Обступили нас ужасы брани. На полях Маньчжурии две огромные армии стоят одна пред другою, в зимнюю стужу, в тяжких условиях жизни, готовые ежеминутно ринуться в кровопролитное сражение, которое обещает затмить собою все, что знает история браней. А у берега незамерзающего моря, на самой крайней точке полуденных пределов России, отрезанный от всего мира гарнизон крепости ведет беспримерную геройскую борьбу с сильнейшим врагом, удивляя мир подвигами мужества и чести, и, истекая кровью, просит себе благословения своего Государя на все, что судит Господь: на брань, на подвиги, на муки и смерть... Дальним, кружным путем, на пространстве десятков тысяч верст, прорезая волны чуждых морей, посреди ежеминутных опасностей и предательства, посреди шипящей злобы, готовой на всякое коварство, медленно движется русский флот, направляясь все туда же, на Дальний Восток, к Великому морю-океану, до которого, наконец, в шири и размахе народного гения докатились волны могучей русской государственности, на зависть и страх языческой Японии и ее низкодушных, жадных и завистливых союзников в Европе и Америке. Беспрерывною живою рекою переливаются из внутренней России к дальней Сибири, направляясь на поле брани, полки за полками: то идут в величавом спокойствии и в геройской решимости на подвиги и смерть наши братья, на которых выпал жребий стать в ряды защитников родины. Тысячи их уже положили жизнь свою за отечество и отошли к вечному покою; десятки тысяч томятся больные и раненые. А между тем назревают новые планы войны, во всю ширь развертывается организация русского воинства, нарождаются новые армии, собирается и растет невиданная по численности, грозная русская рать вокруг испытанного трудами бури боевой архистратига нашего воинства...
Мысли и сердца наши прикованы к дальней окраине отечества. И в нынешний день церковно-государственного праздника о ком же думать нам и молиться, о ком, как не о вас, наши доблестные воины, наши мученики и герои, что храните и отстаиваете честь и целость и великое мировое будущее России ценою жертв и страданий?
Но что это мы слышим порою от этих героев, когда они, больные или раневые, возвращаются с поля брани в мирную обстановку жизни внутри России, когда они прислушаются и присмотрятся к тому, что здесь говорят и пишут, чем здесь заняты и интересуются? К стыду нашему, не раз по этому поводу раздавались их горькие сетования вслух всей России, а один из них мягко выразился в печати, что он снова тяжко «ранен на родине»... В самом деле, там, в армии, бодрый труд, жертвы, лишения и, несмотря на них, крепкая и твердая вера в окончательное торжество России; а здесь, в России, – нередко малодушие, уныние, шипящая злобная сплетня, ложные слухи, мелкое и жалкое критиканство действий наших войск со стороны непризнанных главнокомандующих, осуждение армии, ее героев и руководителей. Там, на поле брани, все помыслы, все силы и старания направлены к тому, чтоб увенчать славою начавшуюся вынужденною нашу брань и приготовить отечеству великое будущее; а здесь, – здесь господствуют такие интересы, поднимаются такие счеты, что кажется, будто воюет собственно армия, а не русский народ, не русское государство... Нашли же теперь время спорить о доверии или неверии к силам общественным; удосужились высчитывать обиды прошлого, рассматривать счеты служилого класса и общества; под гром войны вздумали мечтать о внутренних преобразованиях, поднимать с особою невидимою силою вопросы о фондах и жертвах на народное образование... Но самое главное, самое нелепое, позорное и даже преступное во всем этом шуме и смятении – это какое-то дикое непонятное самоуничижение, какая-то фанатическая брань всего своего, родного, милого русского прошлого и настоящаго. В годину войны нашли время вселять в народ презрение к себе, угашать его дух и самосознание, развенчивать его отчизну, за которую он должен сражаться. Воистину, это мог сделать и придумать только враг Росии... И в чем только ни обвинили русский народ?! Во всем он оказался виновным: виновен в том, что в его стране не светит яркое солнце юга; что берега его земли не омывает лазурное море; что на почве его северных полей и лесов не произрастают роскошные плоды тропических стран; что в своей обширнейшей стране не успел он народить густое население; что его история исполнена великих испытаний; что он выступил в истории на 500 лет позже народов Европы, да и занял пустыни, леса и болота, а не насиженные места древней римской культуры, которые достались галлам и германцам; что по этой причине он не успел, не мог развить ни просвещения, ни промышленности, ни богатой торговли, – всего, чем богаты счастливые обитатели счастливых южных приморских и густо населенных стран Европы... Ведь это похоже на то, как если бы Петра Великого обвинять, что он не провел железной дороги от Москвы к Петербургу... Обличения русскому народу льются неудержимым потоком, и дошло до того, что журналисты, поучающие тысячелетний народ, создавший великое государство, вдохновляемые нередко то инородческими вожделениями, то неисцелимым преклонением пред всем иноземным, то увлечением модными последними словами, то жаждой популярности, то просто построчною платою, объявляются ни более, ни менее, как равными древним пророкам, вдохновляемым на слово истины Духом Божиим... Бесспорно, что в среде этих писателей немало людей почтенных, честных и разумных, но и они – все же люди, способные заблуждаться, увлекаться, впадать в односторонность, и сравнивать их с библейскими пророками – не только неправильно, но и прямо кощунственно. Крайность за крайностью, – и в некоторых газетах отечество наше объявлено уже не заслуживающим любви ни со стороны купечества, ни со стороны крестьянства; народ признан несчастнейшим из народов, уже теряющим и чувство патриотизма, идущим в разброде с «постылой» родины, а русские вообще признаны издавна, «со времен Тацита», стоящими ниже всех народов и в умственном, и в нравственном отношениях... Что касается образованного класса, то о нем заявлено, что он возвращается с Запада Европы, «как с богомолия», с чувством благоговения; что дома, в России, ему тесно, душно, безотрадно, что он вместе с народом задавлен, задыхается139...
