Совсем недавно в разговоре с одним московским другом мы по какому-то поводу вспомнили о составе руководства Союза писателей, избранного на его первом съезде. Сами понимаете, что о плюрализме, демократии, оппозиции в те времена и подумать было немыслимо. Избранными оказались верные из верных, проверенные из проверенных, идейные из идейных, лояльнейшие попутчики. Привожу здесь лишь случайно всплывшие в моей памяти имена: Горький, Фадеев, Толстой, Эренбург, Асеев, Бабель, Кольцов, Олеша, Твардовский, Шолохов, Серафимович, Сейфуллина, Пастернак, Федин, Вишневский, Леонов, Тихонов, Воронский и еще немалое число писателей, оставивших затем заметный след в истории не только советской русской, но и мировой литературы.

Даже партийные комиссары, приставленные к возникшей организации в качестве политических надсмотрщиков, вроде Тройского, Бухарина или Щербакова, являли собою далеко не худших представителей правящего аппарата.

Так обстояли дела в литературе в эпоху репрессий и чисток, жесточайшей цензуры и идеологического сыска.

Разумеется, многие из первого руководства ССП впоследствии сгинули в пыточных застенках, сгнили в лагерях, творчески умолкли или выродились, но тем не менее и в эпоху брежневского застоя целый ряд крупных прозаиков и поэтов продолжали состоять в правлении или секретариате нашей писательской организации. Назову хотя бы Симонова, Твардовского, Шолохова, Федина, Соболева, Катаева. Конечно же, они составляли там меньшинство, хотя и конформистское большинство, растворившее их в себе, все же состояло тоже из людей плохо-бедно, но пишущих, числивших в своем активе пусть не бог весть какой, но все-таки профессиональный багаж.

Та же, «другая литература», которая существовала и тогда, была представлена в ту пору именами Ахматовой, Мандельштама, Цветаевой, Булгакова, Хармса, Платонова и ряда других, может быть, менее звучных, но не менее значительных имен масштаба Вагинова и Алейникова.

Сегодня же в освежающей атмосфере тотального раскрепощения нашей культуры и плюрализма без берегов, в этой самой литературе в качестве заоблачных вершин мы имеем Дмитрия Александровича Пригова с двумя Харитоновыми в придачу. Что, вкусно? Кушайте на здоровье!

К тому же скармливают нам этот продукт даже не второй, а третьей или четвертой свежести при усиленном содействии наших западных благодетелей. Сами сидят по шею в дерьме, хотя и весьма калорийном (я здесь имею в виду качество их современной культуры) и нас туда же приманивают — благо средств у них для премий и грантов более чем достаточно.

Теперь, когда рухнули тоталитарные оковы, исчез идеологический гнет, скончалась драконовская цензура, под благодатным солнцем российского капитализма должны были бы на первый взгляд расцвести сто цветов и драгоценных талантов во всех областях нашей культуры, а в литературе — в особенности.

Но спросите себя теперь, кто из вас когда-нибудь слышал о творческих достижениях нынешних руководителей наших писательских союзов вне зависимости от их политической окраски? Читал их книги? Смотрел фильмы или спектакли, поставленные по их эпохальным произведениям? Впрочем, им это ни к чему, в своем словоохотливом рвении всегда и везде услужить власть имущим они давно перещеголяли предшественников в их борьбе за право писать плохо. Сегодня они рьяно борются Sa право вообще не писать: писатели без книг, люди без принципов, политики без убеждений. Хищная саранча на иссякающей ниве отечественной культуры. Да и какое дело им до этой самой культуры, им ее имущество успеть поделить бы. У них и сердце насмерть разрывается не от бедствий народа вроде всеобщего обнищания или кровавой бойни у Белого дома или «Останкино», а во время судебных тяжб за доходные помещения, прости меня, Господи!

К сожалению, уверен, что так же обстоят дела и у композиторов, и у художников, и у служителей сцены, и у архитекторов, и у кинематографистов. И только ли у них одних!

