«Приходили к нему воины и спрашивали: Что нам делать? (Лк. 3:14).

Священное писание рассказывает нам, что на предрассветной заре христианства явился великий пророк-проповедник, приготовлявший людей к принятию Спасителя. Как только вышел он из своего пустынного уединения и стал на великом и людном пути иорданском, тотчас же огненное слово его потрясло сердца слушателей, и «приходили к нему и Иерусалим и вся Иудея и вся окрестность иорданская» (Мф. 3:5), приходили люди всех возрастов, званий и состояний, повинуясь врожденному и неистребимому в человеке влечению к нравственному и совершенному; приходили и вопрошали пророка о пути жизни, богоугождения и спасения. В числе других приходили к нему и подобные вам, братие, – воины и также спрашивали Иоанна Крестителя: «а нам что делать?» Простые жизненные и удобопонятные ответы давал пророк всем искавшим у него наставления; такой же ответ дал он и воинам, применяясь к их тогдашнему быту и господствовавшим в то время среди них порокам и недостаткам: «никого ни обижайте, не клевещите и довольствуйтесь оброками вашими». Это означало: «не употребляйте во зло вашей силы, не употребляйте ее для низкой корысти, исполняйте ваш долг и призвание, а призвание ваше – защищать других от обид, а не быть обидчиками, способствовать порядку и устройству, а не расстройству жизни».

Окончил свое земное поприще великий пророк, и вот вышел на дело учительства и спасения людей Сам Господь Спаситель, им проповеданный. Во днях Его плоти, в трудах Его земного служения, в числе первых последователей около Него стали прежде всего ближайшие ученики Иоанна Крестителя, как наиболее подготовленные к слушанию и проповедованию нового завета и царства Божия на земле. В их числе и одним из первых был впоследствии любимейший апостол Иисуса Христа Иоанн Богослов, память которого сегодня празднует св. Церковь. Божественный Учитель всегда был окружен ищущими глаголов живота вечного; были среди них, несомненно, и воины, и о некоторых таких ищущих правды вечной воинах, в назидание нам, сохранились указания в евангелиях. Так, сотник в Капернауме проявил такие нравственные силы, такую веру, любовь и смирение, что пред всем народом удостоился высокой и редкой похвалы из уст Спасителя, причем здесь же Господь благоволил указать на него, как на образ бесчисленных избранников из всех народов, которые придут и возлягут на пиршестве веры в новом и вечном царстве Христовом. Знаем из евангелия и о другом сотнике, который стоял на страже у Креста Иисусова и в час Его смерти исповедал веру свою в Спасителя мира.

Прошли с тех пор века христианской истории, и на протяжении всех этих веков христолюбивое воинство водружало кресты на своих знаменах, сражалось и умирало за веру и из своих рядов дало и исповедников, и мучеников за Христа. И Церковь, благословляя воинство, молилась о нем и в лики святых внесла многих, многих, которые были добрыми воинами и слугами царей земных и в то же время добрыми воинами и слугами Царя Небесного.

Но вот уже в наше время пронеслось над умами и сердцами иное веяние, которое объявило воинство, любовь к отечеству и защиту родины позором, разбоем и преступлением. Мы не стали бы о нем и говорить, но оно прикрывается именем христианства, а один из его провозвестников, автор новой веры и нового евангелия, объявивший себя самозвано учителем мира, можно сказать, забросал нас текстами из евангелия и священного писания и всего более из посланий апостола любви – св. Иоанна Богослова, ныне нами прославляемого. Прельстившись этим видом благочестия, забыв, что и дьявол, искушая Спасителя, тоже ссылался на священное писание, и, однако, был далек от истины, забыв, что можно быть великим художником слова, но плохим мыслителем и религиозным учителем, к новому, лжеименному учителю приходили многие и многие и, странное дело, – он уверенно и властно давал им ответы о пути и смысле жизни, которую он, по собственному признанию, сам провел безумно и беспутно, и о воле Бога, в Которого, как в личное и волящее существо, он, лжеименный учитель, сам не верил... Приходили к нему, в числе других, и воины, и готовящиеся быть воинами, вопрошая его: «Что нам делать?» И вот раздался ответ, который скоро обратился в озлобленную и страстную проповедь по всему миру; проповедь гласила: «не нужно самого воинства, воинство есть позор и преступление; воин есть разбойник, а защита родины есть разбой». И здесь, в пределах этой страны, в виду рассеянных здесь всюду могил славных и безвестных героев, кровью поливших этот рубеж России, не среди врагов наших или инородцев, а среди коренных русских людей раздалась эта смутительная и в государственном отношении самоубийственная речь; она поколебала темную, невежественную массу, и 8.000 русских людей ушли из Русского царства, навсегда погибли для Церкви, для родной страны60.

