Слово ваше будет солию растворено. (Кол. 6:6).
Неизмеримо велико значение человеческого слова. В чудно-таинственном устройстве человека, этого «малого мира», его светлая мысль родит вдохновенное слово, в нем воплощается, увековечивается; и обратно: слово, в свою очередь, возбуждает и вызывает мысль, развивает ее, совершенствует, вступает в непостижимую связь с чувством, действует на волю, – захватывает, таким образом, всю широкую область человеческой деятельности.
Не напрасно, поэтому, слово представляется глубоко важным не только в отношении эстетическом, литературном, научном и общественном: оно преисполнено и как бы насквозь проникнуто иным, высшим значением, – священным религиозным. Словом Бога создан мир изначала, словом дано откровение, словом глашали истину пророки, Словом благоволило именоваться Божество в воплощении, словом Богочеловек и Его апостолы поведали миру небесную весть спасения.
И блажен тот избранник Божества, одаренный светлою мыслью и чудным даром слова, который не употребит во зло своего дарования, который не продаст за жалкую похлебку мирских благ свое духовное первородство, который не уподобится древнему Валааму, избравшему слово проклятия народу вместо Богом заповеданного слова благословения. Блажен всякий служитель слова – писатель или оратор, поэт или проповедник, и благословенно имя его, если он не избрал это слово орудием лжи, обмана, возбуждения низменных страстей и нравственного растления. Ибо от слов твоих оправдишися, и от слов твоих осудишися, – говорит Господь в Откровении (Мф. 12:37). И не даром один из наших художников слова, современник того, кого мы ныне поминаем молитвою, приточным изображением загробной судьбы разбойника и писателя показал нам в назидание, что убийца менее вреден и скорее удостоится прощения предвечною правдой, чем дурной писатель, этот духовный разбойник, оставивший на земле в своих произведениях семена неисцельного и непрекращающегося зла.
О, как уместно и как необходимо громко и часто напоминать об этом себе и другим в наши тревожные дни! Слово человеческое ныне не хранится, как прежде, в тесном кружке близких людей, а быстро распространяется по лицу земли; его разносит по миру не одна стоустая молва, как прежде, но многочисленные, усовершенствованные и все более развивающиеся орудия гласности – почта, телеграф, телефон, газеты, листки, книги, журналы. Увековечиваются не только слова, но самый тон, выражение и звук голоса… Страшно подчас становится за эту изумительно-могучую силу слова. Страшно становится, когда видишь, как талантливые творцы слова питают изо дня в день читающую и мыслящую часть общества образами порока, греха и соблазна, не вызывая к ним отвращения, нет, – часто оправдывая, даже открыто сочувствуя им. Страшно подумать, что озверевшие подонки человеческого общества возводятся ныне в идеал, объявляются носителями обновления нашей общественности; что, под влиянием модных мыслителей, добро и зло объявляются условными; когда знаменитое – «все позволено» предлагается, как единственная норма и лозунг деятельности; когда поле изображаемой литературным словом жизни занимают нравственные дегенераты, якобы «сверхчеловеки», стоящие «по ту сторону добра и зла», а на самом деле – герои скамьи подсудимых, обыкновенные преступники, с обыкновенными низменными инстинктами, дерзость которых и нравственное бесстрашие принимаются за нравственную отвагу и силу, – достойные, конечно, и снисхождения, и сожаления, но никак не подражания. Страшно становится, когда видишь, что всякое преступление на общественном суде находит себе красноречивую защиту, вознаграждающую вещателей зла то крупною платою, часто из темного источника, то громкою популярностью, – благами, за которыми любители их едут издалека, тянутся, как будто к свету, ко всякому виду громкого преступления, чтобы защитить его прелюбодеянием слова лицемерно-красноречивого и ложно-одушевленного. Страшно становится, когда разрушительные для религии и общественности учения распространяются словом подпольной литературы, проповедуются подчас между строками и легальных газет, книг и журналов. И прямо ужасно подумать, что все это прививается и усвояется, что всем этим увлекаются ныне до потери сознания границ добра и зла, нравственно-прекрасного и безобразного, что почва для посева и возрастания такого слова человеческого, изменившего своему божественному назначению, с каждым днем становится как будто восприимчивее.
