1.

[«Возрождение» («La Renaissance»). Ежедневная газета. №57. Среда, 29 июля 1925. Paris, 1925]

Споръ есть предметное состязаніе объ истинѣ; серьезное, отвѣтственное, добросовѣстное. И если въ спорѣ этого нравственнаго уровня нѣтъ, то спорить не стоитъ: ибо, тогда самый вопросъ будетъ искаженъ и опошленъ, и рѣшеніе его будетъ отодвинуто и затруднено.

Вотъ почему я не сразу могъ заставить себя отозваться на статьи г. Демидова [1], написанныя по поводу моей публичной лекціи «О сопротивленіи злу силою» и моей статьи «Идея Корнилова». И если я отзываюсь теперь, то не ради г. Демидова, а ради тѣхъ, кто по совѣсти ищетъ правду.

По прочтеніи статей г. Демидова мнѣ стало просто стыдно за него, ибо, онъ не только самъ сочинилъ ту точку зрѣнія, которую онъ излагаетъ, какъ мою, но и всѣ самыя острыя цитаты, приписываемыя мнѣ, онъ цѣликомъ выдумалъ... И произошло это, прежде всего, потому, что онъ совершенно пренебрегъ источниками освѣдомленія: лекцію мою не слышалъ, статью просмотрѣлъ кое-какъ, а подождать два дня до выхода моей книги «О сопротивленіи злу силою» (она вышла 27 іюня) — не хотѣлъ. А жажда ниспровергнуть мою «ложь» была слишкомъ сильна. И вотъ результаты.

Ни въ статьѣ моей, ни въ лекціи (ни въ книгѣ) нѣтъ ни слова объ «организованномъ классовомъ меньшинствѣ», объ «элитѣ», о «священности» или тѣмъ болѣе о «святости» или «оправданности» меча, о томъ, что всего этого для борьбы со зломъ «достаточно», о «двухъ логическихъ состояніяхъ любви» (?!) о кострахъ «святой инквизиціи». Всѣ эти выраженія, неизвѣстно откуда имъ взятыя, онъ, однако, приводитъ въ кавычкахъ и приписываетъ мнѣ съ удивительной безотвѣтственностью...

Но дѣло не только въ мнимыхъ и ложныхъ цитатахъ. Самыя идеи, скрытыя въ нихъ и во всемъ его изложеніи, въ большей части своей сочинены имъ лично и затѣмъ приписаны мнѣ. Эти идеи нерѣдко прямо противоположны тому, что я утверждаю. И потому первое, что я сдѣлалъ по прочтеніи его статей — я далъ порученіе книжному складу выслать г. Демидову по адресу его газеты мою книгу, дабы онъ могъ на этотъ разъ собственнолично прочесть ее и устыдиться того, что онъ написалъ...

Все мое изслѣдованіе доказываетъ, что мечъ не «святъ» и не «праведенъ»; что Крестъ не мечъ и, что мечъ не есть оружіе Христа; что понужденія и меча абсолютно не достаточно для борьбы со зломъ; что зло и злой человѣкъ совсѣмъ не одно и то же и т. д. А между тѣмъ, все это и многое другое г. Демидовъ приписываетъ мнѣ. Я совсѣмъ не касаюсь въ моемъ изслѣдованіи ни вопроса о «большинствѣ» и «меньшинствѣ», ни вопроса о «демократіи», ни вопроса о «Монархіи Божіею Милостью»; но зато я подробно выясняю различіе — во-первыхъ, между «принужденіемъ», «понужденіемъ» и «насиліемъ», и, во-вторыхъ, между «неправедностью» и «грѣхомъ». И вотъ все, что г. Демидовъ уловилъ, да и то только по внѣшней видимости, это то, что я считаю государственность и мечъ пріемлемыми для православнаго христіанина. Остальное — его собственные вымыслы.

Всего замѣчательнѣе его злая выходка, которую онъ съ какимъ-то вызывающимъ самодовольствомъ повторяетъ и воспроизводитъ въ своей второй статьѣ:

«Оно такъ и подобаетъ новоявленному, тактическому послѣдователю большевиковъ, тоже открыто признающему (курсивъ мой И. И.), что «организованное классовое меньшинство» должно и имѣетъ право диктаторствовать надъ «пошло-кощунственной толпой».

И, повторивъ эту легкомысленную и злую выходку, онъ требуетъ отъ П. Б. Струве доказательствъ, что я, Ильинъ, «не принимаю къ руководству этой тактики»...