У меня складывается впечатление, что наше общество, во всеубыстряющемся темпе принялось развиваться по закону убывающего плодородия: на смену худшим приходят еще более худшие.

Не так давно мне довелось увидеть документальный фильм, в котором кинообъектив часто и подолгу останавливается на лицах членов брежневского политбюро, отснятых в разное время и в разных обстоятельствах. Зрелище, признаться, не Бог весть какое увлекательное. Но, глядя на экран, я вдруг поймал себя на удручающей мысли, что эти кремлевские старцы смотрятся сегодня куда привлекательнее и значительнее, чем нынешние российские хозяева.

Стоит лишь бегло взглянуть на новейших обитателей Кремля, дабы без труда прозреть в них пригодную предрасположенность к любому преступлению, предусмотренному Уголовным кодексом Российской Федерации, при абсолютном отсутствии хоть какого-то проблеска хотя бы относительного интеллекта.

В самом деле, куда мы катимся, если демократию у нас пестуют бывший секретарь обкома, государственное строительство — его земляк, внедрявший там марксизм-ленинизм в пределах сельского ликбеза, рыночную экономику — зав. отделом журнала «Коммунист», обороноспособность — ванька-взводный, а государственную безопасность и того пуще — недавний пожарный. Можете легко догадаться, что и смену они себе подготовят соответствующую.

И только наша, давно спятившая от собственной сервильности интеллигенция способна разглядеть в этих политических монстрах чуть ли не современное издание европейских просветителей от Дидро и Вольтера, Жан-Жака Руссо включительно. Впрочем, ей не впервой, она и Молотова с Вышинским в полные академики производила. Теперь, правда, свою лакейскую подлость на «рабскую сущность русского народа» сваливает.

Только что с нее взять, с этой нашей интеллигенции? В особенности с нынешней. Уровень ее пал так низко, что ниже уже только коммунальная кухня или полицейский участок.

Вот, к примеру, потолок ее правосознания:

«Представьте себе, Гитлер объявил, что все, кто ездит в транспорте без билета, будут расстреляны. Все подумали — шутка. Но акция была проведена, и людей расстреляли. Так немцы до сих пор без билетов не ездят… Я не жестокий человек и не предлагаю полстраны пересажать в лагеря — но если не понимают люди?! Нужно же что-то делать!»

Это любимица публики, драматическая артистка, депутат Думы в «Аргументах и фактах» о трамвайных безбилетниках. Согласитесь, такая народная избранница далеко пойдет, если, как у нас теперь говорят, ее вовремя милиция не остановит.

Вот свидетельство отношения к собственному народу: «Я абсолютно не могу себе представить, как можно любить русского за леность, за его ложь, за его бедность, за его бесхребетность, за его рабство».

Это несравненная В. Новодворская по эстонскому телевидению. Как видите, ее хоть сейчас в смирительную рубашку увязывай, а она в телевизионные звезды подхватилась.

А вот образчик ее — этой интеллигенции — культуры:

«После действительно великих и блистательных Пушкина и Лермонтова русскую литературу захлестнуло черт знает что. Какая-то извращенная кликушеская, фарисейская волна. Лев Толстой сказал: «Разве Бог дал что-нибудь одному, не дав того же другому?» Старый осел, лицемер!»

Представляю вам этого мыслителя: пародист Александр Иванов в американском «Новом русском слове». В «черт знает что» чохом зачисляются, видимо, все, начиная с Гоголя и Тургенева и кончая Достоевским и Чеховым, разумеется, как мы уже выяснили, с Толстым в придачу, не считая прочей мелюзги вроде Тютчева с Розановым и Гончарова с Блоком. Всех его собственных достижений в нашей словесности — два десятка более или менее сносных стихотворных пародий на уровне «страна — весна» и «народ — вперед», а с отечественной литературой разобрался за трех Писаревых и полдюжины Галковских сразу. Чего ему Лев Толстой или Чехов, когда он с самим Булатом Окуджавой и Геннадием Хазановым запанибрата, не говоря уже об Алле Пугачевой! Знай наших! Нам без разницы: Гоголь-моголь, Чехов-смехов, все черненькие, все прыгают! Подумаешь, классики, видали мы их в гробу и в белых тапочках. Если хотите знать, один у нас классик и тот — Боровой!

