Приобрести книгу "Русский национализм и национальное воспитание" в нашем интернет-магазине: http://www.golos-epohi.ru/eshop/catalog/128/15504/
Приступая к изложению предположения, каким должно быть воспитание и образование детей русского народа, я считаю необходимым хотя бы в кратких чертах указать на особенность души русского народа, дабы тем отметить, какие стороны жизни нужно особенно поощрять и развивать в школах для русских людей и какие нужно сдерживать и даже тормозить.
Великим психологом русского народа и историком его душевных качеств является Ф.М. Достоевский, и я с большой охотой буду его цитировать в данном отделе.
Вот что он говорит о душе русского человека: «В русском человеке из простонародья нужно уметь отличать красоту его от наносного варварства. Обстоятельствами всей почти русской истории народ наш до того был предан разврату и до того был развращаем, соблазняем и постоянно мучим, что еще удивительно, как он дожил, сохранив человеческий образ, а не то, что сохранив красоту его. Но он сохранил и красоту своего образа… простодушие и честность, искренность и широкий всеоткрытый ум, чистоту, кротость, незлобие – в противоположность всему измышленному, фальшивому, наносному и рабски заимствованному, – и все это в самом привлекательном, гармоничном соединении…»[1]
Русский народ в своем целом делится на две весьма неравные части: интеллигенцию и простой народ. Я мало ошибусь, если скажу, что количество простого темного народа, та масса, которую мы привыкли называть народ, в десять – двадцать раз превосходит ту частицу, которую составляет интеллигенция, часть народа образованную, просвещенную и пользующуюся благами науки, искусства и благоденствия. Сущность и основу нации дает именно народ, его масса, ибо интеллигенция, или просвещенная часть русского народа, более чем наполовину состоит из инородцев нерусской нации. Поэтому простой народ дает характерные черты, определяющие нацию. И если мы хотим дать большую или меньшую характеристику душевных свойств русской нации, то мы должны иметь в виду именно преимущественно народную массу и только отчасти и с осторожностью – ее интеллигенцию.
«Русская нация – необыкновенное явление, – говорит Ф.М. Достоевский, – в истории всего человечества. Характер русского народа до того не похож на характер всех современных европейских народов, что европейцы до сих пор не понимают его и понимают в нем все обратно. Все европейцы идут к одной и той же цели… Но все разъединяются между собою почвенными интересами, исключительным друг к другу до непримиримости и все более и более расходятся по разным путям. Идея общечеловечности все более и более стирается между ними. В русском характере замечается резкое отличие от европейского, резкая особенность, – в нем по преимуществу выступает способность высоко‑синтетическая, способность всемирности, всечеловечности. В русском человеке нет европейской угловатости, непроницаемости, неподатливости. Он со всеми уживается и во все втягивается. Он сочувствует всему человеческому, без различия нации, крови и почвы. Он находит и немедленно допускает разумность во всем, в чем хоть сколько‑нибудь есть общечеловеческого интереса. У него инстинкт общечеловечности. Он инстинктом угадывает общечеловеческую черту даже в самых резких исключительностях других народов, тотчас же соглашается, примиряет их в своей идее, находит им место в своем умозаключении и нередко открывает точку соединения и примирения в совершенно противоположных, сопернических идеях двух различных европейских наций, – идеях, которые сами собою, у себя дома, еще до сих пор у себя, к несчастью, не находят способа примириться, а может быть, никогда и не примирятся».
Мы должны преклониться пред народом и ждать от него всего: и мысли, и образа; преклониться перед правдой народной и признать ее за правду.
Обращаясь к нашим предкам, скифам, сарматам и славянам, мы видим, что они были воинственны, храбры, бесстрашны и неотразимы, но такими они являлись не в силу алчности и побуждения к грабежу, а просто из молодечества и прирожденной отваги. «Не для добычи и не для власти стремятся они к завоеваниям, – говорит Хомяков[2]. – Не требуют они ни золота, ни земли, ни рабов. Власть их кротка, оброки легки. Они ищут победы не для плодов ее, а для того, чтобы побежденные признали их превосходство в боях. И эту жажду славы, рыцарскую, бескорыстную, встречаем мы при самых первых началах истории в племени, которого грубые нравы не озарились еще ни слабейшим лучом просвещения».