Доказывать здѣсь нечего: въ дѣйствительности, я никогда не признавалъ и нигдѣ не утверждалъ, что «оргинизованное классовое меньшинство должно и имѣетъ право диктаторствовать надъ пошло-кощунственной толпой». Классовое правленіе считаю вреднымъ и гибельнымъ для всякой страны, нарушающимъ самыя основныя аксіомы правосознанія; и много разъ, публично, въ Россіи, при большевикахъ доказывалъ это съ кафедры. Классовую диктатуру я отрицаю тѣмъ болѣе. Въ трудныя эпохи національнаго развала и опасности личная диктатура сверхклассоваго, національнаго воленаправленія, можетъ быть, однако, необходимой и спасительной. Такъ я думалъ и говорилъ и до большевиковъ, имѣя передъ глазами историческіе образы Кесаря Августа, Кромвеля, Наполеона.

Но, вѣдь, г. Демидовъ приписываетъ мнѣ сочувствіе не способу правленія большевиковъ, а ихъ тактикѣ... При этомъ онъ обязанъ знать, что тактика ихъ есть безсовѣстная демагогія, разжитаніе дурныхъ страстей, ложь, подкупъ, угашеніе духовности, поруганіе святынь, терроръ и грабежъ. Какую же инсинуацію произноситъ онъ, называя меня «тактическимъ послѣдователемъ большевиковъ»?!

Но въ этомъ онъ только остается вѣренъ духу своей газеты и ея редактора.

П. Б. Струве, съ присущей ему умственной зоркостью и терпимостью, отмѣтилъ, что философически г. Демидовъ не способенъ «ни въ точной формѣ поставить, ни до конца продумать» весь этотъ вопросъ. И онъ былъ вполнѣ правъ. Но я долженъ отъ себя и для себя договорить слѣдующее:

Было время, когда русская радикальная пресса, вопреки требованіямъ серьезности, отвѣтственности и добросовѣстности, считала допустимымъ замѣнять честныя, идейныя возраженія въ спорѣ со своими противниками — опороченіемъ ихъ добраго имени, бранью, инсинуаціей, клеветой. Считалось достаточнымъ сказать «мракобѣсъ», «зубръ», «черносотенецъ», «палачъ», «погромщикъ» — и дѣло было сдѣлано. Этотъ пріемъ и этотъ стиль господствуетъ и нынѣ въ газетахъ Третьяго Интернаціонала; но отъ этого тона недалека и русская, радикально-эмигрантская пресса. Этотъ вульгарный тонъ, этотъ дурной пріемъ опороченія стоитъ ниже того нравственнаго уровня, на которомъ стóитъ вести идейный споръ. И, если г. Демидовъ и его единомышленники будутъ и впредь сводить всякое нераздѣляемое ими и непонятное имъ воззрѣніе къ «клеветѣ» и «лжи» (статья отъ 25 іюня), или объяснять какими-либо задними соображеніями, корыстными разсчетами [2] и классовыми вожделѣніями, или же подтверждать свое изложеніе выдуманными цитатами, — то споръ съ ними будетъ сводиться къ простому разоблаченію ихъ пріемовъ, кругъ людей, желающихъ обращать на нихъ серьезное вниманіе, будетъ все суживаться, а честная струя общественнаго мнѣнія скоро найдетъ для нихъ, а, можетъ быть, и нашла уже нарицательное имя.

2.

А теперь къ тѣмъ, кто по совѣсти ищетъ правду.

Да, я утверждаю, что государственность, и мечъ, и сопротивленіе злодѣямъ силою — пріемлемы для православнаго христіанина. И, когда я говорю о «православномъ мечѣ», то я разумѣю мечъ, православно обоснованный (совсѣмъ не «оправданный», и не «освященный», и не «святой»).

Было бы невѣжественно, глупо и претенціозно, если бы я сталъ приписывать себѣ изобрѣтеніе этого обоснованія. Оно уже цѣликомъ заключено въ Апостольскихъ Посланіяхъ и пусть всякій прочтетъ написанное. Я же съ моими философскими воззрѣніями слѣдую за церковной традиціей.

Апостолъ Петръ пишетъ (I, 2. 13-10): «Итакъ, будьте покорны всякому человѣческому начальству для Бога: царю ли, какъ верховной власти, правителямъ ли, какъ отъ него посылаемымъ для наказанія преступниковъ и для поощренія дѣлающихъ добро, ибо такова есть воля Божія, чтобы мы, дѣлая добро, заграждали уста невѣжеству безумныхъ людей, какъ свободные, не какъ употребляющіе свободу для прикрытія зла, но какъ рабы Божіи».

