Белыми мы должны остаться до конца, когда бы он не наступил и каким бы он ни был.
Мы, белые, романтики и притом последние.
Когда уходили белые — население подсчитывало, что у него взяли и... негодовало. Когда уходили красные — население подсчитывало, что у него осталось и... старалось быть довольным.
Старая эмиграция должна была использовать свою способность к организации и свое знание обстановки, чтобы помочь эмиграции новой. Этим она выполняла быть может свой последний долг перед Россией.
Нам не надо прощения! Мы ни в чем не виноваты перед Россией, кроме того, что Ей и только Ей одной мы отдали себя.
Одиноки мы, несмотря на ту или иную меру гостеприимства, которое оказали нам приютившие нас страны. В лучшем случае нас не понимают.
Мы должны в случае необходимости, возможно дороже продать свою жизнь и никому не отдать свою честь, раз уж и то, и другое оказалось ненужным России, которой мы, конечно, охотно пожертвовали бы и жизнью, и честью.
Мы должны продолжать борьбу против коммунизма, не защищая ничьих решительно интересов, только во имя нашей белой веры и верности.
К сожалению, я не из железа, но к счастью не из дерева.
Каждый из нас сейчас уже накануне своего некролога... если найдется тот, кто его напишет.
То, что каждый человек "не знает, ни дня, ни часа своего конца" — есть милость Божия. Не изменяется ли это для эмигрантов, для которых знание своего конца было бы руководством для всего остающегося срока их пребывания на земле.
Отбоя не было... борьба продолжается.
Наибольшим мерилом моего воспитания я считаю то, что в момент, когда в тюрьме у немцев, после прогулки по коридору, наблюдающий закрывал за мною двери камеры на замок – я говорил ему: "данке".
Церковь учит нас прощать наших врагов, но не врагов нашей Родины, врагов России.
Козьма Прутков, воображаемый, но один из самых умных русских людей, говорит: "Чувствительный человек подобен сосульке — пригрей его, он и растает".
Вот и мы белые... охотно таем.
Говорят, что генерал Врангель был честолюбив — это верно потому, что он больше всего любил честь.
И Керенскому, и мне в 1917 году было немного более тридцати лет. Оба мы имели высшее образование: он — юридическое, я — военное. Я никогда бы не принял поста министра юстиции — он шел не только на пост военного и морского министра, но и на пост верховного главнокомандующего во время величайшей из войн.
Масштаб русской эмиграции:
"Я знал его очень давно — еще по Петербургу..."
"Я знал его давно, еще в России, в Екатеринодаре, или в Крыму, в 1920 году".
"В сущности говоря я совсем недавно с ним познакомился — это было в Константинополе после эвакуации армии генерала Врангеля"....
Надо ухитриться умереть вовремя.
Совсем не страшно умереть, страшно умирать.
Я хочу напомнить о том участнике Белой Борьбы,
кто свою верность и свои силы отдал Национальной России сорок лет тому назад...
кто свою семью и своих близких бросил на произвол беспощадной революции...
кто жизнь свою положил в основу создания Белого фронта...
кто своею кровью спаял Белые ряды...
кто после трех лет окопов Великой войны пошел добровольно на три года в окопы войны Гражданской...
кто остался верным России и теперь, через сорок лет...
кто остался единственным залогом того, что борьба не кончена...
кто работал против большевиков штыком и теперь продолжает работу идеями...
Я думаю о русском добровольце! О Русском Офицере!
А.А. фон Лампе
Приобрести книгу можно здесь:
http://www.golos-epohi.ru/eshop/catalog/128/15290/ | 
