Божья помощь, тут «невозможное человекам возможно Богу». Встанешь на путь жизни, как богослужения, и будешь жить, каким бы странным для остального мира не представлялось личное спасение человека в Боге! Ибо кто может сказать, что он знает Бога и дела Его в отношении человека?! Таким образом, Вселенская Церковь – это не сколько организация (хотя, несомненно, установлена Богом), учение (хотя Христос – наш Учитель и Пастырь) и вообще нечто давлеющее над человеком (как, например, государство), но ОСОБЫЙ МИР ВСЕЛЕНСКОЙ ЛЮБВИ не от мира сего преходящего и тленного.

Тютчев замечает, что «великие кары наступают обычно не тогда, когда беззаконие доведено до предела, когда оно царствует и управляет во всеоружии силы и бесстыдства. Нет, взрыв разражается по большей части при первой робкой попытке возврата к добру…». И это вполне понятно, ибо Господь попускает развиться нечестию до конца, предав его самоунижению и самоуничтожению, и лишь потом следует заслуженное возмездие. При этом если и погибнет праведник, то получит небесный венец, а все нечестивцы осудятся. «Есть ужасные годины в существовании человеческом... пережить все, чем мы жили - жили в продолжение целых двенадцати лет... Что обыкновеннее этой судьбы - и что ужаснее? Все пережить и все-таки жить... Есть слова, которые мы всю нашу жизнь употребляем, не понимая... и вдруг поймем... и в одном слове, как в провале, как в пропасти, все обрушится… В несчастии сердце верит, т. е. понимает. …После нее я более всего любил в мире: отечество и поэзию... Не вы ли сказали где-то: в жизни много прекрасного и кроме счастия. В этом слове есть целая религия, целое откровение... но ужасно, несказанно ужасно для бедного человеческого сердца отречься навсегда от счастия. Простите. Вера моя не обманет меня» (Жуковскому В. А., 6/18 октября 1838 г. Турин).

А ведь весьма многие видели в человеке Тютчеве только любимца и острослова, обладателя умного и меткого слова, совсем не понимая его гения… На самом же деле, как писал сам поэт: «Вопреки моей кажущейся общительности, я всегда ощущаю себя чрезвычайно одиноким, выбитым из колеи и внутренне оцепеневшим…» (5/17.07.1859). Разве не ясно из одного этого признания, что христианская гениальность связана с великими переживаниями и муками, великой верой и жертвенностью по образу Спасителя Христа, все претерпевшего ради спасения человека. В гении обычно ищут сверхсущественного и блистающего, но мало кого интересует, как скромно и постепенно возрастают в том же гении великие духовные дары. На первых порах ничего особенного вообще не проявляется, а впоследствии обладатель духовных даров всеми силами старается скрыть их от досужего внимания мира, ибо он отвечает за правильность их употребления перед Богом. И далеко не все из того, что принадлежит гению во Христе становится известным людям для их же пользы. Не часто приходит Божие приметным образом, так чтобы люди, увидев божественного гения в миру или даже в монастыре, сказали: «Ну, вот же Оно и есть!» Чаще-то всего Божиих людей преследуют и гонят, так что этого, например, не избежал и преподобный Серафим Саровский от своей же братии, поэтому и показал Нетварной Свет, пребывающий в нем, то есть то же Царство Божие (!), одному служке Божией Матери и ему – Мотовилову Н.А. в лесу на поляне. Однако же Господь не мог и оставить в неведении людей относительно определения, кто есть кто, предупредив, что человек, как дерево, распознается, добрый он или злой, по плодам его. «Путь один. И Истина одна, едина. «Аз есмь Путь и Истина и Жизнь», - сказал Христос (Ин. 14, 6). Но эмпирический, опытный путь, - а он один только раскрывает Истину и удостоверяет нас в ней, — хотя и один, но имеет не один подход даже для находящих его. А найти его, кстати сказать (не идти, а только найти путь), и то трудно. Тесны врата и узок путь, ведущие в жизнь, и НЕМНОГИЕ находят их (Мф. 7, 14), говорится в Евангелии» - над этими слова епископа Варнавы (Беляева) следовало бы крепко поразмыслить, как тем, кто ищет легких или облегченных путей в христианстве, так и тем, кто в безумном ослеплении берется судить христиан, в том числе гениальных во Христе, за их ошибки, падения и образ жизни.