Апостолъ Павелъ пишетъ (Римл. 13, 3-5):

«Ибо начальствующіе страшны не для добрыхъ дѣлъ, но для злыхъ. Хочешь ли не бояться власти? Дѣлай добро и получишь похвалу отъ нея. Ибо начальникъ естъ Божій слуга тебѣ на добро. Если же дѣлаешь зло, бойся, ибо онъ не напрасно носитъ мечъ: онъ Божій слуга, отмститель въ наказаніе дѣлающему злое. И потому надобно повиноваться не только изъ страха наказанія, но и по совѣсти».

Итакъ, идея о томъ, что государственный властитель носитъ мечъ именно въ качествѣ Божьяго слуги для наказанія преступниковъ и злодѣевъ и для загражденія устъ безумныхъ людей — есть идея Апостольская, древнехристіанская и православная; и «православный» человѣкъ, желающій ее отвергнуть и не желающій здѣсь ничего ни «додумать», ни «дочувствовать», долженъ пересмотрѣть вопросъ о своей принадлежности къ православію. А до тѣхъ поръ, пока онъ этого не сдѣлаетъ, ему надлежитъ осторожнѣе судить объ «антихристіанской» природѣ идей, высказанныхъ первыми Апостолами.

Въ приведенныхъ мудрыхъ словахъ Апостольскихъ все выговорено опредѣлительно и недвусмысленно: и задача правителя, и цѣль для коей онъ носитъ мечъ, и критерій истиннаго правленія, и допустимость казни, и мѣра примѣнимости меча. Пусть только ищущій умъ безпристрастно и глубоко вдумается и вчувствуется въ каждое слово. И сколько бы сентиментальное воображеніе ни ужасалось при словѣ «палачъ» и ни взывало къ непротивленію, — смертная казнь для злодѣя здѣсь допущена, какъ необходимость.

Что же, значить, она «оправдана» и «освящена»? Значитъ, она «священна» и «свята»? И, значитъ, кромѣ «меча» и «палача» ничего не нужно?

Нѣтъ, не значитъ!

Допустить, какъ необходимость, не значитъ «оправдать». И казнь здѣсь не оправдана, и не освящена, и не свята, и не священна. А только допущена, т. е. не воспрещена и не отвергнута, и не проклята, а прямо предуказанна въ мѣру ея необходимости и примѣнительно къ злодѣямъ. И надо все сдѣлать, чтобы мечъ и палачъ были не нужны; и послѣ этого, если они все-таки будутъ необходимы, надо принять ихъ.

По мнѣнію сентиментальнаго непротивленца эти указанія и выводы имѣютъ «антихристіанскую» природу: здѣсь конецъ христіанству и «дальше учиться нечему»...

На самомъ дѣлѣ все обстоитъ, какъ разъ обратно: человѣкъ, отрицающій государственность и мечъ, и считающій, что христіанская любовь есть синонимъ безпредметнаго, сентиментальнаго всему сочувстія — долженъ по истинѣ сѣсть на ученическую скамью и учиться всему заново.

И, пересматривая свои несостоятельные и вредные предразсудки по вопросу о смертной казни, пусть онъ, между прочимъ, прочтетъ со вниманіемъ, что написано объ этомъ предметѣ русскимъ православнымъ мыслителемъ, съ душою нѣжною и дѣтски-чистою — Василіемъ Андреевичемъ Жуковскимъ. Въ своемъ глубокомъ и полномъ искренняго религіознаго чувства очеркѣ «О смертной казни» [3], поэтъ ставитъ вопросъ о томъ, какъ надлежитъ поставить самую процедуру казни для того, чтобы она не развращала людей, а воспитывала ихъ въ христіанскомъ духѣ взаимной любви, покаянія, и совмѣстной молитвы...

Но прежде всего, ищущему правды непротивленцу необходимо понять, что всѣ обывательскіе подходы, понятія, смѣшенія, слова — здѣсь абсолютно недопустимы. Эта проблема глубока и трудна; она требуетъ не только новыхъ понятій, по обновленія всего духовнаго опыта, — долгой, углубленной, подготовительной работы и обостреннаго чувства отвѣтственности. И, конечно, — познаній.

Позволительно ли, напримѣръ, утверждать, что «воинъ послѣ войны и убійства — не герой съ точки зрѣнія церкви, а грѣшникъ»? (статья г. Д. отъ 25 іюня).

Въ тринадцатомъ каноническомъ правилѣ св. Василія Великаго читаемъ:

«Убіеніе на брани отцы наши не вмѣняли за убійство, извиняя, какъ мнится мнѣ, поборниковъ цѣломудрія и благочестія»...

