 Помнится, чуть не полвека тому назад, точнее целую зиму 1950/51 года, в силу случайного стечения обстоятельств, мне довелось руководить клубом речников в приполярном городе Игарка. И, как вы, наверное, догадываетесь, тусовалась вокруг этого очага культуры довольно пестрая художественная самодеятельность, состоявшая в основном из работников речного порта и вербованных договорников с местного лесокомбината; уборщиц, ремонтников, распиловщиков, грузчиц, сотрудников бытсектора и бухгалтерии. Не клуб, а эдакий Ноев ковчег всех социальных сословий Крайнего Севера.
Холода на дворе держались свирепые, нос на улицу высунуть было целым событием, а поэтому клуб в городе оставался единственным местом, где можно было, хоть на короткий час отогреться от тоски и стужи беспросветной полярной ночи.
Здесь, в промежутках между танцами, кино и концертами, люди обсуждали последние новости, влюблялись, выясняли отношения, пили, дрались, мирились и снова пили. В этом перманентном хмельном бедламе художественная самодеятельность играла роль некой облагораживающей силы или, если хотите, элиты столь разношерстного общества.
Вознамерившись поставить дело на солидную ногу, я, по договоренности с начальством, пригласил заниматься драмкружком спецпоселенца, бывшего артиста русской драмы в довоенной Риге. Мастером он был не первого десятка, но дело свое знал и любил.
Не заладилось у него в кружке с первых же репетиций. Сколько он ни пытался втолковать подопечным азы драматического искусства, те упорно отказывались воспринимать его уроки. Героя-любовника, местного сердцееда, портового слесаря-ремонтника возмущали придирки художественного руководителя к его ударениям вроде доцент-процент («Что я, хуже его знаю, что ли?»), героиня, конторская секретарш, отстаивала свое право истошно рыдать на сцене по всякому поводу и без повода («Меня народ на «бис» принимает!») а исполнительница характерных ролей, учетчица с лесокомбината, сидя в зале на репетиции, то и дело патетически обрывала его показы знаменитым «Не верю!» («Мы и не таких видали!»).
В перерывах между этими баталиями артист прибегал ко мне и чуть не со слезами на глазах искал у меня защиты:
— Володя, что же это такое! Я учился у Вахтангова, я работал с Тархановым, я Станиславскому показывался, только смерть старика помешала мне попасть во МХАТ, а тут учат меня слова правильно выговаривать и по сцене двигаться! Не могу больше, не выдержу!
Я как мог утешал его, но вскоре он и вправду не выдержал. Пожертвовал теплым местом и хорошим приработком, предпочел вернуться на скудные ссыльные хлеба…
Этот полузабытый эпизод из моей жизни неизменно приходит мне на память, когда я слышу речи очередного нашего реформатора о своей исключительной профессиональности. В чем она — эта их профессиональность проявляется, знают, наверное, лишь они сами да, может быть, еще Господь Бог. Развалив в стране за два с небольшим года все, что только можно было развалить — науку, образование, финансы, промышленность, сельское хозяйство и национальные отношения, — эта говорливая рать не устает поучать ошалевших от их косноязычной болтовни подданных профессиональному отношению к делу. Внимательно изучив их довольно ординарные биографии, я все никак не могу взять в толк, в чем они усматривают свое право учить соотечественников уму-разуму и покровительственно направлять окружающих на путь истинный?
Первый из них, видно, спутав с августовского перепуга свердловский стройтрест с государством, в размашистом раже кует бесчисленные указы, восхитительные по своей пустоте и безграмотности, а с учетом того, что многие из этих указов отменяются в тот же день постановлениями прямо противоположными, то легко себе представить, какова степень их эффективности и какую реакцию вызывают они у обалдевших от всеобщего беспредела соотечественников.
Под стать своему патрону и его пресс-атташе, матерый графоманище еще брежневской выделки. В его весьма вольной интерпретации заявления президента выглядят настолько идиотскими, что только диву даешься, что кто-то в мире еще принимает нашего главу государства всерьез. Тем не менее, судя по школярской самоуверенности этого атташе, тот полагает себя очень крупным специалистом в области большой политики, хотя в любой уважающей себя стране людям такого уровня если и удается проникнуть в президентское окружение, то разве лишь в качестве прислуги.
