Заказы можно также присылать на orders@traditciya.ru

В последнее время в редакциях газет получается особенно много анонимных, не подписанных писем. Возьмите любую газету из так называемых передовых, и вы в конце найдёте целые столбцы писем, составители которых укрылись под таинственными буквами. Вы увидите в таких газетах очень много статей без подписи, или обозначенных двумя, тремя буквами, и в этих письмах и статьях непременно скрывается какая-нибудь ложь, подтасовка случаев, стараются очернить отдельное лицо, или целое общество. Дня через два в газете появится опровержение, скажут, что ничего подобного не было, что это ошибка, недоразумение, но уже дело сделано — яд пущен, жизнь человека отравлена, от него сторонятся, его избегают, — он под подозрением.

Манифестом 17 октября прошлого года Государь Император даровал русскому народу свободу печати. Он даровал её для того, чтобы правда становилась известна всему народу, чтобы худые люди страшились своих поступков, потому что эти поступки через печать станут известны всем людям, всей России…

Казалось бы, с какою осторожностью и вниманием должны были отнестись газеты к этому драгоценному праву говорить народу правду! Каждое известие, каждое сведение, особенно сведение, марающее честь какого-либо лица, должно быть много раз проверено и напечатано только после долгого размышления. Но многие газеты, — увы! очень многие — руководимые врагами России, стали помещать лживые статьи, — статьи, подрывающие доверие к лицам, обществу, войску и правительству. Те, кто писал эти статьи, ничем не рисковал — он не подписывал их и, рассказывая неправду, он уповал на доверие русского народа к печатному слову. «Напечатано в газетах — нельзя не верить». И введённый в заблуждение, обманутый народ возмущался и негодовал, считая клевету за истину.

По всей России теперь идёт борьба. Мятежники, желавшие перекроить Россию по-своему, издать такие законы, по которым им жилось бы хорошо, навербовав, где силою убеждения, где угрозами, армию малообразованных, тупых людей, ополчились на русский народ, на правительство, на мирную жизнь добрых людей. Как зараза проникает в тело человека, так их буйное учение захватило все слои общества, и революционеры оказались и среди дворян, и между купцами, и в крестьянстве, и в войске. Всюду числом они были малочисленны, нигде их учение не вызывало сочувствия, но они действовали угрозами, они наводили ужас на население тайными убийствами, ножевыми расправами, выстрелами из-за угла. Их боялись. Их слушались ради этого страха. Они подкупали газеты, они давали свои письма и угрожали убийством и разгромом редакций, если эти письма не напечатают. Они сами издавали газеты, в которых помещали только те статьи, которые были им угодны, которые вносили тревогу и страх среди мирного населения. Так пользовались они для своего дела и свободой печати.

Когда какая-нибудь газета начинала страстно и убедительно говорить народу правду, указывать заблуждения и ошибки революционеров, они нападали на неё, бранили, называли «черносотенным листком», под страхом разгрома жилищ — запрещали её печатать, писали авторам угрозы, словом — мешали говорить правду.

При описании событий, случившихся в России, тяжёлых боевых схваток мятежников с войсками они применяли особый способ для того, чтобы раздражить общество против войска и правительства.

Если при подавлении беспорядков были убиты и ранены мятежники, они помещали длинные статьи о зверстве солдат и офицеров. Убитых они называли несчастными жертвами дикого произвола и насилия «опричников», они рисовали ужасные картины действия войск, чертили планы домов, в которых были убиты мятежники. Убитые мятежники описывались, как люди чуть не святой жизни, совершенно невинные. Если почитать эти газеты, то оказывается, что в России тишь да гладь, мирный труд процветает, и только войска, как дикие звери, ходят и расстреливают ни в чём неповинных безоружных людей.

Каждый день, вернее — каждую ночь, мятежники впятером, вдесятером нападают в глухом месте на околоточного, городового, солдата, офицера, казака и убивают их. Почти каждый день мы читаем, что там-то открыт склад бомб, там-то разорвалась бомба, при чём были убиты действительно ни в чем неповинные случайные прохожие, разорван пополам извозчик, убит ребёнок. Отмечая эти события, газеты молчат. Они не задаются вопросом, для кого и для чего делаются бомбы, кого и за что хотят ими уничтожить. Жертв служебного долга, добрых и честных солдат, безропотно несущих службу, охраняющих Россию от безпорядков, они не описывают. Это по их мнению — «черносотенцы».

Неужели для этого дана свобода печати!

Несколько случаев из времени нашей революции особенно встают у меня в памяти. В квартиру Волошинова врываются революционеры, Они на глазах у жены и детей выводят его на двор и приговаривают к расстрелянию. Дети плачут, ломают руки, становятся на колени, несчастная жена мечется, как сумасшедшая. Революционеры неумолимы. Несколько выстрелов сражают Волошинова. Он падает, обливаясь кровью. Лицо бледнеет, становится восковым. Кругом неутешная семья... На одной из московских баррикад революционеры повесили красный флаг с ругательствами на Царя. Мимо шла девушка, простая русская девушка, почти ребёнок, всего шестнадцати лет. Она возмутилась и сорвала эту красную тряпку. Её схватили. Спокойными, жестокими руками её привязали к тому самому шесту, на котором болталась тряпка, раздались выстрелы, и кровь несчастной, честной русской девушки обагрила баррикаду.