Въ каноническомъ посланіи св. Аѳанасія Великаго къ Аммуну Монаху мы читаемъ:

«Не позволительно убивать: но убивать враговъ на брани и законно, и похвалы достойно. Тако великихъ почестей сподобляются доблестные въ брани и воздвигаются имъ столпы, возвѣщающіе прево/с. 3/ сходныя ихъ дѣянія. Такимъ образомъ, одно и то же, смотря по времени и въ нѣкоторыхъ обстоятельствахъ, не позволительно, а въ другихъ обстоятельствахъ и благовременно, допускается и позволяется».

Но сентиментальный обыватель и здѣсь, вѣроятно, откажется «додумывать»... Что же, спроситъ онъ, этимъ «освящены» и «оправданы» войны?

Вопросъ не будетъ разрѣшенъ, пока мысль и чувство не додумаютъ и не научатся различать «неправедность» и «грѣхъ»...

Позволительно ли въ связи съ этимъ утверждать, что «война» «по ученію православной церкви» есть «грѣхъ»?

Въ православномъ Требникѣ въ «Чинѣ благословенія воинскихъ оружій» читаемъ: «сія носити ко укрѣпленію и заступленію Церкве Твоея святыя, сирыхъ же и вдовицъ, и на земли сущаго святого достоянія Твоего желающаго, силу и крѣпость подаждь»...

Тамъ же въ «Чинѣ освященія знаменъ» — въ молитвѣ о воинахъ: «научи ихъ и вразуми, спаси, защити, сохрани, очисти и радости духовныя исполни»...

А въ «Молебномъ пѣніи противу супостатовъ»?

А въ «Чинѣ благословенія воднаго судна ратнаго, на сопротивныя отпущаемаго»?

Что же «православный» непротивленецъ и здѣсь не захочетъ «додумывать»?

Или онъ скажетъ, упорствуя, что Церковь благословляетъ на «грѣхъ» и, моля о побѣдѣ, молитъ о преуспѣяніи во «грѣхахъ»? Но это до него уже говорилъ Л. Толстой; и говорилъ онъ это не отъ православія...

Прежде, чѣмъ судить объ этомъ вопросѣ, непротивленцу слѣдуетъ ознакомиться съ малымъ Катехизисомъ Митрополита Филарета, написаннымъ особо «для военнаго сословія»; и съ сочиненіями Митрополита Антонія, написанными для военныхъ, и съ Катехизисомъ того же автора, недавно вышедшимъ въ свѣтъ. И при всемъ томъ я сознательно не упоминаю о всей святоотеческой литературѣ вопроса, на коей основываются наши Святители, — объ Іоаннѣ Златоустомъ, объ Амвросіи Медіоланскомъ и о многихъ другихъ...

Не христіанство ли воспитало въ насъ здоровыя и глубокія основы правосознанія и государственности? Что же, оно воспитало ихъ, отвергая понужденіе и пресѣченіе и проповѣдуя непротивленчество? Кто же изъ русскихъ православныхъ великихъ Святителей, строившихъ Русь, училъ непротивленчеству? Ѳеодосій Печерскій? Или Епископы, совѣтовавшіе Владиміру Святому казнить разбойниковъ (С. Соловьевъ. Исторія Россіи, т. 1. гл. 7)? Или Сергій Радонежскій? Или Петръ, Алексій, Іона и Филиппъ? Или Гермогенъ? Или Филаретъ и Никонъ? Или Серафимъ Саровскій? Или старцы нашихъ дней?

Умно ли ссылаться на грабежи крестоносцевъ? Развѣ употребленіе оружія во зло дѣлаетъ невозможнымъ употребленіе его во благо? И что можетъ всему этому противопоставить сентиментальный аполитистъ и толстовствующій непротивленецъ?

Свое личное «не пріемлю»? Но не скромнѣе ли признать, что это личное «не пріемлю» имѣетъ не общее и не публичное значеніе, а представляетъ развѣ лишь автобіографическій интересъ?

Знаю, что не въ газетной полемикѣ разрѣшать великіе вопросы религіознаго, нравственнаго и государственнаго сознанія. Здѣсь необходимо уравновѣшанное, полное чувства отвѣтственности за каждое произнесенное слово, религіозно-философское изслѣдованіе. И къ нему я отсылаю тѣхъ, кто дѣйствительно ищетъ правду.

Но пусть никто не подходитъ къ этимъ вопросамъ такъ, какъ дѣлаетъ это г. Демидовъ.

Примѣчанія:
[1] «Послѣднія Новости» отъ 25 іюня и отъ 2 іюля.
[2] Срв. въ той же статьѣ: «для себя считаютъ зломъ», «соображенія о выгодности» и т. д.
[3] Имѣется даже въ однотомномъ собраніи сочиненій.