При таком бескорыстном стремлении к победе и славе русский народ обличается вместе с той необыкновенной скрытностью и даже излишней стыдливостью. Он не станет важничать и бахвалиться, а скорее станет себя осуждать. «Мы не отвергаем способности самоосуждения, любим ее и признаем ее за лучшую сторону русской природы. За ее особенность, за то, что ее на Западе нет» (Ф.М. Достоевский). Притом что мы сознаем в себе силу и мощь, у нас нет щепетильности и обидчивости. Мы веруем в силу русского народа не менее, чем кто бы то ни было. Вместе с тем «в Русском человеке видна самая пылкая способность самой здоровой над собой критики, самого трезвого на себя взгляда и отсутствие всякого самовозвышения, вредящего свободе действия».
Русскому чужды насилие, наглость и нахальство. Он долго бывает сдержан и осторожен, но когда он сознает свою силу и решится на действие, то удержу его решимости нет предела. «В лице Петра I мы видим пример того, на что может решиться русский человек, когда он выживет в себе полное убеждение и почувствует, что пора пришла, а в нем самом созрели и сказались новые силы. И страшно, до какой степени свободен духом человек русский, до какой степени сильна его воля!..»
В силу исторических обстоятельств русские намного отстали в своих знаниях от Запада, – в силу тех же обстоятельств русский народ нес великую тяготу рабства. И то и другое поставило русских в фальшивое положение по отношению к иностранцам. Русский как бы стесняется и, с одной стороны, держит себя слишком сдержанно и приниженно, а с другой – боится показаться ниже, чем он есть. Это вынуждает его казаться иным, толкает на лесть и заставляет молчать, когда ему говорят нелестные слова о нем и его Родине.
Нет слов, в это время он сам себя стыдится и осуждает, но у него не хватает силы духа защитить свое личное достоинство и честь своей Родины. Гражданское самосознание и сознание своего достоинства у нас слишком еще низки, что является, естественно, последствием нашего многовекового рабства. Это влечет за собой, естественно, недостаточное уважение в другом человеке человека. Недостаточное исполнение своего долга и даже недостаточное уважение к чужой собственности. Многовековые сатрапы и многовековые рабы дали потомков с атрофированным чувством долга и собственности. Одни потому, что имели рабов, всецело им принадлежавших, другие потому, что были рабами и составляли чужую собственность.
В силу особенности природы русского славянина к широкому человеколюбию и в силу многовекового рабства с его великой физической и душевной тяготой русский народ, живущий своим православием и находящий в его любви и самопожертвовании свое единственное утешение, воспитал в себе чувство беспредельной любви к ближнему и самопожертвованию. На этом основывается его русский мировой дух на освобождение православных братьев славян от турецкого ига.
Сам зная по себе, что значит рабство, он всей душой нес свои копейки и себя самого в жертву для спасения православных рабов в Турции. И не оскорбляли его стамбуловцы, каравеловцы, обреновичи и другие освобожденные от рабства русскою кровью, но оставшиеся рабами и хамами в душе, – ибо русский народ проявил свою любовь и самопожертвование не ради благодарности, а по своему внутреннему православному делу.
По мнению Достоевского, «наш народ тих и разумен». Это значит, что ко всякому жизненному явлению он относится вполне осмысленно, сознательно и с наблюдением; но, познав и усвоив то или другое жизненное явление, он на него не набрасывается, а выжидает удобного случая и даже иногда является только благородным свидетелем, не принимая деятельного участия.