Дальше идти в самоуничижении уже некуда. Но вместе с тем и больших и убедительнейших свидетельств и доказательств полной неправды таких речей тоже искать нечего: они сами произносят себе приговор и ясно показывают, что перешли грань, за которою начинается уже не разумное слово, правдивое и сдержанное, а сплошная брань и крайность увлечения. Да, в нашей жизни много недостатков, и верно, что война особенно резко и заметно открыла и подчеркнула эти недостатки, но искоренять их нужно не с злорадством и чувством какой-то злобной мести за прошлое, а с любовью и смирением, которое, однако, не исключает в христианине ни сознания собственного достоинства, ни сознания достоинства отечества. Но главное, – ведь всему свое время. Необходимо нам, например, – необходимо, как воздух, просвещение. Но время ли для воззваний о жертвах на это дело, когда пред глазами – ужасы войны, прежде всего требующие напряжения всех сил, всех и всяких жертв? Что бы вы сказали о матросах, которые, видя опасность, грозящую кораблю, стояли бы около подзорных труб, предаваясь изучению астрономии? Астрономия – великая наука, но матросы те – все-таки безумцы. Что бы вы сказали о жильцах дома, которые, видя, что дому грозит опасность пожара, что дым и пламя прорываются в окна и на крышу, продолжали бы читать ученые книги, пополняя свое образование? Образованиe – великое дело, но жильцы те едва ли могут быть признаны людьми здравомыслящими.
Придет желанный час, даст Господь нам мир, – о, если бы это был прочный и долгий и достойный, главное, достойный мир, – и тогда само собою наступит время для новых вопросов внутренней нашей жизни, на которую обратится вся энергия и все силы, что уходят теперь, естественно и необходимо, на внешнюю брань с врагом.
Но и тогда, и теперь злобные хулители России, забросавшее ее печатною грязью, – это клеветники родины, это неблагодарные и неблагородные ее сыны!.. Они хотят оправдать пустоту своих душ и сердец, холодных к родине, тем, что отечество будто бы недостойно их... Нет, наоборот, они недостойны отечества, они, эти жалкие рабы ложно направленного просвещения, взявшие напрокат чужия слова и мысли, эти несчастные духовные безродные, «непомнящие» родства... скитальцы, – иного имени им нет. И слава Господу, что их – ничтожная кучка. Велик коренной русский народ, – не одно крестьянство, нет, – все классы русского народа, которые своими действиями в эту войну показали воочию всю низость той печатной клеветы на Россию, которая нашла себе место в последнее время на страницах некоторых газет.
Это для крестьянства-то стала «постылою» родина, – для крестьянства, давшего из среды своей бестрепетных матросов «Стерегущего» и бессмертной памяти Василия Рябова?! Это крестьянство-то перестало любить «безприютную» отчизну, – то крестьянство, которое дало десятки тысяч героев во всех сражениях?! Это оно теряет патриотизм, – оно, которое в своих представителях в Порт-Артурте удивляет мир чудесами героизма?! А подвиг пастырей на войне? А сестры милосердия, о которых нельзя ни вспомнить, ни говорить без сердечного умиления? А врачи и санитары? А доблестные офицеры армии и флота? А представители общедворянской и общеземской организации помощи больным и раненым? А разве купечество не посылает на войну своих сынов? А разве оно не принесло миллионных жертв на нее?
Стыдитесь, клеветники России! Остановите грязный поток изрыгаемой вами на нее хулы, остановите ваш похоронный лицемерный плач о ней! Она жива, Россия, и жив народ, ее создавший; она не брошена своими детьми, она ими любима и будет любима вовеки; она имеет таких защитников, таких детей, которые с радостью отдадут ей все дорогое, до последней капли крови, до последнего биения сердца, до последнего вздоха жизни.