В этом духе они и принялись сегодня переписывать нашу с вами историю. У них своя табель о рангах, своя иерархия национальных ценностей. Этакий взаимовыгодный междусобойчик на похоронах отечественной культуры: друг другу по любому поводу устраиваем пышные юбилеи, раздаем ордена и премии, пишем прижизненные величания и посмертные панегирики. На кладбище, и на том кучно устраиваемся, чтобы, упаси Боже с чужаками не перепутали.

Любопытна в этом случае эволюция, которую с течением времени претерпевают мелькающие в периодике «обоймы» наших национальных мучеников и духовных учителей. В самом начале гласности и перестройки ее однозначно возглавляли Сахаров и Солженицын с добавлением двух-трех диссидентских имен из наиболее громких. Затем, годами, мало-помалу, как бы невзначай к нему, поначалу стыдливо, со временем все назойливей стали присоединять фамилии поющих гитаристов, куплетистов, пародистов, рокеров и эстрадных певцов, пока, наконец, в опубликованном недавно списке наиболее влиятельных интеллектуалов России Солженицын оказался где-то чуть выше Гребенщикова и чуть ниже Пугачевой, а Сахарову в этом списке вообще не нашлось места.

Но если наш нынешний культурный и политический истеблишмент наивно полагает, что этой его мародерской пирамидой ему удастся увенчать современную историю страны, то он глубоко заблуждается. Закон убывающего плодородия универсален и неумолим. На все оскудевающей почве посткоммунистического общества густо прорастает очередной, еще более устойчивый интеллектуальный чертополох, щедро унавоженный отходами его собственного производства. Это цепкое растение появилось на свет Божий совсем не ради того, чтобы терпеть кого-либо рядом с собой. Ему ваши гитарно-рокерные изыски и фрондерские скетчи до лампочки, ему «Мурки» и «Гопа со смыком» выше головы, чтобы культурки нахвататься и отдохнуть от трудов праведных на ниве банковского, торгового, биржевого и прочего разбоя. И ты его ндраву не препятствуй! У него разговор короткий — от живота веером и все дела!

Спрашиваете, куда дальше? А дальше, уважаемые, «сникерс» в зубы и на деревья, в невинный рай своего первобытного состояния.

Много лет тому, мой старый друг Саша Галич написал поминальную песню в честь великого поэта: «И у гроба встали мародеры и несут почетный караул».

И стоят, Саша, давно стоят! Но уже не у гроба отдельно взятого замечательного стихотворца, а у смертного изголовья целой страны. Нашей с тобой страны, Саша, России. Они хоронят ее внаглую, открыто, размашисто, никого и ничего не стесняясь, что называется, по высшему разряду, чтобы уже никогда не смогла подняться или ожить. Они теперь хозяева жизни, они теперь правят бал. Помнится, ты все время мечтал вернуться, но, увы, нам с тобой больше некуда возвращаться. Нас здесь, оказывается, «не стояло», не было, не значилось. Стояли, были, значились только они — лауреаты, депутаты, стипендиаты, члены КПСС и орденоносцы, ставшие вдруг завзятыми антикоммунистами вкупе со своими нынешними корешами из числа «крестных отцов» теневой экономики и воров в законе. Торжествующий Хам возносится сегодня над раздавленной Россией и громко смеется в лицо нам с тобой и самому Срасителю:

— Я победил тебя, Галилеянин!

Только не рановато ли?

¹⁹⁹⁴