Англичанин Беринг, основательно изучивший Россию и русский народ, в своей книге «Русский народ» очень хорошо определяет его характер. Славянский тип, по его мнению, является понятием диаметрально противоположным понятию варварства. Славяне миролюбивы, уступчивы, пластичны. Они отличаются большой остротой ума и подражательными способностями, – зато им недостает оригинальности и инициативы (очевидно, Беринг мало наблюдал русских славян). В славянском характере замечается мало воли, но много идейности и чувства… русские крестьяне менее всего отличаются грубостью (brutality), – но зато часто автор наблюдал мягкость и доброту русского народа. Вместе с тем, по Берингу, нет второго народа, который был бы способен в такой высокой степени на короткое, но очень большое напряжение и усилие и вместе с тем вполне непривычного и приспособленного к регулярной напряженной работе. Беринг устанавливает, что русский способен «дать немного более, чем maximum, усилия и напряжения». Постоянная, усидчивая и систематическая работа русскому характеру не свойственна. Поэтому между русскими вы найдете очень многих, которых знания весьма разнообразны и разносторонни, но поверхностны. Важно и то, что если между русскими найдется достойный специалист, то он как бы стыдится, что он знает только свое дело и не знает всего остального… Отсутствие воли влечет за собой недостаток нравственной дисциплины… Вместе с этим русские отличаются удивительным богатством умственной жизни: они необычайно легко приспособляются к самым новым и неожиданным для них обстоятельствам. Поэтому едва ли другие нации сравняются с русскими в понимании других наций. Богатство умственной жизни присуще не только русской интеллигенции, но и крестьянству, причем последнее способно на самый разнообразный труд. По Берингу, русские должны быть великолепные колонизаторы.
Весьма яркое и характерное проявление характера русского человека – это его склонность к великодушию и притом к великодушию даже с самопожертвованием даже жизнью без рисовки, без фигурирования, без расчета на то, чтобы это даже стало известно другим, – не говоря уже о том, что это делается без всякого расчета на благодарность и отплату. Таковы геройские подвиги Архипа Осипова, Фомы Данилова и многих, многих наших нижних чинов и простых людей. Это, так сказать, «эмблема России, всей России, всей нашей родной России, подлинный образ ее, – говорит Достоевский… – Дар великодушия есть дар вечный, стихийный дар, родившийся вместе с народом, и тем более чтимый, если и в продолжение веков рабства, тяготы и нищеты, он все‑таки уцелел неповрежденным в сердце этого народа…» В своем великодушии русский человек все это делает и проявляет просто, твердо, не требуя ни наград, ни похвалы, собой не красуясь: во что верую, то и исповедую… Совершенно бескорыстно…
Принимая во внимание высшие качества душевных свойств русских славян, наши великие русские мыслители предсказывают нашему народу великое будущее.
«Всякий великий народ верит и должен верить, если только хочет быть долго жив, что в нем‑то, и только в нем одном и заключается спасение мира, что живет он на то, чтобы стоять во главе народов, приобщить их всех к себе воедино и вести их в согласном хоре к окончательной цели всем им предназначенной». Так мыслил Древний Рим, так мыслила Франция, так мыслила Германия. Та же судьба и нашей Родины.
«Грядущее покажет, кому предоставлено стать впереди всего движения, – говорит Хомяков, – но если есть какая‑нибудь истина в братстве человеческом, если чувство любви, правды и добра не призрак, а сила живая, неумирающая: зародыш будущей жизни мировой не германец, аристократ и завоеватель, а славянин, труженик и разночинец, призывается к плодотворному подвигу и великому служению».