О лично пережитом и сверхмучительном поэт, никого не стесняясь, пишет так:

И вот уж год, без жалоб, без упреку,

Утратив все, приветствуя судьбу…

Быть до конца так страшно одиноку,

Как будто одинок в своем гробу

…………………………………………

О, Господи!.. и это пережить…

И сердце на клочки не разорвалось…

…………………………………………….

Не жить, не чувствовать – удел завидный…

Отрадно спать, отрадней камнем быть

……………………………………………

Увы, что нашего незнанья

И беспомощней и грустней?

……………………………….

О, как убийственно мы любим,

Как в буйной слепоте страстей

Мы то всего вернее губим,

Что сердцу нашему милей!

Но почему так в душе, когда вокруг

                        Сияет солнце, воды блещут,

                        На всем улыбка, жизнь во всем

Тютчев не просто мыслит, он мыслит по-христиански, задаваясь следующим вопросом

                        Откуда, как разлад возник?

                        И отчего же в общем хоре

                        Душа не то поет, что море,

                        И ропщет мыслящий тростник?

И сам же отвечает на все недоумения – просто и гениально! В самом деле, только односторонний фанатик не видит в окружающем и падшем в грех мире разлад между добром и злом, светом и тьмой; между тем, что мыслит человек и что делает: наконец, между жизнью и смертью. Нормальным такой разлад признать нельзя, ибо разлад в мыслях приводит к разладу в действиях: так совершаются преступления – убийства, ложь, клевета, неправый суд, прелюбодеяния и прочие грехи. Между тем, жизнь не может не представлять из себя некого единого хора, прославляющего благость и милость Божии. Что такое Божие Творенье, как не то, что описывает поэт Тютчев:

                           Невозмутимый строй во всем,

                           Созвучье полное в природе, -

                           Лишь в нашей призрачной свободе

                           Разлад мы с нею сознаем

Итак, налицо разлад и противоречия между природой и человеком. Отчего же? Разве не из одних элементов стихий сложены и природа, и человек? Разве не в так называемой природе человек рождается и умирает? Так-то оно так, но суть такова, что безгласная природа вне добра и зла, а человек грешен. Вслед за отпадением человека от Бога меняется и природа, становясь ему не другом и помощником, а скорее противником. Мы это видим на последних природных катаклизмах по всему миру. Безбожники провозгласили лозунг покорения природы человеку, но природа и так покорена человеку определением Божиим. Видимая природа – это зеркало, смотря в которое мы учимся любить Бога и Его мироустройство: «невидимая Божия ...видима суть, самая присносущная сила Его и Божество» (Рим.1:20). Не природу надо покорять, а покоряться, приходить в послушание Богу, и тогда восстановится и равновесие между природой и людьми. Поэтому свобода делать, что хочу, в том числе в отношении к природе, и есть самая настоящая призрачность – ничего не выйдет, а только будет хуже. Задача поэзии как раз и состоит в преодолении этой призрачности и утверждении единства человека с Богом и со всем живым, что борется с грехом и его властью на земле. Иначе нераскаянная душа так и останется в разладе со всем Творением Божиим. И что самое страшное, дело может дойти до прямого ропота, что, мол, Бог виноват во всех несчастиях и в зле мира, а что может быть возмутительнее такого открытого хуления Вечной Радости и Любви?.. Тютчев вполне ненавязчиво и ясно заставляет помыслить каждого, кто в этом заинтересован, в чем же причина того, что чаще всего человек бывает лишен умиления и благодушия, почему вместо единого гимна Творцу всяческих на земле ежедневно происходят миллионы преступлений и мириады зол. А как преодолевается разлад в душе человека, как победить злобу дьявольскую Божиим Добром, об этом настойчиво говорил святой Батюшка Серафим Саровский: «Стяжи дух мирен!» Иначе говоря, потрудись изо всех сил на ниве Божией и спасешься. Но мы же большей частью ленивы и нелюбопытны, научаемся стяжать не духовное, а вещественное, посему, что сеем, то и жнем, в чес сердце наше, в том и пребываем.