Не знаем, может быть, вы, воины, занятые своим делом, своим долгом, не замечаете и не слышите озлобленного отрицания, направленного против вас и самого вашего существования, но мы видим и слышим его в окружающей жизни и в отразительнице жизненных явлений – в литературе. Впрочем, не могло оно пройти мимо вас незаметным, и мы знаем воинов, которые перенесли много нравственных пыток, много мучительных сомнений и колебаний, разрешая роковой для них вопрос: быть или не быть им в рядах защитников родины; мы знаем многих ваших родных и близких, которые страдали за вас, разрешая все тот же вопрос, в который внесено столько тьмы и смуты новым лжеименным учителем жизни.

Не смущайтесь, возлюбленные! Воинство – не шайка разбойников, защита родины – не разбой, смерть за веру и отечество – не позор, как бы красно, как бы искусно ни силился опровергнуть эту истину наш барствующий философ, возомнивший и объявивший себя учителем жизни! Если справедливо присловье: «скажи мне, кто твои друзья, и я скажу тебе, кто ты», то не менее справедлива и обратная мысль: «укажи мне твоих врагов, и я тебе скажу, кто ты».

Посмотрите же, откуда идет это отрицательное, озлобленное веяние? Откуда идет эта страстная проповедь против воинства, это стремление подорвать в основе любовь к отечеству и сделать невозможною защиту родины? Идет это из лагеря врагов всякого порядка, из кружков анархистов, которые силятся уничтожить всякие крепкие организации, чтобы на развалинах порядка создать свое личное благо. Среди этих организаций Церковь в духовной области и воинство в области внешнего устроение жизни являются главными и основными. И это вполне естественно. Не только всемирная, но и предмирная история в горнем мире духов открывается борьбою добра и зла; борьба эта переходит и в мир разумно-нравственной твари на земле, и с тех пор борьба добра и зла красною нитью проходит в истории человечества и составляет одушевляющее и движущее ее начало. Для борьбы с мировым злом приходил на землю Сам Сын Божий, да разрушит дела дьявола, и в первые же дни Своей земной жизни Он был пророчески объявлен знаменем, около которого до скончания веков будет происходить ожесточенная борьба верных и неверных. В сокровенной и невидимой области духа эту борьбу добра и зла ведет Христова избранница и продолжательница Его дела на земле – святая Божия Церковь; ведет она борьбу и из окружающего мрака зла видит в светлом грядущем победу; бодрость, силу и веру дают ей отрадные и вечные слова обетования ее Главы – Христа: «созижду церковь Мою и врата адовы не одолеютея» (Mф. 16:18).

А в области внешнего и видимого обнаружения зла ведет с ним борьбу христолюбивое, христоименитое воинство. Естественно, если оно хочет быть победоносным, если оно желает осмыслить высшим смыслом свое существование, оно должно быть в единении с тою несокрушимою духовною силою, которой обетована навeки победа и неодолимость силами зла и ниже вратами ада.