«Кто знает, господа иноземцы, – говорит Достоевский, – может быть, России именно предназначено ждать, пока вы кончите; тем временем проникнутые вашей идеей, – понять ваши идеалы, цели, характер стремлений ваших; согласить ваши идеи, возвысить их до общечеловеческого значения и, наконец, свободной духом, свободной от великих посторонних, сословных и почвенных интересов, двинуться в новую широкую, еще неведомую в истории деятельность, начать с того, чем вы кончите, – и увлечь вас всех за собою…»
Уже прежние наши славянофилы утверждали, что Россия купно со славянством и во главе его скажет величайшее слово всему миру, которое он когда‑либо слышал, и что это слово именно будет заветом общественного единения, и уже не в духе личного эгоизма, которым люди и нации искусственно и неестественно единятся теперь в своей цивилизации из борьбы за существование, положительной наукой определяя свободному духу нравственные границы, в то же время роя друг другу ямы, произнося друг на друга ложь, хулу и клевету. Идеалом славянофилов было единение в духе истинной широкой любви, без лжи, без материализма и на основании личного великодушного примера, который предназначено дать собой русскому народу во главе свободного всеславянского единения в Европе… Поэтому если национальная идея русская есть, в конце концов, лишь всемирное общечеловеческое единение, то, значит, вся наша выгода в том, чтобы всем прекратить все раздоры, до времени стать поскорее русскими и националистами… (Достоевский). Стать русскими – значит перестать презирать народ свой. И как только европеец увидит, что мы начали уважать народ наш и национальность нашу, так тотчас же и он начнет нас самих уважать… Став самими собой, мы получим наконец облик человеческий, а не обезьяний. Мы получим вид свободного существа, а не раба, не лакея, не Потугина; нас сочтут тогда за людей, а не за международную обшмыгу… Мы убедимся тогда, что настоящее социальное слово несет в себе не кто иной, как народ наш, что в идее его, в духе его заключается живая потребность всеединения человеческого, всеединения с полным уважением к национальным личностям и к сохранению их, к сохранению полной свободы людей и с указанием, в чем именно эта свобода и заключается, – единение в любви, гарантированное уже делом, – живым примером, потребностью на деле истинного братства, а не гильотиной, не миллионами отрубленных голов.
Общечеловечность как одна из основных черт характера русского славянина явно выражается во множестве исторических фактов русского бытия. Россия вступается за попранные права итальянских народов революционирующей Францией и шлет своих славных сынов на защиту справедливости. Великие и славные подвиги Суворова и его чудо‑богатырей – мировые факты. Россия освобождает от турецкого ига Грецию. Россия спасает Румынию, Россия заступается за попранные права австрийского императора. Российский народ проливает море крови, теряет сотни тысяч своих сынов и миллиарды денег за свободу болгар и сербов…
Все эти факты утверждают нас в мысли и о будущем величии России. Силой своей любви, милосердия, взаимопомощи, сострадания и самопожертвования Россия в будущем объединит все подвластные ей племена и станет на деле великой и славной Россией. Она объединит все славянские племена и станет всесоединенным единым великим государством. Она объединит и все остальные племена Европы и станет – одно великое общечеловеческое государство. И произведет это объединение она не оружием, не физической силой, а силой своего русского национального гения: силой любви, милосердия, сострадания и самопожертвования. Семена исторического прошлого дадут свои плоды в будущем и создадут величие и славу единой России.
Нужно строго отличать «космополитизм» и «общечеловечение». Космополитизм есть объединение человечества путем поглощения национальностей. Это есть объединение путем насилия и истребления слабейшего. Тогда как общечеловечение или всечеловечество – объединение различных наций в одно целое с сохранением психического лица каждой нации, причем в основе объединения лежит мир, любовь, согласие и взаимопомощь друг другу.
Эту нашу мощь, эту нашу силу, это наше величие все западные и другие народы видят, чувствуют, но не понимают и ненавидят Россию. Они ее не знают, но боятся. Они ее не понимают, но, судя по себе, завидуют и ожидают агрессивности и завоеваний. Они ожидают ее победы и своего низвержения и потому боятся и ненавидят ее.
Прежде всего, мы имеем какое‑то особенное влечение к инородцам и иностранцам. Уже Крижанич отметил эту склонность славян к иностранцам и считал ее источником многих бедствий. Он называет эту склонность чужебесием и находит «избытно бешено верование к инородникам».
Мы сами виноваты во многом. Прежние рабы (раб не только тот, кто служит рабом, но и тот, кто владеет рабами) и отсталые в знаниях, наши предки не могли не преклониться перед научным и социальным величием Запада, с тем они стыдились своего рабства и невежества, молчали пред издевательством над ними за глаза и даже сами нередко поддерживали и терпели это презрение и издевательство. Более умные и честные, по крайней мере, стыдились себя и своей низости, но более глупые и с добавлением хамства сами приставали к хору заграничных шакалов и не стыдились позорить свою Мать‑Родину и свой народ.