Именно по причине нашей внутренней духовной слепоты мы и не видим, и не ощущаем того, о чем так гениально пишут великие поэты:

                                Волны несутся, гремя и сверкая,

                                Чуткие звезды глядят с высоты…

                                …………………………………….

                                И над тусклою землею

                                Небо, полное грозою,

                                Все в зарницах трепетало…

                                ……………………………………

                                Обвеян вещею дремотой,

                                Полураздетый лес грустит…

                                …………………………………….

                                И бездна нам обнажена

                                С своими страхами и мглами

                                И нет преград меж ей и нами –

                                 Вот отчего нам ночь страшна!

                                 ………………………………….

                                 О, бурь заснувших не буди –

                                 Под ними хаос шевелится!

У Божественного пота-гения слова и чувства не просто живут, а шевелятся, сочатся, роятся, они летят в необозримые просторы подобием огненных стрел или дивных птиц, они воистину обладают силой воскресения и восстания из всего мертвого и адского! А все потому, что источник этих дивных слов и чувств - Бог, то самое Таинственное Царство Божие, Которое постепенно, через Церковные Таинства укореняясь внутри человека, и производит высочайшие смыслы и образы всегда разные и неповторимые. Сам поэт Тютчев признается, что «…и вот вследствие этого присущему моему уму свойства охватывать борьбу во всем своем исполинском объеме и развитии, я бываю подчас менее чувствителен к неудачам и бедствиям настоящего момента, хотя временами и удручен печалью и отвращением» (Э.Ф.Тютчевой 9.09.1855). Способность отрешаться от житейского и наносного, чтобы охватывать самое главное – Божественное и делает нас богоподобными в переживаниях, мыслях, а, значит, в словах и чувствах, что не может не остаться незамеченным, как бы при этом не казалось странным для других. Совсем не случайно Спасителя мира волновал вопрос, за Кого принимают Его люди. Даже для Своих учеников Христос был не всегда понятен и лишь с принятием даров Святого Духа они сделались способными проповедовать о Воскресшем Христе и Царстве Небесном по лику земли. Поэтому и творчество великих христианских поэтов Земли Русской есть не что иное, как приношение бескровной жертвы молитв и славословий во славу Бога и Отечества.