С главным государственным идеологом и того пуще. Провинциальный автор позорно убогих брошюрок по коммунистическому воспитанию, годных разве что на подтирку в станционных туалетах, едва перебравшись в кабинет своего бывшего номенклатурного начальника на Старой площади, вдруг возомнил себя гигантом мысли, отцом русской демократии и принялся в подражание матерому предшественнику со всех трибун инструктировать аудиторию по любым жизненно важным проблемам науки, культуры, экономики и сельского хозяйства, с тою лишь разницей, что предшественник его делал это куда умнее и квалифицированнее.
Национальными вопросами в Кремле распоряжается профессионал того же примерно качества. Поспособствовав своему хозяину развалить в Беловежской пуще великую страну, благополучно существовавшую задолго до Советской власти, он примеривается сегодня проделать то же самое с Российской Федерацией. Под его прозорливым руководством Россия грозит превратиться вскоре в конгломерат независимых уездов и волостей, с обязательным, разумеется, членством в ООН и собственными вооруженными силами. В какую кровавую копеечку это обойдется России его, видимо, мало волнует, как не волнует его и трагическая стоимость собственной миротворческой деятельности от Беловежской пущи до Ингушетии. К тому же сей государственный муж великодушно обещает стране выдвинуть свою кандидатуру на предстоящих президентских выборах в 1996 году. Остается надеяться, что Россия еще не настолько одурела, чтобы посадить себе на шею очередного малограмотного наркомнаца с развесистыми кавказскими усами.
Экономика в стране развивается по историческим предначертаниям специалиста по социалистическому планированию (журнал «Коммунист» брежневской эпохи). При старательном содействии подобных ему спецов «реальный социализм» уже был доведен до ручки. Теперь, всего за два с небольшим года, тимуровская команда под его руководством до еще большей ручки довела славное дело столь же реального капитализма в одной отдельно взятой стране, а в какие райские кущи и сладкие топи заведут нас наши профессиональные Иваны Сусанины в ближайшем обозримом будущем, об этом как-то даже и думать не хочется. Один из них, к примеру, уже сократил недавно инфляцию в России, не выплатив почти половине страны зарплату за полгода. Профессионал!
В особенности повезло нашему президенту на захолустных стряпчих и младших научных сотрудников. Один из таких, выбравшись во власть на волне перестроечной демагогии, ухитрился превратить один из красивейших городов Европы в зловонную клоаку, буквально оккупированную главарями преступного мира. Недавно этот вчерашний специалист по бракоразводным делам строго предупредил страну, что если она проголосует на очередных президентских выборах вопреки его пожеланиям, то он отложит свой город от государства. Правда, не объяснил при этом, чем он будет кормить тогда своих сограждан, хотя и пообещал прокормить самого себя исключительно литературой. Будто и впрямь словесная чушь, которую он издает, используя свое служебное положение, кому-то интересна, кроме его жены и ближайших родственников. Да и тем едва ли.
Сколько их, куда их гонят! Несостоявшиеся прозаики, бездарные ученые, незадачливые литературоведы, бесцветные адвокаты, куплетисты, пародисты, гитаристы, вчерашние комсомольские поэтессы и профсоюзные деятельницы — саранчовой тучей катятся по стране, пожирая на своем пути все, что только можно сожрать и переварить: государственные квартиры и служебные помещения, природные ресурсы и космическую технику, военное снаряжение и лесные пространства. Нет в России ничего съедобного, чего не перемололи бы их хищные челюсти. В этом они действительно профессионалы, правда, профессиональность эта давно и квалифицированно определяется большинством статей Уголовного кодекса РСФСР.
Пусть снова обрушится на мою седую голову водопад хулы и обличений, но я — убежденный и последовательный антикоммунист — беру на себя смелость утверждать, что режим, восторжествовавший сегодня в России, хуже, бессовестней и беспросветней прежнего, потому что предлагает обществу игру без правил, существование вне закона и являет собою власть уголовной олигархии. Исходя из личного опыта, я бы сравнил нынешнюю ситуацию в стране с победой ссученных воров над блатными в лагере, когда начинается такой беспредел, от которого только в петлю или на проволоку: блатные обычно придерживаются хоть какого-нибудь, пусть самого относительного кодекса, суки не признают никакого.