Никто об этом не писал, не чертил места, где умерла несчастная, действительно невинная жертва дикого произвола мятежников, никто не напечатал её портрета. Страшно было. Революции боялись, боялись мести…

Подлое, гадкое чувство страха охватило многие газеты. Они знали, что при дарованной свободе слова они могут печатать то, что хотят, и они освещали события русской революции только с одной стороны. Мы подробно читали о казнях в Лифляндии и на Кавказе, о действиях семёновцев в Москве и Голутвине, о разгроме домов и фабрик артиллериею; генерал Орлов, адмирал Дубасов рисовались какими-то злодеями и кровопийцами, жаждущими казней и убийств. По газетам выходит, что войска всюду и везде нападали, а революционеры только оборонялись, были вынуждены защищаться…

А если говорить правду, если так же подробно и внимательно расследовать каждое действие революционеров, как они расследуют каждое действие войск, притом если расследовать это безпристрастно, то выйдет, что нападающей стороной всегда и везде являлись революционеры. Принудительными стачками и политическими забастовками они подорвали кредит России, они повергли сотни тысяч людей в нищету, разорили наше отечество много больше, нежели тяжелая и неудачная война. Они перебили много честных и искренних русских людей, горячо любящих Россию и русское дело, — и если бы не энергичные действия войск, они залили бы кровью всю Россию, уничтожили бы веками накопленные богатства, разорили бы музеи и драгоценные картинные галереи — гордость русского народа…

Вот свобода печати именно в том и состоит, чтобы свободно и честно печатать о действиях всех партий, чтобы каждый русский человек мог видеть, где правда, и любовь и где обман и насилие. Поменьше ложных подписей, поменьше таинственных букв, неподписанных писем и статей. Говорить правду, называть вещи своими именами не должно быть страшно. Если революционер ночью из-за угла убил городового — он только убийца, подлый убийца, а не герой освободительного движения.

Свобода, прокладывающая себе путь бомбами и насилием, лишением свободы и жизни других людей, это уже не свобода, a насилие. И тот, кто выхваляет такую свободу, — не честный человек, не любящий ни свободы, ни людей, ни отечества.

Теперь более, чем когда-либо, нам нужно дорожить свободою печати и свободно говорить не только о действиях правительства, но и о поступках тех лиц, которые идут против правительства. Тогда личина героев и борцов за народную свободу скоро спадет с них, и мы увидим их во всей наготе недомыслия, неразвитости, тупости, мы увидим их жестокосердными, себялюбивыми, трусливыми людьми, не знающими точно, зачем именно они ведут простой и тёмный народ и нашу мало учившуюся и мало жившую молодёжь на убийство, на преступление, на кровавую борьбу с войсками… Вообще нужно побольше правды в газетах.

Как по приёмам, так и по целям борьбы, революционное движение представляло собой полную противоположность положительным идеям Христианской Монархии. Тем более нет оснований видеть преемственность между подготовителями насаждения грабительского истребительного тоталитаризма и последующей контрреволюционной борьбой с советской властью и её преемниками. С 1917 г. у власти будут находиться революционеры, и качественная содержательная борьба с ними носит в той или иной степени реставрационной характер. Те же силы что заявляют о своей преемственности с антирусским революционным движением, находятся в идейном родстве с большевизмом, и их политические порождения будут схожи с СССР, в прямой зависимости от меры этой приверженности. Столь же важна обратная логическая связь: доводы современной революционной демократической власти о своём тождестве с величием и достоинством Российской Империи не имеют ни малейшей силы, как и объявление противников узурпаторов врагами государственности. Наибольший вред государству наносят преступления господствующих чекистов.

6 августа 1906 г.: «с каждым номером газет мы узнаём, что кто-нибудь убит или кто-нибудь ранен. Везде забастовки, беспорядки. Россия сама себя губит, русские сами начинают закапывать свою мать» [«Дневник Князя Императорской крови Олега Константиновича. 1900-1914 гг.» М.: Буки Веди, 2016, с.127].

«В 1905 г. революция закончилась партизанской войной её разбитых сил с охранителями порядка. На городовых, солдат, стоявших на своих постах и караулах, производились предательские нападения из-за углов, за ними охотились злобные, коварные, но трусливые, охотники из засад, из ловушек. Тогда всё это происходило под молчаливое сочувствие так называемой “либеральной” прессы и “прогрессивной” части общества» [«Киевлянин», 1917, 30 октября, №254].

21 сентября 1905 г. В.К. Маяковский: «у нас в Кутаисе полный раздол разбойникам и грабителям. В Багдади ограбили аптекаря, взяли у него 400 р. денег и двое часов, убили стражника из-за ружья, отобрали в Кутаисе в уезд. упр. у стражников ружья, напали на банк». А.А. Маяковская 1 ноября 1905 г.: «я тоже думала, что с появлением манифеста станет покойнее; его так долго сочиняли, и ничего дельного не вышло», «много происходит убийств и грабежей, и в Гурии сильное столкновение с войсками, теперь в России льётся больше крови, чем в Маньчжурии» [«Семья Маяковского в письмах. 1892-1906» М.: Московский рабочий, 1978, с.314, 324].

По данным британской дипломатической службы в 1906 г. террористы убили 1126 русских чиновников и 3000 в 1907 г. [Т. Шанин «Революция как момент истины» М.: Весь мир, 1997, с.495].

Массовые насильственные акции глубоко компрометировали революцию даже в глазах тех кто утопически её идеализировал. Биографии социал-демократов и эсеров свидетельствуют о массовом их отходе от партийной борьбы после массовых убийств 1905-1907 г. С.Б. Веселовский в дневнике за 1921 г. об этом писал: «интеллигенция подготовляла революцию», «но когда началось движение, то она стала от него отворачиваться» из-за явлений террора [Вопросы истории», 2000, №10, с.115].