Корень всех зол по Тютчеву – «недостаток духовного единства и самосознания». Запад тоже причисляет себя к религиозности, но религиозность Запада, как теперь все более очевидно, основанием имеет не постоянную молитву в немощах – смирении и кротости, а превозношение своим земным положением и якобы преимуществом. Если сегодня большинство западных христиан не носит нательный крест и празднует Пасху, как праздник для детей, то что тут более говорить. Запад одного Христа сделал Страдальцем за всех, а сам всячески исповедует нестрадание и земную мощь. Тютчев справедливо замечает: «Протестантство с его многочисленными разветвлениями, которого едва хватило на три века, умирает от истощения во всех странах, где оно до сих пор господствовало...» Христос есть религия Запада, но не Путь, Истина и Жизнь Запада, как то постоянно подчеркивал Спаситель. Отсюда, кстати, и попытки западных литераторов, искусствоведов и деятелей культуры все поставить на прагматическую, «научную», разумную основу и попытаться найти нерелигиозные аргументы в обоснование своей по существу антихристианской деятельности. В этом главном духовном смысле Запад вольно или невольно противостоит Православному Востоку и Его центру – России. «Больше обманывать себя нечего, - писал Тютчев Э.Ф.Тютчевой, - Россия, по всей вероятности, вступит в схватку с целой Европой… Каким образом Империя, которая в течении 40 лет только и делала, что отрекалась от собственных интересов и предавала их ради пользы и охраны интересов чужих, вдруг оказывается перед лицом огромнейшего заговора? Вопреки всему ужасное столкновение должно произойти… Это – вечный антагонизм – Запад и Восток» (8.03.1854). Нередко можно прочитать о якобы идеалистических позициях дипломата Тютчева в политике, но предыдущее высказывание поэта отвергает эту явную ложь. По случаю приема, сделанного султану королевой английской королевой, Тютчев написал: «Христианский король перед всем белым светом/Решил палача христиан наградить»… Великий поэт и дипломат поневоле и в отношении внутренних дел России выступал столь же категорично, объективно и прямо, как того от него требовал христианский долг: «Следовало бы всем, как обществу, так и правительству, постоянно говорить и повторять себе, что судьба России уподобляется кораблю, севшему на мель, который никакими усилиями экипажа не может быть сдвинут с места и лишь только одна приливающая волна народной жизни в состоянии поднять его и пустить в ход». Это и есть свободная волна того самого русско-византийского мира, в котором жизнь и Богослужение слиты нераздельно. «Лучшее доказательство, в какой мы лжи постоянно живем, это то чувство какого-то испуга при виде нашей собственной действительности, проявляющейся нам каждый раз как какое-то привидение... Так и теперь. Вдруг словно гора зашевелится и пойдет... Эта гора - народ русский... И куда тогда деваются все наши теории и соображения? Что, например, значат теперь все наши конституционные попытки в применении к живой действительности? Как убедить народ русский, чтобы он согласился дать себя опутать, в лице своего единственно законного представителя - царя, этою ухищренною паутиною, т. е. обрек себя на умышленную неподвижность, чтобы при каждом живом движении невольно и нечаянно не порвать на себе всей этой ухищренности? - Где место, при настоящем взаимнодействии этих двух величин, конституционным затеям?.. Уж одна эта очевидная невозможность должна бы указать, что наше искомое не там, где его ищут... Что оно внутри, а не извне - дело организма, а не механизма... Так что, в конце концов, вот какою формулою можно пока определить закон нашего будущего развития, нашей единственно возможной конституции - чем народнее самодержавие, тем самодержавнее народ. По моему мнению, вот во имя такого начала и чувства Власть могла бы теперь овладеть сердцами и умами, взять их, так сказать, в свои руки и вести куда ей угодно. С этим знаменем они пошли бы за ней всюду (вот вполне реальная и сегодня и завтра программа выхода из кризисов и тупиков, обретения Властью доверия у народа – прим. авт.). Излишне говорить, что я совсем не стремлюсь для этого превратить Правительство в проповедника, возвести его на кафедру для поучений перед безмолвным собранием. Ему следовало бы внести свой дух, а не свое слово в ту честную пропаганду, которая осуществлялась бы под Его покровительством. И поскольку первым условием успеха при желании убедить людей является умение привлечь внимание слушателей к собственным словам, то, разумеется, для успеха этой спасительной пропаганды необходимо не только не стеснять свободу прений, но, напротив, делать их настолько серьезными и открытыми, насколько позволяют складывающиеся в стране обстоятельства. Ибо надо ли в тысячный раз настаивать на факте, очевидность которого бросается в глаза: в наши дни везде, где свободы прений нет в достаточной мере, нельзя, совсем невозможно достичь чего-либо ни в нравственном, ни в умственном отношении. (Аксакову И. С., 19 апреля 1866 г. Петербург). Спрашивается, есть ли какая идеализация Тютчевым реального положения в человеческом сообществе, когда оно и сегодня расколото по разного рода политическим, экономическим и иным человеческим принципам?

Мы уже писали в книге о Лермонтове и Рубцове изречение поэта с декадентским душком Иосифа Бродского о поэте Рубцове. Стоит и привести, прямо скажем, позорящее Бродского высказывание о поэте Тютчеве, что тот, якобы, «имперские сапоги не просто целовал – он их лобзал». Спросите в простом народе о поэте Бродском, и вы наверняка встретите непонимание и молчание. Вот и весь сказ. Да и вряд ли Бродскому и иным нужно было признание русского народа. Они бы не прочь были просто войти в сонм Великой Поэзии России…

Со стороны, говорят в русском народе, виднее. Поэтому в доказательство приведем следующее высказывание о Тютчеве его жены Эрнестины в письме к брату Карлу Пфеффелю: «Мой муж не может больше жить вне России; величайший интерес его ума и величайшая страсть его души – это следить день за днем, как развертывается духовная работа на родине». Так вот, что волновало, прежде всего, гений Тютчева – духовная работа, а все остальное приложится!