К примеру, о привилегиях, которые позволяют себе нынешние мастера власти, бывшая партноменклатура могла только мечтать. Неизвестно на какие средства возводят многоэтажные особняки и квартирные палаты (и уже не государственные, а личные!), покупаются (и тоже в личное пользование!) роскошные лимузины новейших марок, беспрепятственно открываются зарубежные счета, семьи членов правительства получают иностранное подданство. Спросите-ка нынче у президента, где тот знаменитый «Москвич», на котором Борис Николаевич въехал в президентское кресло? (Только в 1994 году нижегородскому автозаводу отпущено более тридцати миллионов долларов на производство новых «членовозов»; как видите, тех, что есть, оказалось мало?!) Теперь у него целый парк машин самых престижных марок и вооруженный до зубов полк придворных преторианцев, готовых в любую минуту стрелять и колоть на поражение любого, на кого им укажет хозяин. Или поинтересуйтесь у вечно плачущей от сострадания к малым сим Памфиловой, достаточно ли явственно видятся ей из ее суперкомфортабельных хоромов бездомные и нищие на московских улицах? Спросите также беззаветного борца с привилегиями Филатова, не тесновата ли ему его четырехэтажная дача в Подмосковье. А еще полюбопытствуйте, с чего бы это площадь государственных учреждений увеличилась после крушения коммунистической власти и распада страны ровно в десять раз (свидетельство «Комсомольской правды»)?
И такие вопросы нынешним власть имущим можно задавать до бесконечности. И не только о привилегиях. О многом другом тоже.
Но при этом они еще не стыдятся разглагольствовать о каком-то возвращении в некую цивилизацию и о выпадении России из некой истории.
Господи, когда же наконец до этой политической шпаны дойдет, что стране Пушкина и Толстого, Достоевского и Чехова, Мусоргского и Чайковского, Менделеева и Мечникова, Пастернака и Ахматовой, Шостаковича и Прокофьева, Сахарова и Бродского, Барышникова и Нуриева, Малевича и Кандинского, Королева и Ландау, Мейерхольда и Тарковского незачем и некуда возвращаться, она полноправная часть современной цивилизации, да и сама по себе целая цивилизация. У нее великая и трагическая история. Даже ее роковые ошибки — неотъемлемая составная мирового исторического процесса. И не нынешним чиновным нуворишам опровергнуть этот упрямый факт!
Это не она, а вы — профессиональные и человеческие пигмеи, пытающиеся выместить свои геростратовы комплексы за счет ее унижения, выпали из истории, а выпав, осядете в ближайшее время где-нибудь во Флориде или в Лефортово. Скорее бы уж!
P.S. После того как я уже написал это, мне посчастливилось побывать на «Братьях и сестрах» Федора Абрамова в постановке Льва Додина на сцене парижского театра «Одеон». Я бывал до этого на многих самых престижных премьерах Барро, Штреллра, Брука, десятках концертов Ростроповича, Паваротти, Вишневской, Менухина, но такой реакции мне ни видеть ни слышать не доводилось. Разборчивые и привередливые французы со слезами на глазах, стоя чествовали произведение русского автора в исполнении русских артистов (среди них особенно выделялась великая, на мой взгляд, современная актриса Татьяна Шестакова), поставленное русским режиссером. Восторженные овации длились не менее получаса, такого Париж не помнит, наверное, уже много лет. И, присутствуя при этом, я лишь облегченно укрепился в убеждении, что это не Россия — Верхняя Вольта с ракетами, а скорее все эти серые завлабы из занюханных НИИ и массовики-затейники из провинциальных КВН — Верхняя Вольта внутри у нее, ее инородное тело, ее моральная болезнь, ее нравственная аномалия и чем скорее страна изрыгнет их из себя, тем легче вылечится. В таком случае я бы даже «поступился принципами» и согласился бы с тем, чтобы им оплатили билет за государственный счет. В любую сторону, но в один конец.
|