В такие дни, действительно, отрадно остановиться на образе писателя, которого мы ныне поминаем молитвою и затем венчаем заслуженною славою – созданием рукотворенного памятника от имени нашего города. Вот писатель, которые объявил, что со словом нужно обращаться крайне осторожно: «оно, по его выражению, лучший дар Бога человеку». Вот писатель, проникшийся убежденным сознанием религиозного значения слова, который смотрел на себя, как на орудие промысла, как на библейского пророка, глашатая истины; который, рисуя порок, не услаждался им и не услаждал им других; который горьким смехом посмеялся над пошлою стороною нашей действительности не для забавы и глумления, не для пошлого остроумия, а «сквозь незримые миру слезы»: он плакал над язвами нашей жизни, страдал и болел ее страданиями, он приобщился к той мировой скорби лучших писателей-печальников народа своего, которая является как бы отблеском и соучастием искупительного подвига Христова... Вот писатель, у которого сознание ответственности пред высшею правдою за его литературное слово дошло до такой степени напряженности, так глубоко охватило все его существо, что для многих казалось какою-то душевною болезнью, чем-то необычным, непонятным, ненормальным. Это был писатель и человек, который правду свою и правду жизни и миропонимания проверял только правдою Христовой.
Да, отрадно воздать молитвенное поминовение пред Богом и славу пред людьми такому именно писателю в наш век господства растленного слова, – писателю, который выполнил завет апостола: слово ваше да будет солию растворено. И много в его писаниях этой силы, предохраняющей мысль от разложения и гниения, делающей пищу духовную удобоприемлемой и легко усвояемой.
Отрадно и то, что такого писателя ценят и прославляют. Это – доброе знамение времени; это – добрый знак, что не до конца загрязнена и почва, воспринимающая слово, что многих как бы тошнит от той духовной пищи, которую им часто преподносят в современной литературе, и они ищут освежения и обновления в вечных заветах великих творцов слова минувшего времени. Такие творцы по своему значению в истории слова подобны святым отцам в православии: они поддерживают благочестивые и чистые литературные предания. В их заветах можно и объединиться, и сойтись всем представителям такого окраинного и разноплеменного города, каковым является наш Тифлис. Честь и хвала и глубокая благодарность представителям города за это чествование великого писателя земли русской; ведь в его заветах высоких и благородных мы все воспитались в годы учения и духовного-умственного и нравственного возрастания; ведь эти заветы, действительно, сильны объединить всех, кто ищет добра и любит его, кто, без партий и кличек, хочет видеть в себе и в окружающих человека в истинном и высоком значении этого слова.
Пусть же останутся эти заветы руководством и для вас, представители нашего общественного самоуправления! Создавая памятник великому писателю, столь честному в мысли и слове, вы тем самым показываете, что разделяете уроки, оставленные нам этим учителем жизни. Иначе – чествование это было бы только жалким и презренным лицемерием, одною бездушною и показною формою. Да будет и у вас слово ваше солию растворено! Благо общественное вручено заботе представителей общества, и оно выясняется обыкновенно в предварительной усиленной работе слова вашего в законных общественных собраниях. Пусть же слово это будет всегда чисто, здраво и трезво – и пусть оно будет солию растворено, т.е. не гнило, не гибельно. Пусть оно не служить для рисовки, игры и тщеславия пустым и условным красноречием, пусть не обращается оно в одно словопрение, в орудие задора и раздора, личных счетов, личных или партийных интересов, – в продажный товар, к сожалению, столь часто ныне предлагаемый на общественном рынке.
Тогда и открытое чествование великого писателя созданием ему памятника будет иметь воистину глубокое общественно-воспитательное значение. Аминь. |