И страдающая, подавленная нуждою, горем, даже униженная, окруженная злобою врагов и низкою клеветою, – даже побежденная врагом в этой трудной, в сущности колониальной войне, она еще более мила и близка сердцу народному!
Послушаем, как даже иностранцы удивляются несокрушимому патриотизму и твердости духа русских солдат, которые всякую неудачу объясняют одним: «не пришла еще Россия»140. Послушаем, что пишет посетивший на днях нашу страну представитель далекой епископальной церкви из враждебной нам Америки141. Он печатно, во всеуслышанье заявил, что дух христианства всецело проникает русскую жизнь, и что он навеки сохранит самые лучшие воспоминания о русском народе, который поразил его своим высоким христианским настроением.
Послушаем и русских наблюдателей нашего воинства; из них один, которого, судя по прежним его литературным трудам, трудно заподозрить в преувеличении достоинств русского народа, пишет, как бы извиняясь за громкую хвалу ему: «Что я видел, то видел. А насмотрелся я на русскую душу в чистом ее виде. Оторванная войною, подвигом, страданиями, близостью к смерти, сознанием своего подвига, своего достоинства... эта душа являет себя такою милою, такою детски-чистою, такою раскрытою для всего доброго, что не поверить в нее, не полюбить ее – нельзя»142.
А в назидание и поучение в нынешний день, нам хочется предложить один самый простой и естественный вопрос: кто же воспитал эту душу, кто воспитал этих героев, которые во все века русской истории являлись у нас нескудно, которые в войны Отечественную, севастопольскую русско-турецкую и в настоящую русско-японскую снова воскресили в глазах мира былую славу русской отваги, самоотвержения и высокого патриотизма?
Кто воспитал? Школы? Научное знание и просвещение? Народные дома? Театры? Общественные организации? Ничего этого не было в России в течение веков; эти учреждения, на которые возлагаются теперь столь великие надежды, или явились недавно, или только предположены в будущем. Между тем, уже сто лет лучше русские писатели в своих произведениях рисуют нам идеальных людей из простого народа и зовут образованное общество идти и учиться у этого народа смирению, терпению, мужеству, глубокому пониманию христианского духа, бесстрашия пред смертью, способности к подвигу, великодушию, милосердию, любви к отечеству и житейской трезвой мудрости.
Кто же воспитывал наш народ в течение веков?
Одна религия. Вера была его единственною движущею силою; пастыри Церкви были его единственными учителями; храмы – единственными училищами, а богослужение, книга церковная – всею совокупностью его просвещения. Не говорим, что с этим и должны навсегда остаться, а все другое – школы, науку, промышленность и проч. – выбросить вон. Но утверждаем, что святая вера должна остаться главною воспитывающею силою в нашем народе: «Все остальные воспитательные средства, какими располагает общество, лишь распределяют нравственную силу, порождаемую религией, могут ее разумно сберегать и направлять, могут угашать и искажать», но нового источника этой силы создать не могут. «Вне религии у человека нет притока нравственной силы, нет и источника сознательной и добровольной дисциплины. Без религии общество имеет в своем распоряжении только слепую привычку, да чисто принудительную дрессировку. Но оба эти средства способны только некоторое время поддерживать, а не порождать нравственную дисциплину»143. Во всяком случае, они не дадут народу героев на протяжении тысячелетий.
Верою и теперь живет наш народ. Верою и теперь он бодр, силен и смело смотрит в будущее России. Верою он осмыслил настоящую войну, которая для него – продолжение мирового призвания, свыше указанного, борьба христианства и язычества, правды и неправды, Креста и древнего дракона, что символически изображено и на его государственном гербе. Верою он, повторяем, осмыслил великие совершающиеся события, которых никак не уразумеют образованные классы: последние не понимают, зачем эта война, эти жертвы, они унывают и малодушествуют, говорят «о победимости» России, готовы на унизительный мир и вместе с тем требуют побед, – в то время, как народ, сильный верою, которая даст ему равновесие духа и жизни, идет путем, указанным ему Провидением, и близок-близок теперь к тому часу, когда – во гласе ли победы, с громким славословием Господу мира и Богу браней, или, если так судит Бог, и в смирении после неудач войны, после безрадостного мира, – он воспрянет к могучей работе мира, в чаянии великого будущего, которое уготовано ему Провидением.
Сольемся, братие, с этою могучею народною верою и вознесем ныне горячие молитвы о Царе нашем и Его Царствующем Доме, о дорогой нашей родине, о нашем бесконечно дорогом всеросийском христолюбивом и победоносном воинстве! Аминь. |