Неудивительно поэтому, что Иоанн Креститель дал обычные наставления воинам, заповедал им избегать пороков, распространенных в их среде, но не отрицал самого звания воинского и не приказывал им оставить его. Неудивительно, что и Спаситель, похвалив нравственные достоинства капернаумского сотника, не повелел ему сложить воинские доспехи, не повелел ему даже, как другим, оставить дела житейские и следовать за Собою, но оставил его у долга его служения. И было бы, напротив, удивительно, если бы ученик Иоанна Крестителя и ученик Иисуса Христа – Иоанн Богослов, как хочет навязать нам современный лжеименный учитель и автор самоизмышленной веры и евангелия, был, вопреки голосу двух своих Учителей, врагом воинства и противником защиты веры и родины. Неудивительно, далее, что первые христиане охотно и во множестве служили в рядах войск и если оставляли воинское звание, то в том только случай, если их заставляли кланяться кумирам и признавать за божество цезаря; неудивительно, что при императорах-язычниках состояли целые легионы из воинов-христиан и среди них знаменитый legio fulminatrix при Марке Аврелии; известно, что из воинов вышло много мучеников за Христа, много великих благотворителей, много святых, которых доныне чтит св. Церковь. Один из недавно умерших русских писателей, мыслитель-христианин61, делает даже такое замечание: «Посмотрите, – говорит он, – в числе наших святых все больше или монахи или воины». И действительно, цари, князья-воители, умиравшие за веру, сражавшиеся за веру и отечество, и Константин Великий, и Владимир Святой, Борис, Глеб, Игорь, Довмонт, Андрей Боголюбский, Михаил Черниговский, Михаил Тверской, Александр Невский и друг., – все эти воины почитаются в Церкви, как святые, наравне с величайшими преподобными подвижниками.

Неудивительно, наконец, что и доныне Церковь благословляет христолюбивое воинство. Великая, величайшая, несокрушимая сила в этом единении Церкви и воинства: когда Церковь воодушевляет и подкрепляет воина в исполнении долга его звания, в его готовности умереть и пострадать за избранную идею, и когда воин эту идею берет у Церкви и в своей жизни и деятельности исполняет задачи Церкви на земле. Это – тело, соединенное с духом, живое, действенное и мощное; это – мощь, способная победить все препятствия, страшная для царства зла62. Знают это темные силы зла, и поэтому со всею злобою и страстностью восстают против союза христианства и государства, Церкви и воинства и объявляют его противоестественным.

Противоестественный союз христианства и государства. Но кто же ратует здесь за христианство? Или потомки и единомышленники распявших Христа, или люди, которым по безрелигиозному направлению так же пристало распинаться за христианство, как Иуде пристало бы отстаивать верность и бескорыстие.

Противоестественный союз Церкви и христолюбивого воинства! Но не противоестественно ли было бы обратное явление? Возьмем самый простой и наглядный пример. Вот пред нами разбойник, грабитель и многократный убийца, приведенный и представленный на суд, и вот пред нами георгиевский кавалер, проливавший кровь на поле брани, со следами ран, увечий и пережитых страданий. Неужели в нравственном отношении их можно поставить на одну доску? Отчего против такого сопоставления возмущается здоровое нравственное чувство? Отчего оно никак не укладывается ни в голове, ни в сердце? Дело очень простое. Оттого, что один шел убить, а другой шел и умереть; один идет во имя свое, во имя личной пользы, узкой корысти и себялюбия, а другому, напротив, личное-то себялюбие подсказывало убежать с поля брани, но он шел во имя Бога, за Церковь, за родину, за других, за ближних прежде всего, а не за себя. Просто и убедительно выяснил это различие один из святых первоучителей славянских, равноапостольный Кирилл, в мире Константин-философ. Когда в споре с неверными последние указывали ему на видимое противоречие христианства, заповедующего любить ближних и в то же время допускающего войну, св. Кирилл спросил их: «какую, по вашему мнению, заповедь нужно прежде всего исполнить: большую или меньшую?» Ему ответили: «большую». Тогда святой сказал: «правда, Христос заповедал любовь к ближним, но Он дал и другую заповедь, которую Сам же и назвал наибольшею: «больше сея любви никто же имать, да кто душу свою (жизнь свою) положит за други своя» (Ин. 15:13).