«Не хотели нас европейцы почесть за своих ни за что, ни за какие жертвы и ни в каком случае. И чем больше мы им в угоду презирали нашу национальность, тем больше они презирали нас самих… Они удивлялись тому, как это мы, будучи такими татарами, никак не можем стать русскими; мы же никогда не могли растолковать им, что хотим быть не русскими, а общечеловеками… Кончилось тем, что они прямо обозвали нас врагами и будущими сокрушителями европейской цивилизации… Что же нам делать? Во‑первых, и прежде всего стать русскими. Если общечеловечность есть идея национальная русская, то, прежде всего, надо стать русскими, т. е. самими собою… Стать русскими – значит перестать презирать народ свой…» И этого немцы и другие западные народы страшно боятся. Они боятся, что Илья Муромец проснется, и потому страшно рады всем нашим неудачам. Они всеми силами желают втянуть нас в союз с собой, чтобы воспользоваться для себя нашей мощью и тем самым ослабить нас. Они понимают наши недостатки, наше смирение, доверие, доброту, сострадание и самолюбие и очень удачно играют на этих струнах русской славянской души. Наши враги как внешние, так и внутренние пользовались закрытыми глазами дремлющего богатыря и нашептывали ему сладкие, но ложные речи. Не видя дела, он верил им. Следовал их лукавым дружеским советам. Шел, неясно видя впереди. Часто ранил себя. А друзья – шакалы и гиены издавали радостный вой…
Но русский богатырь проснулся. Илья Муромец открыл глаза… Tempora mutantur et nos mutamur in illis…
Высказав и указав на добрые, положительные стороны характера и свойств души русского славянского племени, наш долг – отметить, оттенить еще ярче и правдивее отрицательные стороны наших братьев, дабы надлежащим воспитанием возможно было исправить и вытравить то, что наложено нашими условиями жизни и тысячелетним рабством.
Уже Крижанич отметил у славян русских простоту, бесхитростность и доверчивость. Этим пользуются другие народы и различными хитростями и обманами прельщают славян… Вмешивают нас в свои войны и сами в наши войны вмешиваются, обещают нам помощь, а на деле приносят поражение… Но чаще бывает так, что они выжидают окончания военных действий, а затем какая‑нибудь держава выступает посредницей при заключении мирного договора, и, разумеется, это посредство оказывается не к нашей выгоде… И это говорили более 300 лет назад… Как мы безумно и несчастно верны себе… Дипломатические отношения России с иностранными государствами ничего не приносят ей, кроме вреда и унижения… В дипломатических сношениях с Россией западные государства не смотрят на нее как на равную величину, поэтому не уважают ее, стремятся не к обоюдной, а только своей выгоде… Если жизненные потребности России приведут в столкновение с иностранными державами, то следует твердо и открыто выставить свои требования и в случае отказа добиться их исполнения вооруженной силой (Крижанич)… Становится невероятно больно на душе, как вспомнишь нашу дипломатию в Персии, Китае, а также Воронцова‑Дашкова на Кавказе… Боже, доколе мы будем терпеть все это…
Живя на беспредельной равнине и обладая землей, сколько кому было нужно, русские славяне селились не вместе, не купно, не сплоченными поселками, а родами, и каждый из этих родов составлял самостоятельную единицу. Старший в роде – глава и повелитель. До других родов никому нет дела, да и другим родам до этого нет дела. Русские славяне любили свободу и были независимы. Подчиненность и зависимость были для них невыносимы. Они не переносили власти над собой. Всякое усиление одного рода вызывало сомнение, недоверие, зависть и противодействие в других родах. Нет слов, в случаях беды, опасности и массовых неудач род роду помогал, но в обычной жизни между родами существовала рознь, несогласие, недоверие, склонность к ссорам и междоусобицам. Свои не могли властвовать над многими родами. Власть посторонних как бы уничтожала взаимную зависть и могла сдерживать роды в подчинении и повиновении, да и то недолго и до тех пор, пока эта власть была не слишком крута. В противном случае отдельные роды объединялись, восставали против власти и изгоняли ее. Таковы были новгородцы, таковы были киевляне, таковы были и все русские славяне. Бывали случаи, что они сами извне призывали эту власть, только бы не свой оказался чем‑нибудь лучше, чем‑нибудь сильнее, чем‑нибудь превосходительнее.
