 (Чит. еванг. Мф. 18:1–7, 10–14, 19–20).
Во святом евангелии рассказывается: однажды ученики Иисуса Христа приступили к Нему и спросили: «Кто больше в царстве небесном? Иисус, призвав дитя, поставил его посреди их, и сказал: истинно говорю вам, если не обратитесь и не будете, как дети, не войдете в царство небесное. И кто примет одно такое дитя во имя Мое, тот Меня принимает» (Мф. 18:1–5).
Что прибавить к этими священными словам? И как, вдумываясь в эти слова Христовы, от всей души не приветствовать «Общество попечения о детях» с расширением его благотворительной деятельности в пользу детей, с успехом и осуществлением давно задуманного дела! (См. Отчет Правления Общества 1898 г., стр. 21–23). Без всякого сомнения, достойны полного сочувствия заботы о физическом воспитании детей, которые Общество поставило себе главной задачей. Но устройство этого дома призрения детей бедных и бесприютных и предполагаемая организация защиты детей, находящихся в исключительно тяжелых условиях, заслуживают преимущественного сочувствия и особого внимания, как высокое проявление истинно-христианской благотворительности. Здесь мы видим, как в заботах Общества о детях вполне сказался закон: любовь изобретательна на добрые дела! Действие этого закона впервые было объявлено и во всей широте применено в христианстве. Священное евангелие Господа Иисуса, эта драгоценнейшая книга, это сокровище всего святейшего, этот неисчерпаемый родник вечных истин, на каждом листе своем имеет начертанные огненными буквами божественные слова: любовь, благость, милосердие. Но среди бесчисленных проявлений любви Спасителя нашего ко всем несчастным одни беззащитные создания удостоились Его особого попечения, – и это были дети. С любовью возлагал Он на них руки и, обнимая, благословлял их (Мк. 10:16); строго запретил учениками Своими, когда они не допускали детей к Нему (Лк. 18:16); милостивый и благостный всегда и ко всеми, Он грозно предостерегал от соблазна детской души (Мф. 18:6); наконец, поставил дитя пред Собою, дал Он эту вечную и выразительную заповедь: «кто примет одно такое дитя во имя Мое, тот Меня принимает».
Не ясно ли для нашего Общества, кто является в нем первыми и святейшими представителем «попечения о детях»? Но слово Господа Иисуса указывает нам еще на других – высоких, непременных и неизменных членов и покровителей нашего Общества в светлом сонме ангелов Божиих: «Смотрите, не презирайте ни одного из малых сих, ибо говорю вами, что ангелы их на небесах всегда видят лице Отца Моего Небесного» (Мф. 18:10).
В этих трогательных проявлениях любви Иисуса Христа к детям не предносилось ли Ему и Его собственное светлое детство на лоне Пречистой Матери, в патриархальной обстановке прекрасной Галилеи и тихого Назарета, а вместе с тем не предносилось ли Ему и тяжелое воспоминание о днях первого Своего гонимого младенчества, которое началось в убогих яслях Вифлеема и омрачилось зверским убиением детей рукою свирепого Ирода? Не предносились ли и Его слушателям-евреям воспоминания о том, как некогда в Египте в тяжкую годину жизни их отцов было приказано убивать всякого новорожденного, потом бросать в реку, и как сам вождь и законодатель их Моисей спасен был для народа и для великого будущего «вынутый из воды» милосердой волей царской дочери? Не представляются ли и вам, братья, исторические воспоминания о том, как эта беспощадная жестокость к детям была в духе и нравах древнего мира: как в беспрерывных войнах истребляли младенцев, разбивая их о камни (Пс. 136:9), как в жертву гнусным идолам приносимые дети сжигались живыми, как в мировоззрении образованнейших народов допускалось и в мысли и в жизни убивать хилых детей, которые не обещали в будущем сделаться сильными воинами? (См. Всеобщ. история Виноградова. Древний мир. Стр. 11, 33, 91.)
И каким благоговением, какой благодарностью должны мы проникнуться к светлому и чистому учению Христа, принявшего под Свое покровительство беззащитное детство!
Дети, детство… Чье сердце не трепетало при этих словах, священных для всякого, напоминающих нам что-то далекое, безвозвратно минувшее, но прекрасное, светлое, дорогое и радостное?! Кто из нас, взрослых, в этих ободряющих и властных воспоминаниях детства не черпал сил для обновления и подъема жизни, для освежения душевного, для веры в добро и в людей? Кто в час ли тихой скорби, или в минуту особого задушевного настроения умиленной радости среди своих детей или в кругу близких и милых не испытывал неодолимой потребности перенестись мысленно ко временам незабвенных детских лет: льется тогда без конца тихое слово, и просветляется душа, смягчается сердце, спадает с него кора жесткости и все, навеянное суетой, сутолокой и условностями жизни; тогда в воспоминаниях, в самозабвении горим мы вновь детскими чувствами, – и думается, и чувствуется, и верится непосредственно, как во дни былые... Какой поэт не остановился пред своим детством в душевном умилении? Какая литература не посвятила детству самых чистых, возвышенных и вдохновенных страниц?! Кто и сам, смотря в детские чистые и невинные глазки, или лаская головку дитяти, не чувствовал, как и в него переходит и переливается что-то чистое и светлое? О, как часто, как часто хочется быть ребенком в царстве Божием пред Отцом Небесным и прильнуть к Нему без расхолаживающей рассудочности и в детских чистых восторгах слышать в душе своей Его таинственное, незримое шествие, и шелест риз Христовых, и трепетанье крыл ангельских: священная, незабвенная поэзия детства, исполнение слов Евангелия: «Истинно говорю вам, если не обратитесь, и не будете, как дети, не войдете в царство небесное»! (Мф. 18:3.)
Братие мои! В этих светлых образах веры, любви, окружающего родственного участия, домашней ласки, теплоты и привета – лучшая и ничем незаменимая воспитательная среда для ребенка, лучшие залоги будущего развития в человеке всего доброго, мягкого, любовного. Но если так властны над нами детские воспоминания, то как же тяжело и безотрадно положение тех, у кого собственно нет и не было детства! Кто-то сказал: «О, мое детство! посмотришь в тебя, – засмеешься радостно; еще посмотришь, – и от стыда и горя закроешь лицо руками»... И действительно, как тяжело должно быть тому, у кого вместе с представлением о минувших днях отрочества возникают картины нищеты и бесприютности, голода и одиночества, побоев и жестокости, порока чужого и собственного... Не здесь ли начало озлобления, и жестокости сердца, и угрюмого недоверия? Не здесь ли, в печальной обстановке детства, в прошлой истории человечества находят объяснение многие дурные характеры, вроде нашего Грозного? не здесь ли и ныне лежат корнями истории многих преступлений, омрачающих нашу общественную жизнь? Что скрывать: бедность, голод; недостатки, конечно, – не порок, но часто они ведут к пороку, служат школой порока и чисто-животного отношения ко всему окружающему...
Поклон же вам до земли, устроители этого дома, в котором вы даете детям – детство, это лучшее их достояние, незаменимое, неоценимое! И полной мерой да будет вам благословение от Того, Кто сказал всем ученикам Своим и последователям: «кто примет одно такое дитя во имя Мое, тот Меня принимает». Он здесь, благословляющий, благостный Покровитель детей; Он здесь, Он с нами, по Его слову: «Где двое или трое собраны во имя Мое, там и Я посреди их» (Мф. 18:20). Аминь. |