И где же, как не здесь, на этих окружающих нас в эти минуты удолиях и высотах, поучаться этой истине? Не здесь ли мы стоим, воистину, на "кровях", как выражались наши предки? Не здесь ли полегли костьми тысячи и десятки тысяч безвестных героев-мучеников, страдальцев за веру и отчизну, не здесь ли они обагрили кровью эту чужбину, эти скалы и камни, эту негостеприимную землю? Они шли, готовые на смерть, неведомые безвестные герои, совершая подвиг в тайне своего духа только пред лицом Бога, шли умирать и знали, что там за ними стоит благословляющая их родная Церковь, которая без их подвига померкнет и поникнет пред неверным полумесяцем, стоит и родимая Россия, которая привела их сюда, исполняя богоуказанную мировую свою и христианскую задачу на Востоке. Разве их не тянуло домой? Разве не тянуло их к свету, теплу и покою, в мирные и дорогие семьи? Разве в последние предсмертный минуты не представлялись им близкие и родные образы?

О, не забыть мне до гробовой доски тех чувств и впечатлений, который я испытал на другом таком же братском кладбище, в нашем многострадальном Севастополе. Вот на историческом холме раскинулась и разрослась зеленая роща – жизнь на месте смерти. Какая священная тишина, какой царит мир! Идешь в этом безмолвии посреди бесчисленных могил и в онемении чувств читаешь знаменательные и поражающие надписи: такой-то и там-то убит, смертельно ранен, разорван на части... Братская могила в 100, 200, 300 человек... Братская могила в 500, 700 человек... Да, кто хочет учиться уважению к воинству, кто хочет понять и оценить его труд, подвиги и заслуги, тот должен идти на братское воинское кладбище!

Вот оно и сейчас перед нами. Двадцать пять лет минуло с тех пор, как засеяна эта Божия нива. Кругом уже не чужбина, а святая Русь, кругом уже не громы войны, не бранные клики, не шум оружия, не залпы орудий, а тихая и мирная молитва о почивших. Надвинулась русская государственность, закипает мирная гражданская работа, насаждается просвещение, блистают кресты на храмах, и стройно клирное несется пение, и дым кадил, и фимиам молитвы возносятся к этому ясному и прекрасному небу, и первосвятитель обширного края, представитель великой и славной русской Церкви, мирно свершает архипастырский путь по умиренному краю и в сослужении сонма священнослужителей свершает сейчас молитву о вас, почившие здесь, доблестные воины...

О, спасибо вам, спасибо с доземным поклоном вам, православные воины, родимые герои-мученики безвестные! Все, что мы видим здесь кругом, это – пышные всходы и плоды на ниве, которую вы полили потом и кровью! В небесных селениях, в стране невечернего света и незаходимого солнца, слышите ли вы, родимые, наши благодарные хвалы? Согреют ли вас в сырой земле, в холодных могилах наши слезы, наша любовь, наши молитвы? Пожнете ли радостью вы, сеявшие слезами и горестями? Чувствуете ли вы, что кругом вас уже не чужбина, а Русь святая, православная раздвинулась над вами, что склонилась над вами с нежною любовью, с материнскою молитвою родимая Церковь, с ходатайством о вас пред Вечною Правдою, пред Христом, вашим Господом? Чувствуете ли вы, что вокруг вас все, что вы любили в жизни, что было вам близко, дорого, за что в труде и смертном подвиге на этом самом поле чести вы некогда положили ваши души?

О, Боже духов и всякия плоти! Ты скорбящих мир и Нуждающихся отрада, дыхание живых и мертвых жизнь и воскресение! Призри с небесе, Боже, и виждь на ниву эту, на которой еще так недавно косила неумолимо страшная коса смерти, и всем почившим здесь, их же имена Ты, Господи, веси, пошли небесную радость, мир, упокоение и вечную память! Аминь.