Эта национальная рознь свойственна не только русским славянам, но и всем славянам, что подтверждается тысячелетней историей славянского народа.
Вот с этой рознью, с этой взаимной враждой, с этим несогласием, завистью и недоверием нам нужно бороться всеми силами и способами. Путем воспитания мы должны добиться взаимного доверия, единения, душевного согласия и совокупного действия во всех делах. Нужно твердо помнить, что единение не только не есть насилие над свободой и независимостью, а напротив – повышение свободы и укрепление независимости.
Далее, тысячелетнее рабство во времена Киевской Руси, удельного княжения, татарского ига и крепостного права убило в народе сознание собственного достоинства и поселило чувство недоверия к себе, отсутствия инициативы или начинания, отсутствие заботы о будущем, безразличие к настоящему, отсутствие интереса и уважения к собственности и т. д.
Естественным последствием отсутствия сознания собственного достоинства является отсутствие уважения в другом человеке человека. Отсюда следует то грубое, то непочтительное отношение ко всему близкому и окружающему.
Иначе и быть не могло. Раб не мог уважать раба. Они оба были безличны. Раб не мог уважать рабовладельца, – он его боялся. Рабовладелец не мог уважать раба, его собственности. Да едва ли мог рабовладелец уважать и рабовладельца.
Из такого положения людей между собой вытекает следующее: отсутствие сознания и исполнения своего долга – к Богу, ближнему, природе и собственности. Этот недостаток, к огорчению, слишком резко выражает не только в бывших рабах, но и бывших рабовладельцах.
Из того же рабства вытекает отсутствие чувства собственности, а последнее порождает непонимание надлежащей работы количеством и качеством: лень и недобросовестное исполнение. Подобное положение дела вызывало принуждение, взыскания, унижения и наказания. С другой стороны, рядом с этим существовало отсутствие чувства обиды, самолюбия, оскорбления личности, как в себе, так и в других, а также заискивание, лесть, обман, лживость и самоунижение. К сожалению, эти последние свойства присущи не только простому народу, тысячелетним рабам, но и образованным русским, прожившим среди рабства и вынесшим в прошлом иго и отчуждение от знания и умения.
Душевная пустота, отсутствие чувства собственности, недостаток стремления к лучшему, апатия, безнадежность породили порок забытья и искания наслаждения в алкоголе. Прежде для русских славян было «пити – веселие», теперь пьянство являлось заполнением той пустоты, той бессодержательности, той безнадежности и бессознательности отчаяния, каковые явились последствием отсутствия в них всего человеческого, всего духовного.
В последнее время обвиняют русский народ в озверении, склонности к жестокости, разрушительности и даже убийствам. Это – неправда. Это неверно. В момент революционного движения 1905 г. простой народ действительно проявил и бесчеловечность, и жестокость, и разрушительность. Но это было не его собственное душевное проявление, а навеянное, это был момент опьянения анархией и алкоголем, а во главе этого направления стояли жестокие сыны Иеговы. Никогда без участия и руководительства злейших и человеконенавистнейших сынов Иеговы наш народ не дошел бы до такого озверения…
Говорят, что и теперь парни деревни являются образцовыми варварами, разбойниками и разрушителями. Если это и верно, то только отчасти. Но прежде всего нужно заметить, что революционное время еще не кончилось и науськивание поклонников Иеговы при содействии нашей заблуждающейся молодежи и многих развращенных народных учителей тоже еще не закончилось. Семена, рассеиваемые кадетами, дают плод и будут еще некоторое время давать плод, но пусть эти лжеучителя помнят, что плод этот для народа слишком горек, народ им этого не забудет и проклятие его падет как на лжеучителей, так и на их потомков.
Русский народ сам по себе не жесток и не изувер. Он забит, он угнетен, он апатичен, он не смел, он осторожен, он нерешителен, он безличен, он недоверчив, – но это было. А ныне русский народ просыпается со всеми своими добрыми русскими славянскими качествами. В добрый путь!..
|
